"Власовщина. РОА: белые пятна." - читать интересную книгу автора (Филатов Виктор Иванович)

Сколько лиц было у генерала Власова?

I

По утверждению агитпропа КПСС, в войне Германия — СССР сражались две системы: капиталистическая и социалистическая, а победу одержала социалистическая. Такой взгляд на Великую Отечественную войну исключает из нее человека и уж тем более какую-то конкретную нацию. Отсюда — «сражающаяся партия» и «сражающийся комсомол», «подпольные обкомы» и «подпольные райкомы», отсюда «превосходство марксистско-ленинской идеологии», «коллективных хозяйств», то есть колхозов и совхозов, «плановая экономика» и т. п. Ну и, естественно, один — Вождь. Короче, воюют две системы. За что? Чтобы доказать, чья кем-то придуманная система лучше. Но система, победившая в такой войне, в которой погибли десятки миллионов человек, такая система ничего не доказывает. Когда воюют две системы — это воюют две партии. А в партии сбиваются, как известно, только серые и слабые. Сильному партия не нужна. Пролетарский поэт растолковывал: «единица — ноль». И естественно, что вся история Великой Отечественной войны писалась и написана как Победа Системы.

Социалистическую систему, через моря крови и миллионы трупов русских людей, установили сионисты с их колхозами-кибуцами и ЦК-Кагалом. Система функционировала с наганом у виска русского. Если у партии есть своя Ч К и своя РККА — это уже не Партия, а расстрельная «тройка». В «тройку», между прочим, входил всегда чекист, военный и секретарь райкома. По крайней мере, до 1939 года ЧК сплошь состояла из евреев и латышей. В «тройку» от РККА входили исключительно комиссары, а по крайней мере до 1939 года ими были поголовно Троцкие-Бронштейны и Гамарники. Про секретарей райкома в этом смысле и говорить нечего — все мехлисы и кагановичи. Система — это магнит, который из кучи вытаскивает только железо. Александр Матросов не был ни человеком системы, ни ее винтиком, он был изгоем ее — зэком, валил лес в Пермской области. Система вытащила его оттуда, навесила в Тоцких лагерях вместо ээковского номера знак члена ВЛКСМ, бросила на фронт и там из совершенно русского порыва его нарисовала свой еще один символ. Ворохом романов, рассказов, повестей, кинофильмов, поэм и стихов Система пыталась объяснить необъяснимое: Матросов на лесоповале — враг Системы и Матросов грудью на амбразуре — символ самопожертвования ради Системы.

Самая умилительная байка Системы была: русский, отсидевший в ГУЛАГе, который организовал и которым руководил бессменно Берман, ни зла, ни обиды на Систему потом никогда не держал. Он даже, мол, благодарен был ей за воспитание — так приучали целовать хлыст надсмотрщика, лизать сапог насильника. Этой байке в конце концов стали верить сами берманы и мехлисы, рассуждая о том, что с русским можно разговаривать только матом, а давать можно только в ухо. Человек, отсидевший в лагере или в тюрьме, — навсегда враг режима. Сколько отсидевших — столько и врагов советской власти.

У Системы нет ни героев, ни врагов. У Системы есть только функционеры. Русский рядовой Матросов — герой, хотя еще вчера он был посажен Системой за колючую проволоку. Русский генерал Власов — враг, хотя еще вчера Система печатала его портрет в «Красной звезде» (главным редактором которой был некто Ортенберг) рядом с портретом Жукова как одного из полководцев, выигравших гигантскую битву под Москвой.

С точки зрения Системы, тут все логично, потому что для нее нет личности, для нее важна функция — выполняет в данную минуту ее тот или иной человек или не выполняет. Системе не дано осмыслить, ибо у нее не было и нет мозгов, что зэк Матросов и рядовой Матросов грудью на амбразуре — это просто русский человек. Для русского нет загадки, как это вчерашний заключенный сегодня совершил подвиг, которым до сих пор восхищается все человечество. Ей не дано понять, что генерал Власов и предатель Власов — это один и тот же русский человек безо всяких швов и заклепок. Для русского нет в том загадки, что вчерашний спаситель Москвы от фашистской оккупации сегодня работает с ними рука об руку. Система все это отрицает, потому что такого человека, как русский, у нее нет, а есть член партии, член ВЛКСМ, генерал Красной Армии, чекист, работник райкома партии, наконец, на крайний случай есть и советский человек… Система уверена, что каждый живет либо по уставу партии, либо по уставу ВЛКСМ, а все военные еще и по своим уставам. У функционера нет Родины, у функционера есть только Система. Система не представляет себе, что русский может жить по законам русской души и в своих поступках руководствоваться зовом только русских предков. Ей не дано понять, что Матросов и в лагере, и на фронте был русским человеком, а Власов до конца дней своих только защищал Россию. Для того чтобы все это понять, нужно иметь русский ум и русскую душу. Но все это уже не про Систему.

В этом смысле характерно, что у Системы вообще нет врагов среди евреев и латышей, среди эстонцев и литовцев, даже редактировавший немецкую газету во времена Власова в Берлине бывший старший лейтенант Красной Армии татарин Муса Джалиль и тот нацгерой. Враги исключительно из русских, от генерала Корнилова до генерала Власова и где-то до генерала Жукова, а из современных — все враги: Варенников, Язов, Ачалов… Почему так? И еще, почему у Системы нет даже намека на символ врага среди рядовых, а только среди генералов? У гоев не должно быть своих пастырей. Действительно, до сих пор вызывает удивление, с какой быстротой, почти в ту же минуту, как оказался в плену, генерал Власов согласился работать на немцев. Система объявила, что генерал Власов — предатель Родины, хотя в войне участвовала не Родина, а Система. За что воевали? В книге Абрамовича, изданной в Израиле, так прямо и сказано: за спасение 500-тысячной еврейской диаспоры, которая проживала в 1941 году в СССР.

Но, даже через черный асфальт прорастает зеленая трава. Система — это асфальт, национализм — зеленая трава. Как говорится, трава отдельно, асфальт отдельно. Можно войну рассматривать с точки зрения двух Систем. Но можно теперь попытаться осмыслить ее и как борьбу фашистской Системы с русскими, германского нацизма с русским национализмом. Национализм, как известно, — это национальные чувства плюс патриотизм. В 1937 году вдруг обнаружилось, что Система начала прорастать Русью. Уничтожался чертополох Ягод-Иегуд. Система выплывала на русские просторы. Система всегда против нации, однако 22 июня 1941 года интересы социалистической Системы и интересы русской нации оказались, что называется, в одной корзинке: под напором германского нацизма вместе с соцСистемой должна была исчезнуть и русская нация как таковая. После первого месяца войны это поняли все, хотя в тот момент между соцСистемой и русским национализмом был, что называется, некий люфт. В считанные дни первого периода войны этот люфт был почти ликвидирован. Вместо «товарищи», вместо «коммунисты и комсомольцы» Сталин сказал по-русски — «братья и сестры». Вместо Маркса и Энгельса на знаменах появились Дмитрий Донской и Александр Невский. Не было ни одной дивизии имени Маркса или Энгельса, но появились дивизии, награжденные орденами Александра Невского, Михаила Кутузова… В 1941 году уже в июле все знали: фашисты целят в большевиков-интернационалистов, а попадут в русских националистов. В 1985 году люди оказались слепы, они думали, что Запад целит в КПСС, в Советы, и он именно в них попадет, но Запад, как ив 1941 году, целил в КПСС, а попал в Россию, целил, как в 1941 году, в Советы, а попал в русские деревни и города. Началось уничтожение русских.

Через месяц после начала войны русский национализм стал главенствующей силой на всех фронтах и в тылу. Поселился он и в высоких кабинетах. Сын Сталина, Яков, в 1941 году попал в плен к немцам. Его там много допрашивали, беседовали с ним. Вот какое резюме сделали немцы из этих допросов и бесед с Яковом Сталиным:

«Сталин, по мнению Якова Джугашвили, сына Сталина, боится русского национального движения. Создание оппозиционного Сталину национального русского правительства могло бы подготовить путь к скорой победе».[1] Этот вывод был «переслан в ставку фюрера».[2]

А когда национализм становится главенствующей силой в стране, то такие понятия, как «разгром», «оккупация», «окружение», «плен», «отсутствие винтовок», «нехватка боеприпасов», «утрата территорий» — все это теряет смысл катастрофы и поражения, приобретает второстепенное и побочное значение. Война начинает вестись совершенно по другим правилам и законам. К уму нации прибавляется еще и инстинкт нации, носителем какового является простой народ. Совершенно на бытовом уровне народ начинает воспринимать все эти: «плен», «утрата территории», «оккупация», — а на бытовом уровне, как известно, государственных и национальных катастроф не бывает. Систему можно разобрать до винтика и отправить в металлолом, нацию до винтика разобрать нельзя, она жива, пока жив хоть один русский. Система всегда находится в своем, более или менее доброжелательном окружении, нация почти всегда — во враждебном. Это ее естественная среда обитания, потому она не признает смертельными условия «окружения» и «оккупации». Есть только борьба, когда вокруг враг. Форму борьбы диктует расстояние — насколько близко враг.

На таком национальном фоне продуктивно ли попытаться рассмотреть судьбу того же, к примеру, генерала Власова? Начать, пожалуй, надо с 30 июля 1946 года, когда состоялось закрытое судебное заседание военной коллегии Верховного суда СССР. Председательствовали на нем — генерал-полковник юстиции Ульрих, Ф. Каравайков и полковник юстиции Г. Данилов; секретари: подполковник юстиции М. Почиталин и майор юстиции А. Мазур.

«В 12 часов 05 минут председательствующий открыл судебное заседание и объявил, что подлежит рассмотрению в закрытом судебном заседании, без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей, дело по обвинению: Власова А.А., Малышкина В.Ф., Жиленкова Г.Н., Трухина Ф.И., Благовещенского И.А., Закутного Д.Е., Мальцева В.И., Буняченко С.К., Зверева Г.А., Меандрова М.А., Корбукова В.Д. и Шатова Н.С., «преданных суду военной коллегии Верховного суда СССР за совершение преступлений, предусмотренных статьей 1-й Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года и статьями 58–16, 58-8, 58-9, 58–10 ч. II и 58–11 УК РСФСР».

Одним словом, разговор Ульриха и Власова идет, можно сказать, с глазу на глаз. Секретарь, как и положено ему, докладывает о том, что все подсудимые, указанные в обвинительном заключении, доставлены в суд под конвоем и находятся в зале судебного заседания. Пунктуально соблюдая порядок, председательствующий удостоверяется в самоличности подсудимых. Ульрих каждому из них задает вопросы, касающиеся биографии подсудимых. В данном случае нас интересует подсудимый Благовещенский. На вопрос Ульриха он отвечает:

«Благовещенский Иван Алексеевич, 1893 г.р.,

уроженец г. Юрьевец Ивановской области,

русский,

бывший член ВКП(б) с 1921 года,

имею образование общее — низшее, военное — высшее, в 1931 году закончил Академию имени Фрунзе и в 1937 году Академию Генерального штаба, в Красной Армии с 1918 года, последняя занимаемая мною должность в Красной Армии — начальник Военно-Морского училища ПВО в г. Либава и имел звание генерал-майор береговой службы».

Удостоверившись в «самоличности» всех подсудимых, Ульрих разъяснил подсудимым их права во время судебного следствия и спросил, имеют ли они какие-либо ходатайства и заявления до начала судебного следствия? И тут вдруг поднялся Благовещенский и сказал:

— Я прошу предоставить мне возможность написать письменное объяснение по делу, а в соответствии с этим возникает и вопрос о вызове в суд по моему делу свидетелей.

Ульрих побледнел, и его маленькие глазки за толстыми стеклами очков стали квадратиками. Он знал, ему на самом верху было сказано, что этот процесс только формальность, никакой «борьбы сторон» на нем не будет, и вдруг этот Благовещенский с «возможностью написать» что-то, но самое ужасное — «вопрос о вызове в суд по моему делу свидетелей». Ульрих вперивал взгляд в бумаги перед собой, потом поднимал глаза на Благовещенского и рассматривал его, будто не узнавал. В глазах Ульриха можно было прочесть и непонимание, и страх, и ненависть. Нахохлившийся, он был похож на загнанного в угол зверька. Ульрих стал совещаться с членами военной коллегии, что сидели от него справа и слева. Ни Каравайков, ни Данилов никакого злого умысла в просьбе Благовещенского не увидели, и Ульрих принял решение: «Ходатайство подсудимого Благовещенского разрешить в процессе судебного следствия». Он знал: когда Благовещенский вернется в камеру, с ним там разберутся насчет «свидетелей».

«От других подсудимых ходатайств и заявлений до начала судебного следствия не поступало», — фиксирует протокол.

Судебное заседание покатилось по своей колее. По предложению председательствующего секретарь огласил обвинительное заключение и определение подготовительного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР от 27 июля 1946 года по делу Власова, Малышкина и др. После этого председательствующий стал задавать всем один и тот же вопрос:

— Подсудимый Власов, признаете ли вы себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Подсудимый Власов: — Да, признаю.

Признали свою вину все. Дошла очередь до «подсудимого Благовещенского». И вот что тот ответил Ульриху.

Подсудимый Благовещенский: — Я признаю себя виновным частично. В обвинительном заключении указано, что после капитуляции гитлеровской Германии Благовещенский бежал в зону американских войск и предпринял попытки вступить в переговоры по предоставлению убежища членам КОНР.[3] Это не соответствует действительности, а наоборот, сам лично добровольно явился и сдался органам советской власти.

