"Северный полюс" - читать интересную книгу автора (Пири Роберт)

Глава 10 Стучимся в ворота полюса

От Эта до мыса Шеридан! Представьте себе около 350 миль почти сплошного льда — льда всевозможных форм и размеров: торосистого льда, плоского льда, льда дробленого и искореженного, льда, каждому футу надводной части которого соответствуют семь футов под водой, — вот поле битвы с дьявольским, поистине титаническим размахом борьбы, по сравнению с которым замерзший круг Дантова Ада покажется простым катком.

А затем представьте себе маленькое черное суденышко, крепкое, дюжее, компактное, сильное и выносливое, каким только может быть судно, построенное человеком, но все же абсолютное ничто рядом с холодным белым противником, с которым ему предстоит сразиться. А на этом суденышке 69 человек — мужчин, женщин и детей, белых и эскимосов, которые вышли в сумасшедший, забитый льдом пролив между Баффиновым заливом [53] и Полярным морем [54], - вышли затем, чтобы доказать реальность мечты, которая на протяжении столетий владела наиболее дерзновенными умами человечества, — доказать реальность того блуждающего огонька, в погоне за которым люди мерзли, голодали, умирали. В наших ушах постоянно звучала музыка, лейтмотивом которой был вой 246 одичалых собак, басовым сопровождением — низкое, глухое ворчание льда, вздымавшегося вокруг нас под напором приливов, а акцентами — стук и дребезг наших сокрушительных наскоков на ледяные поля.

Днем 18 августа 1908 года мы в тумане покинули Эта и взяли курс на север. Начинался последний этап плавания «Рузвельта». Всем, кто находился теперь на борту, если только им суждено было выжить, предстояло сопровождать меня вплоть до моего возвращения в будущем году.

Едва выйдя из гавани, мы наскочили на маленький айсберг, хоть и двигались средним ходом из-за тумана. Это было как бы неучтивое напоминание о том, что ожидает нас впереди. Будь «Рузвельт» заурядным судном, а не стойким борцом со льдом, на этом, возможно, и закончилась бы моя повесть. Толчок был нешуточный. Однако айсберг пострадал сильнее, чем корабль, который лишь встряхнулся, словно собака, вылезающая из воды; основная масса айсберга тяжело откачнулась в сторону от удара, громадный кусок льда, который мы от него откололи, вспенил воду по другую сторону, а «Рузвельт» протиснулся в промежуток и пошел дальше.

Это маленькое происшествие произвело сильное впечатление на новичков, и я не счел нужным объяснять им, что это просто комариный укус по сравнению с тем хрустом, скрежетом и трясучкой, которые готовят нам тяжелые льды впереди. Мы медленно продвигались на северо-запад в направлении Земли Элсмира, держа курс на овеянный страшными воспоминаниями мыс Сабин. По мере удаления на север лед становился более мощным, и нам пришлось повернуть на юг, чтобы обойти его, лавируя между отдельными ледяными полями. «Рузвельт» избегал тяжелого льда, но более или менее тонкий пак расталкивал без особого труда. К югу от острова Бреворт нам посчастливилось найти полосу открытой воды, и мы вновь взяли курс на север, держась у самого берега.

Не следует забывать, что на большей части пути от Эта до мыса Шеридан ясно видны оба берега — с восточной стороны побережье Гренландии, с западной — берега Земли Элсмира и Земли Гранта. У мыса Бичи в самой узкой и опасной части ширина пролива составляет всего 11 миль, и при ясной погоде кажется, что ружейная пуля могла бы долететь с одного берега до другого. За исключением особенно благоприятных моментов, здешние воды всегда забиты мощным льдом, постоянно прибывающим из Полярного моря [55] в Баффинов залив [56].

Проложен ли этот проход силой древних ледников или представляет собой гигантскую расщелину, образовавшуюся в результате отделения Гренландии от Земли Гранта, — вопрос, до сих пор не разрешенный геологами. Как бы там ни было, другого столь же трудного и опасного для навигации места не сыскать во всей Арктике.

Непрофессионалу трудно судить о характере льда, сквозь который пробивал себе путь «Рузвельт». Обычно полагают, что лед арктических областей образуется при непосредственном замерзании морской воды, однако в летние месяцы лишь малая часть плавучего льда образуется таким образом. Главную же его массу составляют огромные ледяные щиты, отколовшиеся от ледниковой кромки северной части Земли Гранта в результате взаимодействия с другими ледяными полями и сушей и уносимые на юг сильнейшими приливными течениями. Тут нередко встречается лед от 80 до 100 футов толщины. Но так как семь восьмых льдины скрывается под водой, то не отдаешь себе отчета в мощности ее, пока какая-нибудь исполинская глыба, подпираемая паком, не окажется выброшенной на берег, где она и стоит, обсохшая, возвышаясь на 80, а то и на все 100 футов над уровнем воды, словно серебряная крепость, охраняющая берега этого фантастического, забитого льдом Рейна.

Узкие, запруженные льдом проливы между Эта и мысом Шеридан долгое время считались абсолютно непроходимыми для судов, и помимо «Рузвельта» лишь четырем кораблям удалось преодолеть сколько-нибудь значительную часть этого маршрута. Один из них — «Полярис» — погиб. Остальные три — «Алерт», «Дискавери» и «Протеус» — благополучно прошли туда и обратно, но при повторной попытке «Протеус» затонул. «Рузвельт» в мою экспедицию 1905–1906 годов дошел невредимым до мыса Шеридан, но на обратном пути был сильно помят.

Следуя на север, «Рузвельт» по необходимости держался берега, так как только у берега можно было найти полосы открытой воды. При таком способе проведения судна, когда с одной стороны у тебя береговой припай, а с другой, посередине пролива, дрейфующий пак, сменяющиеся приливно-отливные течения почти наверняка дадут время от времени возможность продвигаться вперед.

