"Долг воина" - читать интересную книгу автора (Маккенна Джульет)

Глава 7

Вот и Зимнее Солнцестояние завершает уходящий год, а я не знаю, как указать дату, ибо все календари бессмысленны в охватившем нас Хаосе. Я только помню, что это — двадцать восьмой год с последнего Солнцестояния Немита Последнего, также известного как Безрассудный. После тяжких испытаний прошедшего поколения я спрашиваю себя, стали бы мой отец и его братья так грубо стаскивать с трона даже такого жалкого правителя, если бы знали о бедствиях, которые падут на наши головы? Должны ли мы в свою очередь осудить наших уважаемых предков как безрассудных? Страдаем ли мы от их непочтительности, или Рэпонин взвешивает наши собственные проступки и, сочтя нас недостойными, кивает Полдриону, чтобы тот наслал на нас беды?

Из всех новостей, полученных к этому Солнцестоянию, самая горькая та, что количество смертей среди носящих наше Имя в уходящем году превысило число рождений. И кто знает, сколько еще тех младенцев умрет от голода и болезней в предстоящие сезоны? Подстегнутый этой мыслью, я поручил моим писцам и эсквайрам составить перечень собственности, остающейся в Имени Д'Олбриота, с полным списком всех арендаторов, их претензий к нам, расходов, понесенных из-за них нашей казной за прошедшие пять лет, и прибыли, которую мы получили от их верности. Рэпонин будь моим судьей, я еще не видел результатов, но могу предсказать, что они окажутся неутешительными. Наши владения неумолимо сокращаются, и кто смеет надеяться, что дальше не будет еще хуже?

Так пусть эти слова и приложенные к ним пергаменты станут моим оправданием перед будущими поколениями, перед теми сыновьями Д'Олбриотов, кому посчастливится выжить и продолжить наш род. Пусть они примут это как оправдание за действия, которые я собираюсь предпринять.

Мы больше не можем оставаться одни с достоинством нашей исконной независимости. Одинокая овца — добыча волков, а нас со всех сторон осаждают мародеры. Поэтому я намерен присоединиться к тем, кто идет за Ден Модрикалом. Я обменяю вооруженный отряд, который нам удастся собрать, на помощь в защите наших земель под командованием сьера Линталя. Сезон за сезоном я наблюдал, как этот юноша поднимается до правления Домом благодаря своему ратному искусству и благодаря характеру, более сильному, чем мне доводилось встречать даже у мужей вдвое старше его. Незначительные Имена, брошенные на произвол судьбы разрывом всех былых уз, стекаются под его знамена. Всего за год Ден Модрикал собрал внушительное войско и одержал значительные победы над разбойниками из Далазорских равнин.

Так почему я ищу оправдания моим поступкам, если Динталь уже на деле показал себя человеком смелым и решительным? Потому что у меня есть оговорки и насчет стремлений, и насчет замашек Ден Модрикала. Я хочу рассказать о них под печатью нашего Имени на тот случай, если умру прежде, чем смогу назначить себе преемника и лично посвятить его в такие жизненно важные вопросы.

Я могу простить молодому человеку самомнение, которое побуждает его выдумывать себе родословную, но зачем Динталь подбивает своих товарищей так горячо клясться, что Ден Модрикал происходит от многих древних Домов? Правда это или ложь, факты потеряны в туманах времени. Какой прок в таких вымыслах, когда любой человек моего поколения хорошо помнит скромное положение этого Имени в эпоху Немитов? Или нас должно впечатлить его собрание знамен и гербов, давным-давно похищенных из разных Домов? Однако такие мелочи довольно безобидны в сравнении с теми опасностями, с которыми мы сталкиваемся каждый день.

Менее безобидно заявление этого юноши: «Кто не со мной, тот против меня». Мечом добиваться преданности — верх неразумия. И я не могу одобрить те последующие меры, которыми Линталь надеется сохранить верность своих союзников. Да, пажеская служба в знатном дружеском Доме всегда была частью образования эсквайра, но в наши смутные времена тот обычай давно отменили. Лично я считаю, что компания юношей, которая ездит теперь между владениями Модри-калов под видом охраны от бандитов, немногим лучше заложников за хорошее поведение их семей. Однако я должен выбрать по эсквайру из каждой ветви Д'Олбриотов, старшей и младшей, и отдать их под опеку Линталя. Только тогда он приведет свои пики и мечи, чтобы изгнать северных грабителей с наших земель. То, что эти дети научатся читать и считать за чужой счет, — слабое утешение, когда я предвижу, что им привьют еще и жестокую философию Линталя.

Но какой другой путь открыт для меня? Боги оставили нас, лишив Высшего Искусства, и жрецы ничем не могут теперь помочь. Или я должен прибегнуть к неосвященному колдовству, которым некоторые пользуются без благословения бога или человека? Линталь не делает секрета из своего отвращения к этим изуверским искусствам, без страха и пощады предавая мечу каждого обнаруженного мага. Я мог бы заподозрить какое-то своекорыстие в таком скором осуждении, но нельзя отрицать, что это заставляет любого, даже самого отчаянного сьера хорошенько подумать, прежде чем связаться с магами.

Ден Модрикал утверждает, что их победы — доказательство божественного расположения. Пусть тогда Рэпонин взвешивает искренность Линталя на своих весах, и Сэдрин пусть судит его, как считает нужным. Я не стану этого делать. Все мои усилия должны служить моему Дому, и, Полдрион свидетель, я не вижу лучшего выбора для защиты Д'Олбриотов, чем Ден Модрикал. К сему я ставлю мою печать.

— Сьер шлет поклон и желает, чтобы ты посетил его в библиотеке.

Лакей передал сообщение с вежливой невозмутимостью, и я принял его с таким же бесстрастным кивком.

Я сидел в караулке, исправляя расписание нарядов, — одна из целой кучи обязанностей, порученных мне сразу по окончании праздника. Нейр и Столли, как старшие избранные, взвалили на меня всю самую нудную и зачастую неприятную работу. Так делалось всегда, строго напомнил я себе и потянулся за ножом, чтобы очинить непокорное перо. У меня нет права жаловаться. Молодые присягнувшие чистят нужники и подметают полы, пока сержант не наберет новичков, на которых они в свою очередь будут смотреть свысока. Только тот присягнувший, кто дольше всех прослужил, стоит на воротах, кланяется проходящим дворянам и складывает в карман попутное серебро.