В антисоветскую организацию, возглавляемую Власовым, я вступил, хотя и не имел на это прямых указаний от Советских органов, с целью подрыва этой организации изнутри, с целью разлагательской работы.[4] Свою деятельность на оккупированной немцами территории полностью признаю».

«…Я вступил, хотя и не имел на это прямых указаний советских органов…» Разговор идет, как говорится, без свидетелей, за закрытыми дверями, что-то вроде прогона перед спектаклем на публике, — и вдруг такое заявление подсудимого. Во-первых, что имеет в виду Благовещенский, когда говорит «советские органы»? Абзацем выше он показывает: «я… сам лично добровольно сдался Органам советской власти», то есть военной контрразведке, военной разведке — кому-то из наших спецслужб. Во-вторых, откуда такой пассаж: «я вступил, хотя и не имел на это прямых указаний от советских органов»? На что намекает Благовещенский? Какой здесь подтекст и опасность для дальнейшего ведения процесса Ульрихом? Остальные, они что, «имели на это прямые указания советских органов»? К примеру, сам Власов? К тому же «в соответствии с этим возникает и вопрос о вызове в суд по моему[5] делу свидетелей». А это что еще за свидетели? Кто они? Что должны засвидетельствовать? То, что Благовещенский без разрешения «советских органов» вступил в организацию Власова или что Власов создал организацию с разрешения «советских органов» и, следовательно, Благовещенский работал, как и все, на советскую власть и ни в чем не виновен? А может быть, все проще: Благовещенский чувствует — завтра в открытом заседании будет полный спектакль, потому как он знает или, по крайней мере, догадывается: Власов и, может быть, остальные, кроме него, Благовещенского, — «с разрешения советских органов», а только он один без «разрешения советских органов» — настоящий предатель, и завтрашний приговор будет приведен в исполнение только в отношении его, Благовещенского? Статьи УК РСФСР, по которым предъявлены обвинения 12 подсудимым во главе с Власовым, почти все «через повешение». Как далек от истины Благовещенский, заговоривший так некстати о «разрешении советских органов» на предательство?

О том, что генерал Власов предатель № 1, написано много и подробно. Немало написал на сей счет и автор этих строк. О том, как генерал Власов стал предателем, написано столь же много. У нас в стране генерал Власов, бесспорно, предатель № 1, на Западе генерал Власов, бесспорно, борец № 1 со Сталиным. И те и другие свою точку зрения обосновывают почти на одних и тех же событиях и документах. Вообще странный какой-то этот Власов, если повнимательнее и поспокойнее приглядеться к нему. Вот он — борец № 1 со Сталиным. «Власов тщеславен, самолюбив и высокомерен, — пишет один из авторов. — Всем своим поведением у немцев и внешним видом стремился показать себя незаурядным государственным деятелем и военачальником, прямо скажем, копировал позу Керенского. В то время, как все власовцы, включая и его приближенных, носили военную форму РОА, очень схожую с формой военнослужащих германской армии, Власов носил свою собственную форму, отличную как от немецкой, так. и от РОА, — френч военного образца с большими накладными карманами и шинелью без погон, но брюки с лампасами. Излюбленная поза при разговорах с людьми — большой палец правой руки засунут под борт френча или шинели на груди, а ладонь поверх борта». Ну прямо что ни деталь, то какой-то таинственный смысл и символ. А между тем, кто помнит, кто видел в кинохронике Сталина, тот без труда увидит, что именно Сталин носил «френч военного образца с большими накладными карманами», что именно Сталин носил «шинель без погон», что именно Сталин носил «брюки с лампасами» при шинели без погон, что именно у Сталина «большой палец правой руки засунут под борт френча или шинели», вспомните фотографию или кадры хроники, где Сталин выступает на Красной площади 7 ноября 1941 года.

Однажды я, в качестве специального корреспондента «Красной звезды», ходил на учебном корабле на Кубу и в Колумбию. Едва ступив на трап этого корабля, я обратил внимание на то, что буквально у каждого матроса, старшины, мичмана и офицера — усики. Не усы, а усики — этакие щеголеватые шнурочки по верхней губе. Они не портили ни одного увиденного мной лица. Еще я обратил внимание, что обладатели этих усиков постоянно старались улыбаться, лица их при разговоре как-то по-особому оживлялись и даже светились. Каково же было мое удивление, когда я, открыв дверь в каюту командира корабля, увидел за столом сидящего капитан-лейтенанта с еще более щеголеватыми усиками-шнурочками на губе. Лицо у командира было приветливое и улыбчивое, такие лица я только что видел у моряков, когда шел в каюту командира.

Поход был длительный — три месяца. Я, как говорится, хорошо рассмотрел за этот срок капитан-лейтенанта Браткова, такая была фамилия у командира того учебного корабля. Окончил он в свое время училище радиоэлектроники имени Попова — лучшее, что у нас было по этой специальности. При проходе Ла-Манша у нас вышел из строя один из бортовых локаторов. В таком проливе, как Ла-Манш, по которому проходит 70 процентов всех кораблей и судов мирового флота, без локатора — трагедия, катастрофа. Электронщики корабля только беспомощно разводили руками. Командир разложил в коридоре простыни схем станции и нашел-таки неисправность. Экипаж восторженно гудел. Заходя в кубрики, я видел, что многие матросы в свободные часы занимались: кто резьбой по дереву, кто чеканкой, кто рисовал. Потом, сидя в каюте командира, я обнаружил на переборках и чеканку, и резьбу, и рисунки. Время от времени в каюту проскальзывал кто-либо из матросов, и командир растолковывал ему, как резать по дереву или управляться с латунным листом. Оказалось, что командир сам рисует, режет по дереву, занимается чеканкой по металлу. У меня дома до сих пор висит собственноручная чеканка командира Браткова — изумительное произведение искусства… Экипаж корабля буквально боготворил командира. Матросы даже говорили, как командир, даже походка у них была командира Браткова… Такова сила примера любимого командира.

Но здесь я не спорю, может быть, генерал русский, националист русский — Власов и вправду «работал» под масона и иудея Керенского. И все-таки, почему, допустим, под Керенского? Почему генерал и предатель? Почему русский националист генерал Власов и против русских? Почему за каких-нибудь 5–6 месяцев до ухода Власова к немцам Жуков пишет на него собственноручно блестящую характеристику. Или почему в «Обвинительном заключении» нет ни слова о том, что Власов и его приближенные сами убивали или истязали кого-либо или совершали иные подобные действия? Почему тех, с кем генерал Власов предавал Родину, он называет не иначе как «охвостьем» и «подонками»? Этих «почему», в общем-то, вглядываясь в генерала Власова, сегодня возникает множество. Почему, почему, почему?… Отчего все-таки не посмотреть, хоть одним глазком, на генерала Власова не как на предателя № 1, а как, допустим, на русского генерала Власова, выполнявшего, к примеру, в германском «Великом рейхе» специальное задание? Еще в 1965 году в ФРГ вышла в свет книга Свена Стеенберга о генерале Власове с таким названием: «Власов — предатель или патриот?» Естественно, у Стеенберга Власов и власовцы — «идейные противники Советского Союза». Подтянул под себя генерала Власова и Солженицын, у него Власов, конечно, борец против Сталина. На Западе еще в 70-е годы был снят фильм о генерале Власове, его там крутят время от времени по ТВ. Генерал Власов в фильме — враг Сталина, сталинщины, большевиков, СССР и, естественно, — друг Гитлера, немцев. Запада.

Под рубрикой «Исследуя судебные материалы» в «Военно-историческом журнале» № б за 1990 год напечатано очень интересное исследование под названием «Иуды» с подзаголовком «Власовцы на службе фашизма». Его авторы главный военный прокурор генерал-лейтенант юстиции А.Ф. Катусев и капитан 1-го ранга В.Г. Оппоков. Они констатируют:

«Взаимоотношения марионеточной «освободительной» армии со своими «хозяевами» были довольно СЛОЖНЫМИ И ЗАПУТАННЫМИ.[6] Командование вермахта в целях пропаганды, стремясь придать РОА «патриотический, добровольческий» характер, на всех перекрестках объявляло о самостоятельности «команды Власова», дескать, лучшие представители русского народа, да и сам народ восстал против Советов. Но… заставляло представителей вермахта держать командование и личный состав РОА под неусыпным строжайшим наблюдением, на любом участке иметь своих инструкторов и наблюдателей, а для пущей надежности сделать и «освободителей» агентами и осведомителями гестапо. Отнюдь не случайно в материалах, хранящихся в уголовном деле Власова и его сообщников, множество разноречивых показаний».[7]

Начнем с того, что авторы дотошно и добросовестно проштудировали все 29 томов уголовного дела «власовского ядра» — двенадцати бывших советских генералов и старших офицеров. Один из авторов — Главный военный прокурор, для него, кажется, нет и не может быть закрытых документов по этому «уголовному делу», он «хозяин» этих документов, все они в его ведомстве; он — генерал-лейтенант юстиции — специалист высшей квалификации… И вдруг — оброненная как бы мимоходом фраза:

«Взаимоотношения марионеточной «освободительной» армии со своими «хозяевами» были довольно сложными и запутанными», а чуть ниже опять неутешительная констатация: «…в уголовном деле Власова и его сообщников множество разноречивых показаний». Для кого «разноречивые»? Для кого запутанные? «Разноречивыми» и «запутанными» они остались и в конце 29-го тома этого «уголовного дела»? «Разноречивыми» и «запутанными» они остались и для Главного военного прокурора, после исследования им 29 томов «дела» 44 года спустя? Так распутали или не распутали в закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР в июле 1946 года под председательством генерал-полковника Ульриха В. В. «взаимоотношения» Власова и «власовского ядра» с немцами — это ведь «ядро» всего «дела»? Вроде, получается, как не распутали. Тогда почему вынесли всем смертный приговор?

В исследовании авторы приводят один из примеров этого «сложного и запутанного».

«Так, бывший начальник разведшколы Комитета освобождения народов России Беккер показывал:

«…немцы представляли «отделу безопасности» КОНР возможность самостоятельно проводить свою работу в частях РОА и готовить агентуру для заброски в тыл Советского Союза… Материальные расходы, связанные с подготовкой и переброской агентуры в Советский Союз, СД брало на себя… Власов не только был осведомлен о деятельности разведшколы, но непосредственно ею руководил и направлял ее работу…»

Авторы замечают по этому поводу, что «сам же Власов по-иному оценивал предоставленные ему «ответственность и самостоятельность». Вот что он сообщил на одном из допросов:

«…Должен признать, что после создания мною в ноябре 1944 года по указанию Гиммлера Комитета освобождения народов России СД предложило мне организовать подготовку и засылку диверсантов в тыл советских войск. В декабре 1944 года вместе с постоянным представителем Гиммлера при мне обер-фюрером СС Крегером ко мне явился штурмбаннфюрер СС Радецкий, который заявил, что ему руководством СД поручено договориться со мной о совместном налаживании диверсионной деятельности на советской территории… Я заявил Радецкому, что надо готовить тысячи таких агентов, которые могли бы после переброски в СССР стать руководителями повстанческих отрядов, наносящих удары Красной Армии с тыла».


Иными словами, Власов берет на себя еще большую вину, он не делит ее с Радецким, который договаривался с ним «о совместном налаживании диверсионной деятельности на советской территории». Почему действительно так странно ведет себя на допросе Власов? Он же не враг себе. И потом, что за причина была «отшивать» Радецкого от совместной работы по подготовке диверсантов для заброски «на советскую территорию»? Зачем Власову понадобилось пугать Радецкого несусветными масштабами подготовки диверсантов: «что надо готовить тысячи таких агентов, которые могли бы после переброски в СССР стать руководителями повстанческих отрядов, наносящих удары Красной Армии с тыла»? О каких тысячах агентов такого класса и уровня, чтобы каждый из них стал руководителем «повстанческих отрядов», вообще идет речь? Зачем Власов блефует? Он же знает, что сделать этого невозможно. Физически невозможно. Чтобы Радецкий перепугался огромности работы и сам отказался от совместной деятельности? Зачем? Может, потому, что как раз очень хорошо знал Власов: немцы стараются «держать командование и личный состав РОА под неусыпным строжайшим наблюдением, на любом участке иметь своих инструкторов и наблюдателей»? Допустим, Радецкий тот самый их «наблюдатель», и что из этого следует? Власов-то еще больше для немцев свой, чем какой-то Радецкий. Почему он хочет избавиться от Радецкого? К сожалению, ни следователь, ни те, кто вел судебное заседание, этого вопроса Власову так и не задали. Почему? К сожалению, и наши исследователи не задали себе этого вопроса, а только констатировали «довольно сложные и запутанные» взаимоотношения марионеточной «освободительной» армии со своими «хозяевами». Однако сегодня этого уже недостаточно…

Есть и другое «сложное и запутанное». К примеру, «генерал Власов родился в 1901 г. в Центральной России», — так в начале августа 1942 года записал в протоколе допроса генерала А. А. Власова представитель Министерства иностранных дел Германии Хильгер, бывший советник германского посольства в СССР. 16 апреля 1940 года командир 99-й стрелковой дивизии комбриг А. Власов писал в автобиографии:

«Родился 1 сентября 1901 года в с. Ломакино Гагинского района Горьковской области (с. Ломакино Покровской волости Сергачского уезда Нижегородской губернии) в семье крестьянина-кустаря. Жена Анна Михайловна Власова (девичья фамилия Воронина) уроженка той же местности.

