"Быль о полях бранных" - читать интересную книгу автора (Пономарев Станислав Александрович)

Г лава двенадцатая Засеки земли Рязанской

Перейдя реку Цну, тридцать тысяч всадников Араб-Шаха ворвались в южно-восточные пределы Рязанского княжества и устремились к Пронску. Путь этот султану знаком был по прошлогоднему набегу. Но в этот раз все получилось иначе.

Весна в этом году припозднилась. Половодье оказалось на диво высоким. Май, недобрый на тепло. Надо было искать броды в многочисленных речушках, разлившихся широко. Топкие болота путь преградили.

Смертоносная орда на сей раз продвигалась вперед не так скоро, как хотелось бы ее предводителю.

Сагадей-нойон советовал султану не торопиться — пусть половодье схлынет или хотя бы вода прогреется. Но Араб-Шах не хотел слышать ни о какой остановке. Он не без основания опасался удара в спину со стороны «покорившегося» эмира Мамая-беклербека. Уверен был: при любой, даже самой малой неудаче разбитый им недавно мурза Бегич не замедлит напасть и расквитаться за поражение. Поэтому еще один тумен воинов, четвертый, султан оставил для прикрытия на южной границе Рязанской

Главное, что нужно было Араб-Шаху от этого набега, — люди как товар для невольничьих базаров. Товар этот сейчас в большой цене. А правителю Золотой Орды много денег надо, чтобы укрепить свою власть, чтобы воинов у эмиров к себе переманивать. Так что Дмитрий Иванович сразу угадал мысли воинственного потомка Джучи-хана.

Мамай же, изъявив «покорность», дани султану Дешт-и Кыпчака больше не давал. А именно в руках этого всесильного эмира сосредоточились все торговые пути с Запада на Восток, а следовательно, у него же оседали огромные прибыли, которых так не хватало «царю царей». Нынешней весной ни от Вечерних стран, ни с Черного моря, ни с Кавказа в Сарай ал-Джедид не прошел ни один купеческий караван.

Не пришли по половодью в столицу Орды и суда с товарами по великой реке Итиль, то есть из Руси и ганзейских городов. Араб-Шаху донесли, что «коназ-баши Димитро» сам скупил у западных купцов все до последнего гвоздя. А что минуло Москву, то через Литву и Тверское княжество опять же попало к Мамаю. Изолированным от большого торга оказался и улус Булгар.

Купцы мгновенно оценивают обстановку. Города Востока: Сыгнак, Бухара, Балх, Самарканд, Чинчи-Тура — отправили свои караваны кружным путем, по южному берегу Каспия, через Персию и Константинополь в Европу. Тут уж никак не обошлось без ярых врагов Араб-Шаха — Мухаммед-Уруса, Токтамыша и их неверного союзника Тамерлана.

Базары Сарая ал-Джедида и других нижневолжских торговых городов опустели. Подданные воинственного султана заволновались. А это был грозный признак, означавший готовую разразиться бурю, всегда сметавшую правителей с золотого трона Высочайшей Орды. Только одно сейчас могло привлечь купцов — невольники! Их требовал ненасытный Восток. И цена там на рабов всегда стояла высокая, особенно если эти рабы были хорошими мастерами и сильными людьми.

Деятельный и решительный Араб-Шах-Муз-зафар бури в своем доме дожидаться не стал, а вскочил в седло, вырвал из ножен наследственную саблю и повел единомышленников в набег на русские пределы. Только на этом пути султан Дешт-и Кыпчака видел удачу, потому что только за Русь никто из эмиров заступаться не станет. Непокорная земля стояла поперек горла и Булгару, и ему самому, и, уж конечно, самовластному и хитрому Мамаю-беклербеку.

