"Клянусь победить врага" - читать интересную книгу автора (Крючков Максим, Гончарова Анна, Черкасов...)

Komandor Враг не для всех

Какое же странное чувство…его нельзя даже толком передать. Обида? Горечь? Боль? Пустота? Да, не смотря на всю дикую смесь бушующих во мне чувств, больше всего подходит именно пустота…

Вж-ж-ж-ж — жужжит прикреплённая к кисти манипулятора инженерной машины, дисковая циркулярная пила…

Вз-з-з-з-з — противный визг разрезаемой ею стали, должен бить по ушам. Однако, вопреки всему, я его не слышу…

Передо мной встаёт её лицо — такое родное и знакомое. Будто, и не видел его уже столько времени. Она грустно улыбается, глядя куда-то за мою спину, — словно, опасаясь смотреть мне в глаза, — и говорит: «Не переживай, всё образуется…».

Хотя, её глаза…эти прекрасные изумрудные глазки наполняются обречённостью и бессилием.

«Всё будет хорошо, вот увидишь…» — теперь к ним прибавляется ещё и обман. Тяжёлый, вымученный, а потому, ещё более страшный и жестокий.

Вз-з-з-зиньн! — визг пилы резко обрывается — раскалённый докрасна диск замедляет вращение. Разрезанная броня машины распадается на части, открывая моему взгляду недвижимые тела. Три трупа — водитель, оператор и механик. Первый так и остался в своём кресле — ремни безопасности не дали бедняге вылететь внутрь салона…но они же и не дали ему спастись. Более того — через весь затылок человека шла бордовая полоса. Русые волосы на ней потемнели и слиплись, а приподнятый ворот куртки пропитался кровью и теперь нелепо топорщился. Видимо, диск пилы в какой-то момент прошёл сквозь обшивку и вспорол водителю голову. Оставалось только надеяться, что к этому времени он был уже мёртв.

Механик и оператор валялись в хвостовой части машины. Обследовав их тела, я прихожу к выводу, что уж они то, точно погибли при попадании снаряда в это нелепое устройство. Больше ничего особого обнаружить в машине мне не удаётся…

Я смотрю на индикатор зарядки реактора — «пятьдесят три процента». Этого хватит ещё на пять часов бесперебойной работы. А, потому, лишь тяжело вздыхаю — совершенно не хочется ничего делать. Паршивое настроение и внезапно нахлынувшие воспоминания уничтожили всё на корню. Пожалуй, единственное желание, которое у меня сейчас возникает — это вернуться в серую от грязи казарму и завалиться на кровать с порядковым номером «семьдесят восемь». Зарыться лицом в подушку и превратиться в этот, до смерти врезавшийся в память, номер, слиться с таким понятным существованием простого и естественного набора цифр и обезличиться. Раствориться в привычном наборе вещей — без душевных терзаний, ненужных угрызений, бессмысленного существования…

Но, вместо этого, вижу внимательно наблюдающего за мной лейтенанта, сидящего внутри БПМ* с откинутым люком на башне, а потому, сразу же бегу к следующей поверженной машине противника. Как и всякий житель третьего сектора, этот беспринципный ублюдок просто жаждет выслужиться хотя бы до второго, а потому таким как мы, ему на глаза лучше не попадаться. И уж если такое вдруг произошло, стараться ничем не провоцировать.

Лейтенант провожает меня долгим, подозрительным взглядом, однако, я уже не даю ему никакого повода для ненужных сомнений — включаю пилу и вгоняю набравший обороты круг в наименее защищённую часть машины.