Главное занятие родителей моих и жены до Октябрьской революции и после — земледелие. Хозяйство имели середняцкое. Мой отец портной. С 1930 года в колхозе. В настоящее время мой отец имеет 82 года от роду — инвалид I группы, живет на родине, в колхозе и состоит на моем иждивении. Мать умерла в 1933 году. Отец жены также на родине, ее мать умерла в 1929 году. Кроме отца, у меня ближайших родственников никого в живых нет. Брат погиб в гражданскую войну в борьбе против Колчака в Красной Армии. Сестра умерла в 1935 году. Два брата жены работают в гор. Горьком на горьковском автозаводе им. Молотова. Одна сестра работает мастером на Кировском заводе в Ленинграде и одна сестра на родине замужем за сельским учителем.

Из родственников моих и жены никто за границей не проживал и в настоящее время не живет. Я окончил сельскую школу. После чего на средства родителей и брата был отдан в духовное училище, как самое дешевое в то время по плате обучения, с 15 лет, занимаясь подготовкой малолетних детей (репетитор), я сам зарабатывал себе средства на право обучения. По окончании духовного училища в г. Нижнем Новгороде два года учился в духовной семинарии до 1917 г., после Октябрьской революции поступил в 1-ю Нижегородскую единую трудовую школу 2-й ступени, которую и окончил в 1919 г. По окончании школы 2-й ступени, поступил в 1919 г. в Нижегородский государственный университет по агрономическому факультету, где и учился до призыва в РККА.

В РККА призван 5 мая 1920 г. Служил красноармейцем в 27-м Приволжском полку в г. Нижнем Новгороде. С 1 июня в этом же городе курсантом на 24-х Нижегородских пехотных курсах командного состава РККА.

По окончании курсов в октябре месяце 1920 г. был отправлен на Врангелевский фронт. Участвовал в походах и боях на Врангелевском фронте и против банд Махно, Маслака, Каменюка, Попова и друг., с октября 1920 г. по июнь 1922 г. в быв. Донской области и Воронежской губернии в должности командира взвода и друг, 14-го Смоленского полка 2-й Донской стрелковой дивизии.

Во 2-й Донской стрелковой дивизии (впоследствии переименована в 9-ю Донскую стрелковую дивизию) в 14-м Смоленском стр. полку (впоследствии переименованном в 5-й, а затем в 26-й Ленинградский стрелковый полк) прослужил 10 лет (до ноября 1930 г.) с лишком. Занимал должности командира взвода, роты, начальника штаба полка.

С ноября 1930 г. переведен в Ленинград в Объединенную военную школу им. Ленина, где служил преподавателем тактики 1,5 года и помощником начальника учебного отдела 8 месяцев.

С февраля 1933 г. переведен в штаб Ленинградского военного округа, где занимал должности: пом. начальника 1-го сектора 2-го отдела — 2 года; пом. начальника отдела боевой подготовки — 1 год, после чего — 1,5 года был начальником учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела Л ВО.

С июля 1937 г. командовал 215-м стрелковым полком, с ноября 1937 г. командовал 133-м стрелковым полком до мая 1938 г., с мая 1938 г. — начальником 2-го отдела штаба Киевского особого военного округа до сентября 1938 г., с сентября 1938 г. назначен командиром 72-й стрелковой дивизии Киевского особого военного округа и был отправлен в правительственную командировку по заданию партии и правительства, каковую закончил в декабре 1939 г.

С января 1940 г. командую 99-й стрелковой дивизией КОВО. В период 1928–1929 гг. окончил тактическо-стрелковые курсы усовершенствования комсостава РККА «Выстрел» в Москве, в 1934–1935 гг. окончил 1-й курс Военно-вечерней академии РККА в Ленинградском отделении.

В РККА награжден медалью «XX лет РККА» № 012543 и различными именными подарками. За правительственную командировку представлен к награде орденом СССР.

В старой царской армии и белой армиях не служил, в плену и на территории, занятой белыми, не проживал.

В ВКП(б) вступил в 1930 г., принят дивизионной парткомиссией 9-й Донской стрелковой дивизии. Партбилет № 0471565. Проводил агитмассовую работу, неоднократно избирался членом партийного бюро школы и полка. Был редактором школьной газеты. В общественной работе всегда принимал активное участие. Был избран членом военного трибунала округа, членом Президиума районных организаций Осоавиахима и друг.

Партвзысканий не имел. В других партиях и оппозициях никогда нигде не состоял и никакого участия не принимал. Никаких колебаний не имел. Всегда стоял твердо на генеральной линии партии и за нее всегда боролся.

Органами советской власти по суду никогда не привлекался. За границей не был».


Вот такая автобиография на 16 апреля 1940 года. О чем можно судить, читая ее? Во-первых, о происхождении: вкалывал парень с пеленок. Хозяйство было «середняцкое», а сыновей у отца — только двое. Из хомутов ребята не вылезали. Днем в поле, а ночью за портняжничеством — так жил отец. Однако школу будущий генерал Власов окончил. Башковитый был, видно, пацан, если отец и старший брат отмусолили ему свои кровные, добытые потом и мозолями рублишки и отпустили из хозяйства на учебу. На дураков в деревне не тратятся, если не видят, что действительно растет Ломоносов. И надо быть очень башковитым парнем, чтобы в 15 лет «деревенщине» заделаться репетитором в богатых домах просвещенного Нижнего Новгорода. Между прочим, каждую церковно-приходскую школу, по всем тогдашним уставам, напрямую курировало конкретное духовное училище, а каждое духовное училище — конкретная духовная семинария, каковых на всю Россию было одиннадцать… Отбор в духовное училище шел уже в церковно-приходской школе на всем протяжении учения в ней, а в духовную семинарию — в духовном училище. Денег у этих учебных заведений было негусто, потому отбирали и рекомендовали «наверх» самых талантливых.

Главным и единственным принципом воспитания и обучения во всех этого рода учебных заведениях было: «Начало мудрости — страх Господень» (Пс. 10, 10) — то есть что благочестие есть краеугольный камень образования и воспитания истинно христианского. Церковь учит: первое, что необходимо для благочестия, — это истинная, святая вера. Но для благочестия мало одной веры: необходимо исполнение в жизни требований этой веры. Христианство наставляет, что «вера без дела мертва». Нехристиане, гласит церковь, не могут проявлять истинного благочестия. «С одной стороны, они не имеют истинной и святой веры, а потому не могут исполнять ее предписаний; с другой стороны — они лишены и благодатной помощи, которую христиане получают через веру во Христе». Жестко? Бескомпромиссно? Да, жестко, да, бескомпромиссно. Но таков был моральный и духовный фундамент у будущего генерала Власова, заложенный в него с младых ногтей, впитанный с молоком матери, о набожности которой по деревне ходили легенды: «Только с богами своими и знается». И еще: «Кто Богу не грешен, царю не виноват».

Есть у Ильи Эренбурга такая книжка «Люди, годы, жизнь». Вот что он пишет о Власове:

«Пятого марта 1942 года я поехал на фронт по Волоколамскому шоссе. Впервые я увидел развалины Истры, Ново-Иерусалимского монастыря: все было сожжено или взорвано немцами…

Я проехал через Волоколамск. Возле Лудиной горы в избе помещался КП генерала А. А. Власова. Он меня изумил прежде всего ростом — метр девяносто, потом манерой разговаривать с бойцами — говорил он образно, порой нарочито грубо и вместе с тем сердечно. У меня было двойное чувство: я любовался, и меня в то же время коробило — было что-то актерское в оборотах речи, интонациях, жестах.[8] Вечером, когда Власов начал длинную беседу со мной, я понял истоки его поведения: часа два он говорил о Суворове, и в моей записной книжке среди других я отметил: «Говорит о Суворове как о человеке, с которым прожил годы.[9]

На следующий день солдаты говорили со мною о генерале, хвалили его: «простой», «храбрый», «ранили старшину, он его закутал в свою бурку», «ругаться мастер»…

…До трех часов мы проговорили: вернее, говорил Власов — рассказывал, рассуждал. Кое-что из его рассказов я записал. Он был под Киевом, попал в окружение; на беду простудился, не мог идти, солдаты его вынесли на руках. Он говорил, что после этого на него косились (?). «Но тут позвонил товарищ Сталин, спросил, как мое здоровье, и сразу все переменилось». Несколько раз в разговоре он возвращался к Сталину. «Товарищ Сталин мне доверил армию. Мы ведь пришли сюда от Красной Поляны — начали чуть ли не с последних домов Москвы, шестьдесят километров отмахали без остановки. Товарищ Сталин меня вызвал, благодарил…» Рассказывая о повешенной девушке, выругался: «Мы до них доберемся…» Говоря о военных операциях, добавлял: «Я солдатам говорю: не хочу вас жалеть, хочу вас сберечь. Это они понимают».[10]

…Часто он вставлял в рассуждение поговорки, прибаутки, были такие, каких я раньше не знал; одну запомнил: «У всякого Федорки свои отговорки». Еще он говорил, что главное — верность; он об этом думал в окружении.

«Выстоим — верность поддержит…»[11]

Рано утром Власова вызвали по ВЧ.[12] Он вернулся взволнованный: «Товарищ Сталин оказал мне большое доверие…» Власов получил новое назначение. Мгновенно вынесли его вещи. Изба опустела… А я думал о Власове. Мне он показался интересным человеком, честолюбивым, но смелым; тронули его слова о верности…

Полковник Карпов мне сказал, что Власов получил командование 2-й Ударной армией, которая попытается прорвать блокаду Ленинграда, и я подумал: что ж, выбор неплохой…»


Позже, правда, Эренбург сильно не полюбит Власова за то, что тот в одной из листовок скажет про статьи Эренбурга в «Красной звезде»: «Жидовская собака Эренбург кипятится», — хотя листовка была подписана всего лишь «Власовец», а как мы увидим ниже, между Власовым и власовцами — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Помнится, где-то в 1946 году замечательный русский писатель Алексей Югов написал об Эренбурге, что тот весь переводной, что он не пишет на русском языке, а переводит с иностранного, что у Эренбурга не русский язык, а кальки с русского языка… За такие слова русского Югова просто затравили потом единоверцы Ильи. А ведь совершенно прав был Югов в отношении русского языка Эренбурга. Он двое суток слушал Власова, но так ничего и не понял из того, что ему говорил генерал на чистейшем, очень образном русском языке.

Власов говорил о Сталине, подразумевая русскую объединительную идею, о личности, вокруг которой в конце 1941 года уже начали сплачиваться русские. Для Эренбурга слова Власова о Сталине — ерничанье, лицемерие. Власов говорил Эренбургу о верности, подразумевая верность не лозунгам эренбургов и мехлисов, кагановичей и левитанов, а Донским и Невским, Суворовым и Брусиловым. И после того, как Эренбург обнаружил «обман» Власова, он стал для него и ему подобных злейшим врагом по сей день. Даже со слов бестолкового в русских делах Эренбурга видно, что Власов и в Берлине оставался тем же, кем он был под Перемышлем, под Киевом, под Москвой и в Мясном Бору на Волховском фронте — Русским человеком; что, как и в битве под Москвой, в Берлине он выполнял один и тот же приказ, одного и того же человека — Сталина.

Юный Андрей Власов воевал на врангелевском фронте. К слову уж, в это самое время в тех же краях Эренбурги и маршаки в армии ставленника Антанты Деникина, сменившего «француза» Врангеля, были главными редакторами газет. Любимый лозунг, который они выносили в «шапки» на первые полосы своих газет, был: «Лучший красный — мертвый красный!» Каблуками своих сапог, копытами своих коней красные втаптывали в грязь эти грязные газетенки с их погромной «шапкой». Вот кто вдохновлял на резню и погромы, называемые гражданской войной. А «красные», которые хороши только повешенные, были воронежские и тамбовские мужики. Под словом «красный» эренбурги тогда держали русского мужика, под словом «белый» — русского офицера. Сегодня на слове «большевик» они держат снова русского мужика. Мы на этом слове, сохраняя правду истории, держим только бронштейн-троцких. Штрик-Штрикфельдт пишет:

«По мнению этого отдела,[13] большевизм и еврейство идентичны». Нам давно пора научиться читать их потаенный язык. Нам надо выработать свой условный, кодовый — «задушевный» русский разговор, понятный только нам».


В Париже Эренбург оказался по той же воле, что и барон Врангель… Сегодня, как и тогда, знал каждый, что Врангель, ставленник Франции, на нынешнем жаргоне — «агент влияния». На французском кладбище под Парижем он и утешился. В конце концов за «бугор» свалили и Махно, и всех прочих маслаков, которых гонял с винтовкой и пулеметом юный Власов. По нынешним временам и событиям — это фамилии Коротич, Фалин, Старовойтова и прочие Авены.

А чьим ставленником был Колчак, с которым сражался и погиб старший брат Власова? Об этом до сих пор поют частушки, в которых Колчак — японский и ничей больше. Власов даже отдаленно не был тогда ни «комсой», ни тем более «большаком». Он был просто русским парнем по рождению и христианином по вере. В партию вступил, когда стукнуло ему почти 30 лет, и он сам уже занимался воспитанием личного состава — многочисленных молодых. красноармейцев и командиров, находившихся в его подчинении.

В Ленинграде у Власова начинается новая жизнь. Но пёред этим он оканчивает тактическо-стрелковые курсы совершенствования комсостава РККА «Выстрел». В это же время вместе с ним на «Выстреле» учится и Голиков Филипп Иванович. Сидят в одних и тех же аудиториях, слушают лекции одних и тех же преподавателей, выступают на одних и тех же партийных собраниях, получают одни и те же задания, перед ними ставят одни и те же задачи… О Филиппе Ивановиче у нас еще будет речь; В штабе Ленинградского военного округа Власов в должности «пом. начальника 1-го сектора 2-го отдела».