Глядя на север, скрежетал зубами даже правитель Асторканского улуса Хаджи-Черкес-хан. Потому что три года тому назад две тысячи новгородских ушкуйников[138] во главе с Прокопием Смолянином внезапно напали на его столицу, побили многих, базары разграбили. А у Хаджи-Черкеса под рукой всего-то триста батыров оказалось: едва дворец отстояли. Эмир испугался тогда до дрожи в костях, дань золотом приказал вынести захватчикам. Речные разбойники дань приняли и от дворца отступились, только вина потребовали: у них в тот день какой-то праздник престольный случился. Хитрый правитель Асторкана вина для урусов не пожалел. И перепились все воины страшного атамана Прокофия. А наутро почти все они в цепях оказались. Правда, кое-кто ночью успел за меч схватиться. Так этих стрелами побили. Сам атаман, словно див огненный, саблей рубился, десяток татар положил и в плен живым не дался... Хаджи-Черкес не остался внакладе. И золото назад отобрал, и все награбленное ранее ушкуйниками в казну положил. Достались ему крепкие доспехи и оружие, а главное — сами урус-батыры. Такие невольники, о-о!..

Так что пока Араб-Шах воевал с Русью, никто из эмиров Золотой Орды не стал бы против него выступать, но и помогать ему никто не собирался. Ждали, чем дело кончится, чтоб добить проигравшего битву. Но потомок Джучи-хана в своих полководческих способностях не сомневался; священная пайцза по-прежнему сверкала на его груди и, как всегда, предрекала удачу, а четыре тумена воинов — сила, с которой следовало считаться любому противнику.

Султан стоял на берегу неведомой ему русской речушки, которую летом и заяц перескочит. А сейчас она разлилась так, что и дна не доискаться. Слева и справа от властелина конные массы переправлялись на противоположный берег. Было шумно и холодно. Сагадей-нойон тревожно смотрел вдаль, на стену зеленеющей дубравы. Потом указал туда нагайкой:

— О-о Побеждающий, там коннице не пройти.

— Почему?

— Видишь, среди зелени похожая на дым полоса. Вон, прямо на пути. Это засеки.

— Как ты сказал?

— Засеки. Урусы валят могучие дубы кронами в сторону возможного появления врага. Деревья высыхают, и сучья их, подобные много раз скрещенным копьям, становятся непроходимыми ни для пешего, ни для конного.

— Пошли туда тысячу батыров с факелами. Пусть поджигают эти... засеки.

— Слушаю и повинуюсь, о Побеждающий. Но...

Араб-Шах глянул на темника взбешенно.

— Но дуб, даже сухой, плохо горит, — поспешил объяснить многоопытный военачальник. — Сейчас весна, лес сырой. А засеки вырублены далеко в глубину... Мы потеряем много времени и...

— Это хорошо. Это очень хорошо! Тогда прикажи поджигать все засеки, которые встретятся на пути. Прямой путь понадобится нам, если придется спешно уходить в степи. А сейчас мы пойдем в обход.

— Слушаю и повинуюсь, о Мудрейший!..

Олег Иванович — великий князь Переяслав-Рязанский — учел прошлогодние свои ошибки, когда он позволил Араб-Шаху, по сути, беспрепятственно дойти до Пронска. Теперь одна преграда за другой встречали изумленного и взбешенного этим ордынского полководца.

Засеки... Подобные препятствия преграждали путь на каждом шагу. И это приводило в уныние татар, привыкших действовать стремительно и бить врага в открытом поле. Дремучесть Рязанской земли настораживала. Вызывали беспокойство и пустые селения. Как будто все здесь вымерло от внезапного морового поветрия. Над заброшенными избами летали стаи черных воронов и хриплыми замогильными голосами накликали беду...

В одной заброшенной слободе батыры нашли с десяток старух и стариков. Немощных били плетьми, стараясь выведать, куда подевались их дети и внуки. Но упрямые старики молчали, стонали под секущими ударами и молились своему непонятному Богу о ниспослании смерти врагам Святой Руси. Султан во гневе приказал зарубить всех.

Двигаясь между засеками, увязая в болотах, воинство ордынское медленно, но неуклонно пробивалось к городам Рязанского княжества. А из зеленых кущ внезапно вылетали тяжелые стрелы, или на головы татар обрушивалась вдруг целая полоса деревьев. Кто-то из степняков вопил, провалившись вместе с конем в волчью яму. И гибли батыры один за другим. Иногда из чащобы вырывалась стремительная ватага конных русских удальцов, рубила сплеча зазевавшегося врага, теряла иногда двух-трех всадников и пропадала так же внезапно, как и появлялась. А в траве корчились от ран или валялись в крови бездыханными десятки зарубленных ордынцев. Зоркие в степи, в лесах кочевые пастухи были слепы.