Вж-ж-ж-ж — уже привычно жужжит пила…

Вз-з-з-з-з — противный визг пилы и скрежет металла должны бить по ушам, однако, я их просто не слышу…

«Всё будет хорошо, слышишь? Ну, кивни…пожалуйста…»

Я удручённо киваю. И продолжаю пилить уже опостылевшую, покрытую пеплом и копотью, броню. У лантийцев, конечно, вся техника, вкупе с компьютерами и системами жизнеобеспечения полное дерьмо — даже против наших разработок пятидесятилетней давности порой пасуют. Но, вот, что касается самого воплощения — с ними мало кто может сравниться. Вот и получается, что при одном точном попадании, их машины уже выходят из строя, однако же, благодаря качественному исполнению, у экипажа остаются довольно высокие шансы на спасение…в идеале, конечно. Почему только в идеале? Да потому что, как мы помним — вся техника лантийцев, вкупе с компьютерами и системами жизнеобеспечения — полное дерьмо…

Люди, выжившие при прямом попадании девяностомиллиметрового снаряда или подорвавшиеся на противобортовых минах инфракрасного действия — начинённых, в среднем, пятнадцатью килограммами взрывчатки — вынуждены были медленно умирать внутри своих боевых машин из-за недальновидности их разработчиков. Уже который год лантийцы не могли разработать собственную универсальную информационную систему, которую с успехом можно было бы внедрить в любую отрасль военной промышленности. А, потому, лишь бессильно наблюдали за тем, как в экстренных ситуациях существующие подобия управляющих программ при малейшем сбое выходят из строя, бортовые приборы перегорают, а люди оказываются запертыми внутри железных гробов. И, в результате чего, умирают либо от нехватки воздуха, либо от высоких температур и давления…

Вот потому то и приходится нам брать на себя обязанности их ангелов-хранителей, выковыривая незадачливых вояк из бронированных консервных банок, чтобы, в последствие, взять под арест выживших лантийцев и обменять уже на наших военнопленных. Хотя таких, по сравнению с невезучими противниками, считанные единицы.

Хотя, с другой стороны, лишние руки никогда не мешают — пленные возводят укрепления, блиндажи, окопы. Роют ямы для последующей установки мин, валят деревья, вяжут плоты для переправ или основ под мосты. Ну, а если повезёт, может даже найтись вполне сговорчивый специалист в вопросах металлургии, производства высокопрочных сплавов и прочих хитростей, делающих их машины практически неуязвимыми для нашего оружия средней мощности и дальности…

Вз-з-з-зиньн! — датчики, показывающие, что давление резко упало и лезвие работает вхолостую, тут же начинают подавать тревожный сигнал и пильный диск снижает обороты. На этот раз броня оказывается гораздо прочнее и в ход идут гидравлические ножницы — один из самых главных предметов оснащения МИН*.

Щель достаточно расширилась, чтобы я не только смог увидеть последствия атаки нашей пехоты, но и просунуть внутрь манипуляторы. Правда, и тут не оказалось ничего достойного внимания — опять три человека экипажа и опять три трупа. Разве что, эти были заметно моложе остальных…

Курсанты? Жестокая, но искусная пропаганда молодёжи? Или, просто у самопровозглашённой Империи больше не осталось людей, способных держать оружие и управлять доисторической техникой?

Я внимательнее присматриваюсь к каждому из членов экипажа на предмет повреждений и тут же в ужасе закрываю глаза…

Нет, такого просто не может быть!

Это всего лишь наваждение!

Откуда именно здесь?

Глупая шутка обстоятельств и вероятностей — не более…

Никогда я не забуду этот цвет волос. Мягкий, пшенично-золотистый, с ослепительными рыжеватыми всполохами на солнце. Я никогда его не забуду и ни с чем не спутаю…

Но, как?

«Всё будет хорошо…вот увидишь» — я думаю, она понимает, что я сказал ей эту гадость не со зла. Но, иногда бывает так — что-то затуманивает разум и внезапно выплёскивается вся скопленная за какой-то промежуток времени, гадость. Агрессия, раздражение, может, даже ярость…

Но, до чего же глупа человеческая натура! Вот, почему мы не можем переступить через свою гордость и извиниться? И, вместо этого, где-то в глубине души начинаем оправдывать совершённые действия, придумывая странные доказательства собственной правоты, ещё в большей степени убеждаясь в том, что поступаешь верно. Почему?