Вдруг с пом. начальника отдела боевой подготовки его перебрасывают «начальником учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела ЛВО». А-это что такое? При чем тут отдел боевой подготовки округа и курсы военных переводчиков? Читать это надо так:

полтора года Власов был слушателем этих самых курсов разведывательного отдела ЛВО, на которых он полтора года изучал в том числе и какой-то из иностранных языков? Может быть, немецкий? Но самое элементарное состоит в том, что преподавать, а тем более быть «начальником учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела» такого, по тем временам стратегически важного военного округа, как ЛВО, мог только в высшей степени классный разведчик.

Как бы то ни было, но, по крайней мере, с 1933 года Власов не какой-нибудь «сходи на угол и постой с газетой в правой руке», а преподаватель в учебном заведении, где «готовят разведчиков», а значит, плодотворно трудится в ГРУ — Главном разведывательном управлении Генштаба. После преподавания на «курсах» разведывательного отдела ЛВО Власова «вдруг» начинают перебрасывать с одной командирской должности на другую. На каждой из них он задерживается буквально на несколько месяцев, но об этом «почему-то» обязательно напишет или «Красная звезда» или «Правда».

Даже невооруженным глазом видно, что Власову спешно создают, как теперь бы сказали, какой-то имидж, а точнее — готовят зачем-то что-то вроде «крыши» строевого командира. Осенью 1938 года Власов в Китае — военный советник у Чан Кайши, почти беспредельного правителя едва ли не половины гигантской страны. «Дислоцировалась» группа наших советников из 40 человек в Чунь-Дзине, который в то время был столицей страны, в нем находились резиденция правительства и ставка. Китай уже год вел кровопролитную национально-освободительную войну против японских империалистов. Самое любопытное, что как раз на пребывание Власова в качестве руководителя группы советских военных советников выпадают самые напряженные битвы китайцев против японцев и первые победы. В 1938 году китайцы одержали первую победу с начала войны, она была под Тайэрч-Жуанем. Тогда же, в 1938 году, произошло два сражения — за Сюйчжоу и за Ухань. В 1939 году была одержана первая победа в районе Саньян-Наньян и первая победа под Чанша, больше месяца китайцы вели успешные бои за перевал Кунь-Лунь… За неполных два года китайцы при Власове — руководителе группы военных советников провели столько сражений и одержали столько побед, сколько они потом не имели за четыре года, по меньшей мере до конца 1943 года. Если Зорге проявлял в Китае, а потом в Японии чудеса в журналистике, то Власов проявлял их, находясь в сражающемся Китае, в военном деле.

Еще предстоит выяснить: как помогала информация Зорге, которую он добывал в Токио и, в частности, в ВОЕННОМ министерстве, где он был свой человек, и передавал в Москву, в «Центр» для победных «советов» Власова генералиссимусу Чан Кайши. В Москве же, до выезда в Китай, Власову была определена кличка — «Волков». Интересно, какую кличку носил Власов, когда он уже работал в Берлине? Я думаю, ту же — «Волков». Почему? В разведке ничего не берется с потолка. «Волков» — Волк. Кличка разведчика — это спрессованная в одно слово, выраженная одним словом суть его, главное в нем, отличное от других. Кличка разведчика равна смыслу слова «человек», «зверь», «пресмыкающееся»… Кличку в разведке может тебе дать твое руководство, и это будет его, спрессованное в одно слово видение тебя, ты — одним словом. Но кличку себе может предложить и сам разведчик, и это будет видение себя, спрессованное в одно, — ты одним словом. Как в деревне, там кличка — твой рентгеновский снимок на всеобщем обозрении. Кличка в разведке — это всегда глубоко закодированная информация о конкретном человеке. Так какая биография или, может, автобиография Власова закодирована кличкой «Волков»? Где ключ к шифру? Может, в слове «Волк»?


Итак, товарищ Волковласов?

«…Туловище у всех представителей семейства удлиненное, покоящееся на стройных, высоких или сравнительно коротких ногах».[14] Представители семейства распространены по всем материкам и населяют все ландшафты, от арктических тундр и тайги до степей, пустынь и гор. Особенно многочисленны в открытых местностях. Ведут одиночно-семейный или групповой образ жизни. Деятельны круглый год. В большинстве случаев они моногамны.[15] Внешний облик волка свидетельствует о его мощи и отличной приспособленности к неутомимому бегу, преследованию и нападению на своих жертв. Волк отличается большой экологической пластичностью. Он живет в самых разнообразных ландшафтах. Для волков типичен семейный образ жизни. Пары у них образуются на неопределенно долгий ряд лет, практически на всю жизнь. Волки весьма привязаны к избранному логову и охотятся в пределах известного, достаточно обширного района. Если их не преследуют, они упорно придерживаются облюбованной местности.

Логовом волкам служат обычно те или иные естественные убежища — под вывернутыми корнями деревьев, среди бурелома, в нишах, на склонах оврагов, в расщелинах скал и т. п. Иногда волки приспосабливают норы барсуков, сурков, песцов и других зверей, реже роют их самостоятельно. Свое жилище хищники располагают в глухих, труднодоступных местах, тщательно их маскируют и на подходе к нему соблюдают всяческие меры предосторожности, чтобы не открыть врагам, где находится потомство. В противоположность этому известен ряд случаев, когда волчат находили в совершенно неожиданных местах: в старых скирдах соломы, оставленных в поле; в штабелях дров и снегозащитных щитов около проезжей дороги; на хлебном поле в 300 метрах от деревни; в коноплянике в 10 метрах от усадьбы. Характерно, что волки никогда не промышляют вблизи своего жилища, а на расстоянии 7-10 километров и далее, что, конечно, тоже способствует безопасности выводка.

Волк — типичный хищник, добывающий пищу самостоятельно активным поиском и преследованием жертв. Повсеместно основу питания волков составляют копытные животные. Наряду с крупными животными в питании волков большую роль играют мелкие… Волк известен своей прожорливостью. Действительно, если он голоден, то способен съесть до 10 килограммов мяса. Однако в обычных условиях суточная норма взрослого зверя составляет всего около двух килограммов, остальное мясо он просто растаскивает и прячет про запас, съедая позднее, что не всегда принимается во внимание и способствует преувеличенным представлениям о прожорливости волка. С другой стороны, этот зверь обладает удивительной способностью голодать, не утрачивая при этом жизненных сил. В Ямальской тундре раненый волк пролежал, не меняя места и не охотясь, то есть будучи голодным, 17 дней. Он сильно исхудал, но полностью оправился от ран и бежал, как здоровый.

В процессе охоты волков за крупной дичью особенно хорошо видно, насколько это высокоразвитые хищники, какой сложностью отличается их поведение. Даже охотясь вдвоем в летнее время, волки нередко практикуют разделение обязанностей, когда один становится загонщиком, а другой прячется в засаде. Первый из них действует очень осторожно, постепенно, методично направляя намеченную жертву к своему напарнику. При этом хищники обнаруживают поразительную неутомимость, беспощадную настойчивость и рано или поздно добиваются своего.

Хорошо развитая высшая нервная деятельность сочетается у волка с силой, ловкостью, неутомимостью, быстротой бега и другими физическими данными, значительно повышающими шансы этого хищника в борьбе за существование. Спокойно идущий или бегущий волк поражает легкостью движений. Он словно стелется над землей; не меняя аллюра, преодолевает большие расстояния без тени усталости. Если волков пара или группа, то они идут гуськом, ступая строго след в след, и лишь на повороте или на местах отдыха, где звери расходятся, можно определить их число. Отпечатки лап на земле очень отчетливые, чем отличаются от несравненно более расплывчатых следов крупных собак.

Широко обсуждаемый вопрос, вредны или полезны волки, не может быть решен однозначно. В районах пастбищного скотоводства, там, где волки уничтожают много домашнего скота, они подлежат преследованию и истреблению. Аналогичная ситуация складывается и в охотничьих промысловых хозяйствах, ведущих интенсивный промысел копытных зверей. Однако в заповедниках и национальных парках, в естественных угодьях волки имеют такое же право на существование, как и все другие элементы экосистемы. В ряде мест (например, в некоторых центральных областях европейской части СССР), где численность волков сильно снижена искусственным путем, появляются гибриды волка с собаками — волкособаки.[16] Эти животные могут наносить более значительный ущерб охотничьей фауне, чем волки.

В ряде мест своего ареала волки исчезли, иногда их численность мала. К концу Великой Отечественной войны в нашей стране было 150–200 тысяч волков. К 1973 году их численность в результате интенсивной охоты снизилась примерно до 50 тысяч.

Волк внесен в Красную книгу СССР…»


Вот каким был «Волковласов».

В Москве Власову была означена роль в Китае — Власов будет советником при начальнике Военной академии в одном из отдаленных районов страны. Надо знать: для нашей разведки в Китае в те годы жгучий интерес представляла огромная русская колония, диаспора, состоявшая из белогвардейцев, белых казаков, просто бежавших русских от большевистского террора, там заваривались часто разного рода подрывные операции против СССР, военные провокации, вылазки на наших границах. В Китае стояла 2-миллионная Квантунская армия милитаристской Японии. До начала Второй мировой войны оставалось несколько месяцев. В Токио на этот регион вовсю уже работал советский разведчик Зорге. И жизнь свою он, к сожалению, закончил 7 ноября 1944 года в 10 часов 20 минут на виселице токийской тюрьмы как «опасный государственный преступник». В связи с 50-летием гибели Рихарда Зорге немецкое информационное агентство ДПА назвало его «человеком, который, по мнению историков, во многом предопределил исход Второй мировой войны». Это правда, не будь Зорге, Москву бы нам не удержать. А что сталось бы со всеми нами, если бы у нас не оказалось Андрея Власова?

С февраля по май 1939 года «Волков»-Власов состоял советником при маршале Йен-Цзишане, командующим 11-м военным районом северо-западного фронта на участке Шаньси. Власову на выбор представили трех переводчиков. Он выбрал Сун-Куеши — самого молодого, ему было 29 лет. Почему именно этого 29-летнего парня? Потому что Сун-Куеши был не просто «перевошка», а окончивший на Западе университет, юридический факультет. Потому что этот «юрист» работал не в какой-то адвокатской конторе, а в бюро печати министерства иностранных дел. Зорге у нас ведь тоже был журналистом, Тургенев — писателем… А найдите мне и сегодня хоть одного выпускника университета США, Англии, Германии, Франции, допустим, из России, и чтобы он за время учебы не был бы завербован местной спецслужбой или не пытались бы его завербовать? Не найдете. В 50-х годах в Штатах учился будущий член Политбюро ЦК КПСС А. Яковлев, будущий генерал КГБ Калугин, кем они оказались на поверку? «Агентами влияния». Власову, по «легенде» ГРУ, требовался канал, человек, который «изучал», «работал» бы его, доносил о каждом его шаге, а роль Власова — роль подыгрывающего. Сунь в этом смысле для ГРУ оказался настоящей находкой.

В Китае Власов, что называется, крупно отличился: в короткий срок наладил профессиональную подготовку слушателей в академии, куда приехал советником, а содержанием своих лекций, с которыми он выступал перед военной аудиторией всех рангов, обратил на себя внимание самого Чан Кайши. Такой штрих, училище располагалось вдали от центра, Власов оказался там один, что категорически запрещалось по правилам работы наших военных советников за рубежом. Обязательно должно было быть не менее двух, и желательно, чтобы один обязательно был связан с чекистами. Случайность, что «Волков» остался без присмотра? В 1938 году в этих делах случайностей не бывало. Что он там делал один? Что надо было скрывать даже от своих коллег? От каких коллег?

Между ГРУ и КГБ всегда, сегодня также, шло глухое и непримиримое соперничество. Даже работая за рубежом в одной и той же конторе-прикрытии, даже зная, что сосед по столу «комитетчик», «грушник» никогда не поделится с ним своей информацией — никакой. Так же ведет себя по отношению к «грушнику» и «комитетчик». Во времена Берии это соперничество очень часто кончалось «мокрыми разборками». История знает, как ради того, чтобы вырваться вперед по части добычи информации, проведения особо значимой операции, «комитетчики», не моргнув глазом, подставляли «грушников» под кого и под что угодно. Так что надо было скрыть Власову даже от, казалось бы, своих в Китае? Может быть, контакты и знакомства, которые завязывал Власов-«Волков» с соотечественниками — вчерашними белогвардейцами, ими потом, в 1943 году, уже была полна его РОА? И то, и другое, и третье. Но самое главное — это была операция ГРУ: больше всего «грушники» опасались, что про нее прознают «комитетчики». По меньшей мере, их придется тогда брать в долю, а иначе «комитетчики» просто провалят дело, элементарно — однажды сдав «грушников» тем же немцам. Надо знать, что ГРУ в то время состояло, за очень редким исключением, сплошь из русских, ведомство Берии, до него Иегуды-Ягоды — сплошь из интернационалистов и профессиональных революционеров из Прибалтики и с Кавказа.