По тому же самому обычаю, Столли отправился в город, чтобы от имени Дома заглянуть к кузнецу, делающему мечи, а Нейр уже, поди, распивает бутылку вина с Филом, обсуждая, кого из рьяных претендентов, осаждающих школу после каждого праздника, они могли бы взять в признанные. Вот почему я пытался разобраться в наспех накарябанных записях, ломая голову, как позволить Верду уйти, дабы навестить больного отца, если Индар не берется в расчет, поскольку вернулся с праздника со сломанной рукой.

Я в последний раз пробежал глазами список: кажется, сойдет — и тут же выругался шепотом, обнаружив, что поместил трех зеленых новобранцев в одну стражу. Нет, этого делать нельзя. Нужен хотя бы один опытный, чтобы не давал им расслабляться.

— Пенс, ты остаешься за старшего. — Я защелкнул крышку на чернильнице и отложил перо.

Присягнувший тут же вошел в караулку и плюхнулся на табурет.

— Пользуйся случаем, — в шутку посоветовал я ему. — После полудня мы дежурим на конюшенном дворе.

Пенс застонал.

— Скажи, что сегодня мы выпроводим последних гостей!

Я кивнул.

— Насколько мне известно. — Мне тоже надоело таскать чемоданы, шкатулки и пустяковые покупки к телегам и каретам, которые загромождали двор и соседние дороги в течение последних дней.

Я прошел через опустевший парк к резиденции. После праздничной суматохи в коридорах царила необычная тишина. Везде было чисто, все гирлянды убраны, несколько встретившихся мне слуг занимались второстепенными делами. Во всем ощущалась легкая усталость.

Мессир был один в библиотеке, где все опять стояло на привычных местах. Сундуки с документами, принесенные в ожидании битв в судах, вернулись в архив. Шкатулок Авилы, ее спрятанных сокровищ и списков нигде не было видно. Все, связанное с Келларином, было перенесено в салон в противоположном крыле резиденции; все, что могло бы понадобиться Д'Алсеннену, размещалось отдельно. Темар принимал непрерывный поток посетителей, тогда как Д'Олбриоты твердо держались в стороне.

— Добрый день, Райшед. — Сьер сидел в кресле по одну сторону пустого камина. Он не предложил мне сесть.

Я поклонился.

— Мессир.

— Как я понимаю, вчера тебя вызывал судья, собиравший свидетельства за и против Крева Тор Безимара?

— Да. Я рассказал ему все, что знаю.

И много того, что я подозреваю и о чем только догадываюсь. Отделять зерна от плевел — это работа судьи. Если он у всех требовал таких же исчерпывающих подробностей, как у меня, то эта работа будет долгой.

— Если ты дежуришь со стражей, значит, Д'Алсеннен нынче утром в городе, — заметил мессир.

Вместе с пустой приемной я поступал в распоряжение Темара на все время, что он находился в стенах Д'Олбриота. Вне этих стен он был предоставлен самому себе, по крайней мере до тех пор, пока не приведет к присяге несколько своих человек.

— Где Д'Алсеннен? — спросил сьер.

— Он у сьера Ден Джанаквела, — быстро ответил я.

— В связи с чем? — Мессир добродушно поднял брови.

Я немного подумал, прежде чем ответить.

— Чтобы обсудить владения того Дома вокруг Калавена.

— Чтобы обсудить, как зерно Ден Джанаквела могло бы кормить людей Д'Алсеннена, — уточнил сьер с легкой укоризной. — В обмен на что? Дерево? Руду? Шкуры?

— Не могу сказать, мессир, — просто ответил я.

— Не можешь или не хочешь? — Мессир поднял руку. — Прости. Впрочем, я спрашиваю это уже не в первый раз, верно? Не думаю, что ты больше других удовлетворен необходимостью разрываться на части.

Он замолчал, явно ожидая ответа.

— Я выполняю свой долг так, как считаю правильным, — натянуто вымолвил я.

Это верно, что постоянно меняющиеся требования стали для меня настоящим испытанием. Зато я был слишком занят, чтобы думать о чем угодно, кроме этого дня или следующего.

— Как я понимаю, Д'Алсеннен собирается отплыть в Келларин в конце предосени, — заметил мессир. — Когда ты перестанешь быть таким незаменимым, мы должны будем приготовить для тебя казенный дом. Тогда ты сможешь послать за своей рыжей, если еще не передумал. Затем мы назначим тебе какие-то постоянные обязанности в доме. Я знаю, что Лейшалу требуется помощь, и, как избранный, ты должен управлять делами Дома из удобного кресла, а не бегать туда-сюда, снашивая подметки.

Должно быть, я невольно состроил гримасу, потому что сьер рассмеялся.

— Прости меня, Райшед, но сейчас ты похож на Майреда, который собирается с силами перед обедом со своими престарелыми тетками. Полагаю, это моя вина. Я так долго держал тебя в разъездах в качестве следственного агента, что ты изголодался по той службе, не так ли?

Я бы не стал утверждать, что мне по душе роль следственного агента. С другой стороны, эти прошедшие несколько дней с жестокой ясностью показали, что мне действительно больше не нравится казарменная жизнь.

— Я скоро привыкну.

Хотелось бы знать, как долго эти мои слова будут оставаться ложью.

— Не сомневаюсь, что ты привык бы, — отрывисто молвил сьер, — но это не изменило бы того факта, что ты не подходишь для этой работы. Ты был бы верховой лошадью, впряженной в телегу с углем. И есть другие обстоятельства.

Он снова сделал паузу, но я молчал.

— Пришло время поговорить откровенно, Райшед. — Мессир откинулся в кресле, сжимая кисти под подбородком. — Ты хороший человек и всегда был таким, но никто не может служить двум хозяевам. Д'Алсеннен рассчитывает на твои советы — нет, я не возражаю. После указов Тадриола под этой крышей осталось не так много тех, к кому он может обратиться, а Сэдрин знает, что этому парню нужен кто-то, кто направлял бы его. Но я не могу закрыть глаза на потенциальную опасность. Уверен, ты даешь самые лучшие советы, — другого и быть не может, — но рано или поздно ты обнаружишь, что самое лучшее для Д'Алсеннена не идет на пользу Д'Олбриоту, или, наоборот, интересы Д'Олбриотов противоречат интересам Келларина.

На сей раз его молчание требовало ответа, и он возник в виде первой заповеди присягнувшего.

— Я всегда верен своей клятве.