Зачем вообще кто-то придумал такую глупую и совершенно неконтролируемую черту, как гордость, из-за которой всегда столько проблем. Она как ангел и демон на разных плечах. Причём, если обиженному гордость шепчет различные утешения, вселяя уверенность в том, что именно собеседник находится в пламени заблуждений…то, обидевшему поёт дифирамбы и приносит извинения за то, что не подсказала сделать всего этого раньше…

Мы оба всё это прекрасно понимаем — схожие мысли отражаются в отведённых взглядах, — однако, никто не делает и шага навстречу друг другу. Чтобы столкнуть лбами невидимых советчиков, а затем, и полностью уничтожить этих ограниченных своим дуализмом, стоящих по разные стороны баррикад одной войны, ангелов и демонов…

«Всё будет хорошо, слышишь? Ну, кивни…пожалуйста…»

Я киваю, поворачиваюсь и ухожу. Чувствую себя настолько погано, что хочется разреветься и, в беспамятстве кинуться под проезжающий мимо грузовик. Но напористый демон продолжает шептать слова неподдельного восхищения мной и моим же мужеством.

Я продолжаю идти, не разбирая дороги, спотыкаясь и сбивая прохожих. Некоторые заранее шарахаются в стороны и крутят пальцами у висков. Другие, просто называют пьяницей. Но, я всё иду, не в силах что-то сказать или обернуться. Потому что знаю — стоит только обернуться и где-то там, вдалеке увижу её, такую же сломленную, держащуюся только на лживых увещеваниях её ангела. И тогда я не выдержу и побегу к ней…

А этого делать нельзя — потому что именно этого и боится мой демон. А, потому, прилагает все усилия, чтобы не позволить мне даже поднять голову — постепенно всё усиливая и усиливая захлёстывающую с головой ярость. На окружающих, на себя и, даже на неё. Не смотря на то, что она то, как раз, виновата меньше всех…

«Всё будет хорошо…»

Я протягиваю манипулятор и бережно подхватываю такое крохотное, по сравнению с конечностью машины, тельце. С замиранием сердца переворачиваю его и едва не начинаю кричать и плясать от радости. Хоть и танцевать то толком не умею.

Не она…

Вот уж, действительно хорошо…как бы это цинично не звучало…

«Всё будет хорошо, слышишь?»

А, на следующий день, когда я уже почти поборол поселившегося на левом плече, демона, вдруг на все возможные голоса заорала старая, допотопная сирена…

И я просто не успеваю извиниться…

Проститься у меня так же не получается — все видео-, аудиовизоры и прочие средства связи у нас конфисковывают ещё в центральном распределителе. А война, между тем, обещает быть самой жестокой и беспринципной, со времён ещё первого завоевания Лантии…

— Что тут происходит? — внезапно раздаётся рядом грубый мужской голос.

Я оборачиваюсь с телом неизвестной мне девушки на руках и вижу перед собой того самого лейтенанта в БПМ, который так пристально наблюдал за мной. Он всё так же беспечно разъезжает с откинутой башней своей боевой машины.

— Жива? — он с интересом смотрит на девушку.

— Нет, сэр, — я с сожалением качаю головой.

— Тогда какого хрена ты с ней возишься, инженер?

— Простите, сэр…я…я, просто не могу — мне срочно нужно улететь…

От такой наглости лейтенант сначала теряет дар речи, а, затем, на глазах багровеет.

— Да что ты себе позволяешь, тварь! Ты даже не солдат! Ты — никто! С этой работой может справиться даже баба! Ты даже не проходил обязательного обучения пилотирования среднегабаритной техники, а уже клянчишь себе увольнительную?! Да ещё в военное время?!

— Вы не поняли, сэр… — в моей голове начинается какой-то непонятный сумбур. С одной стороны, я уже жалею о собственных словах, с другой, понимаю, что действую правильно.

