"Великое противостояние" - читать интересную книгу автора (Кассиль Лев Абрамович)

Глава 2 Наши «загадалки»

Мы плыли на наш заповедный островок. Еще год назад мы сговорились, что придем сюда встретить день летнего солнцестояния — начало лета.

Экзамены уже прошли. Часть ребят разъехалась, а мы должны были попасть в лагерь во вторую смену, и я продолжала встречаться со своими пионерами. Мы давно уже готовились к сегодняшнему походу. Родители сперва не очень соглашались пустить своих ребят в эту экскурсию без взрослых, только со мной одной. Но, в конце концов, я как-никак была все-таки вожатой и перешла сейчас уже в девятый класс.

И родители разрешили. Правда, пришлось скрыть от них, что мы отправимся на островок. Сказано было, что мы поедем поездом до Борок, а там пройдем пешком через Кореваново до водохранилища и на берегу его разобьем палатку, где и заночуем. А утром, встретив восход солнца, отпразднуем летнее солнцестояние и в обед вернемся с поездом домой. В Доме пионеров нам дали для этого разборную палатку и все необходимое хозяйство для похода. Взяли мы, конечно, и мой маленький телескоп.

Все остальное сохранялось в тайне. Никто, кроме нас, не знал, что скрывалось на маленьком, никому не известном островке, далеко в стороне от фарватера, по которому через водохранилище шли пароходы канала Москва — Волга. Но мы знали и помнили, что там, на островке, хранятся надежно упрятанные в маленькой шахте-погребе наши «загадалки».

С тех пор как Москва стала городом большой воды и волжские пароходы слили свои голоса с шумом столицы, возле самого города разлились просторные озера с ведущей к ним зеркальной анфиладой белокаменных шлюзов, образовались заманчивые уголки, чудесные таинственные заводи, протоки, бухты, полузатопленные островки. Мало кто знал как следует прелесть нового многоводного Подмосковья. Но Расщепей давно уже облюбовал эти места, и когда мы вместе с ним совершали наше памятное путешествие, Александр Дмитриевич привел меня на своей яхте «Фламмарион» к одному из таких островков на водохранилище. В усадьбе Кореваново, недалеко от водохранилища, Расщепей жил летом на даче. Этот островок мы и облюбовали с моими пионерами для наших летних походов.

Было уже довольно темно, когда наша лодка, раздвигая кустарник, скрипя днищем о затопленные ветви, вылезла носом на берег острова.

Наверно, когда-то, до наполнения водохранилища, место это было вершиной пологого холма. Через него вела проезжая дорога. Ее колеи еще виднелись в траве, и странно было видеть, что дорога уходит прямо в воду, в глубину, словно маня спуститься по ней в какое-то донное царство. Прежде здесь стояли избы — на земле сохранились следы жилья. И вот в одном из заросших бурьяном дворов мы в прошлом году нашли полуобрушившийся, выложенный кирпичами погреб. На дне его мы и спрятали наши «загадалки».

«Загадалки» эти придумал, конечно, Игорек. Как-то в отряде зашел разговор о различии между древней ложной наукой — халдейской астрологией и сегодняшней строго научной астрономией. Ребята сперва долго потешались над тем, что древние астрологи, халдеи, звездословы расчисляли судьбу человека по звездам. Звезда, под которой родился человек, определяла его путь в жизни. И астрологи наперед составляли человеку по небесным знакам его будущую биографию — гороскоп. Всем пионерам это показалось очень забавным, особенно когда я вспомнила случай, рассказанный мне еще Расщепеем. В 1514 году астрологи, установив, что Юпитер, Сатурн и Марс окажутся в созвездии Рыб, посулили миру неслыханное наводнение, и один вельможа в Тулузе, испуганный этим предсказанием, построил огромный ковчег на случай потопа… Ребята посмеялись, а потом вдруг Игорек Малинин предложил:

— Ребята, знаете что? У меня мысль. Нет, серьезно, давайте сами себе составим на год гороскоп. Да нет, постойте! Не в том дело, что по звездам. А просто напишем такие загадалки сами себе — что мы должны сделать за год. Вот как в газете пишут иногда эти самые… индивидуальные обязательства… Но только никто никому не покажет. Напишем и заклеим. И где-нибудь спрячем. А через год достанем, раскроем и посмотрим тогда, у кого что сбылось.

— Не «сбылось», — наставительно сказал Витя Минаев, — при чем тут «сбылось»? Важно, чтобы каждый сам выполнил, что себе обещал.

Поднялся шум, крик, споры. Одни говорили, что это глупости, пустяковая затея и даже суеверие; другие, наоборот, кричали, что сделать так непременно надо. Это будет всем полезно. И я подумала: пусть каждый из наших пионеров задумается хорошенько над тем, чего ему не хватает, что он хотел бы успеть за год сделать, что приобрести, от чего избавиться. И пускай он запишет это для себя, никому не показывая. Так будет интереснее! И мы спрячем эти «загадалки», как хорошо назвал их Игорек. Никакая это не звездная магия. Мы и так все знаем, что родились под счастливой звездой. И у нас стоит только задумать что-то хорошее, по-настоящему захотеть сделать это, настойчиво добиваться — и все тогда сбудется.