Группу военных советников в Китае возглавлял комдив Черепанов — разведчик до мозга костей. Вскоре его «почему-то» «внезапно» отозвали в Москву, и Власова «почему-то» назначили на его место. Но если рядовым советником действительно может быть любой толковый офицер, то на должности руководителя группы военных Советников даже очень толковый армейский офицер может быть только, скажем так, гипотетически. Почему? Потому что во все времена эта должность была за ГРУ. Что это значит? Это значит, Власова зачем-то «натаскивали» на работу с «коллективом сослуживцев» по руководству громадной «русской колонией» в условиях чужой и враждебной страны, но при этом «коллектив сослуживцев», «ядро» не должно знать, кто он на самом деле и какова его роль вообще. К слову, точно такой же группой советских военных советников в Китае в 1925 году руководил Блюхер. Тоже был любимцем Сталина и лучшим другом Чан Кайши — тогда генерала, входившего в Военный совет при ЦПК Гоминьдана. Звезда Чан Кайши всходила при большой работе Блюхера на Чан Кайши. Ни с какой стороны Блюхер никогда не был завязан на ГПУ, но на ГРУ — сам бог велел. В сознании каждого военнослужащего ГРУ — всего лишь одно из армейских подразделений. К сожалению, очень многие «грушники» почему-то заканчивали, как Блюхер:[17] их расстреливали или вешали свои, если своими можно считать Берию-чекиста…

И вдруг, когда Власов оказался фактическим руководителем группы наших военных советников, поползли слухи: коммунист Власов купил в одном доме, у одной китайской семьи, 16-летнюю китаянку сроком на три месяца, мол, так дешевле — и наложница, и стряпуха, и прачка, и уборщица. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»? И это при наличии суперпринципиальной парторганизации из числа военных советников? И это при длиннющей руке и всевидящем оке ГПУ? Возможно ли такое в принципе? Разврат? Разложенец? Куда смотрят партийная организация, «советские органы», наконец? Больше того, вдруг появился на всех столбах плакат, на котором Власов и милитарист Ян Сигнань в обнимку: мол, вечная дружба с китайскими милитаристами, злейшими врагами китайских коммунистов во главе с Мао Цзэдуном. Скандал! Тогда еще не горланили: «Сталин и Мао — слушают нас», но братание уже шло по всем направлениям. Всем стало ясно, что дни Власова сочтены, плачет по нему петля Берии. Дошлые люди судачили: плакат этот состряпал в утоление своих непомерных амбиций сам Власов, его это инициатива, хочет быть первым. «Выскочка» — таким словом поливали Власова в Китае свои завистники и… чужие «глаза-уши»: через три года этим словом в сердцах назовет Власова однажды прилюдно на одном эсэсовском сборище высокого ранга Гиммлер. Может быть, помнил донесения своей агентуры в Китае о Власове китайской поры?

А как в этом смысле было у Зорге? Может, не так? И не только с «бабами» и «выпивкой», а пошире.

…В конце 30-х годов, когда армии Гитлера уже победоносно маршировали по улицам европейских городов, немецкая колония в союзном Токио жила на широкую ногу — свидетельствует все то же агентство ДПА. Одним из самых ярких ее представителей считался корреспондент влиятельной газеты «Франкфурте цайтунг» Рихард Зорге. Он пользовался славой героя-любовника и заядлого выпивохи с манерами «салонного льва». Как видим, кое-что совпадает, правда, на «салонного льва» Андрей Власов не мог в принципе покушаться из-за своего деревенского происхождения, что должны были знать все, кто кружился вокруг него, — Андрею лепили имидж «деревенщины, который ничего умного не придумал, как купил бабу на три месяца целиком». Вместе с тем Рихарда Зорге считали личным другом и ближайшим советником немецкого посла и одним из самых компетентных экспертов по азиатским проблемам. Андрей Власов тоже считался личным другом и ближайшим советником Чан Кайши, а жена Чан Кайши души не чаяла в «умном и очаровательном» Андрее.

Служивший в то время атташе в посольстве Германии в Японии дипломат Ханс Отто Майснер позднее писал про Рихарда Зорге: «Он был самым удивительным человеком, с которым мне когда-либо доводилось встречаться». Подобных отзывов об Андрее Власове можно привести очень много, из каждой поры его жизни.

«Этот удивительный человек был одновременно и одним из ведущих советских агентов, руководителем разведывательной группы, по кличке «Рамзай», — сообщает ДПА. — Ему подчинялись радист Макс Клаузен и несколько курьеров, вывозивших добытые им данные за пределы Японии. Однако заслуги Рихарда Зорге стали известны лишь несколько десятилетий спустя. Только в 1964 году ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза».

Тут Андрею Власову в сравнении с Рихардом Зорге не повезло больше. Если Зорге признали нашим разведчиком через 23 года после его ареста в Токио: присвоили звание Героя Советского Союза, улицу, параллельную той, на которой находится здание ГРУ, назвали именем Рихарда Зорге, в ста метрах от здания ГРУ, подчеркиваю, что Рихард Зорге не из КГБ, что на Лубянке, а из ГРУ, ему поставлен великолепный памятник, — то Андрея Власова не признали до сих пор. Почему? Меньше сделал? Или настолько больше, что страшно сказать? А если сказать, то придется признать, что Власов был «человеком, который… предопределил исход Второй мировой войны»? Ничего, признают… В глубоких подвалах спецхрана, за толстенными дверями лежат в тиши и безмолвии документы, они запаяны в цинковые коробки, на них даже не значится срок вскрытия… Никогда? Что это за документы, которые «глаза бы не видели никогда»? Все тайное когда-нибудь становится явным.

Рихард Зорге на шесть лет старше Андрея Власова, он родился 4 октября 1895 года в Адшибенте под Баку, где отец его работал инженером на нефтяных промыслах. После окончания гимназии в Берлине и начала Первой мировой войны Рихард Зорге ушел добровольцем на фронт защищать «законные интересы германской империи». Делал он это хорошо, после нескольких ранений был уволен в запас и стал студентом. По некоторым сведениям, с 1916 года он уже поддерживал тесные связи с социал-демократическими и марксистскими организациями. А в начале 1925 года его след затерялся в Москве, где он, как предполагают, учился в разведшколе. Не в той ли, в которой позже преподавал Андрей?

Пять лет спустя журналист Р. Зорге объявился в Шанхае, имея при себе многочисленные и блестящие рекомендации. Андрей Власов в Китае появится восемь лет спустя и будет воевать на подступах к Шанхаю. Считается, что там Зорге занимался созданием разведсети, так как руководство СССР опасалось японской экспансии на советский Дальний Восток и Сибирь. Для подобных опасений были веские основания: ведь уже в 1931 году войска императорской Японии оккупировали Маньчжурию и создали на ее территории марионеточное государство под названием Манчжоу-Го во главе с императором Пу-И.

В конце 1932 года Р. Зорге покидает Китай и через Германию и США перебирается в Японию. В 1933 году в Иокогаме впервые появляется представительный немецкий журналист, опять имеющий при себе блестящие рекомендации, в частности адресованные военному атташе германского посольства в Токио подполковнику Ойгену Отту.

В японской столице Р. Зорге приступает к созданию агентурной сети и устанавливает контакты с германским посольством. Благодаря обширным знаниям журналиста по части проблем Азиатского региона германские дипломаты охотно обращаются к нему за советами и рекомендациями. У Андрея Власова точно такая же ситуация сложилась в Берлине, где он в короткий срок стал у немцев главным «специалистом» по СССР. Росту авторитета разведчика Зорге способствует тот факт, что с 1936 года он — собственный корреспондент влиятельной газеты «Франкфурте цайтунг». У Власова таких «фактов», «способствующих росту авторитета» в глазах немцев, было во множестве: от — «любимец Сталина» до — «спаситель Москвы».

В 1938 году военный атташе О. Отт занимает пост посла гитлеровской Германии в Японии, а Р. Зорге к тому времени уже является его близким другом и доверенным лицом. Может быть, благодаря именно этому обстоятельству в 1939 году Р. Зорге поручается создание информационной службы посольства. Разведчик получает практически полный доступ к дипломатической переписке между Берлином и Токио и возможность передавать копии важнейших документов в Москву.

В мае 1941 года Р. Зорге одним из первых сообщил в Москву о точной дате предстоящего нападения гитлеровской Германии на СССР. В этом месте обязательно следует такая фраза: «Однако этому сообщению Сталин не верил вплоть до 22 июня 1941 года». Все это правильно на ум маленький, для которого разведка что-то вроде подглядывания в замочную скважину, подслушивание, стоя за портьерой, а сами разведданные — причина, чтобы начать рвать на себе волосы, сигнал куда-то бежать, кого-то куда-то гнать, строчить умные и грозные приказы, которые при всем желании выполнить нельзя по неумолимым объективным причинам…

В 1941 году Советскому Союзу угрожала реальная опасность войны на два фронта. На дальневосточной границе стояла мощная японская армия, готовая к вторжению в Сибирь. К этому Японию активно подталкивала Германия. Но официальный Токио принял в августе 1941 года другое решение: главное внимание будет уделяться завоеванию Тихоокеанского региона. Сообщение об этом радист Рихарда Зорге передал в Москву в октябре 1941 года.

На сей раз Сталин почему-то поверил Зорге. Не верил, не верил, и на тебе — вдруг поверил! С чего бы это? Все пишущие о Зорге в этом месте набирают в рот воды и даже не задаются подобным вопросом. А ведь гораздо логичнее было бы, чтобы Сталин вначале поверил, а потом — не поверил. Дело в том, что Сталин поверил Зорге и когда тот сообщил дату нападения Германии на СССР. Однако предотвратить нападение он не мог, это было не в его силах. Оттого что человек знает свой смертный приговор, еще не значит, что он не будет расстрелян. А сообщение Зорге было тем приговором, который Сталин знал и без Зорге. Дело было не в Зорге и Сталине, а в возможностях страны. СССР мог отреагировать на сообщение Зорге так, как он отреагировал. Но на сообщение Зорге о том, что японцы «разворачиваются фронтом на Тихоокеанский регион», стране, Сталину было по силам отреагировать мгновенно, и они отреагировали мгновенно: ожидавшие японского вторжения наши армии были в кратчайший срок переброшены из Сибири и с Урала на Западный фронт против немцев, уже находившихся на подступах к Москве. Советские историки ни словом не обмолвливаются об этом русском чудо-маневре, об этой фантастической переброске русских стратегических сил на гигантские расстояния при фантастически ограниченных транспортных возможностях. В 1941 году я мальчишкой жил в Магнитогорске и помню, что от нас под Москву отправляли воинские подразделения даже пешком, в надежде, что где-нибудь по пути их смогут подбросить в сторону Москвы каким-либо транспортом: гужевым, моторным или паровым.

Свежие силы дали возможность Красной Армии 6 декабря 1941 года начать победное контрнаступление под Москвой. Захватчики понесли большие потери и были отброшены от столицы, а в ходе Великой Отечественной войны наметился перелом.

Японская контрразведка схватила Зорге 18 октября 1941 года. Его арест был настолько неожиданным для германского посольства, что оно даже поначалу собиралось заявить Японии протест в связи с «антигерманской акцией».

Примерно через два года после тщательного следствия токийский суд 29 сентября 1943 года вынес Рихарду Зорге смертный приговор, который и был приведен в исполнение 7 ноября 1944 года — в день очередной годовщины Октябрьской революции 1917 года в России.

Ну а что же Власов? А ничего — продолжал, как и Зорге когда-то, «пьянствовать» по ресторанам. Но однажды, в декабре 1939 года, вдруг «протрезвевший» советник Чан Кайши не спеша собрал чемодан и отбыл в сторону Москвы. 29.12.39 года за подписью комбрига Ильина поведение Власова в Китае было оценено такой аттестацией:

«Тов. Власов хорошо грамотный командир. Как общее образование, так и военная подготовка хорошая. За время командировки выполнял ряд ответственных заданий (?). Проявил себя знающим дело и пользовался хорошим авторитетом. На нервной почве подчас проскальзывала грубость. Находясь в совершенно трудных условиях, показал себя как достойный большевик нашей Родины. Обладает достаточной силой воли и твердости. Настойчив, общителен, в общественной жизни активен. Предан делу партии Ленина — Сталина. Имеет хорошую марксистско-ленинскую подготовку. Может хранить военную тайну.

Практически здоров и вынослив в походной жизни…

Вывод: тов. Власов, находясь в командировке, с работой справился хорошо. Достоин назначения на должность начальника штаба армии и присвоения внеочередного звания «комбриг»[18]».

Тогда же в ЦК ВКП(б) была составлена справка-объективка на Власова:

«В военном отношении хорошо подготовленный командир. Работая командиром полка, много работал над ликвидацией вредительства, повысил дисциплину. Занятия с комначсоставом проводит методически правильно, живо и поучительно. Большой силы воли и с хорошими организаторскими способностями командир. Находясь в правительственной командировке, проявил себя с положительной стороны и представлен к ордену Красного Знамени».

Добавим, что до введения звания Героя Советского Союза орден Красного Знамени в СССР был высшей наградой. Что происходит? Разложенец и развращенец — Герой?


И аттестация Ильина, и справка-объективка ЦК ВКП(б) лежали в специальных папках, за семью печатями личного дела Власова. А на поверхности кипели страсти, в Москве и в ставке Чан Кайши прошел слух, что по итогам загранкомандировки Власов решением парторганизации группы военных советников был исключен из партии, но будто бы в последний момент вмешался кто-то в Москве, и это спасло Власова. Что за дела? Кто распускает эти слухи? Родные «комитетчики»? Что-то пронюхали? Вряд ли…

И все-таки есть во всем этом железная логика. До появления Власова в Китае в качестве военного советника, он послужил в двух самых тогда важных наших военных округах, в военных округах первой линии — Ленинградском и Киевском особом. Ленинградский противостоял непримиримой Финляндии, за которой маячила фашистская Германия. Киевский особый стоял на самом для нас опасном направлении — Западном. Германия полным ходом готовилась к своему «Дранг нах остен». По разным причинам в Германии произошли крупные провалы нашей агентуры. Никто не сможет опровергнуть, что это, возможно, Берия уничтожал «грушников», чтобы выставить перед Сталиным свои кадры, себя.