— Это ты не понял, сосунок! Если ты находишься внутри этой игрушечной херовины и не участвуешь в боевых операциях, это вовсе не показывает твою избранность! Как раз наоборот — это значит, что, по сравнению с остальными, кто собственной кровью платит за лишний клок земли, отвоёванной у врага, ты — самое обычное дерьмо! Которое, к тому же, даже с собственной работой справиться не в силах…

Поразительно, но на этот раз я не только успел вовремя обуздать уродливого демона, так радостно рванувшемуся к свободному плечу, но и, связав по рукам и копытам, заткнуть кляпом его поганый рот, выбросить за грань моего измученного сознания…

Не говоря ни слова, я протягиваю лейтенанту тело девушки, отчего тот резко замолкает и, ничего не понимая, перехватывает у меня лантийку.

— К сожалению, вы даже не знаете, насколько вы неправы, сэр… — с этими словами я разворачиваюсь и направляю машину в сторону бараков. На сколько я помню, в одном из ангаров — на экстренный случай — всегда располагалась парочка компактных ММИ4*. Что бы там ни говорит лейтенант, а я прошёл не одну программу скоростной подготовки и поднять в воздух истребитель для меня составит труда не больше, чем привести в действие ставшую в последнее время почти родной, МИН.

Я включаю гусеничные блоки на полную мощность — дорога здесь довольно ровная, поэтому, добраться до расположения части мне удастся буквально за час. Да и половина заряда реактора этому способствует: осталось бы меньше двадцати процентов, пришлось бы скрипеть сервоприводами и трудолюбиво вышагивать в сторону склада с уже заряженными блоками…

Я досадливо сплёвываю и мысленно обзываю себя самыми последними словами — а, ведь, это был бы идеальный вариант. Не нужно было разбираться с лейтенантом. Пришлось бы потерпеть всего три с небольшим часика и вполне обоснованно смениться для установки нового реактора. Правда, не факт, что после этого чудовищного видения я смог бы вытерпеть столько времени. А, даже если и смог — нашлись бы потом у меня силы на такой отчаянный шаг?

Что и говорить, но, в большей степени, мне помог случай…

Внезапно откуда-то сбоку доносится резкий визг трущихся друг об друга металлических частей и я резко торможу, хотя, логичней было бы, пожалуй, только увеличить скорость. Именно поэтому, я и оказываюсь сбитым с ног…вернее, с гусениц…неведомой силой.

— Ну что, мразь? Неужели ты думал, что можно вот так просто взять и уйти тогда, когда ты сам этого хочешь? — раздаётся уже знакомый голос.

Тут же перед глазами вереницей праздничных огней вспыхивают критические и просто опасные повреждения машины. Оранжевые огоньки сменяются красными, которые, в тоже время, смешиваются с кровью из разрезанного осколками забрала, лица. Судя по показаниям приборов, у меня была практически полностью разворочена спина — накопительный блок, привод усилителей и серьёзно повреждён правый манипулятор. По всей видимости, лейтенант, не долго думая, засадил по удаляющейся цели тридцатимиллиметровым снарядом на опережение. Пожалуй, мне весьма сильно повезло с машиной — МИНки были подготовлены даже к таким испытаниям — не даром инженеров, порой, забрасывали в самые горячие точки…

Я делаю попытку подняться, но лейтенант тяжёлой ступнёй БПМ давит сверху на мою машинку, едва ли не впечатывая её в землю. Почему-то первое, на что я обращаю внимание — это то, что башня его машины уже закрыта…

— Я не давал разрешение подниматься, сукин сын! Как ты вообще посмел?! Дезертирство всегда считалось самым диким и тяжёлым преступлением! Ты же поклялся победить врага — поклялся ценой собственной жизни!

— Да…а ещё я поклялся уничтожить всякого, кто посмеет встать на пути моей победы… — я не ору как он, но лейтенант прекрасно слышит мои слова а, потому, впадает в приступ ярости. Предчувствуя неладное, я включаю круговую пилу на исправном манипуляторе и начисто срезаю ступню его БПМа. Не успевший активировать гусеничный блок, лейтенант опрокидывается навзничь и, выругавшись, приводит в действие курсовые пулемёты по обеим сторонам центральной башни машины.

Я тоже мог бы активировать винтовку, но, вместо этого, выхватываю с бедра гидравлические ножницы и приставляю их к круговому шарнирному сочленению башни лейтенанта.

