"Тайна старинного рояля" - читать интересную книгу автора (Бонзон Поль-Жак)

РОЯЛЬ ФЕРЕНЦА ЛИСТА

Одолжить Кафи!.. Мне эта мысль тоже приходила в голову, хотя расставаться с собакой было очень жалко. Кафи — умница, выдрессировать его на поводыря было бы нетрудно. Однако пес был не совсем моим: он принадлежал Шестерым друзьям из Круа-Русс. Нужно было посоветоваться с ребятами.

Назавтра в школе, когда я рассказал им о походе к слепому и планах Мади, они рассердились. Корже даже завопил:

— Тиду, ты что, совсем с ума сошел — отдать Кафи?! Мне, как и всем, жалко слепых, но все, что ты нам рассказал, выглядит очень странно!

— Раз он живет в таком доме, как ты расписал, — добавил Сапожник, — его рассказам вряд ли можно верить.

— Если я правильно понял, — вставил Бифштекс, — еще не известно, что случилось с его собакой. Старик думает, что она погибла, попала под машину, но ее могли и украсть. Собак часто воруют.

Только Гиль одобрил мой план, несколько смутившись — ведь его мнение расходилось с мнением всей компании.

Узнав, что почти вся команда против нас, Мади ужасно возмутилась. Мне стоило больших трудов убедить ее, что наши друзья просто боятся потерять Кафи.

— Они бессердечные эгоисты! — заключила Мади. — Передай им, что сегодня после занятий я приду к вам на Крышу Ткачей и скажу им все, что о них думаю!

Вечером на нашей площадке, несмотря на холодную погоду, разгорелась жаркая дискуссия. Ни Корже, ни Сапожник и не думали менять свою точку зрения. Даже Стриженый, который испытывал к Мади самые нежные чувства, не поддержал ее. Он сказал:

— Если хочешь, мы накопим деньжат и купим ему собаку. Но Кафи отдавать нельзя.

— Все ясно, — удрученно вздохнула Мади. — Давайте не будем больше об этом говорить. — И тутже добавила: — У меня только маленькая просьба к вам. Мы с Тиду рассказали слепому, о вас. Мы думали/ что вместе сходим к нему. Пообещайте по крайней мере пойти с нами.

Ладно, — согласился Корже, — мы пойдем… но при одном условии: о Кафи больше ни слова.

Хорошо, ни слова.

Через неделю, в четверг, на город опустился туман. Перед тем как отправиться на набережную Соны, мы собрались на Крыше Ткачей. Мои друзья не хуже меня знали улицу Сен-Бартелеми, но мало кто из них забирался на самую вершину холма. Когда мы вошли во двор, у всех на лицах возникла гримаса отвращения. Та же женщина стирала белье все в той же ванночке; рядом стояла еще одна соседка. Поодаль двое мужчин рассовывали по мешкам тряпье, им помогали мальчишки, которые верещали, как целая стая воробьев. Глядя на этих странных людей, Кафи зарычал и оскалился, что явно не понравилось старьевщикам.

— Пошли отсюда, шпана! — крикнул один из них. Однако, увидев, что мы направляемся к подъезду, они оставили нас в покое.

— Да это просто трущоба из трущоб, — сказал Сапожник. — И ты хотел поселить здесь Кафи?

Наконец, поднявшись по лестнице, мы добрались до пятого этажа. Мади подошла к двери, постучала и громко крикнула:

— Мсье, это мы! Мы пришли с друзьями.

Как и в прошлый раз, я услышал скрежет ключа и лязг открывающегося засова. В проеме двери появился слепой. Несомненно, он ждал нас: волосы его были тщательно причесаны, узел галстука красиво завязан, одет он был в темный пиджак старого покроя, но очень чистый, и старательно отутюженные брюки.

— Сколько народу! — воскликнул слепой, протягивая вперед руку. — Пожалуйста, проходите, мои маленькие друзья… и ты тоже, мой добрый пес.

Он провел нас в свои владения. Сегодня здесь было тепло: видимо, в нашу честь он натопил камин.

Вот видите, — сказала Мади, — пришли все наши друзья. Хотите, я их вам представлю?

Пускай лучше они сами представятся. Кстати, это мне поможет запомнить их по голосам.

Сапожник, который никогда не отличался робостью, начал:

— Я по-настоящему Жерлан, но все меня зовут Сапожник, потому Что я живу над мастерской сапожника. Мне тринадцать лет, ростом я не вышел. Ребята утверждают, что я причесываюсь сапожной щеткой, потому что волосы у меня торчат во все стороны. Я люблю играть в бильярд, а больше всего в карты.

