"Быль о полях бранных" - читать интересную книгу автора (Пономарев Станислав Александрович)

Глава семнадцатая Ворон над полем брани


Мордовский князек в сопровождении трех русских всадников миновал дозор, скрытый на левом берегу реки Веселой. Скрыт он был до такой степени, что ни Пиняс, ни его охрана ничего не заметили. А их даже никто не окликнул. Это сильно встревожило руссов.

— Что ж они? — недоуменно спросил один наездник другого.

— Вон вишь копье торчит возле куста? — ответил его более зоркий товарищ.

— Чего ж они нас не окликнули?

— А бес их знает...

Дозор спал безмятежно под сенью густого орешника, будучи мертвецки пьяным. Один из всадников поворотил было коня к стороже, чтобы разбудить: не ночь, полдень на улице!

Пиняс обернулся зло:

— Не твоего ума дело! Мы торопиться должны... Да и кого бояться? Араб-Шах-Муззафар мир шлет коназу Ивану, а коназ меня с миром послал к татарам.

Отставший было русс догнал товарищей.

Реку переплыли, держась за гривы коней. На другом берегу они не стали даже выжимать промокшую одежду — так жарко пылало полуденное августовское солнце.

Сквозь густые перелески проглядывались островки степи...

Большой отряд татар внезапно вынырнул из-за деревьев. Пиняс и его телохранители остановились.

— Не бойтесь, — сказал по-русски, подъезжая к ним, молодой и веселый воин, видимо начальник отряда.

Руссы схватились за рукояти мечей, готовые отразить нападение.

— Чего вы? — обернулся к ним Пиняс. — Сказано же — мирные!

— Мирные-то, мирные, — прохрипел один из них, бледнея. — Только как они тут очутились?

— Может, охотятся. Тебе-то что?

И все-таки благодушный вид ордынцев и полное равнодушие к опасности Пиняса усыпили бдительность руссов... Арканы оплели богатырей внезапно. Двоих сразу пробили копьями. Третий успел перерубить волосяную вервь и, ловкими ударами меча прорубив себе дорогу, рванулся к реке, что есть мочи призывая своих к оружию. Но было далеко, и никто его не услышал. Не менее десятка татарских стрел догнали смельчака...

— Араб-Шах-Муззафар ждет тебя, коназ, — приложил руку к груди молодой веселый татарин. Он как будто и внимания не обратил на пятерых своих зарубленных батыров.

— Где великий хан?

— Тут недалеко. Поехали...

Араб-Шах в самом деле недалеко был: сразу за ближайшим перелеском.

— Говори, Пиняс, — встретил он мордвина, сидя верхом на высоком вороном коне.

— Все вышло, как я придумал, — похвастался князек. — Урусы пьяны и не способны к сражению.

— Все?

— Почти все. Остальные отдыхают, шурпу варят или рыбу ловят. Оружие в кучи свалено. Только Осляб-бей с небольшой дружиной в стороне стоит. Его воины трезвы и готовы к бою.

— Небольшая дружина?

— Ты знаешь. Всего тысяча батыров.

— Всего? Ты представляешь, что такое тысяча батыров, если они настоящие воины? Если на них броня, которую не берут стрелы и не пробивают копья? Знаешь, что это такое? Ты не исполнил моей воли!

— А что я мог сделать? — развел руками Пиняс. — Осляб-бей — настоящий полководец. Он даже повесить меня хотел. Наверное, в его стороне и дозоры не спят?

— Конечно, не спят, — подтвердил Араб-Шах. — У Осляб-бея ни один батыр не спит. А вот в других местах как?

— Пьяные все, — уверил мордвин.

— А что кричат пьяные урусы в своем стане?

— Кричат, что тебя шапками закидают.

— Как это?! — опешил Араб-Шах.

— Это значит, они тебя совсем не боятся и пренебрегают всей твоей силой.

— А где мой посол и его нукеры? Удалось ли склонить коназа Ивана на дружбу со мной?

— Посол и нукеры убиты. А на дружбу пьяный коназ Иван согласен. Меня прислал с тобой о согласии договариваться, — рассмеялся Пиняс, но кольца не показал, чтоб не отобрали нечаянную драгоценность.

Араб-Шах смеяться не стал, покачал головой в недоумении и сказал:

— Зачем мне дружба с дураком? Кудеяр-бей, пора окружать урусов.

— Слушаю и повинуюсь, о Муззафар! — прижал руку к груди статный молодой полководец в богатой боевой одежде, некогда принадлежавшей самому султану Али-ан-Насиру: он украл этот блистательный наряд, воспользовавшись случаем.