Ночами воины Араб-Шаха спали вполглаза, ибо бесшумно из непроницаемой тьмы являлись мстители, и тогда хрипели неосторожные дозоры в предсмертном ужасе.

Ловить руссов в их родных лесах было бессмысленно, а главное — некогда.

Татары роптали, но предводитель их был неумолим.

Только через десять дней тумены татарские прорвались через все преграды и остановились на виду города Пронска. И за эти десять дней султан только убитыми потерял около двух тысяч человек. Раненых уже было в три раза больше.

Араб-Шах хмуро выслушал это сообщение.

«Почти целого тумена нет, — думал он. — А мы еще и не видели главных сил коназа Олега»...

Пронск оборонялся целых шесть дней. Крепость сгорела дотла. И когда ордынцы встали на пепелище, никого живого они не обнаружили.

— Где жители этого злого города? ! Где женщины, дети?! — раздраженно спросил царь золотоордынский, сам не зная кого. — Я вижу среди головешек только тела павших урусских батыров.

Так оно и было на самом деле. Ожидая врага, воевода Пронска Протасий Акуд[139] приказал неспособным держать оружие жителям покинуть город и укрыться в лесах. Защищая родину, легли костьми три тысячи богатырей-прончан вместе со своим воеводой. Но и урон, нанесенный ими врагу, был страшен. Каждый русский ратник унес с собой жизни трех, а то и пяти ордынцев.

Еще неделю стоял на пепелище Великий Султан Дешт-и Кыпчака Араб-Шах Гияс-лид-Дин Муззафар, поджидая подкрепление из тумена, оставленного для прикрытия. И ни одного пленного уруса...

Подкрепление пришло. Бинбаши Куварза-бей доложил, что привел с собой шесть тысяч булгар.

— Но в степи осталось всего столько же батыров, — сообщил он.

Араб-Шах не поверил. Он заранее уверил себя в том, что, узнав о походе на Русь, под его бунчук будут стремительно стекаться тысячи любителей легкой наживы. Но этого, как ни странно, не произошло. С недоуменным вопросом султан обратился к многоопытному Сагадей-нойону.

— Я все время говорю: весной на Урусию ходить бесполезно, — с некоторой долей раздражения еще раз напомнил военачальник. — Это не степь. Ты сам видишь, о Муззафар, все здесь залито водой. Засеки не горят, реки переполнены, кругом болота. На Урусию надо нападать осенью, когда все пересохнет, когда сабанчи[140] будут зерно с полей убирать. Только тогда пути набега откроются. Все в Орде это знают, поэтому не спешат в твое войско.

— Но ведь в прошлом году я дошел сюда, — Араб-Шах топнул ногой о землю, — всего за два дня.

— В прошлом году коназ Олег не ждал нападения, и весна была не такой поздней. И воды столько не было. Тебе просто повезло в прошлом году. А сейчас тебя ждали.

Султан раздраженно хмыкнул, отвернулся, постоял так минуту-две, обернулся:

— О чем доносят яртаулы[141]?

— Сюда идет главное войско Рязанского коназа Олега. Оно уже недалеко, всего в одном переходе.

— Сколько?

— Пять тысяч пеших батыров и три тысячи на конях.

— Наконец-то к нам невольники сами идут! — обрадовался полководец. — Мы их встретим на том поле, которое вчера смотрели...

Олег, великий князь Переяслав-Рязанский, тоже знал это поле. А уж Даниил, князь Пронский, наверняка. Знали оба русских полководца и то, что ордынцам нет нынче более подходящего места для решительного сражения. Только там стремительный враг может атаковать их полки, ибо до самой Рязани узкие лесные дороги тянутся, да и те наполовину затопленные.

Много знали татары: разведка у них была зоркая. И путь на Рязань не был для них загадкой. И все же всего они знать и видеть не могли. Не ведали, например, что следом за полками Олега идет сильное московское войско во главе с самим «коназем-баши Димитро»; что от Козельска воеводы Тимофей Вельяминов и Игнатий Сокол скрытно продвинули вперед мощный отряд тяжеловооруженных всадников; что Дмитрий Боброк и князь Владимир Серпуховский готовы ринуться от крепости Шилово наперерез ордынским тылам, стоит только Араб-Шаху подойти к столице Переяслав-Рязанского княжества.