— Прости, Райшед, но как бы ты в это ни верил, я больше не убежден, что это так. — Непринужденный тон мессира не мог замаскировать неумолимость его слов. — И опять-таки, большая доля ответственности за это лежит на мне. Я поощрял тебя, как следственного агента, использовать твою собственную инициативу, твое собственное суждение, но в этот праздник я видел слишком много случаев, когда ты ставил интересы Д'Алсеннена выше интересов Д'Олбриота. Ты действуешь во всем как управляющий Д'Алсеннена, только не называешься так, и ты не можешь продолжать это делать, нося на руке браслет с моей эмблемой.

Я ухитрился придать своему голосу бесстрастность.

— Вы говорите, что я должен носить эмблему Д'Алсеннена?

— Я заключал договор не с Д'Алсенненом, а с тобой, — пожал плечами мессир. — Я всегда должен заботиться об интересах Дома, а для этого приходится иметь дело с реальностями, как бы неожиданны или неприятны они ни были. В один прекрасный день, и он, вероятно, не слишком далек, ты окажешься перед выбором: либо быть верным себе, либо быть верным своей клятве. Я отказываюсь брать на себя ответственность за твои терзания. Я не хочу ставить тебя в такое оскорбительное положение, Райшед, и это значит, что я должен вернуть тебе твою клятву.

Смятение наполнило меня пустотой.

— Вы увольняете меня со службы? — Слова сьера и мои собственные слова эхом прокатились в моей голове.

— Пора тебе вновь стать хозяином своей жизни, — со вздохом молвил сьер. — Ты хороший человек, Райшед, и верный. Поскольку ты счел бы этот выбор предательством, я вынужден принять решение за нас обоих. Если я не прав, скажи мне это, и я смиреннейше попрошу у тебя прощения. Но я дал тебе этот браслет, чтобы оказать тебе честь, и не хочу дожидаться, когда он начнет нестерпимо натирать.

Все, что я мог сделать, это опустить блестящую медь по руке и снять через запястье. Эгоистичный приступ малодушия охватил меня. Я могу вернуть сьеру браслет незапятнанным, но если я вот так оставлю службу, это непоправимо запятнает мою репутацию.

Мессир протянул руку, и я сделал шаг, чтобы положить блестящий круг на его ладонь.

— Спасибо. — Хмурясь, сьер осторожно повернул браслет пальцами. — Я дал его тебе, чтобы оказать тебе честь, Райшед, и не хочу, чтобы такой поворот событий тебя опозорил. Никто из нас не мог предвидеть, чем закончится игра.

Мессир отложил браслет в сторону и потянулся в тень между своим креслом и стеной. Кряхтя, он поднял светлый деревянный ящик, украшенный черной инкрустацией из квадратов и прямоугольников.

— Это должно убедить тебя в том значении, какое я придаю твоей службе. — Он выудил из кармана ключ к аккуратному медному замку. — И любого, кто хотел бы позлорадствовать над тобой. Разумеется, тебе придется съехать из сторожки, и теперь тебе не годится есть со слугами, но ты можешь остаться в казенном доме по крайней мере до конца сезона или дольше, если нужно будет. Потрать это время на то, чтобы решить, чего ты хочешь от будущего, Райшед. Не принимай поспешных решений. И не позволяй нуждам других людей влиять на тебя — ни нуждам Д'Алсеннена, ни чьим-либо еще. Как я уже сказал, пора тебе стать хозяином своей жизни.

Я все еще не обрел дар речи. Я спрятал ключ в сумку на поясе и обеими руками взял ящик. Он был довольно широкий и удивительно тяжелый для своего размера. Когда я засовывал его под мышку, плотно уложенное содержимое чуть звякнуло.

— Приходи, если будут вопросы, — мягко произнес сьер. — Естественно, я поручусь за тебя перед любым торговцем, или землевладельцем, или… — Вдохновение покинуло его, и я увидел печаль, тяжело пригибавшую его голову.

Этого я вынести не мог и потому низко поклонился.

— Спасибо, мессир. 

Заканчивать расписание нарядов не казалось мне важным делом. Я оставил резиденцию и пошел кругом, за кухни, чтобы сесть на каменный край фонтана Ларазион в центре травяного сада. Я поставил ящик рядом с собой и посмотрел на него. Когда избранному или испытанному возвращают его клятву при выходе в отставку, все присягнувшие Дому собираются — посмотреть, как сьер вручает ему награду в знак своего уважения. По давнему обычаю вознагражденный передает деньги обратно, заявляя, что привилегия служить Имени была достаточной честью. Когда тот день придет для Столли или Фила, они сделают сьеру такой комплимент, твердо зная, что казенный дом останется за ними до самой смерти и в начале каждого месяца они будут получать пенсию из казны Д'Олбриота. Но я теперь не имел убежища от бурь, которые могут пасть на мою незащищенную голову.

Я спросил себя, что в ящике, но не сделал никакого движения, чтобы его отпереть. Медь там или благородные кроны, не имело большого значения. Впервые с тех пор, как я, тогда молодой парень, отчаянно ищущий какого-то направления в жизни, пришел на порог Д'Олбриота, я смотрел в будущее без уверенности, без права на кров, на еду, на поддержку моих товарищей.

Так почему я испытывал такое чувство, будто гора с плеч упала? Эмоции захлестывали мой ум в покое сада, и пытаться осмыслить их было все равно что ловить солнечные блики в воде фонтана, но я то и дело чувствовал странное облегчение. Оно сменилось опасением, затем превратилось в упрямую злость, но каждый раз я возвращался к облегчению.

Я взял себя в руки. Что делать теперь? Куда мне идти, когда передышка закончится? Я представил, как убеждаю маму, что меня не выгнали с позором, и содрогнулся. К тому же пройдет не один год, прежде чем Хенси и Риднер истощат свой запас ехидных шуточек. Одно это препятствовало моему возвращению в Зьютесселу. Но главное, я так же не мог вернуться к обтесыванию камней, как не мог просить мессира снова взять меня на службу.

Еще предстоит сказать Ливак, как драматично рассыпались в прах все наши планы. Не будет у нас обеспеченного будущего. Я не стану испытанным, управляющим делами Д'Олбриота в каком-то удобно отдаленном городе. Значит, некая польза из всего этого вышла, криво улыбнулся я. Сьер прав. Я забыл, как это скучно — целыми днями прислуживать Имени. Моя улыбка исчезла. Возможно, он сделал мне одолжение, но все равно осталось такое чувство, будто меня вышвырнули за дверь. Конечно, я понимал, что к прежней жизни возврата не будет, но почему мессир все решил за меня?