По моим данным, у нас к началу Великой Отечественной войны в Германии оставалось лишь несколько наших разведчиков не выше ротного звена в вермахте, а в СС и гестапо — на уровне рядового состава. Полностью был вычищен от нашей разведки Берлин. Штирлицы геройствовали только в кино, да и то 40 лет спустя после войны. Я говорил об этом Юлиану Семенову. Он смеялся и отвечал:

«А ты докажи, что у нас не было Штирлица в самых высших эшелонах власти в Берлине. Не можешь? ГРУ меня не опровергает. Меня не опровергает КГБ. Так что принимай мою версию за чистую монету».

Юлиан Семенов был писатель, он писал не портретный очерк, а роман — и был прав совершенно. Но главный аргумент его этот:

«Наша разведка знала все, что делается в Берлине? Знала. Ведь мы же узнали о сепаратных переговорах американца Даллеса с генералом СС Вольфом? Узнали. Даже обнародовали сразу же в прессе и на радио. Значит, был у нас там такой источник информации? Был. А какой он был конкретно — я тебе нарисовал в образе моего Штирлица. Есть вопросы?»

У меня вопросов к Юлиану Семенову не было, потому что он как писатель и тут был прав. Сегодня я, может быть, предложил бы ему в прототипы «нашего человека» в высших эшелонах власти в Берлине Андрея Андреевича Власова, кстати, «фанатично преданного идее сепаратного соглашения немцев с американцами». Он прямо купался в этой идее. Только по чьему заданию? Зачем? Чтобы держать под своим контролем действия немцев в направлении сговора американцев с немцами у нас за спиной?

Позарез требовался нам «свой человек» в Берлине — в вермахте и в СС, в гестапо и в канцелярии Гитлера… Выбор пал на Власова'. Почему? Во-первых, изъян в автобиографии — окончил духовное училище, учился в духовной семинарии, а это значит, притесняем большевиками, изгой, то есть заклятый враг большевиков. Во-вторых, более 10 лет сидел в одном и том же полку — значит, затираем большевиками. В-третьих, служил в штабах, да еще в отделах боевой подготовки в двух самых важных для немцев наших военных округах. Заполучить такого офицера — мечта каждой разведки.

Китай в то время кишмя кишел немцами и японцами. Расчет был на немцев. Власов должен был повести себя в Китае так, чтобы им заинтересовались именно немцы. Вот откуда покупка 16-летней китаянки, плакат в обнимку с китайским милитаристом Ян Сигнанем, каждодневные «пьянки» в ресторанах. Власов должен был этими «художествами» загнать себя в угол, поставить себя в совершенно безнадежное положение, в смысле возвращения на Родину. За такое дома — по меньшей мере тюрьма. Немцы должны были клюнуть на это и «попытаться» склонить этого забулдыгу русского, обалдевшего от заграницы, если не к бегству, то к сотрудничеству по меньшей мере.

В легенде ГРУ, разработанной для Власова, был уход его к немцам. Для него было подготовлено то, что он, находясь уже у немцев, должен был им «выдать» и по Москве, и по Ленинградскому военному округу, и по Киевскому особому. Но главное — он должен был заинтересовать их чем-то особенным, например как военный специалист, знаток РККА. Он должен был стать в Берлине тем, без консультации, рекомендации, совета которого немцы не могли бы обойтись.

Но, как говорится, гладко было на бумаге. Перехода не произошло, немцы слишком долго присматривались. В ГРУ сделали однозначный вывод: пока Власов не тянет на «богатый улов» в немецком понимании. Сделали соответствующие выводы. Власова надо еще накачивать и накачивать как для внутреннего, так и для внешнего пользования… Но нет худа без добра — произошли первые смотрины, Андрей себя показал и других посмотрел. Немцы крючок заглотили. Вот почему разведчик из ГРУ комбриг Ильин написал в аттестации:

«Находясь в совершенно трудных условиях, показал себя как достойный большевик нашей Родины… Может хранить военную тайну».

От кого? От ГРУ?

В ГРУ разумно рассудили: не прошло сегодня, пройдет завтра, не в Китае, так где-нибудь в Европе, например, при выезде в составе какой-либо военной делегации. В хорошей разведке операции выглядят как захватывающие воображение романы, в плохой разведке разведчики начинают работать по совместительству писателями, за своим письменным столом разрабатывают сюжеты «из жизни разведчиков». Даже в самой отличной поэзии часто целые поэмы пишутся ради одной строчки. В хорошей разведке так же: Власов должен был попасть в Берлин и начать там работать — ради этой строки и писалась целая поэма.

А тем временем, по возвращении Власова в Москву, «легенду» на него стали, что называется, нагружать ускоренными темпами. Вот откуда на первый взгляд поспешный вывод того же разведчика Ильина: «Достоин назначения на должность начальника штаба армии и присвоения внеочередного звания «комбриг», а в справке-объективке ЦК ВКП(б) — представить к «ордену Красного Знамени». У разведки, как и у любого творческого коллектива, есть своя творческая кухня. В глазах немцев Власову набивали цену, делали целью для абвера — армейской немецкой разведки.

Получил Власов и от Чан Кайши орден — «Юн-Хю», а жена маршала Чан Кайши пожаловала ему очень дорогие золотые часы, от других — еще ворох ценных подарков, которые он по прибытии на Родину сдал «советским органам». И орден, и ценные подарки были за дело, он действительно показал себя в Китае блестящим военным специалистом, установил с Чан Кайши личные, дружеские отношения. Коммуникабелен, но себе на уме — таких в разведке ценят на вес золота. Безусловно, в той или иной форме, но немцы выходили на Власова в Китае, не случайно едва ли не самым первым допросил перешедшего к немцам Власова не человек из абвера или СС, а как и юрист-переводчик Власова Сунь, некто Густав Хильгер — человек из Министерства иностранных дел, бывший советник посольства Германии в Москве, в 1920 году руководил репатриацией из России немецких военнопленных, «не имевший, пожалуй, на Западе соперников в знании людей и страны, располагавший колоссальным опытом, накопленным им за два десятка лет работы в России» — так аттестует его Штрик-Штрикфельдт.

…Автобиографию Власова мы прочитали. Однако вот что наговорил Власов немцам при первом же допросе, а известный уже нам Густав Хильгер добросовестно записал наговоренное своими словами.

«Краткие данные по автобиографии о прохождении военной службы

Власов родился 1.9.1901 года в Горьковской губернии. Отец-крестьянин, имел 35–40 моргов земли; старая крестьянская семья. Образование среднее. В 1919 году учился один год в Нижегородском университете. В 1920 году вступил в Красную Армию. В первое время Власова в Коммунистическую партию не принимали как бывшего ученика монастырской школы. В 1920 г. учился в школе командиров взводов, а затем был командиром взвода на врангелевском фронте. В этой армии пробыл до конца войны 1920 г. Затем — командир взвода и заместитель командира роты до 1926 г. В 1925 году учился в школе средних командиров. В 1928 году учился в школе старшего командного состава. В 1928 г. — командир батальона. В 1930 г. вступил в Коммунистическую партию с целью продвинуться вперед в Красной Армии. В 1933 г. — преподавание тактики в школе среднего командного состава в Ленинграде. С 1933 года — заместитель начальника оперативного отдела штаба Ленинградского военного округа… Затем — командир полка. В 1938 г. — короткое время начальник штаба Киевского военного округа. Непосредственно за этим — участник советской военной миссии в Китае. Во время этой командировки был произведен в полковники. По окончании командировки в Китай в 1939 году — командир 99-й дивизии в Перемышле. 13 месяцев — командир дивизии. В 1941 г. — командующий мотомехкорпусом во Львове. В боях между Львовом и Киевом его мотомехкорпус был уничтожен. Затем стал комендантом Киевского укрепрайона. Одновременно ему было поручено вновь сформировать 37-ю армию. Из борьбы за Киев он вышел с маленькой группой. Вслед за тем был временно в распоряжении генерала Тимошенко, формируя вновь войска снабжения Юго-Западного фронта. Спустя месяц переведен в Москву для принятия командования вновь сформированной 20-й армией. Затем — участие в обороне Москвы. До 7.2.1942 г. — командующий 20-й армией. 10 марта переведен в штаб Волховского фронта. Здесь вначале — тактический советник (консультант) 2-й Ударной армии. После смещения командующего 2-й Ударной армией генерала Клочкова он принял 15.04 командование армией».


Конечно, никакие это не «автобиографические данные». Автобиографию мы читали только что выше. Это то, что на профессиональном языке разведчиков называется «легендой». Да, в ней, как и во всякой «легенде» разведчика, 99 процентов — правда. А что есть один процент? Вот он в чистом виде: из «начальника учебного отдела курсов военных переводчиков разведывательного отдела ЛВО» Власов очень изящно превратился в забубенного преподавателя какой-то «тактики в школе среднего командного состава в Ленинграде» — поди проверь, Ленинград-то держится; очень интеллигентно опущено, что в ЛВО и КОВО Власов «БЫЛ ИЗБРАН ЧЛЕНОМ ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА ОКРУГА»,[19] членом Президиума районных организаций Осоавиахима и других (?); вступил в «Коммунистическую партию», разумеется, исключительно «с целью продвинуться вперед в Красной Армии» — тоже понятно немцу; смещены акценты, убраны подробности, опущены имена, например, имя Голикова — бывшего его прямого командира, походившего потом в начальниках ГРУ, но выпячено совершенно нейтральное имя: «был… в распоряжении генерала Тимошенко», сделана стилизация «под разумение немца» — «морги», «монастырские школы», чтоб не ломали голову, чтоб с полуслова каждому из них было все абсолютно ясно, а в остальном: 99 процентов — сущая правда, кстати, которой немецкую разведку начали кормить по меньшей мере с 1938 года, когда Власова забросили в Китай.

В Китае люди из немецкой разведки, и не только из немецкой, работали под «крышей» этого министерства почти открыто. Свен Стеенберг в своей обстоятельной книге «Власов» приводит такой факт. Оказывается, Власов со своим переводчиком постоянно занимался в Китае самой настоящей… разведкой. Стеенберг пишет:

«Неоднократно он[20] доказывал личное мужество. В разведке, где всегда грозила опасность быть захваченным в плен японцами, он отдал приказ Суню, шедшему вслед за ним, застрелить его, если они попадут в засаду».


Значит, в плен к японцам он не пойдет даже под дулом пистолета, скорее застрелится, чем сдастся. А к немцам? Передо мной протокол закрытого судебного заседания военной коллегии Верховного суда СССР от 30 июля 1946 года. Председательствующий генерал-полковник Ульрих по ходу следствия задает Власову вопрос:

«Подтверждаете ли вы ваши показания от 25 мая с.г., то есть основные ваши показания: сдаваясь немцам, были ли вы убеждены в правильности действия. фашистов, и, переходя на их сторону, делали это добровольно, согласно вашим убеждениям или как?»

И что же в ответ?

«ПОДСУДИМЫЙ ВЛАСОВ:

«Смалодушничал…»


Коротко и ясно, дальше и пытать вроде бы не о чем. Ну какие после этого вопросы вы зададите этому подсудимому? Сказал — и намертво закрыл все вопросы к нему «почему?» да «как?». Одним этим словом он отсек все, что было с ним до той секунды, как он оказался у немцев. Дальше разговор мог идти только о том, что Власов «презренный трус». Это необходимо было ГРУ? А быть может, Сталину, потому что «операция ГРУ» в какой-то момент, на каком-то этапе переросла уже в нечто, после чего с Власовым однажды случилась истерика и он, почти невменяемый, кричал немцам в лицо: «Что вы со мной сделали? В кого вы меня превратили?» Да, это была схватка двух разведок. Гитлер ведь так и не поверил Власову, что тот предатель…

Из этого власовского «смалодушничал» можно сделать только один вывод: не врал Власов Суню-переводчику и почему-то врал генерал-полковнику Ульриху. И его первый помощник Малышкин на вопрос: «Ответьте, как вы попали к немцам?» — сказал: «Я сдался немцам из-за трусости».

…«Опасаясь быть арестованным вторично… — «сознался» еще один действительно боевой, как и все они, генерал Буняченко, — 17 декабря 1942 года я перешел на сторону врага…» — ну прямо не боевые русские генералы, а соленые зайцы, какой наивняк поверит в эту примитивщину, намеренную примитивщину? Вообще, когда читаешь протоколы закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР по «делу Власова» и «власовского ядра», создается такое впечатление, будто членов суда интересовал только один-единственный вопрос: «Как вы сдались в плен?» — в той или иной постановке, а «подсудимые», в той или иной форме, повторяли словно заученно и отрепетировано: «Смалодушничали!»

В июле 1941 года на Власова была написана «Боевая характеристика», завизировал ее 22 июля 1941 года командующий войсками 6-й армии генерал-лейтенант Музыченко и член Военного совета дивизионный комиссар Попов.

«4-й механизированный корпус с первых дней войны принимает участие в боевых операциях по разгрому противника. Умелое руководство тов. Власова войсками обеспечивало крупнейшие успехи частей корпуса. Мужественно дрались 8-я и 32-я танковые дивизии. Энергичный, требовательный командир. САМ ЛИЧНО ПРОЯВЛЯЕТ МУЖЕСТВО И ОТВАГУ».[21]

Где спектакль — с Сунем или с Ульрихом?

