"Любимицы королевы" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

ПАДЕНИЕ ГОДОЛФИНА

Джонатан Свифт ждал у себя в Челси важного гостя. Уныло поглядев на зажженный камин, он взял перо и стал писать Эстер Джонсон в Ирландию. Для него это было одним из самых приятных занятий. Стелла, как он называл ее, так же восхищалась им, как его дорогая подруга миссис Ваномри — Ванесса. Вспыльчивый, угрюмый Свифт был недоволен жизнью, поскольку вынужден был продавать свой незаурядный талант другим людям, иногда недостойным, так как они благодаря знатности, богатству или напористости прорвались к власти. Он ненавидел свою бедность, свою осторожность, свой дурной характер. Каким было бы утешением, если б сейчас с ним находилась Стелла — или Ванесса. Они обе восхищались им, обе были готовы осыпать его похвалами, которых он жаждал. Ни та ни другая не были бедными. У Стеллы было полторы тысячи фунтов, и она считала, что в Ирландии они принесут ей большую прибыль, чем в Англии. Ванесса находилась поблизости.

Но у Свифта было много причин для недовольства. Он не женился, так как считал, что ему это не по средствам, он не писал, как хотелось, из страха оказаться у позорного столба, подобно бедняге Дефо. Ему бы вряд ли удалось так легко отделаться.

Холодными ночами, когда слабый огонь в камине не мог согреть его кости, а слуга-ирландец бывал бестолковее, чем обычно, ему доставляло удовольствие писать Стелле. Он живо представлял, как она с радостью вскрывает его письмо и читает новости об английском дворе, какие ему удалось узнать. Все последние слухи он собирал в кофейнях — о падении вице-королевы Сары, о возвышении Эбигейл Мэшем. Он писал Стелле, что это прекрасное положение дел, так как считал вигов зловредными жабами, Роберт Харли был его другом, следовательно, и Эбигейл Мэшем тоже. Великая герцогиня сошла с политической арены, можно ожидать, что герцог последует за ней. Джонатан Свифт был на стороне своего доброго друга Роберта Харли, которого ждал теперь.

В дверь постучали. Свифт отложил перо, а его слуга пошел впустить гостя.

Увидев Роберта Харли, Свифт поднялся.

— О, дорогой друг! — воскликнул гость. — Замечательные новости! Наконец-то наши дела пошли на лад.

Он попросил хозяина сесть, придвинул себе стул, достал из кармана бутылку вина и крикнул слуге, чтобы тот подал бокалы. Вино Роберт Харли приносил с собой, так как его друг Свифт не мог покупать того, что ему по вкусу.

Свифт смотрел, как его благодетель смакует вино. Потом Харли заговорил.

— Сара изгнана, — сказал он. — Окончательно. Бесповоротно.

— Остается герцог.

— Мой дорогой Свифт, вы, как всегда, настроены мрачно. Конечно же, герцог остается. Герой Бленхейма, Рамийи, Ауденаре и Мальплаке! Не будем забывать, в последней битве от понес такие потери, что это вряд ли может считаться победой. Герцог остается, но, дорогой мой друг, мы должны постараться, чтобы он поскорее последовал за своей доброй женушкой.

— Сара сама напросилась, чтобы ее удалили от двора. Эта фурия играет на руку своим противникам. А герцог, как я слышал, считается одним из самых обаятельных мужчин в Англии, и королева, несмотря на разрыв с его супругой, по-прежнему питает к нему привязанность.

— Джонатан, вы пессимист. Есть разные средства и способы. У Мальборо, помимо военной славы, две слабости — Сара и деньги. Сару он станет оправдывать, откажется признать, что она сама во всем виновата. Это сработает против него. А деньги? Герцог очень богат. Как он разбогател? Так вот, готов поклясться, женушка его очень ловко торговала должностями. А он вымогал деньги у своей любовницы. Сара разбогатела благодаря близости к королеве. Мальборо же всегда был нечист на руку. У меня повсюду есть друзья, и они поведали мне массу любопытных подробностей. Знаете, что за время пребывания на своей должности герцог скопил около пятидесяти тысяч фунтов? Каким образом, Джонатан? Миледи, несмотря на все былое благоволение королевы, отстала от мужа. Скопила всего двадцать две тысячи.