И вот, когда мы вернулись прошлой осенью из лагеря, мы сделали так, как задумали. В воскресенье мы отправились на остров, взяв лодку в деревне у одного бакенщика. У каждого из моих пионеров был заклеенный конвертик. В нем была припрятана его личная, им самим для себя составленная «загадалка» на год. Потом мы сложили все конверты вместе, и Игорек торжественно произнес за всех:

— Обещаю, что я и все мы, пионеры нашего отряда, выполним все, что здесь задумано! За это мы отвечаем перед своей совестью и нашими товарищами.

Да, пусть каждый отвечает перед своей собственной совестью, и в этом его проверят потом товарищи. Когда был жив Александр Дмитриевич, мы часто говорили с ним о геройстве, вспоминали разные исторические подвиги. «Самое трудное, по-моему, — говорил тогда мне Расщепей, — это совершить подвиг в одиночку, когда тебя никто не поддерживает, никто в тот момент не проверяет, когда ты наедине со своей совестью, со своим долгом, и только они тобой повелевают… А на людях уже легче». И я подумала, что неплохо будет, если мои пионеры сами предскажут себе, что должно произойти с ними за год, сами ответят перед своей совестью, которой доверяет и весь наш коллектив. И пусть их никто не понукает. Это дело каждого. Но интересно будет через год сличить, что было задумано, с тем, что выполнено. А кто не справился с собой, пусть теперь уже при всех признается, что сплоховал, оказался недостойным нашей звезды.

И вот целый год пролежали замурованными в заброшенном погребе на маленьком островке, среди просторного водохранилища, наши «загадалки». Мы решили, что вскроем их в самый большой день года — день летнего солнцестояния. Ребята у меня были опытные по части походов: мы быстро разбили палатку, укрепили стойки, установили подпорки, натянули веревки, привязав их к колышкам, вбитым в землю.

Вскоре запылал костер, закипел подвешенный над ним чайник. Мы сварили в котелке картошку, открыли консервы, сели в кружок у входа в палатку.

А на водохранилище и вдали на канале уже зажглись ночные огни. Горели огни на створах ходового фарватера, на шлюзах. Но все это было далеко от нас. А мы здесь были одни, окруженные огромной доброй и смирной водой. Вечер был теплый. На западе небо розовело, словно еще не остынув, а на другой стороне горизонта, ближе к югу, подрагивало нежное серебристое зарево — там была Москва. И свет ее, перламутровый, вздрагивающий, трепетал в высоком спокойном небе. Звезды растворялись в далеком сиянии Москвы. Только над горизонтом жгла свой зеленый бенгальский огонь Венера, похожая на большого светляка, да ровным алым накалом горел низко стоявший Марс, и на канале светились тоже зеленые и красные огоньки бакенов, подрагивая в воде мерцающими усиками отражений.

Мы разгородили палатку на две части. В одной половине устроились девочки со мной, в другой — мальчики. Они по очереди несли дежурство у входа в палатку, сторожа наш маленький лагерь. Скоро все затихли.

Ночью я проснулась. Душистая сырость проникла в палатку. Где-то кричал коростель. На канале густо загудел пароход. А кругом была такая дивная тишина…

Я встала и выглянула за отсыревший полог. У входа в палатку никого не было.

— Кто дежурит? — спросила я шепотом.

Никто мне не ответил. Я повторила вопрос громче. Опять молчание. Я вышла из палатки. Дежурного не было. Тогда я заглянула на половину мальчиков. Накрывшись пальто и одеялами, спали рядом Дёма Стрижаков, Изя Крук и Витя Минаев. Игорька не было. Очевидно, был час его дежурства.

— Малинин! Игорек! — позвала я, выйдя из палатки.

Кусты зашуршали, показался Игорь.

— Ты это почему же не на месте? — спросила я строго.

— Я только на минутку, Симочка, — проговорил он быстро, словно запыхался. — Я к берегу бегал… Мне показалось, там кто-то шебаршится…

— Сам ты любишь шебаршиться, Игорь, — заметила я. — Небось к погребу бегал… Ладно, ладно. Иди спать, я за тебя подежурю.

— Ну, уж это нет, брось, оставь! — запротестовал он. — Мне еще целый час дежурить. Ты ложись. Не беспокойся. Меня Витька сменит. Уж я его добужусь, можешь быть уверена.

Я уже была в палатке, когда опять услышала шепот Игоря:

— Сима! Тебе очень спать хочется?

— А что? — Я высунулась из-за полога.

— Давай с тобой поговорим об серьезных вещах.

— Например?

— Ну, мало ли про что! Вообще, так. Про разную жизнь… Как прошлым летом в лагере говорили. Помнишь?

Я помнила эти неизбежные ночные беседы «об серьезных вещах», как выражался Игорь. Хотя разговоры после отбоя и были явным нарушением лагерного режима, но зато именно они помогли мне укротить самого беспокойного из моих пионеров и заглянуть в его пытливую и своенравную душу. И я покорно присела на пенек у палатки.