Потому что ты сам ему это позволил, присягнув на службу, проворчал в моей голове какой-то рациональный голосок. Сидя здесь, в благоухающей шалфеем тишине, я вынужден был признать, что в последнее время меня раздражала необходимость подчиняться решениям других людей. Что бы я ни делал, не стану присягать Темару, решил я. Присягать на службу в юности было легко, отдавать свою судьбу в чужие руки — отрадно. Тогда жизнь казалась ясной, как сказка для кукольного театра, где предсказуемые герои в избитых ситуациях принимают черные и белые решения. Повзрослев, я узнал, что жизнь гораздо сложнее. Начать с того, что мои собственные желания были клубком противоречий и я не раз убеждался, что люди вокруг меня носят больше масок, чем какой-нибудь актер маскарада.

Однако философские размышления — это хорошо, но что дальше? Моя мать не терпела нерешительности. «Вы не можете и булочку купить, и сохранить свои пенни», — всегда говорила она нам, детям. Я вытащил ключ, чтобы узнать, сколько булочек я могу купить на ту сумму, в которую меня оценил мессир.

— Зубы Даста!

Да я могу купить целую пекарню на эти столбики белого золота, плотно набитые в ящик и переложенные лоскутками шелка. Я могу купить землю, чтобы выращивать пшеницу, и мельницу, чтобы перемалывать зерно в муку, и у меня еще останется серебро на мотовство.

Я повеселел. Мессир всегда говорил, что нет смысла роптать из-за того, что уже сделано, верно? Мы с Ливак нанялись к нему на службу в начале года, чтобы заработать деньги, которые позволят нам выбирать наше будущее. Что ж, теперь у меня есть целая шкатулка выборов, и если Ливак привезет из своего путешествия какие-нибудь эфирные знания, то вознаграждение, которое она получит у Планира или Д'Олбриота, еще больше расширит наши возможности.

Но прежде чем принимать решение, покупать ли мельницу, или снарядить отряд наемников и идти завоевывать трон Лескара, мне нужно поговорить с Ливак. Я запер ящик и надежно засунул его под мышку, пытаясь вспомнить, где будет сегодня Казуел. Уговорю его связаться с Узарой, решил я. Узара должен знать, где Ливак и что она затевает. Затем вернусь в сторожку и закончу расписание нарядов. По крайней мере с той обязанностью я могу попрощаться на моих собственных условиях.

— У вас замечательная коллекция животных. — Темар старался быть вежливым и очень надеялся, что в его словах не проскользнула скука. Конечно, светская болтовня с императором — долг его нового ранга, но юноша предпочел бы вернуться к той сотне с лишним дел, которые ему пришлось устраивать перед возвращением в Кель Ар'Айен. 

— Однако это не совсем то, что человек надеется увидеть в таком рациональном парке, верно? — Император бросил орех рыжей обезьянке с белой мордочкой, тихо сидящей в углу клетки. Она безучастно наблюдала, как угощение покатилось по полу. — Но Дома всерьез соревнуются, посылая мне животных, никогда прежде не виданных в Тормейле: то какую-то экзотическую редкость, купленную у алдабрешского воеводы, то лохматую диковинку, пойманную в Великом Лесу.

Темар посмотрел на угрюмую обезьянку, и она бросила на него недобрый взгляд.

— Надо будет узнать, какие диковинки может предложить Кель Ар'Айен.

Это то, что от него ждут?

— Думаю, в таком деле ты мог бы соперничать с Именами на этой стороне океана без особого риска. — Император вежливо поклонился двум барышням поодаль, которые с интересом смотрели в вольер, где певчие пташки ярких окрасок порхали над скребущими землю птицами с роскошными хвостами. — Люди наверняка решат, что это-то мы и обсуждаем, вот почему я попросил тебя встретиться со мной здесь.

Темар оглядел парк. Пары, молодые и старые, прогуливаются между клетками и загонами, кружевные вуали опущены на лицо, чтобы защитить от солнца нежную кожу, а веера усердно стараются разогнать жару.

— Должно быть, те птицы стоят в десять раз больше своего веса в золоте только из-за перьев в хвостах, — заметил он.

Император кивнул.

— Время от времени у нас случаются взломы, но с наступлением темноты мы выпускаем сюда мастифов. Жаль, что у нас до сих пор нет волков. Они бы наверняка отпугнули всех желающих рисковать!

— Значит, крупных животных у вас нет?

Темар недоумевал, когда же Тадриол подойдет к самому главному.

Император хихикнул.

— Во времена Алеона Галантного была такая мода, чтобы Дома посылали императору то животное, какое они изображали на своих гербах. Д'Олбриот послал рысь, мои предки — быка, ну и так далее.

— По крайней мере каменный дуб нетрудно будет поймать, — изрек Темар с мрачным юмором.

— Обязательно пошли мне его. — Тадриол махнул рукой на соседнее дерево, на котором пламенели длинные соцветия. — Оно было посажено Ден Брюернами, прежде чем их отнесли к Д'Олбриотам. Нет, та забава впала в немилость из-за суеверия. Сьер Ден Хориент умер через два дня после того, как сдох волк, которого он послал еще щенком. Затем половина эсквайров Ден Сомира утонула, когда их корабль пошел ко дну. А за десять дней до того вся стая их фазанов умерла от какого-то кашля.

— Поэтому все следили за здоровьем своего животного, словно оно было их собственным? — догадался Темар.

Он, что, должен извлечь какой-то смысл из всей этой чепухи? У него действительно есть дела поважнее.

— Совершенно верно. — Император пошел дальше, но вскоре снова остановился и бросил орех в пустой на вид вольер. Маленький пушистый зверек, совершенно незнакомый юноше, выскочил из норы и исчез со своей добычей. — Потом возник слух о лисице Тор Леорила, тявкающей на каждую женщину, которая потеряла невинность, из-за чего была расторгнута целая горсть помолвок. Последним несчастьем стал дикий кабан, которого Д'Истрак прислал из Далазора. Какая-то барышня попыталась его погладить, и он откусил ей пальцы.

— Какой ужас! — с чувством воскликнул Темар. Он оглядел обширный парк. — В Старом Дворце был зверинец. Кастан Проницательный осушил крепостной ров, засадил его травой и разделил на части. Дома посылали ему волков и медведей как символ торма-линской мощи, приручающей дикий мир Далазора, так говорил мне дед.

— В летописях ничего об этом не сказано, — удивленно промолвил император.

— Несомненно, все сгинуло в Хаосе. — Юноша натужно улыбнулся. — Во всяком случае, к концу четвертого года правления Немита Последнего никаких животных уже не осталось. Он не хотел платить за их содержание и велел натравливать их друг на друга, устраивая схватки.

— Чем больше я узнаю об этом человеке, тем больше я его ненавижу, — заметил Тадриол.