— На вашем месте, я бы не стал этого делать…сэр… — Сочленения как раз находятся на уровне шеи сидящего внутри человека, так что, надавив на ножницы, я имею все шансы начисто срезать его паршивую башку — сто двадцать мега Паскалей — это вам не шутки. Бедняга даже не успеет ни о чём подумать, как его голова выкатится из башни, словно орех из скорлупы.

В идеале, конечно…

С повреждённым приводом усилителей сложно обеспечить нужное усилие. Так что, остаётся надеяться только на то, что лейтенант пока не знает о нанесённых мне повреждениях. В крайнем случае, можно попробовать навалиться на ножницы всем весом моей машинки в падении — если лейтенант вздумает что-нибудь предпринять.

— Инженер, ты в курсе, что теперь единственный способ принять наказание за свои необдуманные действия — это незамедлительно умереть? Заметь, я не говорю даже о достойной смерти, потому что для тебя этот вариант уже неприемлем. Стоит мне только переключить частоту эфира или послать сигнал о помощи, как тебя уже не будет в живых! И я уверен — на штрафбат не стоит даже надеяться!

— Именно поэтому, вы и не совершаете глупых и необдуманных поступков, сэр? — смеюсь в ответ я.

— Что ты имеешь в виду? Объяснись?! — лейтенант уже был на грани срыва.

— Вы ведь сами упомянули про вызов и штрафбат — терять мне нечего, так что ничто и не мешает надавить на рукоятки…

Лейтенант замолчал, видимо рассматривая моё лицо через камеру внешнего вида, которая как раз была напротив забрала МИН.

— Но почему? — внезапно спрашивает он сухим, безжизненным голосом, — Наши враги — лантийцы…мы не должны распыляться ещё и на междоусобную грызню…

— Нет, — качаю я головой, — Ваш враг, может, и лантийцы, но не мой… У меня другой враг — и я даже не сомневаюсь в том что вы не только его не сможете увидеть, но, даже и не воспримите как врага…

— Инженер, ты сошёл с ума! Я приказываю отпустить старшего по званию и…

— Не смей на меня орать! — внезапно срываюсь и кричу я. Да так, что лейтенант моментально затыкается, а я испуганно отодвинулся от камеры на его башне.

Каким-то неведомым мне образом, демон всё-таки вырывается из сотворённой хладнокровным спокойствием клетки, сбрасывает с себя оковы и медленно бредёт ко мне. Недобро улыбаясь, он облачается в покрытые серой и сажей доспехи и готовит своё самое страшное и действенное оружие. Он понимает, что я, уже раз почувствовав себя на свободе, больше не позволю так просто овладеть собой. Но, в свою очередь, я также знал, что и он так просто не отступит.

Просто не сможет…

Я улыбаюсь ему в ответ и опять включаю дисковую пилу…

Истошно вопит лейтенант…

Хищно ощерившись, на меня кидается мой рогатый враг…

В глазах внезапно темнеет, а по лицу расползается что-то тягучее и склизкое — кажется, я пропустил удар…

Вз-з-з-з-з — привычно визжит пила, разрезая металлические доспехи демона…

Видимо я попал — не смотря на то, что весь взор заволакивает мутная тёмная пелена, уши закладывает, а в голове тяжёлыми грохочущими ударами отдаётся сердцебиение, я буквально ощущаю раздающиеся сбоку странные булькающие звуки…

Но всё хорошо, слышишь? Я знаю, что справлюсь с ним. Точно так же, как знаю, что ты всё слышишь — иначе просто и быть не может. Ведь, ты сама говорила, что всё будет хорошо…

Так и вышло. Ведь правда?

Ну, кивни…пожалуйста, кивни если так…

БПМ — Боевая Противопехотная Машина. Бронированная пилотируемая машина, снабжённая двумя гусеничными блоками, в экстренных случаях переключаемая на обычный ход, авиадесантируемая парашютным, ракетно-парашютным или посадочным способом. Предназначена для уничтожения пехоты противника, Лёгких Машин Пехоты и среднегабаритной техники, а так же, поддержки своей пехоты огнём орудий в наступлении и обороне.