— Ну что ж, поговорим, Игорек, о серьезных вещах!

— Знаешь, Сима, — сразу начал Игорь, — я когда ночью долго гляжу на звезды, мне всегда охота бывает забраться туда, куда-нибудь в самую-самую дальнюю вышину, и все там разглядеть и узнать до точности. Так и тянет… — Он вздохнул и, запрокинув голову далеко назад, долго и завороженно глядел в зенит.

И звезды над нами ласково жмурились, подмигивали сверху мальчишке, словно подбадривали, маня: «Ну, ну, звездочет!.. Карабкайся».

— Сима, вот ты про Марс знаешь. Как же все-таки считается: есть там жизнь?

— Возможно, что есть, Игорек. Правда, насчет хлорофилла, что я тот раз говорила, сейчас все опять не подтверждается.

— Жаль! — вздохнул Игорек, не сводя глаз с неба. — А я лично все-таки считаю, есть еще где-нибудь жизнь. Верно, Сима?.. Только я рад, что сам я на Земле родился. Это определенно мне повезло. У нас все-таки уже хороню жить. А как там, еще неизвестно. Прилетишь туда, а там, может быть, еще какой-нибудь каменный век только. Кто знает? И был бы я пещерный житель…

— Ну, пещерный житель, хватит тебе философствовать. Спать пора!

— Нет, погоди!.. Ты слушай, Сима. У нас почему хорошо? Доисторическое все уже было? Было. Древние там всякие века тоже прошли; старый режим уже давно кончился. Правда, не везде еще, не на всей Земле, но зато у нас, в СССР! Значит, все-таки на Земле уже люди своего добились, раз такая уже есть страна, как мы! Верно? А там, на Марсе, может, все еще только начинается. Жителям сколько еще веков мучиться!..

Я прервала гордого жителя Земли, сказав, что есть теория, полагающая, будто жизнь на Марсе возникла намного раньше, чем у нас.

— Эх, ты!.. — посочувствовал марсианам Игорь. — Вот уж не хотел бы я в школе у них учиться! Сколько им тогда по истории учить! Древние века, потом средние, потом еще какие-нибудь полусредние, новые, да самые новые, да новейшие, предпоследние, последние — голова лопнет!

— Смотри, чтоб у тебя от ночных фантазий твоих голова не лопнула, — сказала я, вставая с пенька. — Поговорили, и будет!

— Постой, Сима! Не уходи. Еще одну только минуточку! — взмолился Игорь. — Я знаю, ты кем меня считаешь.

— Кем я тебя считаю?

— Шалым таким, вроде лунатика. Да? Ты думаешь, я кто? Болтун? Придумщик? А я только невыдержанный. Я разве вру? Я только иногда фантазирую. А ты, Сима, тоже мечтать любишь. Ты тоже придумщица. Я знаю. Мы этим с тобой даже похожие отчасти. Только ты, конечно, в сто раз меня развитее! Ты здорово развитая, Сима! Как редко кто из мальчишек даже!

— Ну ладно тебе, Игорь! Такая, как все.

— Нет, я знаю. Вон в четвертом «Б» — Ваточкина Катя, вожатая. Разве она с тобой сравнится?

— А по-моему, она очень хорошая, энергичная девушка, — возразила я.

— «Энергичная»!.. «Раз-два, живо сели, три-четыре, встали, взяли, похлопали».

— Вот с вами так и надо! Раз-два!

— Ну да! Когда тебя к нам назначили, я тоже сперва тогда подумал: «Э, тихоня-разиня, будет из нас деточек-конфеточек воспитывать». А ты оказалась вон какая. Главное, у тебя выдержка есть, с тобой считаются. Даже из десятого класса — и то!

— А из четвертого «А», я вижу, не считаются и не дают мне спать.

— Ну иди, ладно, досыпай. Эх, скорей бы уже завтра настало! Интересно, что там у кого в загадалках написано и у кого что исполнилось… Не терпится мне узнать…

Игорь зевнул, засунул руки в рукава пальтишка и замолк.

А над водохранилищем, над молчаливой стеклянной водой медленно поворачивалось звездное небо. Заря на западе погасла, а на востоке уже проступали блекло-розовые оттенки новой зари. Ночной немеркнущий свет Москвы одним своим краем слился с ней.

Я вернулась в палатку, закуталась потеплее в одеяло. Девчонки мои сейчас же, даже не просыпаясь, слева и справа подкатились ко мне, крепко ухватили мои руки, зябко поежились, зарылись головами, одна — мне в плечо, другая — в шею, повизгивая шепотком:

— Ой, Симочка, хорошо как!.. Уютно! Уй-юй-ютно!..

И правда было хорошо! Так хорошо, что запомнилось потом на всю жизнь. И никто из нас семерых не подозревал, что загадочные беды начнутся уже наутро, а вместе с завтрашней ночью в нашу жизнь войдет нечто чудовищно огромное и злое.