— Даже его лизоблюды были недовольны, — кивнул Темар. — И он не раз выглядел дураком, как, например, когда девять рысей отказались напасть на медведя.

— Это меня не удивляет. — Император съел орех. — Пример Немита Безрассудного приводили в качестве предостережения еще до того, как я вырос из мягких башмаков.

— Что вам за нужда вспоминать о таких жалких субъектах? — поинтересовался Темар.

— Каждый мальчишка, который мог бы однажды возглавить свое Имя, изучает царствование Немита. Это наглядный урок, как поставить Империю на колени, оказывая предпочтение одной фракции перед другой, пренебрегая достоинством Домов, грабя богатых и не обращая внимания на нужды торговцев и бедных, которые своим трудом содержат нас всех. — Император говорил с очевидной искренностью, а не только повторял то, что вызубрил в юности.

Темар пошел по дорожке, чувствуя, как солнце припекает спину.

— Не похоже, чтобы Крев Тор Безимар уделял много времени тому уроку. 

Император вздохнул.

— Увы. Но я понятия не имею, какими идеями милейшая Дириндал забила ему голову. Он никому ничего не говорит, ни судье, ни своим посетителям, ни тюремщикам.

— Крев не избежит правосудия, вы клянетесь мне в этом? — Презрев всякую вежливость, Темар схватил императора за локоть.

— Не избежит, — мрачно откликнулся Тадриол. — Когда судья закончит допросы, эсквайра Тор Безимара ждет самый беспристрастный суд, на какой только способно тормалинское правосудие, а после этого — немедленная казнь. Поверь, я следил за Кревом, равно как и мой отец всегда подозревал Дириндал в каком-то сговоре по поводу смерти его брата. Наши следственные агенты каждую пару сезонов выкапывают подозрительные факты, но у нас никогда не было твердых доказательств, которые выдержали бы разбирательство в суде.

— Спасибо вам. — Этих слов Темару казалось недостаточно, но ничего другого на ум не пришло.

— Нет, это тебе спасибо. — Император медленно пошел вперед. — Это одна из причин, по которой я пригласил тебя сюда сегодня. Я хотел выразить мою благодарность. Эти плачевные события дали мне возможность осуществить то, на что мне потребовалось бы десять лет. Теперь я стану таким правителем, каким мечтаю стать, каким был бы мой дядя.

— Я не понимаю, — робко вымолвил Темар. Теперь, когда они наконец добрались до сути приглашения, он собирался действовать с крайней осторожностью.

— Подумай сам. — Тадриол сунул руки в карманы бриджей. — Издав императорские указы, я положил конец раздорам и показал всем, что я не марионетка Д'Олбриота, пляшущая на троне, пока сьер стоит сзади и дергает за ниточки. Такое подозрение всегда было ценой его советов. — Он взглянул на юношу. — Меня избрали императором через головы моих старших братьев, потому что они уже были женаты и считались слишком тесно связанными с Именами их жен. Это главное, что беспокоило принцев в Собрании. С другой стороны, я считался достаточно юным, чтобы мною было легко манипулировать, особенно тем патронам, кто привык давать советы императору и видеть, что они принимаются без возражений. Рано или поздно ты восстанешь против подобных отношений.

— Думаю, я уже восстал, — сухо откликнулся Темар.

Для него стали привычными по два визита от каждого Имени, с коим он надеялся торговать. С первым являлись назначенные, рассчитывая, что Д'Алсеннен окажется простаком, которого легко обвести вокруг пальца, а со вторым — их сьеры, чтобы всерьез говорить о делах.

Император понимающе улыбнулся.

— Позже, свершая казнь Крева, я с предельной ясностью покажу народу, что не собираюсь защищать дворян, которые злоупотребляют своими привилегиями. Ты должен так же поступать и в Келларине, проявлять внимание ко всем твоим людям, и высшим, и низшим.

— Я воспитывался в традициях гораздо более тесных уз между знатью и простым народом. — Юноша не дал выплеснуться своему возмущению. Тадриолу будет чему поучиться у Старой Империи, помимо того, как не повторять ошибок Немита.

— Я всего лишь даю совет, — мягко заметил император. — Мои указы лишили тебя помощи Д'Олбриота, и я беспокоюсь, что это подрежет тебе поджилки. Еще одна причина, по которой я позвал тебя сюда, — это желание предложить мою помощь. Дай знать, если тебе понадобится беспристрастная оценка какого-нибудь Дома, например, или торговцев, с которыми ты собираешься иметь дело. Как я слышал, Д'Олбриот снял с цепи того избранного, но скоро тебе понадобятся и другие слуги, особенно те, кому ты сможешь доверить управление твоими делами на этой стороне океана, когда тебя здесь не будет. Я могу поручить судье навести справки о любом человеке, чью присягу ты собираешься принять.

— Еще раз спасибо. — На этот раз благодарность Темара была совершенно искренней. — Признаться, меня пугает та гигантская работа, которую мне предстоит выполнить.

— Не сомневаюсь. Меня так же пугало мое шумное избрание на трон. — Тадриол сел на скамью в тени дерева с крупными листьями. — В некотором смысле у нас с тобой много общего.

— Возможно, — нерешительно согласился Темар.

— Поэтому мы могли бы и впредь помогать друг другу, — простодушно предложил император. — Ты вернул все артефакты, которые искал?

— Осталась еще горсть, но, кажется, мы знаем, где их найти. — Темар не мог скрыть предвкушения радости. — Когда мы всех разбудим, семьи воссоединятся, и Кель Ар'Айен будет гораздо увереннее смотреть в будущее.

— Хорошо, — с неподдельным удовольствием кивнул император. — Я хотел спросить, мое кольцо вам пригодилось?

— Нет, к сожалению, — немного смущенно признался юноша.

Император засмеялся.

— Шансы были невелики. Это единственная фамильная вещь из тех, что мне удалось найти; она была достаточно старой и никому неизвестной, чтобы люди могли поверить, что она из Келларина.

— Оно у меня здесь. — Темар снял с пальца тяжелый серебряный ободок. — Даже не знаю, как вас благодарить за тот указ.

— Довольно благодарностей. — Император отмахнулся от протянутого кольца. — Эта история с заклинанием и с душами, потерянными среди Теней, лишала меня сна. Но если говорить серьезно, спор из-за того, кто владел какой драгоценностью или безделушкой, мог привести Империю к расколу. Есть много такого, что подрывает установленный порядок и на что я не могу влиять: новая торговля, новое богатство, новые идеи — но этот спор я мог разрешить. Я буду честным с тобой. Я помогу тебе наладить жизнь в Келларине, главным образом для того, чтобы твои проблемы как можно меньше нарушали здешнюю жизнь. Мы можем позволить себе отдать в пять раз больше драгоценностей, чем ты потребовал. Но мы не можем позволить себе и десятой доли разногласий среди господствующих Домов. Храни это кольцо как напоминание.