— Возможно ли, что она стащила их из общественных фондов?

— А откуда же еще? — рассмеялся Харли.

— Это позор!

— Несомненно. Теперь нам надо позаботиться, чтобы эти сведения больше не оставались в тайне. Мы раздуем общественный скандал.

— Понятно, — сказал Свифт, — для этого вы и приехали ко мне сегодня.

Мальборо с побледневшими губами вошел в спальню и протянул Саре номер «Экзаминера».

— Черт возьми, — сказал он, — этот Свифт обмакивает перо в яд.

Сара прочла статью Свифта и, стиснув журнал в кулаке, дала такую волю ярости, что герцог за нее испугался.

— Успокойся, любимая, — попросил он.

— Успокоиться! Когда о нас пишут такое. Как только ты можешь оставаться хладнокровным?

Хотя герцог внешне был невозмутим, ему очень не понравилось то, что он прочел. Они с Сарой скопили значительное состояние, и видеть напечатанными подобные сведения было досадно.

— Сара, нас окружают враги. Мы живем среди волков и шакалов.

— Пусть так, — ответила герцогиня, — но они скоро поймут, что имеют дело со львом и львицей.

— Сара, нужно быть осторожнее.

— Ты уже много лет проповедуешь осторожность.

— Дорогая, если б ты прислушивалась к моим проповедям, этого бы не случилось.

— Я не вытерпела и выказала свои истинные чувства к этой особе.

— Не стоило забывать, что она королева.

— Королева! Толстая дура! Нет, Джон, если ты стерпишь эти оскорбления, не стерплю я.

— Сара, что ты задумала?

— Я задумала предпринять кое-что, Джон Черчилл. Показать нашим врагам — будь они королевами по крови или продажными писаками, — что опасно вступать в поединок с Сарой Черчилл и пытаться очернить победителя при Бленхейме.

— Сара… Сара… прошу тебя.

Герцогиня вышла. Она не желала слушать никого — даже Джона.

Открыв ящик стола, Сара достала письма. Их накопилась толстая пачка. Герцогиня взяла одно наугад и прочла.

О, изобличающие письма! Выдающие глубокую, странную привязанность — неосторожные, похожие на послания любовника. Их писала королева Саре Черчилл в дни нелепой привязанности миссис Морли и миссис Фримен.

Сара взяла другое. Написанное в те дни, когда принцесса предала отца, когда она плела против него заговор вместе с сестрой Марией и ее мужем Вильгельмом. Королеве не захочется, чтобы такое письмо прочли ее подданные. Вот еще одно — красноречиво говорящее о ненависти Анны к сестре, тогда королеве Марии, и ее мужу «Голландскому недоноску».

Глупая Анна, толстая, безмозглая королева, так неразумно оттолкнувшая женщину, способную сделать столько разоблачений.

Советоваться с Джоном Сара не собиралась… милый, но слишком уж осторожный Джон! А она покончила с осторожностью.

«Сколько раз, — обратилась герцогиня к себе с вопросом, — я унижалась… дожидалась в одной из приемных, будто шотландец, приехавший с петицией? Сколько раз слышала, что ее величество не может меня принять… а они сидели с этой бледнолицей Мэшем, хихикали, радуясь тому, что оскорбляют герцогиню Мальборо?»

Сара знала, как поступить, и ничьего совета ей не требовалось.

Она пригласила к себе сэра Дэвида Гамильтона, одного из врачей королевы. Когда он приехал, она любезно встретила его и попросила присесть для разговора.

Сэр Дэвид, удивленный ее вызовом, удивился еще больше, начав понимать его причину.

— Терпение мое истощилось, — властно сказала Сара. — Я просила у королевы аудиенции и постоянно встречала отказ. Враги сумели восстановить ее против меня. Вы часто с ней видитесь?

