"День Астарты" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)

18

Первый Заместитель Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, датчанин Кнут Вилбраге, вздохнул, печально посмотрел через панорамное окно на пестрящее всеми цветами радуги скопище парусов в районе Яхт-Харбор, сделал маленький глоток фруктового чая, еще раз вздохнул и повернулся к собеседнику.

— Знаете, мистер Монтегю, иногда я думаю о конце истории.

— О конце истории? — удивленно переспросил Джентано Монтегю, франко-итальянец, Второй высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря Организации Объедниненных Наций по Африке и по наименее развитым странам, развивающимся странам, не имеющим выхода к морю, и малым островным развивающимся государствам (так официально называлась его должность в ООН).

— Да. Это концепция знаменитого политического философа Фрэнсиса Фукуямы. Он говорил, что исторические устремления XX века под большой угрозой… Впрочем, я отвлекаюсь на абстрактную тему… О чем мы говорили?

— О пасхальном кризисе, — напомнил Джентано.

— Нет, я имею в виду более конкретно.

— О поручении для меня. Миссии, как это официально принято называть.

— А еще более конкретно?

— О сомнительной выполнимости этой миссии.

— Да! Правильно! — Кнут Вилбраге сделал еще глоток чая, — Именно после того, как вы усомнились в выполнимости этой миротворческой миссии, я вспомнил Фукуяму. Мне кажется, Фукуяма ошибался, считая, что конец геополитического историзма в нашем, западном понимании — это конец истории вообще. Просто история переходит на новые рельсы, как уже было много раз. Возникают новые ценности, новые принципы и новые авторитетные фигуры, играющие по новым, но вполне определенным правилам.

Джентано кивнул.

— Да, сэр. Одно такое правило я усвоил во время своей миссии в ТЭАЛ.

— Вы имеете в виду Южные провинции Демократической республики Конго?

— Можно сказать и так, но… Реальная власть там не у правительства в Киншасе, а у лидеров Транс-Экваториальной Африканской Лиги, Мпулу — Шонао — Зулу.

— Вероятно, вы правы, — согласился Кнут, — И что за правило, позвольте спросить?

— Первое правило Мао Цзедуна, — ответил второй советник, — Винтовка рождает власть.

— Разумно, весьма разумно, — произнес первый заместитель, — с этим можно работать.

— Можно, — согласился Джентано, — если у вас винтовка большей мощности.

Кнут Вилбраге шутливо погрозил ему пальцем.

— Вы упрощаете, коллега Монтегю. Давайте рассмотрим хорошо известное в истории неравенство. Человек с дубиной сильнее человека без дубины. Это универсалия. Сюда можно подставить вместо дубины — винтовку или атомную бомбу, это тривиально. Но сюда же можно подставить друга с винтовкой или с атомной бомбой, вот что важно.

— Уже подставили, — заметил Джентано, — У Меганезии третий по величине ядерный арсенал в регионе. И, возможно, первый по оперативности. Есть информация, что они вчера перебросили на ближайший к зоне конфликта архипелаг Питкерн, более тысячи термоядерных L-бомб, мощностью по 24 мегатонны в тротиловом эквиваленте.

— Вполне по-неандертальски, — заметил Кнут, — показать всем самую большую дубину.

— Да, но кому они ее показывают? Ведь официально они заявили о нейтралитете.

— Я же сказал: всем. Эти бомбы в данном случае — не инструмент, а символ. В данном конфликте для них нет объекта прямого применения. А где символ — там правила, там авторитеты, на которые можно опереться в миротворческой деятельности.

— В каком смысле, опереться?

— В смысле, показать, что мирное решение достигнуто в ходе переговорного процесса.

Джентано Монтегю задумчиво погладил ладонью подбородок.

— Я не уверен, что правильно вас понял, мистер Вилбраге.

— Вы отлично меня поняли, — возразил тот, — Не думаю, что у вас были иллюзии, будто мирное решение действительно может быть продуктом нашей деятельности.

— Вообще-то считается, что так оно и есть, — заметил второй советник.