Как привалило, БПМ вооружены:

— пушкой калибра 90 мм или автоматической 30 мм пушкой;

— пусковой установкой КУР (Комплекс Управляемой Ракеты. Прежнее её название — Комплекс Управляемого Реактивного Снаряда Повышенной Огневой Мощи);

— двумя курсовыми пулемётами калибра 7,62 мм, каждый из которых установлен по бокам машины или спаренным 7,62 мм пулемётом на центральной башне.

Специальная гидравлическая система БПМ позволяет без всякого вреда для бортовых приборов и навигатора задействовать одновременно сразу все имеющиеся в наличие системы вооружения.

МИН — Машина Инженерного Назначения. Бронированная пилотируемая машина, снабжённая двумя гусеничными блоками, в экстренных случаях переключаемая на обычный ход, авиадесантируемая парашютным, ракетно-парашютным или посадочным способом. Предназначена для экстренных и скоростных задач — разбор завалов, починки крупногабаритной техники и фортификационных сооружений, установки и наладки крупногабаритных автоматических орудий и т. д.

Как привалило, МИН оснащены:

— дисковой пилой профессионального класса — с глубиной пропила 150 мм, с несколькими твёрдосплавными сменными дисками. В большинстве случаев, зубья дисков либо выполнены из высокопрочных металлов, либо покрыты алмазным напылением;

— гидравлическими ножницами со встроенным насосом. Рабочее давление — 140 МПа, максимальная сила резания — 420 кН;

— тросорезом с максимальным диаметром перекусывания стального каната 50 мм;

— импульсным пистолетом средней плотности энергии, питающийся от центрального генератора машины;

— автоматической винтовкой калибра 7,62 мм.

В зависимости от задач и местности, МИН могут быть также доукомплектованы:

— мотопомпой с максимальной производительностью в 15 куб.м./час для выкачивания, перекачивания или смешивания больших объёмов жидкостей;

— механизмом для бурения скважин и отверстий под опоры с диаметрами сменных буров от 50 до 100 мм и максимальной глубиной бурения до 1000 м;

ММИ — Малый Межконтинентальный Истребитель. В соответствии с классификацией, цифра 4 означает принадлежность данной модели к многоцелевым всепогодным истребителям.

Истребитель — предназначен в первую очередь для уничтожения воздушных целей. Может так же применяться для сопровождения и защиты бомбардировщиков, транспортных самолётов, а также самолетов гражданской авиации от истребителей противника. Используется для защиты наземных объектов от атаки авиации противника и для завоевания превосходства в воздухе над полем боя. Реже истребители используются для атаки наземных и морских целей.

Технические характеристики:

— размах крыла: 17,58 м;

— длина самолета: 21 м;

— высота самолёта: 6,05 м;

— площадь крыла: 114,27 м?;

— экипаж: 1 человек;

— масса:

БРЭО — 925 кг;

Пустого — 22350 кг;

Нормальная взлётная — 34586 (100 % топлива);

Боевая — 29 774 (52 % топлива);

Максимальная — 40000 кг;

— содержание материалов:

Титановые сплавы 48 %;

Вольфрамовые сплавы 15 %;

Композиты 27 %;

— тип двигателя: ядерный ПРВД JRF-100;

— тягловооружённость:

Боевая — 1,35;

При нормальной взлётной массе — 1,1;

При нормальной взлётной массе — 0,9;

Лётные характеристики:

— максимальная скорость: 2890 км/ч;

— максимальная бесфорсажная скорость: 2060 км/ч;

— крейсерская скорость: 1105 км/ч;

— дальность боевого радиуса: 1500–1760 км;

— нормальная дальность: 3540 км;

— максимальная дальность: 7380 км;

— максимальная перегрузка: 10g;

— скорость крена 70 град./с;

— расчётный ресурс самолёта 12000 ч.;

— масса: 723,5 кг;

— максимальная дальность обнаружения: до 500 км.