— Как напоминание о том, чем мы вам обязаны? — осмелился уточнить Темар.

— И об этом тоже, — беспечно подтвердил император. — И как залог моего обещания всегда поступать с тобой честно, даже когда видимость и жесты станут убеждать тебя в обратном. Но у тебя есть уникальные помощники, если надо отличить правду от обмана, верно? Полагаю, барышня Тор Арриал может оказать великую услугу в этом отношении.

Вот оно, требование платы, понял Темар. Но разве не так был всегда устроен мир? И оплатив долг чести или денег, человек становится свободным, верно? Все не так плохо, пока цена не превышает ту, которую Темар готов платить.

— Вы бы оценили подобную услугу как благодарность за ту помощь, что вы нам оказали?

— Ты хорошо усвоил обычаи Тормейла, — одобрил император. — Скажем просто, я бы оценил любезность барышни, если бы она уделила мне часть своего времени и рассказала, что может предложить Высшее Искусство. Я бы с радостью встретился с барышней Гуиналь, если она когда-либо посетит эти берега. Высшее Искусство поддерживало Тормалинскую Империю, протянувшуюся от океана до Великого Леса. И хотя наши границы значительно сократились, наши дела усложняются с каждым сезоном. Если обязанности императора в ваше время касались в основном ратных дел, то почти все мои заботы связаны с коммерцией. Моя задача — держать это великое торговое судно на ровном киле, балансируя привилегиями и обязанностями, согласуя противоречивые интересы людей всей сословий. Если у тебя найдутся средства мне помочь, я буду обязан тебе так, что невозможно выразить.

Темар посмотрел в глаза Тадриола, но не увидел ничего, кроме искренности.

— Я обговорю это с Авилой и Гуиналь, — пообещал он. — Но я думал, вы не любите магию?

— Я не люблю магов, — категорично ответил император. — А это совершенно другое дело. Я верю их колдовству, Сэдрин будь моим свидетелем, хотя мысль о людях, швыряющих вокруг горсти огня, несомненно, пугает меня. Всякий разумный человек боялся бы этого. Но я не доверяю магам с политическими амбициями, тому Калиону, например, мастеру Очага, или как он там себя называет. Это еще один человек, с которым тебе следует держать ухо востро.

— Кель Ар'Айен нуждается в магах Хадрумала, — уверенно сказал Темар. — Если эльетиммы нападут, нам понадобится их магия, чтобы защититься.

— Если корабли Ледяных островитян появятся вдруг у наших берегов, я громче всех буду звать Планира, чтобы он разнес их в щепки какой угодно магией, — согласился император. — Но я не потерплю, чтобы какой-то маг пытался под этим предлогом влиять на дела Тормейла. Маги во многом поспособствовали Хаосу, и я не допущу, чтобы они помешивали котел, пока я слежу за огнем. Советую тебе разъяснить то же самое в Келларине.

— Боюсь, Хадрумалу будет сейчас не до нас, — с грустью отозвался Темар. — Мастер Туч Отрик, один из их старших магов, умер в конце концов от заклинания, которое сразило его в прошлом году.

— Я что-то слышал об этом. — Император помолчал с минуту. — Однако это заботы Верховного мага. У нас с тобой есть свои самостоятельные царства на той и другой стороне океана. Сделаем ли мы все возможное, чтобы помочь друг другу?

Темар снова посмотрел в глаза императору и увидел там непреклонную честность.

— Да, — просто ответил он.

Я весь сезон репетировал фразы, которые скажу Ливак, но все слова покинули меня, когда я увидел свою возлюбленную, стоящую на трапе. Даст упаси нас, что случилось с ее волосами? Когда мы виделись в последний раз, сразу после Зимнего Солнцестояния, они падали ей на плечи, и моя мать уже намекала на свои радужные надежды заплести их в косу для летней свадьбы. Теперь они были острижены ежиком и вместо ярко-рыжих стали пегими.

Ливак заметила меня и побежала, единственная котомка — все, с чем она привыкла путешествовать, — моталась у нее на плече. Я поймал Ливак в свои объятия и крепко прижал, зарывшись лицом в ее плечо. В этот миг я хотел только одного — чтобы мне никогда не пришлось ее отпускать. Затем ее сумка качнулась и крепко ударила меня под ребра чем-то твердым.

— Что у тебя там — кирпичи? — Я поставил ее на ноги. — И что, во имя Дастеннина, случилось с твоими волосами?

Ливак ухмыльнулась, глядя на меня снизу вверх. 

— Напомни, чтобы я потребовала у Шива золотую марку.

Я поднял брови.

— За что?

— Он сказал, что твой первый вопрос будет о моих волосах. В общем, привет тебе.

— Привет. — Я глупо заухмылялся. — И что случилось с твоими волосами.

— Мне пришлось их осветлить, чтобы сойти за горянку, — небрежно объяснила Ливак и засмеялась. — Помнишь, когда мы впервые встретились в Инглизе, когда оба выслеживали эльетиммов, мы говорили о волосах и маскировках?

— Пытаешься сменить тему? — поддразнил я ее.

— О чем ты хочешь говорить? — парировала моя возлюбленная.

— Как прошло плавание? — Я знал, насколько Ливак ненавидит корабли.

— Бывало и хуже, — коротко ответила она.

— Я просто хотел, чтобы ты как можно скорее вернулась ко мне.

Я почувствовал себя немного виноватым, что не предложил ей совершить более короткое плавание до Каладрии, а остальной путь проделать по суше. Я бы подождал.

Ливак снова улыбнулась.

— Я хотела быть здесь. Ради этого стоило потерпеть тошноту.

Я взял ее за руку, и мы пошли вдоль пристани. На канатной

дороге вовсю кипела работа. Бегуны носились взад и вперед, протягивая пеньку между столбами. Канатчики потели, вертя рукоятки, которые поворачивали храповые колеса и скручивали пеньку. Скрученные пряди складывали пополам, чтобы они обвились вокруг себя, тогда при попытке раскрутить одну прядь остальные уплотнятся, и канат останется свитым.

— После всех вежливых разговоров через магов я думала, тебе будет что сказать, когда мы наконец окажемся одни. — Ливак склонила голову набок и посмотрела на меня с недоумением.