— Это хорошо, когда мне повинуются, — заметил Араб-Шах. — Прежде всего дозоры урусские сними.

Тот ускакал к своему тумену. Хан проводил его недобрым взглядом. Он презирал всякую блестящую мишуру, но осмелиться щеголять перед ним в наряде султана — это...

— Сагадей-нойон!

— Я тут, о Поражающий!

Араб-Шах подумал, не приказать ли преданному нойону поразить дерзкого, но быстро сообразил, что сейчас это не ко времени. Приказал другое:

— Ты нападешь с пятью тысячами батыров на дружину Осляб-бея. Где он сейчас, Осман? — спросил повелитель начальника одного из отрядов разведки.

— Осляб-бей поссорился с коназем Иваном и ушел, наверное, за реку, — сообщил Пиняс. — Это он киличу твоего зарезал и коня-карабаира угнал.

— Это хорошо, — по привычке отметил Араб-Шах. — Но где же все-таки сейчас Осляб-бей?

— Пиняс прав, — подтвердил Осман, — Осляб-бей с батырами ушел за реку. Но он остановился на виду всего войска коназа Ивана. Холм обрывистый занял. У каждого батыра из Мушкафа самострел есть. Очень далеко бьет — на две тысячи шагов!

— Да? — Араб-Шах подумал мгновение. — Значит, Осляб-бей не подпустит к себе и десять тысяч воинов, пока у него стрелы есть.

— Не подпустит, — согласился Осман. — И стрел у него очень много. Сто возов. Верно говорю, сам видел. Вот если бы урусов выманить с холма...

— Да надо бы. Но это потом. Ты, Сагадей-нойон, все же напади на батыров Осляб-бея и не давай ему прийти на помощь коназу Ивану.

— Я сделаю это! — твердо пообещал начальник тумена и умчался исполнять приказание.

Прискакал гонец от Кудеяр-бея.

— Путь за реку открыт! — прокричал он еще издали. — Все урусские дозоры вырезаны!

— Это хорошо. Батыры Дешт-и Кыпчака! — воззвал Араб-Шах. — Вперед!

Тысячники повторили призыв своего властелина, и неисчислимая масса конницы двинулась к реке...

Эх, если б руссы не были столь беспечны! Разве бы допустили они в защищенную пойму хоть одного татарского воина? Все тысячи Араб-Шаха потонули бы в быстрой воде. Но...

С пяти сторон ударили ордынцы по русскому боевому стану. Руссы сначала не поняли, что произошло. А когда поняли, то ничего не успели предпринять. Едва десятая часть всего воинства нижегородского, суздальского и ярославского успела схватиться за оружие. Их без труда побили стрелами. Кольчуги, щиты, мечи беспечных ратников лежали неразобранными в обозе или где попало. А копья и сулицы многих даже не были насажены на древки...



Визг татар и хриплая ругань атакуемых полубезоружных людей, Грохот многих тысяч копыт и звон бранной стали слились в единый могучий гул. Араб-Шах-Муззафар наблюдал за избиением руссов с вершины небольшого холма.

Хан был одет во все темное, сидел на вороном коне и был поразительно похож на черного ворона.

— Пусть пленных больше берут! — распорядился властелин. — Пусть рубят только тех, кто сопротивляется!

Гонцы с этим приказом ринулись очертя голову в гущу сражения.

— Э-э, это ведь шатер коназа Ивана и его советника... как его?

— Коназа Симеона, — подсказал Пиняс.

— Вот именно. Тулуг-бей, возьми тысячу батыров и захвати обоих. — Хан указал рукой в центр русского боевого стана, куда татары еще не успели пробиться.

Огромный тысячник прорычал обязательное о послушании и повиновении, поднял над головой обнаженный меч и повел свой отряд в битву...

Ордынцы безраздельно властвовали на поле боя. Теперь уже редко сверкала сталь отточенных сабель, больше арканы гуляли. Только кое-где возникали островки сопротивления и тотчас вокруг них образовывались кольца из всадников — тут и мечи взблескивали, и стрелы густо стелились. По сути, рукопашных схваток не было: к чему кочевнику без особой нужды свою грудь подставлять под удар копья или тяжелого топора?

Араб-Шах перевел взгляд на княжеский шатер. Там уже возникла свалка. Тулуг-бею не удалось сразу пробиться к ставке главного русского воеводы. Сотни три богатырей в тяжелой броне, построившись, сдержали первый натиск ордынской конницы. Иван был уже на коне, и сталь кольчуги искрила на нем, и меч блестел в поднятой руке. Симеон Суздальский был рядом. На конях была их личная охрана: успели очухаться от хмеля, как смерть в очи глянула. Князья пытались организовать сопротивление, но со всех сторон к ним стекались только татары, их кони, стрелы и кривые сабли. И Иван, бросив всех на произвол врага, поскакал к реке.