— Да. Ее величество нуждается в постоянном внимании.

— Поэтому вам будет нетрудно передать ей то, что я попрошу.

— Сомневаюсь, что ее величество пожелает…

— Она определенно не захочет выслушать это послание. Но тем не менее наверняка захочет узнать, что я намерена сделать… однако пока воздерживаюсь.

— Не понимаю, о чем ваша светлость ведет речь.

— Все очень просто. Ее величество изволили повернуться ко мне спиной. Если она будет оставаться на таких позициях, я опубликую все письма, которые она писала мне с самого начала нашей дружбы. Передайте это ей. Думаю, она всеми силами постарается не допустить публикации.

— Ваша светлость, неужели вы это всерьез?

— Конечно.

— Вы угрожаете королеве.

— Я только угрожаю опубликовать ее письма.

Сэр Дэвид простился с герцогиней и немедленно отправился к Анне.

Анна встревожилась. Ей вспомнились годы неразумной привязанности, полнейшего доверия. Как она могла быть такой откровенной? Тайные подробности ее жизни станут достоянием подданных. Они прочтут о ее предательском отношении к членам своей семьи. Хоть она и осудила свое предательство, поняла, что причиной его были главным образом наущения Сары, оправданием это служить не могло.

Как она могла обмануться в этой женщине? И что теперь делать?

Королева призвала к себе сэра Дэвида Гамильтона и графа Шрусбери.

— Любой ценой, — сказала она, — не допустите публикации этих писем. Найдите способ остановить герцогиню Мальборо.

Поскольку статью Свифта обсуждали при дворе, в каждой таверне, в каждой кофейне, Сара тревожилась за себя. Ее вполне могли обвинить во взяточничестве и казнокрадстве. Как защищаться от этих обвинений, она не представляла. Ей помнилось, что при Вильгельме Джон был заключен в Тауэр и едва не лишился жизни.

Когда Шрусбери и Гамильтон приехали для разговора о письмах королевы, в душе Сары преобладал страх. По своей прямоте она тут же выдала его, и визитеры увидели в этом средство достижения желаемого.

— Против вашей светлости выдвинуты серьезные обвинения, — сказал Шрусбери.

— Вы приехали сообщить мне об этом? — с испугом спросила Сара.

— Нет нужды, ваша светлость, сообщать вам то, о чем вы уже знаете, — сказал Гамильтон.

И выдвинула условие: не будет обвинений — не будет публикации.

Поскольку предъявлять обвинения пока никто не собирался, визитеры сочли свое поручение исполненным. Они могли сказать королеве, что Сара не станет публиковать письма, если ее не привлекут к суду за хищение из общественных фондов.

Простые люди ненавидели властную герцогиню. И любили королеву. Способы обогащения Мальборо обсуждались и обрастали домыслами. Герцог — приверженец войны, а какую пользу принесла война беднякам? И все знали, что поскольку королева больше не благоволит герцогине, та грозится опубликовать ее письма.

У дома Мальборо собралась толпа. Сара прислушалась. Что там кричат эти люди?

И пришла в трепет.

Если герцогиня опубликует что-то во вред королеве, они возьмут приступом этот дом, вытащат ее на улицу и разорвут на куски.

«Кто мог бы подумать, — задалась вопросом Сара, — что в царствование Анны она, так много сделавшая, дабы возвести ее на трон и помочь ей там удержаться, окажется в таком положении?»

На улицах говорили, что блаженству Мальборо пришел конец. Кое-кто мог считать так. Но только не Сара.

Харли постоянно виделся с королевой. Близилось время, когда парламент, контролируемый вигами, будет распущен. Потом все решат выборы, но Харли в победе тори не сомневался. Суд над Сэчверелом нанес вигам непоправимый урон, и поскольку обоих Мальборо обвиняли в том, что они нечисты на руку, правительство, несомненно, должно было пасть.

Анне никогда не нравился Сандерленд, и ему пришлось уйти первым.