Корже, в свою очередь, рассказал, что живет рядом с Крышей Ткачей, любит собак и книги. Стриженый заявил, что после болезни у него выпали все волосы, а Бифштекс сообщил, что его отец мясник.

Самым стеснительным оказался, как всегда, Гиль. Он не любил рассказывать о себе.

Я вот люблю читать. И еще. с трудом держусь на велосипеде, а в школе у меня нелады с математикой.

Зато он чемпион по катанию на роликах, — с жаром вступился за друга Сапожник. — И вы бы послушали, как он играет на губной гармошке!

На гармошке? — переспросил слепой. — Ты учишься музыке?

Гиль покраснел, что, впрочем, не имело значения, потому что слепой этого не видел, и пробормотал, что даже не знает нот.

Может, оно и так, — снова вмешался Сапожник, — но играет он без единой ошибки. Можете проверить — гармошка у него всегда в кармане.

Замечательно! — обрадовался старик. — Я получил бы большое удовольствие, послушав твою игру… пусть ты и не знаешь нот.

Стульев не хватало, и мы уселись на пол, а Гиль встал посреди комнаты. Он достал свою гармошку и заиграл. Прижав руку ко лбу, слепой старик слушал с нарастающим вниманием.

— Браво, мальчик! Может быть, ты никогда и не учился музыке, но ты ее понимаешь, у тебя есть чувство гармонии. Как жаль, что ты не берешь уроков! Впрочем, это еще не поздно. Если бы ты пришел ко мне еще раз… — И добавил, обращаясь к нам: — А вас музыка интересует? Хотите что-нибудь послушать?

Все посмотрели на рояль. Я уже рассказал друзьям об этом необыкновенном инструменте: он заинтересовал их не меньше, чем его хозяин.

Поднявшись с кресла, старик подошел к роялю и почти с благоговейным трепетом снял чехол. Увидев чудесный инструмент, ребята заахали и стали восхищенно перешептываться. И было отчего! Видно, старик заранее собирался показать нам свое сокровище. Полированное дерево было тщательно протерто, оно сверкало, словно зеркало, в котором отражалось все, что было в комнате.

Слепой уселся на винтовой стул перед клавиатурой из слоновой кости. Выпрямившись и повернувшись на стуле, он обратился к нам:

— Я уже рассказывал Мади и Тиду историю этого рояля. Он принадлежал великому Ференцу Листу, который сочинил за этим инструментом многие из своих рапсодий… Хотите, я исполню одну из них, самую знаменитую, — Венгерскую рапсодию номер два? Вы ее, конечно, знаете: ее часто передают по радио.

Встряхнув седой шевелюрой, этот хрупкий на вид человек взял такой мощный аккорд, что задрожали оконные стекла.

Честно говоря, до этого дня никто из нас не испытывал особого интереса к фортепьяно, которому мы без колебаний предпочитали гитару. Игра старика явилась для нас откровением. Мы никогда не думали, что фортепьянная музыка может нас так потрясти! Пока пальцы слепого то стремительно пробегали по клавишам, то ласково касались их, мы словно перенеслись куда-то в другой, чудесный мир. Мы парили над бескрайними степями Венгрии, мчались за дикими ордами кочевников…

Когда музыка смолкла, мы так далеко унеслись в своих мечтах, что никто не шелохнулся. Наконец Ма-ди вскочила, обвила руками шею старика и поцеловала его в морщинистую щеку.

Еще! — воскликнула она.

Еще! — подхватил Гиль.

Еще, еще! — закричали все хором.

Не проронив ни слова, слепой, который уже встал было, снова сел за рояль и приготовился сыграть новую пьесу, но, прикоснувшись пальцами к клавишам, вдруг остановился и обернулся к нам.

Если хотите, я сыграю вам отрывок из моего собственного сочинения. Вы будете первыми слушателями.

Ура! — в восхищении воскликнула Мади. — Значит, вы умеете сочинять музыку? Но как же вы записываете ее, если ничего не видите?

Я ничего не записываю. У меня хорошая память, и я как будто вижу ноты внутренним зрением.

Потом, снова сосредоточившись, он заиграл. Я ничего не смыслю в музыке, однако понял, что эта пьеса сильно отличается от рапсодии Листа, которая местами казалась мне грубоватой. Эта музыка была нежной, легкой, с долгими пассажами на высоких нотах, похожими на звуки эоловой арфы. Чувствовалось, что слепой весь растворяется в своей музыке.

Нас его мелодия окончательно пленила: казалось, она проникает до самого сердца…

Но что это? Мелодия неожиданно оборвалась. Слепой опустил руки и медленно повернул к нам отрешенное лицо.

Дети, простите меня!

Что с вами? — спросила Мади. — Вам нехорошо?

Он отрицательно покачал головой.

