"Гроза над Русью" - читать интересную книгу автора (Пономарев Станислав Александрович)

Глава седьмая Поединок

Высыпавшие на стену русские ратники с любопытством наблюдали за вражеским нахвальщиком. Абалгузи-пехлеван, играя длинным копьем, словно тростинкой, бурей промчался неподалеку от стены, трубя нетерпеливо в костяной рог. Белый конь его летел стрелой, кося огненным оком и роняя пену со стальных удил.

Сверкал на солнце стальной кованый панцирь, огнем струилась по нему искусная позолота. За спиной, срываемый встречным ветром, развевался плащ из леопардовой шкуры. Блестел на голове заморского наездника островерхий литой шлем, обрамленный у края мехом черно-бурой лисицы. Иногда богатур ставил тяжелое копье на стремя у левой ноги, выхватывал из ножен широкий кривой меч и кричал громовым голосом:

— Эй, урусы! Что ж вы, как суслики при виде орла попрятались в норы спои?! Или нет среди вас славного богатура, который не побоится переломить копье о мой щит?! Или вы боитесь испытать удар моего меча?! Знать слава о вашей силе зря летает по степи легким перекатиполем! — и меч очерчивал сверкающий круг над головой иноземного силача.

Дружинники на стенах, особенно гриди Ряда Полчного, скрипе ли зубами от унижения. Многие порывались наказать хвастливого кочевника, но воевода Слуд сурово осаживал их.

Но вот загремели цепи, опустился дубовый мост, раскрылись крепостные ворота. Русский витязь выехал в поле.

Абалгузи-пехлеван помчался навстречу поединщику с поднятым вертикально копьем и мечом в ножнах. Не доехав двадцати шагов, он приложил к губам костяной рог. Раздался низкий хриплый рев. Конь Будилы попятился. Витязь вонзил шпоры в его бока и, набрав в легкие воздуха, затрубил в изогнутый медный рог.

Вражеский конь отпрянул, закрутился на месте. Да и жеребец Будилы в испуге поднялся на дыбы от режущего слух звона.

Поединщики осадили коней, съехались в пяти шагах. Русский витязь крикнул:

— Кто ты еси, богатырь заезжий? Как звать-величать тебя? Аль ты славы ищешь на чужой земле, аль полону со златом да серебром? Али кости принес нашим воронам?

Хорезмиец вздрогнул от могучего голоса, но собравшись, ответил с достоинством:

— Я Абалгузи-пехлеван. «Поражающий силой» — по-вашему. Я из знойной земли хорезмийской. Не славы ищу я, и злата звонкого мне не нужно. Мрака смерти ищу я! Да бежит смерть от копья моего... Назови себя славный богатур, чтоб знал я, за кого помолиться Аллаху после победы над тобой. Я имя твое начертаю на подвеске моего боевого пояса! Кто ты? Назовись, богатур урусов!

Городник ударил себя в грудь стальной рукавицей:

— Кличут меня Будилою! Имя мое ведомо богатырям Козарии. Я — защита от ворога, строю крепости на Руси святой!.. А пристаю ли нам, честной богатырь, свои копья ломать на виду у всех?! Ан побратаемся здесь, во чистом поле, перед силой Перуна Грозного! — И витязь повел рукой в сторону русской крепости.

— Нет! — вскричал Абалгузи-пехлеван. — Я дал клятву кагану-беки Ураку — сокрушать богатуров Урусии. Ну а если мне смерть предначертана жребием от твоей могучей руки, то пусть свершится неизбежное! Приступим во имя Аллаха!

— Честь и славу жизнью достойной держат! А што достойнее смерти в битве за землю свою?! Прочь улетай, дева Обида[65]! Перун да поможет мне! Приступим!

Богатыри разъехались на пятьдесят саженей, резко поворотили коней, повременили мгновение и бурей устремились друг на друга с копьями наперевес.

Хазарская рать выстроилась саженей за триста от стен Переяслава.