— Конечно, так считается. В этом весь смысл. Красивый символ, в который люди хотят верить. Дайте людям повод в это поверить — и они будут вам благодарны.

— К сожалению, здесь мы скорее разрушим эту веру. Судя по наблюдаемому развитию событий, всем трем сторонам конфликта эта война выгодна, а значит, она произойдет.

Первый заместитель медленно покачал головой.

— Джентано, вы же умный человек! Не надо повторять вздорные рассуждения наших экспертов, которые учились политической аналитике на образцах времен мировых и холодных войн. Я не зря упомянул Фукуяму. История в том понимании кончилась.

— Вы хотите сказать, — осторожно предположил Монтегю, — что пасхальный кризис это инсценировка, и что никто не собирается воевать?

— И да, и нет, — ответил Вилбраге.

— Простите, но я вас не понял.

— Это не важно. Есть вещи, которые кто-то понимает раньше, а кто-то позже. Вам не приходилось читать Борхеса, «Сад расходящихся тропинок»?

— Нет, а это имеет отношение к данной проблеме?

— Имеет, Джентано, хотя и косвенно. Сама идея фатальности ряда событий, странным образом выраженная через многовариантность путей… Непременно прочтите, вам это пригодится… Но я снова отвлекся. О чем мы говорили?

— О мирном, переговорном разрешении пасхального кризиса.

— А более конкретно?

— Об авторитетах, на которые можно опереться.

— Да, верно… Таким образом, ваша миссия состоит в поиске подходящего авторитета.

Монтегю снова погладил ладонью подбородок.

— Речь идет о человеке, я правильно понял?

— Разумеется, о человеке, — подтвердил первый заместитель.

— И для кого он должен быть авторитетом?

— Как бы вам это объяснить, Джентано… Вы читали «Театр» Моэма?

— Да. Собственно, это один из моих любимых писателей.

— Очень удачно… Так вот, мир есть театр. Поэтому, когда я говорю об авторитете, то имею в виду того человека, который будет выглядеть убедительно для зрителей.

— Для людей, которые хотят поверить в переговорный процесс? — уточнил Монтегю.

— Вот именно! — обрадовался Кнут, — Они должны увидеть фигуру, найденную нами, причем такую фигуру, которая, как им покажется, способна морально принудить все стороны к взаимным уступкам, и в итоге — к мирному соглашению.

— Но для этого стороны должны подыгрывать, — заметил второй советник.

— Дайте им подходящую фигуру — и они будут подыгрывать. Разве это не понятно?

— Хм… А что им мешает самим найти такую фигуру?

— Ничего, — ответил Вилбраге, — просто они еще не начали работать над этим. Если мы выполним это за них, они примут нашу фигуру. По сути дела, им все равно.

— Кажется, я начинаю понимать… Это должна быть символическая фигура, не так ли?

— Совершенно верно. Символическая, яркая, убедительная, артистичная.

— Значит, — заключил Монтегю, — вы полагаете, что этот кризис, все же, инсценировка.

Вилбраге допил свой чай и улыбнулся.

— Знаете, Джентано, однажды на рынке в Пхукете у меня стянули бумажник.

— Я сочувствую.

— Ничего страшного. Там было долларов двести и кредитные карточки — их я сразу же аннулировал. Я вспомнил этот случай ради самой схемы кражи. Вы знаете, что такое тайский бокс?

— Кажется, это похоже на обычный английский бокс, только там бьют еще и ногами.

— Совершенно верно. Так вот, посреди рынка, двое молодых людей, владеющих этим видом спорта, сцепились из-за чего-то. Это была жесткая, я бы сказал, даже жестокая драка. Стремительные атаки, обмен ударами, падения, кровь… Разумеется, вокруг собралась толпа, преимущественно из туристов. Через четверть часа эти парни устали драться и просто разошлись. А многие зрители обнаружили пропажу бумажников.

— Боксеры работали в кооперации с ворами? — уточнил Монтегю.

— Полагаю, что да, — ответил первый заместитель, — Но вряд ли это можно доказать.