"Клянусь победить врага" - читать интересную книгу автора (Крючков Максим, Гончарова Анна, Черкасов...)

Виктор Бухаров (Князь) Внуки Победителей

На поля Тейры вот уже в который раз пришла осень. Посол Власъ, отправленный в земли побежденных в Последней Войне Карлов, должен был скоро вернуться.

Последняя Война стала самой долгой и кровавой в истории нашего народа. Карлы славились своими искусными строителями и мастерами, которые могли быть не менее хорошими воинами. И вот однажды, они позарились на наши леса и земли и перешли давным-давно оговоренные границы.

Запылали урожаи, появились пепелища на месте деревень и потянулись повозки вглубь страны — так началась Последняя Война.

Власъ, простой сын кузнеца с недюжинной силой, пошел в начале Войны, как и многие, в ополчение, под начало одного из княжеских воевод. Война была долгой и сражений в ней не счесть, а уж стычек и засад подавно хватало. К концу войну он стал уже правой рукой Седого Князя, и под его началом ходила малая дружина. Но не всем так повезло, из тех Тейрианцев, с кем Власъ начал воевать, мало кто дожил до Победы. И не потому что хуже умели мечом махать и щитом закрываться или их вовремя не прикрыли товарищи — на войне то оно знамо все бывает в горячке боя, и не потому что он больше всех хотел жить и бегал от смерти — все хотели жить, но не бегал ни он, ни кто-либо из тех ополченцев, а просто ему везло больше, стрела прошла мимо, солнце не ослепило неожиданно выглянув из-за туч, нога случайно не угодила в ямку, не поскользнулся после дождя на сырой земле — просто повезло. Как и всем, кто выжил в той Войне.

И вот Власъ, один из последних живых Победителей, был отправлен послом в земли Карлов для подписания очередного мирного договора. По возращении, в его честь был устроен пир, на который собрались многие послушать рассказ о дальних землях. Выслушав историю посла о дальнем и долгом странствии, Молодой Князь неожиданно спросил:

— Поговаривают, что ты и тамошний старый воевода вели долгую беседу. Так о чем же говорили последние воины Последней Войны?

— Спрашиваешь о чем, князь, — медленно обведя всех взглядом в зале, тихо начал Власъ — так я тебе скажу, да только вели, чтобы не перебил меня никто, а иначе обиду на того затаю. Сам знаешь, я хоть и стар, а со мной шутки плохи — подкову согнуть еще могу+ Мы, выжившие, дали все, что у нас было, нашим детям. Мы не хотели им той доли, что выпала нам, мы оградили их, как могли, от тревог и тяжестей жизни, они сделали то же для своих детей, но что же так все повернулось-то?

Многих здесь воспитывали, кормили и учили бабки да мамки, покуда мы с вашими отцами и дедами старались дать то, чего не было в нашем детстве. Может от того вы так ослабли, что не получили в свое время твердой дедовой и отцовской руки? Кто у вас решения то принимает, я то поди и у отца не спросил — на войну пошел, а сейчас даже ваши дети — у матерей, а не у вас спрашивают во двор выйти разрешения. Да и во дворе, что вы сами-то сделали или уже зазорно стало работать в собственном доме на себя-хозяина? Скамейку-то резную и ту не сделаете, не потому что не умеете — ужо научиться то можно всему, а потому что лень — проще кликнуть со двора кого за монетку. Что в руках силы нет — так вроде есть, аль ума не хватает — так вроде похваляетесь своей разумностью. Иль духом слабы на поступки? А может кто из вас сам построил свой дом или может строит его, а я и не знаю? Или может кто до сих пор живет с родителями не потому что они немощные и забота им ваша нужна? Что в доме с вас толку-то кроме постели, да и то, видать, не все у вас там столь хорошо, коли детей раз-два и обчелся, а я был у отца единственным сыном, но уже седьмым, все остальные сестры. А у кого из вас больше двух ребетенков? Хорошо если двое есть… Что, ослабели на ноги поднять свою кровь? Себя-то поднять не можете, не то что своих отпрысков.