Русские дружинники и ополченцы вышли в поле и, пока величались поединщики, стали в шеренги. Впереди русского войска утвердились щитоносцы, позади — три ряда копейщиков, за ними ополчение. Стена русских воинов в восемь шеренг глубиной растянулась на добрых шестьсот саженей.

«Около трех тысяч, не более...» — отметил про себя Хаврат-эльтебер, радуясь, что наконец-то воевода переяславский вывел свои полки в поле, где хазарский бек думал легко раздавить их конницей.

За мгновение до того как поединщики ударились копьями, многие воины с обеих сторон невольно зажмурили глаза. Звенящий гром потряс окрестности. Копья попали в стальные щиты, и древко Абалгузи-пехлевана переломилось.

Кони проскакали вперед и, описав широкий полукруг, снова встали друг против друга.

Хорезмиец отбросил в сторону сломанное копье и выхватил меч, взметнув его над головой.

Будила тоже отбросил копье прочь, хотя его стальное ратовище оставалось таким же прочным, как и перед ударом острия о щит противника. Но городник не хотел преимущества для себя, считая, что так угодно Перуну.

Когда поединщики сошлись снова Будила отметил что щит врага сильно поврежден.

Хорезмиец замахнулся. Русс мгновенно принял лезвие на щит и резко, с разворотом рванул его вниз: обычно сталь ломалась от этого приема или противник бросал оружие. Но Абалгузи-пехлеван удержал меч, а дамасская сталь выдержала. И только рука богатура занемела. Городник с громким выдохом опустил секиру на голову врага. Тот успел закрыться щитом и, с трудом отразив тяжелый страшный удар, рывком послал свой меч в грудь русского витязя. Испытав мощь стального острия пластины брони прогнулись, но Будила не дрогнул и снова его секира взметнулась над головой.

— Ва-ва-ва-вай! Абалгузи-пехлеван покачнулся в седле! — в ужасе закричали хазары.

Щит хорезмийца после нескольких сокрушающих ударов русса разлетелся на куски. Однако богатур продолжал ловко отбиваться мечом. Сталь звенела, но держалась. Изловчившись, хорезмиец нанес косой удар по шлему Будилы. Тот не успел уклониться, и левая щека русса тотчас обагрилась кровью. Но городник ответил яростным поперечным ударом. Абалгузи-пехлеван пригнулся, секира задела навершие шлема, кольчужная бармица лопнула у подбородка, и шлем, соскользнув покатился по земле, бренча застежками.

Хазары завыли. Им показалось, что это не шлем, а голова их поединщика полетела в ковыль.

Кони врагов рвали друг друга зубами и, встав на дыбы, пытались достать поединщиков. Удар следовал за ударом. Звенели брони. Молнией сверкал меч хорезмийца. Не менее стремительно взлетала и падала секира русского витязя.

В какой-то момент, отражая натиск, Будила навалился всем своим весом на левое стремя. Подпруга лопнула и он оказался на земле.

Хазары радостно завопили...

Абалгузи-пехлеван замахнулся для решающего удара. Но конь русича недаром был прозван Лешим и не зря его обучали для боя. Он налетел на вражеского скакуна с такой силой, что хорезмиец не удержался и вылетел из седла. Через мгновение богатур уже стоял на ногах, готовый к бою. Меч его при падении отлетел в сторону, в правой руке пехлевана сверкал теперь узкий клинок длинного кинжала.

Будила, отбросив в сторону секиру, крикнул ему:

— Славно бьешься, Абулгас-богатырь! Ан померяем силушку молодецкую в честной борьбе? Кто на землю ляжет — тому и биту быть!

Абалгузи-пехлеван спрятал кинжал в ножны и молча ринулся на противника. Кони их, все в крови и пене, продолжали яростно биться. А хозяева застыли, намертво обхватив друг друга могучими руками. Сила противилась силе, и ловкость противостояла такой же ловкости.

Будила с детства, как всякий русич, увлекался борьбой. Валил на потешном поединке любого. Только одного Еруслана не сумел одолеть, но и тот не мог похвастаться, что положил городника на лопатки. А Еруслан — богатырь, каких поискать!