— Догнать и схватить! — взвизгнул Араб-Шах. — Марулла-джагун, вперед!

И еще две сотни отборных всадников ринулись на помощь тысячам ордынцев.

Казалось чудом, что столь огромная масса стремительных кочевых воинов так и не смогла совладать всего-то с горсткой богатырей, руководимых старым Симеоном Суздальским, оставшимся прикрывать бегство своего подопечного. Старик понимал: если погибнет княжич Иван, властитель Нижегородско-Суздальской земли казнит его обязательно. Умело обороняясь, воины Симеона стали медленно отходить к берегу...

Хану не было видно, что творится у реки: обзор закрывали несколько березок. Араб-Шах послал нукеров срубить их. Когда деревца рухнули, военачальник понял, в чем дело. За рекой, на обрыве, ровной стеной утвердилась длинная череда воинов в островерхих шлемах. И весь берег на этой стороне был усыпан трупами людей и лошадей.

«Осляб-бей из самострелов бьет, — сразу понял Араб-Шах. — Уйдет коназ Иван. Ох, уйдет!»

А Иван скакал именно в ту сторону, под защиту московского полка. Погони за ним не было, ибо все живое, что попадало в зону поражения железных арбалетных болтов, мгновенно слетало наземь.

— Что там Сагадей-нойон делает? — скрипнул зубами хан. — Куварза! Скачи к нойону и передай, что я недоволен им!

Новый гонец умчался сломя голову.

Властелин битвы опять стал смотреть на сопротивляющийся русский отряд. Богатыри со старым князем во главе еще некоторое время махали мечами, потом они потонули в массе татар...

А Иван и несколько сопровождавших его воинов исчезли где-то у воды.

— Уш-шел! — Хан стукнул кулаком по седельной луке.

Вороной жеребец его вздрогнул и шагнул вперед.

— С-стой, помело шайтана! — выругался полководец, стараясь угадать, в каком месте на противоположном берегу покажется главный русский воевода.

А тот все не появлялся, и на откосе уже показались татарские всадники. Первых наездников ратники Родиона Осляби буквально смели тяжелыми стрелами в реку. Другие отхлынули назад, соскочили с коней и, укрывшись за береговой кромкой, стали отвечать на стрельбу.

Но легкие ордынские стрелы не долетали до московской рати.

И все же, если бы теперь княжич Иван выбрался на противоположный берег, он неминуемо попал бы в руки Сагадей-нойона. Но бесшабашный и легкомысленный русский военачальник так и не появился нигде.

— О Муззафар! — возник перед ханом молодой воин, еще недавно встречавший Пиня-са. — Слава тебе, о Поражающий! Все урусы или в плен взяты, или порублены! Старый коназ, его железные батыры и много урусских беев убиты! Ты поистине велик и неодолим!

Араб-Шах весело осклабился, спросил:

— Как зовут тебя?

— Сармак-батыр. Я командую сотней в тумене Кудеяр-бея.

— Это хорошо. Теперь ты, Сармак-джагун, будешь командовать сотней нукеров в моей охранной тысяче.

Воин грохнулся с коня и пал на колени, безмолвно благодаря победоносного хана за возвышение.

— Встань! Скачи вон туда! — Араб-Шах указал на место, где исчез княжич Иван. — Посмотри, есть ли там кто-нибудь из урусов живой или мертвый.

Джагун кошкой прыгнул в седло и ускакал к реке.

Муззафар оглядел поле брани. Татары кое-где еще вязали русских пленников. Но резня прекратилась.

Прискакал Кудеяр-бей со своими телохранителями.

— Пять тысяч урусов повязали. Около двух тысяч убиты.

— Это плохо, — хмуро заметил Араб-Шах.

— Что было делать? — развел руками темник. — Они рубились насмерть.

— Сколько воинов потеряли мы?

— Немного. Не более пятисот. Большинство там полегли. — Начальник тумена показал на берег реки и пояснил: — От стрел мурзы Осляб-бея.

— Это хорошо! Это очень хорошо! — взорвался Араб-Шах. — Не надо было соваться туда!

— Что делать дальше? — не стал оправдываться Кудеяр-бей.

— Дальше? Да, дальше. Дальше мы пойдем на Нижний Новгород. Как раз там множество купцов собралось со всех урусских земель. У них там начался большой торг. Пиняс, как этот торг называется?

— Ярмарка.

— Вот именно. Ее нам и надо захватить! Подлетел Сармак-джагун, доложил:

— На берегу нет никого!

