"Москва за океаном" - читать интересную книгу автора (Свинаренко Игорь Николаевич)

Глава 20. Miss Moscow

Выезжающий из Москвы в Нью-Йорк натыкается на странный дорожный знак: "Эту милю шоссе поддерживает в чистоте Дженни Хейм — Мисс Пенсильвания".

Мало ли непонятного в чужой стране! Да полно. И потому я много раз проезжал мимо загадочного знака туда-сюда, не особо задумываясь о его смысле. Но однажды я таки все бросил и пошел выяснять, какая могучая и безжалостная сила вышвырнула первую красавицу огромного — нормальные страницу атласа занимают, а этот забрал целый разворот — штата на самое дно жизни: в уборщицы.

Ну, узнал номер в справочной, позвонил, назначила она мне встречу. Еду… Это ведь точно не каждый день случается, чтобы рассматривать красавиц — не издали и мельком, а вблизи и долго, пока самому не надоест. Когда так, издалека, чувствуешь себя обманутым… ну мелькнет по ТВ хорошенькое личико, и что? Или карточка в газете; там можно точно рассмотреть, что ноги длинные и бюст имеется, и все. Из-за чего же, думаешь, убивались люди? Серо, бледно… Еще, конечно, требуется красавице соблюсти такое условие: чтоб не так, что у тебя одного слюни текут, а других не впечатляет. И еще чтоб не такие были, которые сами себя считают красавицами, и больше никто, а настоящие, писаные. Писаная красавица ведь почему так называется? А на нее выписана справка об официальной красоте. Но лучше, конечно, от таких писаных красавиц держаться подальше, чтоб своими руками не создавать себе в жизни лишних разочарований. Я однажды брал интервью у одной Мисс Россия. Оно хоть было и короткое, минут десять, но уж как-нибудь смог я ее рассмотреть и оценить. Она была девушка с хорошими манерами и в замечательном платье, и была она несколько длиннее моих 1,8 метра — причем последнее да точно ли ее украшало? Но, боюсь, она прежде в жизни никогда не испытывала горячего чувства, с которым редкие счастливые девушки натыкаются на глупые напряженные взгляды встречных мужчин.

В общем, к встрече с первой красавицей большого штата я, как видите, готовился.

И вот, значит, захожу… Слава Богу! Ничего у меня при виде ее не пересохло, и не взволновалось, и не отвлекло меня от размеренного существования, и я мог себе позволить роскошь спокойной ленивой беседы с разумной долей любопытства. И равнодушно попивать холодный американский чай… Справедливости ради надо сказать, что красавицей она была пять лет назад, еще в тинэйджерах.

— Дженни, скажи, пожалуйста, а с чего вдруг ты решила выставляться на конкурсе красоты? — Вы подтвердите, что я свое впечатление от ее красоты довольно деликатно выразил.

— Это когда в первый раз?

— А было несколько? Ну давай с первого начнем…

На тот первый конкурс она попала в минимально возможном, восьмилетнем возрасте. И это было логичным этапом в жизни девочки, которой просто некуда было девать свои огромные запасы энергии. Впрочем, сама она думает, что главное, что ее туда затащило, — это уроки танцев, которые она брала с трех лет. Точнее, она приобрела привычку к сцене и способность не стесняться и не комплексовать перед посторонними. Может, это и есть главное американское искусство, главное жизненное умение, которым там дорожат, да как будто и не зря, — выйти неважно перед кем и делать и говорить, что считаешь нужным, а что другие про тебя думают и во что тебя оценивают, так это их личное мнение.

Ну вот, и вышла она тогда на подиум. Надо сказать, что бюст у нее на конкурсе не обмеряли. И в купальнике не выгоняли под капризный мужской глаз. А велели представиться и коротко рассказать о себе. Она и доложила насчет школы, сказала пару слов про родной второй класс и замечательные отличные оценки и любимый предмет — science (наука, в смысле — естествознание). Никакого места тогда она не заняла, но и не расстроилась.

— Мне было интересно, я получила новый опыт. Я в это все ввязывалась для развлечения, ну так его и получила.