Султан Золотой Орды со своим свирепым и жадным воинством еще не влез в котел, приготовленный для него руссами. Города Серпухов и Лопасня были своеобразным днищем этого сосуда; Шилово с востока и Козельск с запада — стенки; а Рязань — самое его нутро!

Крышкой этого воображаемого гигантского котла был Пронск. И крышку сию Араб-Шах-Муззафар уже сбросил. И готов был цепкий ордынский полководец с головой туда забраться и ухватить богатую добычу...

Русские полки подходили к полю брани.

Битва произошла утром последнего дня мая месяца. Рязанцы стояли несокрушимо, отбили все наскоки настырной татарской конницы, сами несколько раз контратаковали, потеряли до тысячи ратников, но отошли только к вечеру следующих суток, не сломав строя.

Сагадей-нойон возбужденно звал своего повелителя вперед, завершить разгром врага.

— Если мы разобьем этих батыров, то Рязань защищать будет некому! — убеждал он султана.

Куварза-бей говорил Араб-Шаху о том же, поясняя:

— Самое трудное позади. Около Рязани нет таких гибельных мест. Там много открытых полей аж до самого Мушкафа. Там мы развернем тумены облавной дугой и выловим всех урусов на этой земле!

Полководец сидел нахохлившись на своем тонконогом вороном коне, молчал хмуро и сосредоточенно и, как на реке Пьяне, похож был на могильную птицу ворона, застывшего над человеческой бедой. Но ликования от нынешней победы в душе честолюбивого военачальника не было. А только горечь от выигранного сражения, похожего на разгром. Ведь по живой силе войско султана почти в четыре раза превосходило рязанскую рать, а разметать его и полонить за два дня упорной битвы так и не смогло...

Утром в третий день лета великий князь Переяслав-Рязанский Олег Иванович с изумлением узнал, что ордынцы спешно отступили. И не просто отступили, а бежали!

Как опытный вожак волчьей стаи, Араб-Шах-Муззафар почуял внезапную опасность и, еще ничего не ведая о положении дел вокруг, понял, что его заманивают в смертельную западню.

«Иначе коназ Олег с небольшой дружиной не стоял бы передо мной так смело», — здраво рассудил он.

Леса скрыли от непобедимого кок-ордынского полководца простор. Леса и засеки не позволили ему широкими облавными крыльями, как бывало в степи, вторгнуться сюда и, словно гигантским неводом, выловить на огромном пространстве всех людей от мала до велика. Вместо этого султан вынужден был продвигаться по тесным буреломным дорогам и держать все силы при себе. Следовательно, такие силы можно скрытно окружить и уничтожить.

Только сейчас Араб-Шах понял, почему даже великому Бату-хану с полумиллионным войском не удалось стать твердой ногой на Руси. Могучий предок золотоордынских султанов прошел здесь огнем и мечом, но только зимой. Зимой, когда реки сковал лед, когда все пути были открыты и урусам негде было спрятаться, когда не было этих ужасных засек. А с наступлением весны и Бату-хан тоже вынужден был отступить в простор степей, как это сделал нынче его незадачливый потомок.

«Да, Урусия — не равнина без конца и края, — мрачно размышлял султан. — В конце концов, и Бату-хан потерял бы тут все свои многочисленные тумены. Они таяли бы изо дня в день от внезапных ударов неуловимых лесных разбойников, покамест не исчезли бы все до единого воина»...

Когда повелитель приказал отступать, его окружили возмущенные темники и тысячники. Но он не счел нужным объясняться, сказал только:

— На Асторкан пойдем.

Мурзы переглянулись. Сагадей-нойон решился задать вопрос, который волновал всех:

— А Мамай?

— Мамай опять сцепился с Идиге-ханом. Весть такую мне только что принес гонец из Сарая ал-Джедида, от матери моей — Высочайшей Тулунбик-ханум.

Весть и в самом деле была отрадной, и военачальники молча склонили «покорные» головы: ограбить соседний улус единоверцев безопаснее и значительно прибыльнее, чем злые урусские княжества.