Вот как характеризует Власова находившийся рядом в тот трагический волховский период начальник политотдела штаба 2-й Ударной армии Иван Андреевич Фомичев:

«В марте и апреле 1942 года Власов находился в расположении войск нашей 2-й Ударной армии. Мне неоднократно приходилось встречаться с ним, сопровождать его в соединения войск армии. Как командир Власов производил впечатление грамотного, волевого, требовательного, не трусившего в сложной обстановке. Однажды в блиндаж, в котором Власов проводил совещание командиров соединений, попал крупный снаряд, частично разрушивший его потолок и стену. Некоторые командиры пытались сбежать, но Власов вернул их и продолжил совещание…»

А вот последняя радиограмма за подписью Власова:

«№ 115 23.6.42 23.35.

Нач. ГШКА. Начальнику штаба фронта.

Бой на КП штаба армии отм.43,3 (2804-Б). Помощь необходима.

Власов».


Вообще-то текст больше похож и на шифровку в том числе, например: «КП пуст — ухожу, как условились. Не забудьте о помощи, которая была обещана…» А что эта радиограмма значит, если ее текст перевести на житейский язык? Власов вызвал огонь на себя, как это делают все разведчики, когда их настигает погоня, и сообщил точные координаты местонахождения своего командного пункта для нанесения бомбового удара нашей авиацией. Речь здесь не идет о самоубийстве. Речь здесь идет о том, что генерал Власов был мужественный и отважный человек, и малодушие никак не могло быть мотивом сдачи его в плен. В протоколе самого первого допроса Власова немцами есть замечание: Власов производит «впечатление сильной и прямой личности. Его суждения спокойны и взвешенных». Но все по порядку…

А это из какой «автобиографии»? В 1962 году генерал-майор Е. Фоминых, бывший командир 25-го танкового корпуса, которому в мае 1945 года была поставлена задача повернуть от Берлина и двинуться в направлении Праги, рассказывал, что уже в ходе марша был передан приказ советского штаба фронта о выведении корпуса из оперативного подчинения армии для блокирования РОА… Короче, вот как Фоминых вспоминал в 1962 году в «Известиях» один из эпизодов «пленения» Власова.

…Власов был доставлен в 25-й танковый корпус. «Я и начальник политотдела П. М. Елисеев с любопытством разглядывали приближавшегося к нам в сопровождении комбата капитана Якушева высокого сутулого генерала в очках, без головного убора, в легком, стального цвета плаще. Так вот каков этот выродок!

— Как прикажете считать, — высокомерно, подергивая левой бровью, начал Власов. — Я у вас в плену или вы в плену у американцев? На каком основании вы меня задержали?

— Уточним вашу личность. Кто вы? Какие при вас документы? — осадил я его.

— Я — Власов. Власов сорвал с себя плащ и бросил его на спинку стула. Странная форма цвета хаки. Без погон. На брюках малиновые шелковые лампасы».


Дальше происходит совершенно невероятное. Вот как описывает это Фоминых:

«Трясущимися руками, спеша и не попадая во внутренний карман кителя, он[22] достал удостоверение личности.[23] Знакомые подписи удостоверяют, что перед нами бывший командующий 2-й Ударной армии Ленинградского фронта».[24]

«Трясущимися руками» — почему? От радости? Катусев и Оппоков сообщают еще более поразительные подробности. Оказывается, у всего «власовского ядра» много времени уходило «на обдумывание ходов возможного возвращения в преданное ими общество».[25] Шатов, к примеру, добровольно переходя на службу к оккупантам, на всякий случай (?) припрятал в «надежном месте» билет члена ВКП(б), что не помешало ему затем активно «состоять» в антикоммунистической «партии». Ну а Власов, тоже на всякий случай (?) почти всю войну держал при себе советскую партийную книжицу[26] и расчетную книжку начальствующего состава Красной Армии? Из какой это «автобиографии»? Западные исследователи «исторического феномена», как выразился И. Хоффманн о Власове в письме в «Военно-исторический журнал» после того, как мы опубликовали первое исследование Катусева и Оппокова «Иуды» (в то время я был главным редактором «ВИЖ»), поступают просто — для них этих фактов просто не существует. Наши же исследователи чаще всего наличие партийных билетов при Власове и Шатове ставят им в строку — «лицемеры», «хамелеоны» и «двурушники».

А почему бы партийный билет, который Власов пронес буквально у сердца все годы, находясь среди немцев, не «прочитать» так: «Я, Власов, никогда не изменял линии партии, никогда не уклонялся от генеральной линии партии: ни в 30-е — в битве с троцкистами, ни в 40-е — в битве с фашистами»? Надо знать, что такое был партийный билет для людей того героического времени. Все успехи свои личные и Родины в целом они справедливо связывали непременно с партией. Лишиться партийного билета для настоящего партийца было личной трагедией, катастрофой. Куда смотрело ГРУ, когда инструктировало в последний раз Власова? ГРУ смотрело правильно. Очень хорош был бы Власов, заявись он к немцам без партбилета. Власов без партбилета у немцев — это не Власов из ГРУ. Вся игра строилась на открытости, на откровенности, на честности и искренности со стороны Власова. Но и потом Власов не «выбросил на помойку» свой партбилет, хотя по логике он должен был именно так поступить с «ненавистными корочками», символом Сталина-Ленина и пр. Генерал Лукин — герой плена и обличитель потом Власова — так и поступил. В партию его в 1946 году принимали заново. Власова принимать в партию в 1946 году не требовалось, нужно было бы только проставить в партбилете членские взносы за все время отсутствия в своей партийной организации. Не выбросил-таки, сработало сокровенное. Партбилет был для генерала Власова той самой потаенной ниточкой, которая связывала его с Родиной. Партбилет был для генерала Власова талисманом-хранителем, ладанкой у сердца. Другого объяснения просто не существует.

А почему бы удостоверение личности генерала, которое Власов пронес с собой все годы, находясь у немцев, не прочитать так: «Я, Власов, рано или поздно вернусь в свою родную армию. Мне не потребуется выписывать новые документы. Когда я встречу первого нашего, я с радостью и гордостью предъявлю ему свои документы, свое удостоверение личности советского генерала». Да, верно, удостоверение генерала Власову нужно было для того, чтобы доказать немцам, что именно он тот самый генерал Власов. Но потом-то он и удостоверение, по логике вещей, должен был выбросить на помойку. Он бы и выбросил его, как выбрасывали их все генералы в тех обстоятельствах. Но он бы тогда не был человеком из ГРУ — советским генералом.

И уже совсем как в кино о «подвиге разведчика» рассказана история о его жене. Женами Андрея Андреевича бог не обидел. Первая была из родной деревни Ломакино Анна — Анна Михайловна Воронина, учительница. Потом: Агнесса — Агнесса Павловна Подмозенко, из Гжатска, врач; Аделька — Адель Биленберг, немка, вдова эсэсовца, на которой он женился в 1944 году с благословения самого Гиммлера, — это все официальные, так сказать, законные. Но вот потребовалось Власову в 1945 году заполнить анкету арестованного, и в графе «жена» он пишет:

«Анна Михайловна Власова, девичья фамилия Воронина». Почему? Кроме Анны Михайловны, все остальные — «служебные», «ради дела»? Как с этим у остальных одиннадцати? У Жиленкова, например, в графе про жену записана не Елена Вячеславовна Жиленкова-Литвина — первая жена, а некая Зоя Борисовна Веселовская. Малышкин вписал в анкету не Анну Ивановну, свою первую жену, а другую женщину… У большинства же в основном так: «Где находится, не знает». И не только про первую жену, но и про мать, отца, детей, родных и близких. Это что за игры? Или все затеяно для того, чтобы, когда мужья и сыновья вернутся, соседи не догадались ни о чем? И не появилось бы лишних «информаторов и летописцев»?

О том, что немцы «крючок» ГРУ под условным названием «Волков» в Китае заглотили, подтверждает и дневниковая запись одного из них, представителя немецкого штаба Сергея Фрелиха: «В Китае большевистское мировоззрение Власова испытывает первое потрясение. Соприкоснувшись с некоммунистической страной, он увидел лживость советской политики, которая, с одной стороны, поддерживала националистов Чан Кайши против японцев, но, с другой стороны — пыталась ободрять коммунистов Китая. Таким образом, миссия Власова, помимо официальной задачи: помогать Чан Кайши в обучении и формировании его армии, — имела и тайное задание, а именно: создать предпосылки для победы коммунистов в Китае». Программа-минимум: создать у немцев впечатление, будто «большевистское мировоззрение Власова испытывает первое потрясение», — Главным разведывательным управлением была выполнена. Теперь можно было переходить и к выполнению программы-максимум — Власов в Берлине.

А пока… Сразу после командировки в Китай Власова бросают снова в тот же Киевский особый военный округ на должность командира 99-й стрелковой дивизии 17-го стрелкового корпуса 6-й армии. Где бы, вы думали, дислоцировалась 99-я стрелковая дивизия? В только что взятом в ходе воссоединения Западной Украины с УССР городе Перемышль. Был польский Пшемысль, а стал украинский Перемышль. С запада, юга и севера — только немецкие дивизии, оккупировавшие в сентябре 1939 года Польшу. По сути дела — заграница, немцы буквально через дорогу, встречи с ними у командования дивизии ежедневные. В свое время даже совместный парад войск провели с немцами. Случайно? Ни в коем случае. Все развивается по «легенде» ГРУ. Ситуация совершенно управляемая. В Токио, откуда исходила вся опасность для СССР с Востока, крепко сидел Зорге, в Берлине, откуда исходила смертельная опасность для СССР с Запада, пока не было никого. Вторая мировая война набирала обороты. В Берлине должны были быть свои глаза и уши. В Берлине должен был быть Власов, вхожий в высшие эшелоны власти.

С назначением Власова на 99-ю стрелковую дивизию, вокруг этого, вчера еще никому не ведомого соединения, вдруг началась несусветная свистопляска. Полистайте «Правду» и «Красную звезду» той поры; кажется, нет номера газеты, в котором бы не писалось о 99-й, хотя «Правде»-то какое дело до какой-то дивизии? В короткий срок 99-я дивизия стала лучшей, образцово-показательной в Вооруженных Силах СССР. 99-я — дивизия завтрашнего дня. 99-я хоть сегодня готова в бой с самым сильным, по последнему слову техники вооруженным противником. В 99-й лучшая оргштатная структура. В 99-й лучшая методика обучения и воспитания личного состава… Командир 99-й — комдив № 1 во всей РККА. Командир 99-й, разумеется, знает схему всех укрепрайонов и оборонительных сооружений. Сразу же Власова избирают членом партийного бюро партийной организации управления и штаба дивизии, через месяц — членом Перемышльского горкома партии. Местные газеты сообщают об этом тут же. Читайте, немцы: Власов становится авторитетом и в партии.

Из дивизии не вылезает сам нарком обороны Тимошенко. В восторге от дивизии и начальник Генштаба. На базе 99-й нарком проводит показные учения. На базе 99-й проходят разного рода всеармейские семинары, сборы, отрабатываются новые методики, опробуются новые орг-штатные схемы. Сплошняком в московских газетах идут фотографии Власова: Власов с Тимошенко, Власов с Жуковым, Власов с членами правительства… В «Красной звезде» одна за другой выходят огромные статьи за подписью Власова — проблемные, острые, из них видно: автор вхож в самые высокие московские кабинеты, он влияет — на военную политику страны. Политуправление Киевского особого военного округа в своем печатном органе публикует большую статью Власова под заголовком «Новое в подготовке войск». Отдельно брошюрой выходит «работа» Власова «Новые методы боевой учебы». В декабре 1940 года Власов выступил в Москве как содокладчик начальника Генштаба Мерецкова — самый умный и талантливый, ему известны все самые сокровенные тайны РККА, начиная от новых организационно-штатных структур до новейшей боевой техники и вооружения, которое сразу поступает именно в 99-ю. Власов — содокладчик самого нач. Генштаба. Власов вместе с нач. Генштаба ставит Вооруженным Силам задачи на предстоящий учебный год. В январе 1941 года Власов назначается на должность командира 4-го механизированного корпуса — самое совершенное и боеспособное, что есть в Красной Армии в тот период… ГРУ работало, держа постоянно в уме: у немцев Власов после Китая — человек с «потрясенным мировоззрением» и «открывший лживость советской политики», к тому же семинарист, которого почти до 30 лет не принимали в партию, имеющий слабость к женщинам — купил 16-летнюю китаянку, имеющий слабость к выпивке — в Китае из ресторанов не вылезал. Шла большая игра двух гигантских разведок мира.

Кто-то и сегодня повторяет глупости о том, будто Власов имел контакты с немцами задолго до начала войны и сдачи его в плен. Чушь. Была совсем другая игра. Власов немцев не подпускал к себе на пушечный выстрел. Он, по «легенде», должен был быть совершенно недоступен им, но они обязательно должны были не забывать: Власов с «потрясенным мировоззрением». По «легенде», с самого начала не они должны были к нему прийти, а все наоборот — он сам однажды добровольно должен был появиться у них… — и непременно прямо в Берлин, к Гитлеру. Если уж умного, хитрого, проницательного и осторожного китайца Чан Кайши смог окрутить, стать его личным другом, то почему не получится то же самое с тем же Гитлером? ГРУ знало, что может, на что способен его офицер.

Передо мной

«Наградной лист на командира 99-й стрелковой дивизии генерал-майора Власова А. А.

Наименование награды: орден «Красная Звезда».