И вот по логике жизни из такой уже к восьми годам железной, самоутверждающейся девочки должна б вырасти такая стерва… Но нет! Она и не царственна, и не надменна, не носится со своей красотой, вот нет. А что ж она? Ничего! Улыбается, конечно, но как-то так запросто, чтоб тебя подбодрить. И так смотришь, вроде нормальная она, несмотря на впечатляющие регалии. Отчего, интересно, так? Может, из-за заморского принципа: твоя свобода кончается там, где начинается чужая?

Ну вот. В оргкомитете конкурса лежал все эти годы адрес Дженни. Лежал, лежал — и вдруг взяли да послали по нему приглашение. И оно пришло в последний день, когда еще можно было туда послать заявление с анкетой! Там у них, может, кто выпал в последний момент, ну и решили с запасной скамейки взять позабытую девчонку… Ну что, плюнуть, обидеться, испугаться бесполезной суеты, как бы "ну вот еще"? Но нет, не таков мистер Хейм, папаша красавицы, мелкий бизнесмен и общественник — член горсовета!

Он, кстати, сидит тут же с нами в комнате, переживает за дочку и подсказывает ей, когда она нечаянно забывает про какое-то свое давнишнее достижение.

— Нельзя такой шанс упускать! Это хорошо и для развлечения, и познавательно, и с образовательной точки зрения выгодно — разных новых людей увидишь, ситуации всякие неожиданные будут… Непременно участвовать! — решил он тогда.

И анкету послали экспресс-почтой, и побежали покупать дочке специальное конкурсное платье цвета аквамарин.

И поехала Дженни на два дня в столицу штата город Харрисберг. В первый день она ходила в своем новом платье по сцене туда-сюда, как ей сказали. И еще кроме того танцевала. На второй день и проблемы красоты и грации ушли на второй план: надо было оказаться не только симпатичной, как в первый день, но и умненькой. Да и это еще не самое важное! А что? Угадать вы не сможете ни за что и никогда. Потому что оно, это главное, весьма неожиданно: это общественная работа. Ну, ведь не плохо? Впрочем, это для вас неожиданность. А Дженни к этому годами готовилась. Уж она-то знала, что в первую очередь ценится в девушке там у них, у антиподов, которые ходят вверх ногами, — если исходить из того, что это мы нормальные и вверх головой ходим именно мы.

И тут я себе не откажу в удовольствии и дам вам обильные цитаты из записей, которые Дженни делала у себя в тетрадках в возрасте гораздо более юном, чем сейчас.

"Я всегда предпочитала активный стиль жизни. Мне было всего полгода, когда я взяла первый урок плавания. С тех пор я не останавливаюсь на достигнутом…" — это написано в десять лет.

А вот что она пишет годом позже: "Я люблю свою комнату, компьютеры, деньги, еду, и моя любимая вещь — это жизнь. В жизни есть много прекрасных и значительных вещей, таких, как мои лучшие друзья и мои спортивные трофеи. Кем быть, когда вырасту? Одна из карьер, о которой я размышляю, — это быть владелицей итальянского ресторана. Это было бы очень здорово. Я ведь и готовить люблю, и командовать.

Другое дело, которым я бы хотела заниматься, — быть детским психиатром. Когда у моего брата или у моих друзей возникают проблемы, они приходят ко мне".

А мы — все-таки до чего ж люди доверчивые и наивные; уж советской власти давно нету, а мы все верим ее байкам, что в Америке мир чистогана и человек человеку — волк, а? Забавно это все же.

И вот в результате в свои шестнадцать лет Дженни Хейм пришла к конкурсу красоты с послужным списком, который советскому человеку не накопить и за двести лет:

президент класса;

президент школы;

сбор пожертвований для больных раком;

занятия с детьми по воскресеньям в костеле (толкование Библии);

редактор книги о школе (разновидность дембельского альбома, размножается типографским способом);

член общества трезвости, задача которого — отучать школьников от вождения автомобиля в пьяном виде (права дают с 14 лет, и люди ездят в школу на машинах second hand);

член юридического клуба (там играют в процессы, судей и адвокатов);

член школьной cheer team (команды болельщиц) на соревнованиях по американскому футболу;

капитан девической футбольной сборной школы;

дипломант курсов искусственного дыхания;

репортер школьного ТВ (есть вырезка из местной газеты, с фото, на котором она с микрофоном в руке берет интервью у сенатора штата — посетителя школы);

финалистка национального конкурса на лучший дизайн книжной закладки на рождественскую тему, проводимого "Макдональдсом";

кларнетистка школьного оркестра.