— г— Нет… нет, со мной все в порядке. Просто, пока я играл, мне в голову пришла одна глупая мысль, и я испугался.

— Испугались? Чего?

— У меня появилось нехорошее предчувствие. Мне показалось, что я в последний раз играю на этомрояле. Ах, если бы вы знали…

Я взглянул на Мади. Она, не менее меня изумленная внезапной паузой и замешательством старика, спросила:

— Откуда такое предчувствие? У вас неприятности? Что-нибудь со здоровьем?..

Слепой не ответил. Утомленный, он оперся о рояль и, склонив голову, провел рукой по лбу. Мы с Корже помогли ему дойти до кресла, в которое он тяжело рухнул.

— Извините меня, — снова сказал он, чувствуя, как мы встревожены. — Конечно, это глупость. Это все из-за того человека…

Какого человека?

Из-за незнакомца, который ко мне приходил.

Когда?

В прошлом месяце, два раза… И позавчера снова, но я ему не открыл. Я уверен, он что-то замышляет против меня.

Против вас?! — воскликнула Мади.

Все дело в этом рояле… Он намерен его купить.

Я не расстался бы с инструментом ни за какие сокровища, но позавчера я понял, что этот человек не остановится ни перед чем. — Зачем вы открыли ему дверь?

— В первый раз я подумал, что пришел един из моих клиентов. Во второй раз я засомневался, но он так настаивал, что мне пришлось пустить его: я подумал, что так быстрее от него отделаюсь. А позавчера, когда он снова объявился, я ему не открыл. Мы поговорили через дверь… Но поверьте мне: хотя у него изысканные манеры, я знаю, он готов на все ради достижения своей цели.

Мы пытались успокоить старика, уверяя, что никто не может заставить его продать вещь, которая ему принадлежит, но он не соглашался.

— Это верно. Однако я чувствую — этот человек хочет причинить мне зло.

Я попросил поподробнее рассказать о незнакомце.

Увы, дети мои, я ведь его не видел. Знаю только, что он невысокого роста… Это нетрудно определить, слыша, откуда доносится голос. Половицы почти не скрипели под его шагами — значит, он не толстяк. Оба раза, когда он ко мне являлся, его одежда пахла изысканным табаком, отсюда я заключил, что он курит дорогие сигареты, кажется, иностранные. Что я могу описать подробнее, так это его голос, пронзительный, немного гнусавый.

Он назвал себя?

Нет. Сказал только, что торгует роялями.

А как вы думаете, почему он так настаивал на покупке именно вашего рояля? — спросил Сапожник.

Возможно, потому что знает, что это бесценный инструмент. Он предлагает за него сумму много большую, чем стоит обычный рояль.

Значит, он хорошо осведомлен?

Несомненно, но ума не приложу, откуда. Жильцы этого дома, конечно, слышат иногда, что я играю на рояле, однако не могут знать, что это за инструмент. Что касается славной женщины, которая иногда мне помогает, то она совершенно не от мира сего. Она даже не заметила этого человека, когда он ко мне приходил.

Старик вздохнул и с трудом улыбнулся. — Впрочем, мои юные друзья, я все это сам напридумывал. Когда не видишь людей, в голову приходят фантастические вещи… Мне стало легче, когда я это вам рассказал.

Поднявшись с кресла, он сел к роялю, и его пальцы побежали по клавишам. Забыв о недобрых предчувствиях, старик снова стал музыкантом, всего себя отдающим своему искусству. Однако, когда, закончив играть, он повернулся к нам, мы вновь увидели на его лице тревогу.

С помощью Мади слепой укрыл драгоценный инструмент чехлом. Потом мы просто сидели и разговаривали. Но приближался вечер, а мне еще нужно было поиграть с братишкой, пока мама ходит по магазинам. Старик тепло поблагодарил нас за визит, который был для него настоящим подарком, а мои друзья уже без всякой задней мысли обещали прийти снова. Перед тем как мы ушли, старик долго гладил Кафи.

— Дорогой мой песик! Это правда, ты напоминаешь мне бедного Брике. Когда ты трешься о моиноги, мне кажется, что я нашел своего пса… Ведь ты еще придешь ко мне, правда?

Мы спустились по темной лестнице. Двор был пуст. Взволнованные происшедшим, мы молча шли по улице Сен-Бартелеми. Вдруг Корже остановился.

— Знаете, вы правы, этого слепого нельзя бросать. Я не знаю, угрожает ли ему опасность — по-моему, это все его фантазии, — но мы все равно должны помочь ему. Я уверен, с Кафи он будет чувствовать себя хоть немного увереннее. Согласны?

— Согласны! — хором ответили Шестеро друзей из Круа-Русс.