1. Краткое конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг:

Он[27] лучше и быстрее других воспринял личные указания Народного комиссара…»

Дата — «февраль 1941 года». Наискосок по наградному листу от руки написано: «Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1941 года наградить орденом Ленина». Вдумайтесь, что здесь написано. Было бы все понятно, если бы было написано: «Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1941 года НАГРАЖДЕН…» Но здесь-то приказано Президиуму Верховного Совета СССР «НАГРАДИТЬ». Но ведь даже командир 8-го стрелкового корпуса генерал-майор Снегов представлял Власова всего лишь на орден Красной Звезды. Между орденом Красной Звезды и орденом Ленина дистанция огромная: орден Ленина — высший орден СССР. И что это за рука, начертавшая наискосок, которая выше Президиума Верховного Совета СССР, приказывает ему наградить какого-то Власова не орденом Красной Звезды, как оценил его труд в наградном листе прямой командир Власова генерал-майор Снегов, а высшим орденом СССР — орденом Ленина? Почерк Сталина? Даже близко не лежал.

Указ о награждении Власова орденом Ленина тут же был опубликован во всех газетах — читайте, немцы, какой соблазнительный объект для вашей разведки этот генерал Власов — только что его избрали в состав военного трибунала КОВО. А как, скажите, иначе отбирать и готовить резидента масштаба, допустим, Ивана Сергеевича Тургенева, нашего знаменитого автора «Отцов и детей», «Дворянского гнезда», «Записок охотника»… который был генералом русской армии и резидентом всей сети русской разведки в Европе? Во времена Тургенева и до самого 1917 года в нашей северной столице под присмотром нашего Генерального штаба, по которому проходил службу Иван Сергеевич, издавался журнал «Охотник». Это кого же имел в виду наш знаменитый сочинитель под Хорем и Калинычем, Ермолаем и Касьяном, Татьяной Борисовной и Петром Петровичем Каратаевым, печатаясь в «Охотнике»? А роман «Отцы и дети», почитайте еще раз «глазами профессионального разведчика» — просто отчет резидента о политическом раскладе сил в Европе того времени, политические прогнозы на будущее Европы и как это аукнется в России. Все это ждет еще русского прочтения, русского осмысления, расшифровки на русский язык.

Сегодня точно можно сказать, когда ГРУ планировало забросить Власова к немцам — после 22 июня 1941 года, но 22 июня 1941 года Гитлер напал на СССР, началась Великая Отечественная война. Пошла другая игра…

Но вернемся в 1940 год. После двух месяцев пребывания Власова в должности командира 99-й стрелковой дивизии на него пишется такая вот аттестация:

«…Два месяца показали, что т. Власов-с работой по управлению дивизией справляется. Предан делу партии Ленина — Сталина и социалистической родине. Политически и морально устойчив. Бдителен и умеет хранить военную тайну. Политически подготовлен, с массами связан.

…Авторитетом пользуется. Волевой командир. Энергичен и инициативен.

Организовать дело умеет, настойчиво проводит в жизнь свои решения.

Дисциплинирован. Здоров. Оперативно-тактически подготовлен УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНО.[28]

Опыта в управлении дивизии еще нет, и здесь требуется еще значительная тренировка.

99 сд. к 1.5.40 пришла сплоченной и боеспособной с резко подтянувшимся общим порядком.

Тактическая, политическая и строевая подготовка удовлетворительна. Огневая неудовлетворительна.

Оружие, боевая техника и все виды имущества хранятся и содержатся в порядке. Хранение секретной переписки налажено.

Должности командира дивизии соответствует.

Командир 17 ск. комдив — Военный комиссар Колганов Бригадный комиссар — 10 мая 1940 г. Кальченко».

Конечно, если не знать всей «игры», то по делам в дивизии Власов «должности командира дивизии» никак не соответствует: сам он, оказывается, в оперативно-тактическом отношении подготовлен едва-едва на «уд». На такой же «уд» тянет вся дивизия по тактической, политической и строевой подготовке. Но самое главное — дивизия не умеет стрелять. Огневая подготовка у нее «неудовлетворительна». А если дивизия не умеет стрелять, то это колхоз, совхоз — что угодно, но только не дивизия. Но комдив Колганов пишет в аттестации Власова: «Должности командира дивизии соответствует».

Аттестация, как и положено, идет «наверх». Вот какое заключение делает по поводу этой аттестации старший начальник: «С аттестацией и выводами согласен. Достоин присвоения военного звания «генерал-майор». Дивизией командует два месяца. Производит впечатление твердого, волевого командира. Уровень тактической подготовки в масштабе дивизии хороший». Уже разночтение. Колганов, ближайший командир Власова, констатирует, что «тактическая… подготовка удовлетворительна», старший начальник по «впечатлению» поправляет — «хорошая». А кто этот начальник? «Командующий 6-й армией комкор — ГОЛИКОВ. 12 мая 1940 года». Верно, тот самый Филипп Иванович, однокашник Власова по московским курсам с таким символическим названием — «Выстрел». Какое трогательное совпадение! Случай свел? Но вот еще «случайное совпадение». В июле 1940 года, через пару месяцев после того, как Голиков подписал эту «нелогичную» аттестацию на Власова, он, сходив со своей 6-й армией походом в Западную Украину, сразу назначается заместителем начальника Генерального штаба — начальником Главного разведывательного управления (ГРУ). Как раз на этот период приходится особенно интенсивная накачка имиджа Власова. Не умеющую стрелять 99-ю дивизию, так сказано в аттестации ее командира, в прессе представили как лучшую по огневой подготовке в Вооруженных Силах. Пребывал Голиков в должности начальника ГРУ до октября 1941 года. В октябре 1941 года всем уже было не до глобальных операций ГРУ, не до Власова-разведчика. Вот как вспоминает эти дни бывший председатель Моссовета В. Пронин:

«12 октября немецкие войска захватили города Калуга и Малоярославец, 14 октября — город Калинин и 18 октября — город Можайск — последний город перед Москвой на этом направлении. Враг вторгся в западные районы Московской области.

19 октября поздно вечером нас пригласили с А.С. Щербаковым в Кремль на заседание Государственного Комитета Обороны. Из здания правительства вместе с членами ГКО идем по темной кремлевской площади в резиденцию И.В. Сталина. Между членами ГКО продолжается спор о том, надо ли защищать Москву? Берия настойчиво убеждал членов ГКО отказаться от защиты Москвы. «Москва — это не Советский Союз. Остановим фашистов на Волге, — убеждал он. — А если мы здесь останемся, нас перестреляют, как куропаток». Молотов возражал, считал защиту Москвы необходимой. Другие угрюмо молчали.

Содрогнулись от мысли об отказе защищать Москву. Ведь в городе оставалось более двух миллионов населения. Они будут уничтожены гитлеровцами. Будет уничтожен город, творческий труд многих поколений русских людей — столица, олицетворяющая весь Советский Союз…

В течение всего пути от здания правительства и до Никольских ворот Берия нервно уговаривал членов ГКО отказаться от защиты Москвы.

Вошли в кабинет И. В. Сталина. Он озабоченно ходил по кабинету с своей неизменной трубкой.

После некоторого молчания, обращаясь к присутствующим, сказал: «Положение на фронте всем известно. Будем ли защищать Москву?»

Наступило тягостное молчание. Через несколько секунд он повторил свой вопрос. И снова молчание. Не дождавшись ответа, он обратился с этим вопросом к рядом сидящему Молотову. Тот ответил: «Да, надо защищать Москву». Затем с таким же вопросом он обратился к каждому из присутствовавших. Все ответили утвердительно, в том числе и тот, кто только что уговаривал членов ГКО отказаться защищать Москву.

Получив от всех утвердительный ответ, Сталин предложил мне (видимо, как самому молодому из присутствовавших) записать продиктованное им постановление «О введении осадного положения в Москве и прилегающих к ней районах». Этим постановлением устанавливался двойной эшелон обороны Москвы. На дальних подступах защита столицы возлагалась на войска Западного фронта, которым командовал Г. К. Жуков. На ближайших подступах оборона столицы возлагалась на генерала П.А. Артемьева. В нее входили все части войск противовоздушной обороны, военные академии и училища, вновь созданные из добровольцев рабочие батальоны и полки и батальоны МПВО.

Позднее мы узнали, что Сталин предварительно советовался о защите Москвы с командующим Западного фронта Г.К. Жуковым — решающее слово о защите Москвы сказал Георгий Константинович Жуков.

После принятия этого постановления Верховный Главнокомандующий сразу же стал соединяться по телефону с командующими военных округов восточных районов и отдал приказ о направлении на защиту Москвы дополнительных дивизий. Он называл некоторые дивизии по памяти, иногда заглядывал в небольшую записную книжку». Именно в этот момент октября 1941 года в битве под Москвой Сталин доверил Голикову командовать 10-й армией, а Власову — 20-й…

Но вот еще не менее «случайное совпадение». Когда наши войска, скажем так, захватили Власова,[29] когда «советские органы» занялись власовцами, оказавшимися в их руках в качестве репатриированных, именно в это время Голиков — «зам. наркома обороны СССР по кадрам, с мая 1943 года начальник главного управления кадров, а с октября 1944 года одновременно УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СНК СССР ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ГРАЖДАН СССР».[30] Иными словами, с самого начала прошлым, настоящим и будущим власовцев занимался исключительно Голиков — бывший начальник и куратор Власова. С этой должности он ушел только в 1950 году, когда Власова и его ближайших соратников уже «повесили», а мелкая сошка с клеймом «власовец», «предатель», «изменник» вкалывала на лесоповале и в шахтах. О Власове и власовцах забыли даже вспоминать, будто это был черный день.

Последняя должность Ф.И. Голикова была — начальник Главного Политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, а звание — Маршал Советского Союза. Не потому ли вознесся он на самый «потолок» власти, что был очень хорошим начальником и куратором Власова? Не за блестяще ли осуществленную операцию с Власовым стал он Маршалом Советского Союза? В должности нач. ГлавПура Голиков делал все, чтобы о Власове забыли или говорили только как о предателе Родины № 1. Даже невооруженным глазом было видно, что ситуация с Власовым с подачи начальника ГлавПура Голикова упрощалась до примитива, до уголовщины, мол, животный страх — вот причина сдачи Власова немцам. Почему? Почему не сказать честно, кто на самом деле был Власов и какое задание Родины он выполнял в Берлине?

На посту начальника ГлавПура Филиппа Голикова сменил А.А. Епишев. У Алексея Алексеевича тоже биография: в первые недели войны создавал на Харьковщине «подполье и партизанское движение», а известно, что никакого партизанского движения не существовало, а была работа чекистов в тылу врага, себе в помощники они мобилизовывали людей из местного населения — это и были партизанские отряды. На самотеке сколачиваются только грабительские шайки. С 1951 по 1953 год А. Епишев — заместитель министра государственной безопасности СССР. Потом побывал послом в Румынии и Югославии, а в мае 1962 года он — нач. ГлавПура. Однажды ветераны 2-й Ударной армии, как ее называют — власовской, обратились к Епишеву с письмом, в котором они аргументировано доказывали, что член Военного совета их 2-й Ударной армии М.И… Зуев, руководивший одной из групп, которые выходили из окружения, чтобы не попасть в плен, застрелился. Ветераны возбудили даже ходатайство о присвоении М.И. Зуеву звания Героя Советского Союза посмертно. Когда об этом доложили Епишеву — нач. ГлавПура, Герою Советского Союза, с ним случилась истерика. «Ни в коем случае! — топал ногами Епишев. — Зуев проявил политическую близорукость. Не разглядел в лице Власова махрового врага народа». Конечно, Зуев был больше виноват, чем, допустим, Жуков, который 28 января 1942 года дал такую характеристику Власову после Битвы под Москвой:

«Руководил операциями 20-й армии: контрударом на город Солнечногорск, наступлением войск армии на Волоколамском направлении и прорывом оборонительного рубежа на р. Лама.

Все задачи, поставленные войскам армии, тов. Власовым выполняются добросовестно… С управлением войсками армии справляется вполне. Должности командующего армии вполне соответствует».

Конечно, Зуев был больше виноват, чем, допустим, Президиум Верховного Совета СССР, который своим Указом от 22 февраля 1942 года наградил Власова орденом Ленина, а до этого — в январе — присвоено было ему звание «генерал-лейтенант». 13 января 1942 года «Красная звезда» отдала целую полосу под фотографии девяти наиболее отличившихся военачальников в битве под Москвой. Рядом с фотографией Жукова стояла фотография Власова.

Кстати, в последнее время мне пришлось прочитать кучу книг про Власова, о Власове, изданных за рубежом и у нас. Могу заверить, о нашем национальном герое — полководце сродни Суворову и Кутузову не написано и тысячной доли того, что написано о Власове. Дай бог памяти, кажется, есть одна книга из серии «Жизнь замечательных людей» — и все. Про Власова написаны буквально сотни книг. Почему так? Об этом мы будем ниже говорить подробно.

С 1961 по 1966 год Филипп Голиков еще и член Центральной ревизионной комиссии при ЦК КПСС — опять на страже всяческих великих тайн, связанных с высокими государственными персонами. Кончил Маршал Советского Союза Голиков так: «демократы-шестидесятники», хрущевские выкормыши в годы так называемой «оттепели» начали атаку на него как на бывшего начальника ГРУ, требуя «рассказать», «раскрыть», «ликвидировать «белые пятна» истории»… и т. п. Они, по наводке «забугорных друзей», чуяли, где лежит самое потаенное и самое главное. Однако речь при этом не шла о Власове, а если что-то и предполагалось, то только в плане найти новую чернуху, новую пакость, растоптать и уничтожить, забыть, что был такой генерал Власов — самый невероятный миф всей Второй мировой войны, а может быть, и всегоXX века. Что сделал бывший нач. ГРУ, который знал подноготную не только операции ГРУ с Власовым? Он прикинулся невменяемым, упрятался в очень комфортабельную психушку — и концы в воду.