А разговоры то какие ведете — обсуждаете друг друга, да похваляетесь. И ладно б дела были какие, что стоит вслух-то говорить, так нет же, невдомек, что дела, о которых стоит молву вести, и без вас разойдутся по людям — люди, они ж не только худое-то видят, дела должны говорить сами за себя, а не вы за них — срамота. А чем гордитесь то, кроме того, что жену чью берете, пока мужа-то дома нет, да что головы дурите юницам — что это подвиг и свершения для Настоящего Тейрианца? Похваляетесь у кого на мече злата да каменьев больше и узор побогаче. Что, от того злата да узора лучше меч у кого рубить стал?

Я вижу в вас не осталось настоящего, не способные вы теперь на большие дела и на великое — вы перестали любить и ненавидеть так, чтобы кровь кипела в венах, перестали верить в верность и честь, нет среди вас ни дружбы, ни веры в товарищей своих. Сила она не только в руках, но и в духе, ум он не в словах, а в голове, здоровье не меряется кубками, оно меряется делами. Вот о чем я шептался со старым воеводой, ибо в землях Карлов то же самое их старики видят, только у них похуже нашего будет — того и гляди женщина станет Князем — и не от того, что самая что ни на есть умная и красивая, а от того, что достойных мужчин больше нет в их землях. Они скоро начнут бояться своих женщин, они, как и вы, потеряли смелость для поступков — и это воинственные и свирепые Карлы, с которыми я бился! Так что нет у нас больше различий, нет ни победителей, ни побежденных спустя столько лет. Все мы проиграли и наши лучшие мужи остались на той Войне, а те, кто вернулись, не смогли воспитать потомков достойно и теперь я вижу, что среди вас мальчиков больше, чем мужей! Вот об этом и говорили, ибо нам держать ответ пред теми, чьи дети без отцов остались. И ответов у нас нет — нам нечего им сказать, представ пред ними. Хоть вы и Внуки Победителей, но продолжателями их не стали. Они были Настоящими Тейрианцами, а кто вы?

Он продолжал с яростью говорить, и в его голосе, сквозило отчаяние и бессилие. Казалось, он хочет докричаться до самых глухих из нас. Его слова хлестали, как плеть — видно, он давно носил их в себе. Это были не просто слова, эта была его боль и вина, которую он возложил на себя за что-то не сделанное и упущенное.

Мы молча слушали его, и лица наши багровели, костяшки сжатых кулаков становились все белее, расширенными от гнева глазами мы старались не смотреть друг на друга, и каждый был готов вскочить и крикнуть: «Ложь!!! Что ты мелешь — врешь ты все, старик!» Но каждый мог и добавить, что он уже не раз слышал похожие слова о себе, Здесь и Сейчас для нас уже давно не существовало, мы все продолжали свое легкое и уютное вечное завтра. И оттого молчали.

Я встал первый, кто-то должен был начать. Он был прав, может не во всем насчет меня, да и остальных тоже, но он был прав и даже то немногое, что каждый из нас мог признать своей червоточинкой, даже ту малую часть, с которой, по-своему скрипя зубами, соглашались, уже вызвала злость и раздражение: на себя — за то что есть, на него — за то что сказал…

Я встал со скамьи и посмотрел в его глаза, видно что-то он в них увидел, раз решил не бросать заранее заготовленные последние слова.

— Здесь и Сейчас я приношу клятву перед самым главным моим судьей и свидетелем, перед самим собой — что я стану Достойным Победителей — Я кровь от крови их, стану! И никто кроме меня самого не сможет мне помешать в этом.

В молчании, при потрескивании факелов я вышел из-за длинного стола. Я не мог простить ему те слова, которые он бросил, ни к кому не обращаясь конкретно, но заглядывая в душу каждого. Такая правда о себе всегда тяжела, особенно когда её обнажают при всех. Я вышел и посмотрел на ночное усыпанное мерцающими огнями небо. Я не знал, о чем думают и что решат остальные, я не знал, что увидят в моем поступке, но одно я знал точно — звезды были сейчас мне ближе чем они, потому что кроме меня, больше мне надеяться не на кого, да и не за чем, и сделал то, о чем уже думал последние два года — то, что я должен был сделать уже давно, я пошел и сделал предложение Той, от которой у меня будут дети, которых я когда-нибудь смогу называть Правнуки Победителей, те которые станут Настоящими Тейрианцами, а сейчас я буду этому учиться — Здесь и Сейчас…