Я засмеялся.

— Не мог же я тебе обещать бесконечные наслаждения за пологом кровати, когда Казуел передавал каждое слово.

— Он мог бы заодно поучиться, — ехидно заметила Ливак.

— Или умереть от стыда. Так что ты узнала за это лето?

Если мы намеревались сравнивать успехи, почему бы ей не начать первой?

— Прикинь-ка вес. — Ливак вручила мне котомку, и я ощутил на дне солидную тяжесть, которая могла быть только деньгами. — Это то, что мне удалось в конце концов выбить из скряги Планира.

— Значит, ты привезла эфирные знания? — Хорошо, что хоть

один из нас удовлетворит патрона, напомнил я себе. — Из Леса или Гор? Тот песенник оправдал твои надежды?

— Мы привезли горянку, адепта в их разновидности Высшего Искусства, — ответила Ливак с той же самой уклончивостью, которая уже начала вызывать у меня подозрения.

— Как вам это удалось?

Она пожала плечами.

— Это долгая история. Я расскажу тебе потом, за бутылкой вина.

— Значит, меня еще ждут потрясения? — Я повесил ее котомку через плечо.

— Что-то вроде того, — призналась моя возлюбленная, обхватив меня рукой за талию. — А как прошло твое лето? Ты стал незаменимым для мессира? Знаешь, мне есть что рассказать ему о том песеннике. И я надеюсь, сьер заплатит щедро. — Ливак остановилась и подняла на меня свои зеленые глаза, в которых заплескалось беспокойство. — Казуел передал Шиву, что ты оказал великую услугу императору или что-то такое?

— Можно и так сказать. Праздник выдался богатый событиями, это точно. — Я обнял ее за плечи, и мы снова пошли.

— Как насчет сьера? — напомнила Ливак. — Насколько выше по той лестнице ты взобрался?

Я резко вдохнул.

— Я спас его жизнь, его и Камарла, когда головорезы, нанятые врагом, пытались убить их обоих.

Лицо моей возлюбленной прояснилось.

— Это должно стоить кучу крон.

— Он щедро заплатил, — заверил я ее. — И вернул мне мою клятву вместе с золотом.

Ее рука упала. Ливак повернулась ко мне, ее яркие глаза скользили по моему лицу в поисках хоть какого-то намека на мои переживания.

— Он тебя выгнал? После того, как ты спас его жирную шею? Да как он смеет?

Ее негодование согрело меня.

— Все немного сложнее. — Я услышал жалобную нотку в своем голосе. — Я помогал Темару искать артефакты, защищая интересы Д'Алсеннена. Сьер решил, что я окажусь вынужденным выбирать между Д'Алсенненом и Д'Олбриотом, и сказал, что не хочет загонять меня в этот угол.

Ливак фыркнула с презрением.

— Слабое оправдание.

— Я тоже сначала так думал.

Она посмотрела на меня изучающим взглядом.

— Ты не злишься? Тебя это не огорчило, не оскорбило?

— Я и злился, и огорчался, и обижался, — я вздохнул, — но больше всего я чувствую облегчение. И в каком-то смысле мессир прав. Принимать статус избранного, когда все, чего я на самом деле хотел, это превратить службу Дому в какое-то средство обеспечить нам будущее, было недостойно клятвы. Я заботился о себе, не вверяя себя Имени, а это не совсем честно.

— Какая может быть честность, когда цена верности — не более чем постель и набитое брюхо для девяти человек из десяти? — съязвила Ливак. Затем она стала серьезной. — Но ты не загадил гнездо? Ты еще в хороших отношениях с мессиром? Если мы брошены на произвол судьбы, нам понадобятся деньги. Сьер заплатит мне то, что должен? Я бы предпочла, чтобы он сам это сделал.

— Или ты влезешь через верхнее окно однажды темной ночкой и сама произведешь расчет?

— Что-то вроде того.

Я ответил ей такой же озорной улыбкой, но мы оба знали, что это не шутка.

— Думаю, сьеру хватит ума заплатить то, что тебе причитается, — сухо заметил я.

Ливак взяла меня под руку, и мы прошли немного дальше по пристани, останавливаясь, чтобы пропустить вереницу портовых грузчиков. От нечего делать мы с любопытством глазели на ждущие корабли. Гавань была так набита, что мы едва могли разглядеть воду, желтовато-зеленую с мирными кружевами пены.

— Если сьер теперь не будет нас содержать, то что мы станем делать? — Моя возлюбленная прикусила губу, но казалось, что перспектива свободы ее не слишком огорчает. — Каролейя еще в городе? Она всегда знает, как быстро удвоить крону.

— Мы уже говорили об этом, — ненавязчиво напомнил я Ливак. — Что бы мы ни делали, куда бы ни ехали, я остаюсь на солнечной стороне закона. А Каролейя, на мой взгляд, слишком любит тень.

— Она тебе не понравилась? — Ливак сощурила глаза.

— Очень даже понравилась, — успокоил я ее. Даст свидетель, я знаю, насколько важны для Ливак ее друзья. — И она здорово помогла мне и Темару. Просто я не намерен заниматься ее ремеслом.

Ливак широко улыбнулась.

— Для этого ты недостаточно хорош собой.

— Ты мне нарочно не сказала, верно? О том, что она такая красавица? — Я погрозил Ливак пальцем. — Хотела посмотреть, упаду ли я в ту медвежью яму?

— Ты же дал своей алдабрешке то, что она хотела, верно? — возразила она.

Я прикинулся обиженным.

— Я был покорным рабом, который делает, что ему велят.

— Следи за своим языком, — посоветовала моя возлюбленная. — Если он станет еще длиннее, кое-кто тебя за него повесит. — Но она улыбалась.

Я привлек ее к себе и крепко поцеловал под свист и улюлюканье портовых грузчиков. Может, у меня и появлялось минутное искушение согрешить с Каролейей, но каждый может принять дрозда за соловья, если его голова забита другим. Однако он никогда не примет соловья за дрозда, и теперь, когда я держал Ливак в своих объятиях, я знал, что она — моя соловушка. Я бы даже сказал ей это, если бы нашел слова, за которые Ливак не высмеет меня как сентиментального дурака.

— Райшед! Как здорово, что мы встретились! — окликнул меня знакомый голос, но тут же запнулся, как только Д'Алсеннен увидел, чем я занят.

— И тебе добрый день. — Ливак повернулась в моих объятиях и помахала ему беззаботно.