— Утонул коназ, наверное, — подумал Араб-Шах вслух.

— Какой коназ? — не понял темник.

— А, пустое, — отмахнулся хан и приказал: — Кудеяр-бей, выдели пятьсот воинов для охраны пленных. Остальным...

— На Осляб-бея! — подхватил начальник тумена.

— А зачем он нам нужен? Время только терять. Всем спешно идти на Нижний Новгород! Всем! С Осляб-беем пускай Сагадей-нойон управляется...

И, часа не медля, татары устремились на северо-запад.

Нижний Новгород не ждал нападения: как же, ведь его заслоняют полки княжича Ивана! Город был взят мгновенно. Вот уж поживились ордынцы! Такому богатству позавидовал бы сам Мамай-беклербек. И отсюда почти пять тысяч невольников побрели в Золотую Орду. Множество купеческих товаров канули в переметные сумы татарских всадников, и кони их шатались от такой тяжести. Часть добычи несли сами пленники.

Столица Нижегородско-Суздальской земли вспыхнула со всех концов. Ордынцы в тот же день покинули пылающий город.

Араб-Шах-Муззафар спешил. Дозоры донесли две важные вести: от Городца надвигается дружина смелого и грозного полководца — князя Бориса Константиновича; Родион Ослябя отбросил всадников Сагадей-нойона и тоже идет к Нижнему Новгороду, а у него теперь не менее четырех тысяч ратников.

— Откуда столько? — изумился Араб-Шах. — Всего одна тысяча была!

— Из лесов набежали...

Когда князь Борис Городецкий подошел к Нижнему Новгороду, над столицей смрадный дым клубился и вороны стаями слетались на посмертный пир. На улицах вперемешку с головнями лежали обгорелые трупы стариков, старух и малолетних детей: ордынцы зарубили их, чтоб не обременять себя в пути...


Не было для Руси более позорной битвы, чем брань с ордынцами на реке Веселой 2 августа 1377 года. Из-за беспечности княжича Ивана Дмитриевича, пьянства его ратников сгинула большая по тем временам русская армия.

Часто в то жестокое время плакала Русь Светлая по убиенным защитникам своим. Но от позора — никогда! А теперь и эта чаша ее не минула.

И стали с тех пор ту речку Веселую звать пьяной рекой. Такою она и в памяти народной осталась, так и на картах нынешних обозначена: река Пьяна!

Много молодых жизней в битве той поглотила белая вода несчастливой для руссов реки. Сгинул в ней и княжич Иван Дмитриевич Нижегородско-Суздальский.

И долго еще богатыри русские не могли смотреть в глаза друг другу от стыда великого!


Весть о разгроме руссов на реке Пьяне всколыхнула Золотую Орду. Огромный полон, золото, серебро, утварь, одежда будоражили воображение степняков: молва увеличивала награбленное во много раз.

К границам Руси ринулись бесчисленные шайки отважных кайсаков. Пограничные отряды Нижегородской и Переяслав-Рязанской земель не могли поспеть повсеместно. Ордынцы прорывались то тут, то там. В глубь Русской земли не осмеливались идти. Но приграничье пылало огнем и истекало кровью.

Нелегко дались эти лето и осень русским людям. Набеги прекратились только с первым снегом...

Весть о победе Араб-Шаха застала Мамая в походе: беклербек шел к Дербенту, осажденному Идиге-ханом.

По получении столь важного известия эмир остановил коня и призвал к себе мурзу Бегича — осторожного и опытного полководца. Спросил:

— Слышал о битве на реке Жея-су?

Неразговорчивый Бегич молча кивнул головой. Мамай глянул на него остро, заговорил напористо:

— Араб-Шах теперь к трону султана Высочайшей Орды потянется. Надо его остановить. Приказываю тебе, мурза, взять два тумена и закрыть дорогу кок-ордынскому разбойнику на Сарай ал-Джедид! Встанешь станом у крепости Мукши!

— Но... у Араб-Шаха теперь четыре или даже пять туменов, — заколебался темник. — Смогу ли я...

— Сможешь! — вспыхнул Мамай. — Сможешь. Скоро к тебе еще два тумена подойдут. Не медли, выступай тотчас. И не бойся, Араб-Шах не так уж страшен. Войско его разбежится от первой же неудачи, — тонко улыбнулся и добавил полушепотом: — А потом, в стане кок-ордынца, словно моль внутри ковра, тайно мой человек сидит. Иди, мурза, иди.

Бегич склонил голову, ударил коня камчой. Тот взвился на дыбы и рванул в сторону. Мамай угрюмо смотрел ему вслед.