И сейчас Будила встретил достойного противника. Абалгузи-пехлеван знал толк в борьбе, силы был неимоверной, и когда они сошлись грудь в грудь, так сжал Будилу в объятиях, что у того перехватило дыхание. Но удары тяжелой секиры по щиту не прошли бесследно для хорезмийца — левая рука плохо слушалась его. Абалгузи-пехлеван стонал от боли, когда русич медленно, но неумолимо разрывал железное кольцо его рук.

Хорезмиец пытался ускользнуть от захвата, но вот наконец грозная сила богатура-нахвальщика стала уступать напору городника, привыкшего ежедневно управляться с многопудовыми кряжами. Русс обхватил врага, причем правая рука того оказалась в захвате. Левой, поврежденной рукой Абалгузи-пехлеван тщетно пытался оторвать от себя русса. Уступая силе, со скрежетом разошелся панцирь — рвались ремни и металлические застежки. Лицо чужеземного нахвальщика стало багровым, глаза затуманились. Он вдруг сразу обмяк. Будила оттолкнул его от себя, и пехлеван, словно тряпичная кукла, повалился в примятый ковыль. Мгновение — городник оказался на груди противника, вырвал из ножен кинжал и занес его для последнего удара.

— Вай-вай-вай! — вопили хазары. — Аллах отвернулся от нас!

— О небо! Тенгри-хан, где ты?!

— Пер-рун-н! — гремело в русских рядах.

Переяславцы мерным шагом двинулись вперед и прикрыли собой место поединка.

Будила ждал, когда Абалгузи-пехлеван откроет глаза, чтобы по обычаю узнать его последнюю волю. Но тот не подавал признаков жизни.

Подъехал воевода Слуд. Рассмеялся:

— На Руси лежачих не бьют! — Помолчал. — Дивлюсь яз тебе, Будила-городник. Вот и еще одного нахвальщика поверг. А он, почитай, на голову больше тебя будет... Знать, правда, земля Русская силы нам дает неодолимые. Слава тебе, витязь! Однако ежели осталась еще силушка молодецкая, то сядь на коня снова. Не столь меч твой надобен, сколько вид для устрашения ворога. Ты для них теперича хуже лешего! — И Слуд, обернувшись, крикнул зычно: — Эй, отроки! Коня витязю Будиле! Да поднимите его в седло с почетом, да поднесите ему добрый ковш хмельного меду — пускай вольется он в богатыря новой силой!

Отроки бросились исполнять приказание.

— А этого повязать! — указал воевода на поверженного Абалгузи-пехлевана. И засмеялся вдруг молодо: — Да приведите его в себя. Чать, наш городник не все косточки поломал молодцу заезжему. Ан гляди, как броню поломал железную. Снимите с него доспех сей и поставьте в гриднице. Яз потом его князю нашему Святославу свезу. Любит он этакие чудеса. Вестимо, и медведь не сумел бы так изломать железо...

Будиле подвели коня, подсадили в седло и поднесли чашу с медом. Городник обернулся, чтобы поблагодарить воеводу, но того уже не было рядом. Осушив ковш, Будила тронул было коня, но отрок остановил его:

— Повремени, Будила-богатырь. Воевода наказывал малость отдохнуть тебе.

— Пошто не ударят сразу по ворогу? — спросил городник отрока — Час приспел, пал дух козарский! Не медлить бы нам.

— Пресветлый воевода Слуд по-иному мыслит. Пускай козарин первым налетит. Сильно ударить он не сможет — страхом скован. А страх храбрости не товарищ! Вот тут-то мы его и опрокинем, а засада ударит в спину. Знак из дубравы был — Жизнемир готов к битве.

— Пожалуй, верно измыслил воевода. Хитер! — одобрил Будила и не спеша поехал к правому крылу своего войска.

Он был на полпути, когда услыхал нарастающий визг и вой — то хазарская конница лавиной устремилась на сомкнутые русские полки.