Не много ли для одного человека? Если вы намекаете на то, что у них не все в жизни честно, особенно после Уотергейта, то это уж точно не ко мне.

Тут надо еще отметить, что это не так чтобы особенное вундеркиндство, не гордое одиночество гения — заметьте, по списку видно, что она такая не одна, что эти комитеты и клубы из кого-то же еще состояли, не из одного ведь человека!

Еще бы не забыть про хобби, а без них красавицей не бывать даже самой Венере Милосской. Так они таковы: джазовые танцы, коллекционирование слонов и сочинение коротких рассказов. Здесь уместно уточнить, что слонов Дженни за всю свою, правда пока недолгую, жизнь насобирала всего-то двадцать штук. Живых?! Нет — статуэтки… Да и с рассказами будет для вас сенсация; вы уже приготовились узнать про то, что они печатаются в New Yorker и получают национальные премии, — так успокойтесь: никто этих рассказов в глаза не видел. Лежат себе в тумбочке, никуда не лезут и ни на что не претендуют.

Видите, все-таки она на самом деле приятная девушка.

Когда выяснилось, что общественная жизнь красавиц — участниц того первого конкурса удалась, их стали допрашивать об интимном:

— Если бы вам необходимо было превратиться в овощ, то какой бы вы выбрали? — К такому вопросу приготовиться невозможно. Это же не простой вопросик типа: "Кто из американских астронавтов впервые в истории человечества совершил полет в космос?"

— Ну а ты что на это? — продолжаю любопытствовать я.

— Не помню…

— Эх ты, самое интересное забыла…

— Знаешь, я не была уверена, что выиграю, но все равно старалась.

— А там все были красавицы?

— Большинство.

— Были красивей тебя?

— Да полно, — легко признается она.

— Спрашивали, пьешь ли ты и куришь?

— Нет, как можно, подразумевалось же, что — нет. Это как бы идеал американской девушки, куда ж тут пить и курить?

— Ну а ты?

— Не пью и не курю.

После победы на уровне штата она поехала в Теннесси — на национальный конкурс. А там вошла в первую десятку. Тоже неплохо.

— Думала ли ты делать карьеру на красоте?

— Нет, я же коротковата — у меня всего пять футов и четыре дюйма (около 160 см. — Прим. авт.). Еще хотя бы дюйма три, я б подумала… А так бесполезно.

Совсем забыл, она еще на каком-то конкурсе выиграла стипендию в 10 тысяч долларов. Но отказалась от нее, потому что деньги давал один колледж во Флориде и потратить их можно было только в нем одном. А она нашла себе учебное заведение повыше рангом.

Это Easton, в Пенсильвании же. Она там изучает биологию, а дальше намерена получить диплом педиатра.

Ну что, опять полно общественной работы. Наверно, если привыкнуть, потом тяжело бросить — типа никотина. Так вот после уроков Дженни идет к матерям-одиночкам и помогает им воспитывать детей.

С той же прямотой, с которой говорит на тему своей общественной жизни, она рассказывает и о личной:

— Нет, я ни с кем не обручена еще — слишком для этого молода. Но бойфренд есть. Он в том же колледже учится, на бизнесмена.

— Ну а уборщицей на шоссе ты уже не работаешь, так?

Папаша красавицы делает обиженное лицо, но она первая успевает меня отбрить:

— Почему же? Убираю! Два раза в год. В основном, конечно, из-за младшего брата, надо его приучать. Ему это сейчас надо больше, чем мне (он собирается в университет). Впрочем, я и сама это еще смогу использовать.

И то верно. Мало ли что — в аспирантуру или работать на приличное место, все пригодится для анкеты, которую будут внимательно и долго читать.

Как пелось в советской песне, "красоту уносят годы…", а общественную работу никогда.