Я не собирался отпускать свою возлюбленную. Мои руки обнимали ее под грудью, ее кисти лежали на моих. Я наклонился к ее уху.

— А вот Темар упал прямо в медовый горшочек Каролейи.

Ливак задрала ко мне голову и открыла рот, но Темар подошел раньше, чем она успела задать свой вопрос. Парня сопровождала Аллин, ее обычно открытое лицо было замкнутым и усталым.

— Привет, — с теплым сочувствием поздоровалась Ливак. — Вряд ли тебе от этого полегчает, но мне очень жаль Отрика.

Лицо толстушки покраснело.

— Он всегда был так добр со мной. — Аллин с трудом сглотнула, не в силах продолжать.

Я посмотрел на Темара — он утешающе обнял девушку за плечи.

— Как Велиндра это восприняла?

Магиня приходила через день то с новой картой, то с какими-то изменениями к старой, и предлагала советы по ветрам и течениям океанских глубин. Я все еще не разгадал ее игры.

— Говорит, что не может ехать с нами в Кель Ар'Айен в этих обстоятельствах. — Темар мрачно улыбнулся. — Она должна вернуться в Хадрумал, поскольку у Планира больше нет оправданий для проволочки с назначением нового мастера — или госпожи — Туч.

Если Верховный маг окажется слишком занят, чтобы вмешиваться в наши дела, меня это только порадует.

— Ты возвращаешься в Хадрумал? — Ливак посмотрела на Аллин.

Толстушка вызывающе фыркнула.

— Нет, я еду в Келларин. Я сказала, что поеду, и я поеду. Мне плевать, что говорит Казуел. Там я могу быть полезной.

— Ты всегда полезна, — тепло заверил ее Темар. — И я могу утихомирить Казуела.

— Как? — полюбопытствовал я.

Юноша ухмыльнулся.

— Скажу ему, что тот последний Д'Эвуар, с которым он так жаждет себя связать, имел и сыновей, и братьев. Сам он женился на барышне Ден Периналей, а его братья взяли жен из Домов Ден Видра и Ден Койреля.

— Значит, к тому времени, когда Каз вылезет из архивов, в которых еще возможно проследить те Имена, ваши корабли будут лишь одним воспоминанием пены на горизонте, — закончил я его мысль. — Каз претендует на титул, — пояснил я озадаченной Ливак.

— Удачи ему, — засмеялась она.

— Совершенно верно. — Д'Алсеннен задумался. — Но если мы хотим отплыть до конца предосени, то мне пора вернуться к делам. Нужно уйму всего переправить на кораблях в Зьютесселу, а потом по волоку перевезти к океанской гавани. Пожалуйста, извините нас.

Мы с Ливак посторонились, чтобы их пропустить, Темар рассеянно взял Аллин за руку.

— Интересно, когда эти двое поймут, что они должны быть не просто друзьями? — пробормотала Ливак.

— Вопрос в том, заглядывается ли Темар на кого-нибудь за спиной Гуиналь, — заметил я. — Аллин — весьма незначительная луна, чтобы затмить ее очарование. Хотя Каролейя, как мне кажется, дала ему повод для размышления.

— Если я попрошу, Хэлис сделает так, чтобы Д'Алсеннен заметил Аллин, — лукаво предложила моя возлюбленная. — И Гуиналь не вредно получить по носу. Если ты спишь с парнем, а потом бросаешь его, делай это как положено. Гуиналь нечестно играет, поощряя его надежды, когда вовсе не собирается принимать его обратно. Во всяком случае, Узара будет только рад ее утешить.

— Тебе не нравится Гуиналь?

Ливак беззаботно пожала плечами.

— Я ее едва знаю. Но, на мой вкус, она слишком похожа на некоторых магов. Почему магический дар заставляет людей думать, что они имеют право указывать другим людям, как им жить?

— Темар больше не позволит Гуиналь ему указывать. Слышала бы ты, как он говорил с ней на днях. — Я засмеялся. — Авила Тор Арриал использовала Высшее Искусство, чтобы помочь ему связаться с ней, и от возмущения едва не упустила свое заклинание.

Ливак нахмурилась.

— Это та тощая старуха, которая всегда выглядит так, будто жует кислое яблоко?

Я улыбнулся.

— Теперь она не такая кислая. И, кажется, она не возвращается в Келларин. Она остается здесь, чтобы блюсти интересы Д'Алсеннена и, если глаза меня не обманывают, принимать ухаживания эсквайра Ден Харкейла.

Но мысли Ливак были далеко.

— Хэлис писала, что барышня Тор Арриал — довольно здравомыслящая женщина. — Что было высокой похвалой для Хэлис.

Мы снова пошли и наконец оказались в конце длинной каменной пристани. Внизу плескалось море, набегая на отлогий пляж, где красноногие чайки копались в полосе водорослей, оставленных на песке отливом, и прибитом к берегу мусоре. |

Делать нам было нечего, поэтому мы стояли обнявшись, пока со всех сторон кипела портовая жизнь. Ливак что-то сказала, я отклонился назад и приподнял ее подбородок одним пальцем.

— Как я могу тебя услышать, если ты вечно говоришь в шнуровку моей рубахи?

Ливак посмотрела на меня. Новая цель зажглась в се изумрудных глазах.

— Мы могли бы поехать в Келларин. Мы могли бы принести там пользу, как сказала та девушка-маг.

— Могли бы, — задумчиво подтвердил я. Эта идея уже приходила мне в голову, но я решил сначала выяснить, чего хочет моя возлюбленная.

— Там Хэлис, а я скучаю по пей, — продолжала откровенничать Ливак. — Я люблю Сорграда и Грена как братьев, но это не одно и то же. И куда бы мы ни поехали, ты все равно будешь думать о Д'Алсеннене — как он, где и что делает, верно?

Я хотел возразить, но передумал.

— Верно.

Но я все равно не собирался присягать ему на службу. Сьер прав, пора мне самому стать хозяином своей жизни. А где лучше это сделать, чем в неизведанной земле, где меня никто не знает? По правде говоря, мне уже осточертели шепотки, преследующие меня в Тормейле.

Я внимательнее поглядел в невинно распахнутые глаза Ливак.

— Есть что-то еще?

Она обезоруживающе улыбнулась.

— Помнишь, я сказала про горянку? Она была одной из тех, кого Сорград называет Шелтиями. Это Горные адепты в Высшем Искусстве. Она пошла с нами не совсем добровольно, и было бы неплохо отгородиться от них от всех океаном.

Как я ни крепился, но все же не смог удержаться от смеха.

— Пошли-ка лучше домой. Там и расскажешь мне все подробно.