Сара была вне себя от бешенства. Ее зять лишился должности! Следующим будет Годолфин, а затем и Мальборо.

Каково ей было видеть крушение всех своих планов?

Она послала за Годолфином и Сандерлендом. Когда те приехали, Джон находился с ней.

— Нам остается только один выход, — объявила она и, когда все выжидающе уставились на нее, сказала: — Надо заставить Анну отречься от престола.

— Отречься? — промямлил Годолфин.

— Не принимайте такой испуганный вид, — презрительно сказала Сара. — Заставили ж католика Якова… почему не поступить таким же образом с его глупой дочерью?

— А на ее место?.. — спросил Годолфин.

— Маль может призвать ганноверского курфюрста… и провозгласить его королем.

Все изумленно воззрились на нее. Сара увидела, что ее зять Сандерленд, неизменно склонный к безрассудным авантюрам, заулыбался.

Годолфин понимал, что конец его карьеры близок. Он постарел, он всегда серьезно относился к своим обязанностям, но по робости позволил Саре Черчилл властвовать над собой сильнее, чем над мужем. Теперь Сара лишилась благоволения королевы, и правительство, которое он возглавлял, шло к падению. Королева, некогда расположенная к нему, искала возможности избавиться от него, и причиной всего этого было властное поведение Сары.

Ему не давали покоя мрачные мысли о том, какое сильное влияние может оказать на государственные дела женская ссора.

С этими мыслями Годолфин явился на заседание Тайного совета, где присутствовала королева. Он прекрасно знал о враждебном к нему отношении большинства членов совета. Ему они представлялись стервятниками, парящими над его головой… дожидаясь падения.

Шрусбери, один из самых сильных его врагов, начал атаку саркастическими замечаниями, которые нельзя было пропустить мимо ушей. На них, разумеется, следовало отвечать в том же тоне, но Годолфин был усталым, обеспокоенным и поймал себя на том, что возражает Шрусбери по-старчески сварливо.

— Милорд, — запротестовала Анна, — прошу вас сдерживать свое раздражение. Здесь оно неуместно.

Годолфин повернулся к королеве.

— Ваше величество, работать мне с каждым днем становится все труднее. Я окружен врагами, ведущими под меня подкоп. Чего можно ждать хорошего, когда монархи отворачиваются от законного правительства и прислушиваются к тайным советчикам?

Это был прямой выпад против королевы. Оскорбленная Анна промолчала. Но все присутствующие поняли, что это должно стать концом Годолфина.

Анна сидела в дубовом кабинете Кенсингтонского дворца.

Королева была печальна. В прошлом она питала искреннюю привязанность к Годолфину — мистеру Монтгомери, как любила называть его. Чувствовала себя с таким министром словно за каменной стеной, у него были родственные связи с герцогом, таким преданным и обаятельным. Но Сара отравила эти отношения, как и все, к чему приближалась.

Куда бы Анна ни обращала взгляд, он натыкался на Сару. Пришла пора избавляться от всего, связанного с ней. Она взяла перо и стала писать:

«Ваша неловкость в течение долгого времени доставляла много неприятностей, но я справилась с ними. Будь Ваше поведение таким же, как в первые годы моего царствования, у меня бы не возникало сомнений, как поступать. Однако после многих ваших нелюбезностей, особенно сказанных мне на заседании Тайного совета слов, я не могу оставить Вас на службе. Жалую Вам пенсию — четыре тысячи фунтов в год. Прошу не возвращать мне свой жезл, а сломать его. Думаю, так будет легче для нас обоих».

Сандерленд ушел! Годолфин ушел! С вигской администрацией было покончено. Оставалось ждать выборов, хотя в исходе их сомнений быть не могло.

В парламенте большинство составили тори. Роберт Харли стал канцлером казначейства, а его друг и подопечный Генри Сент-Джон членом Тайного совета и государственным секретарем.

Это явилось поражением Черчиллов, и они с трепетом ждали, что последут дальше.