В этом проливе встречаются течения, приходящие из Баффинова залива [57] на юге и моря Линкольна на севере, причем местом встречи является мыс Фрейзер. Южнее этого пункта приливное течение направлено на север, а севернее — на юг. О силе этих течений можно судить по тому, что на берегах Полярного моря [58] средняя высота подъема воды составляет лишь немногим более фута, тогда как в самой узкой части пролива вода прибывает и убывает на 12, а то и на 14 футов.

Обычно, когда смотришь на пролив, воды в нем не видишь, а только неровный развороченный лед. Во время отлива корабль полным ходом продвигается вперед по узкой полосе воды между берегом и дрейфующим посередине пролива паком; во время прилива, когда возникает стремительное движение воды в южном направлении, кораблю приходится поспешно укрываться в какой-нибудь выемке припая или за каким-нибудь скалистым мысом, чтобы избежать аварии или не быть снесенным обратно на юг.

Такой способ кораблевождения, однако, сопряжен с постоянной опасностью: находясь между неподвижными скалами, с одной стороны, и быстро дрейфующим тяжелым льдом — с другой, судно может быть в любую минуту раздавлено. Знание ледовых и навигационных условий в этих проливах было исключительно моим личным достоянием и добывалось годами путешествий вдоль здешних берегов и их изучения. За время своих прошлых экспедиций я три раза, а на некоторых участках до восьми раз прошел пешком всю полосу побережья от Пайер-Харбор на юге до мыса Джозеф-Генри на севере. Я знал каждую впадину берега, каждое прибежище, где мог укрыться корабль, каждое место, где садятся на мель айсберги, а также все места с особенно сильным течением, знал так же хорошо, как капитан буксира в нью-йоркской гавани знает причалы на берегу Норт-Ривер. Когда Бартлетта брало сомнение в целесообразности какого-нибудь рискованного броска, я обычно говорил ему:

«В таком-то и таком-то месте, на таком-то расстоянии отсюда есть маленькая бухта за дельтой реки. Там мы можем в случае необходимости поставить судно». Или:

«Здесь почти всегда айсберги выносятся на мель, и мы можем укрыться за ними». Или:

«Заходить вот в это место ни в коем случае нельзя, лед тут обычно легко торосится и может уничтожить судно».

Доскональное знание каждого фута побережья Земли Элсмира и Земли Гранта вкупе с энергией и ледовым опытом Бартлетта позволили нам четыре раза пройти эту Сциллу и Харибду арктических морей.

На следующую ночь в 9 часов туман рассеялся, солнце выглянуло из-за туч, и, когда мы проходили мимо Пайер-Харбор на побережье Земли Элсмира, мы увидели ярко очерченный на фоне снега дом, где я провел зиму 1901–1902 годов. Вид его воскресил в моей памяти рой воспоминаний. Здесь, в Пайер-Харбор, с сентября 1900 по май 1901 года меня ждали на «Уиндварде» моя жена и маленькая дочь; из-за тяжелых ледовых условий корабль в тот год не мог ни пройти к Форт-Конгер в трехстах милях севернее, где я тогда находился, ни выйти на открытую воду к югу и вернуться домой. Весной 1901 года я был вынужден повернуть обратно от бухты Линкольн — истощение моих эскимосов и собак сделало невозможным бросок к полюсу. В Пайер-Харбор я встретил семью, в Пайер-Харбор простился с нею, полный решимости предпринять еще одну попытку достичь цели.

«Еще одно усилие», — сказал я в 1902 году, но дошел только до 84°17′ северной широты.

«Еще одно усилие», — сказал я в 1905 году, но дошел только до 87°06′ северной широты.

И вот теперь, 18 августа 1908 года, я снова в Пайер-Харбор и по-прежнему говорю: «Еще одно усилие». Только на этот раз я знал, что усилие будет последним, независимо от результата.

В 10 часов вечера мы прошли мимо пустынных, продуваемых всеми ветрами, истолченных льдом скал мыса Сабин, на котором история арктических исследований вписала одну из своих самых мрачных страниц: тут в 1884 году медленно умирали голодной смертью члены злополучной экспедиции Грили — из двадцати четырех человек удалось спасти только семь. Развалины грубой каменной хижины, построенной этими людьми в последний год их жизни, до сих пор видны на суровом северном берегу мыса в двух или трех милях от его оконечности. Совершенно не защищенное от жестоких северных ветров, закрытое с юга скалами от лучей солнца и осаждаемое паковым льдом, нагоняемым из бассейна Кейна с севера, — худшее место для зимовки трудно сыскать во всей Арктике.

Впервые я увидел это зимовье в августе 1896 года, во время слепящей пурги. Снег мел так густо, что уже на расстоянии нескольких ярдов ничего не было видно. Впечатления того дня никогда не изгладятся из моей памяти. Сердце мое сжималось от ужаса и скорби. Самое же печальное во всей этой истории было то, что катастрофа не была неотвратимой, ее можно было избежать. Мне и моим людям приходилось и мерзнуть, и голодать в Арктике, когда холод и голод были неизбежны. Однако ужасы мыса Сабин не были неизбежны. Они останутся несмываемым пятном в анналах американских исследований в Арктике.

Севернее мыса Сабин было так много открытой воды, что мы хотели воспользоваться южным ветром и поставить рейковый парус, но немного погодя лед появился вновь, и нам пришлось отказаться от своего намерения. Примерно в 60 милях к северу от Эта, у мыса Виктория, мы намертво стали в паковом льду. Вынужденная стоянка продолжалась несколько часов, и мы использовали это время, чтобы наполнить цистерны льдом с ледяного поля.

К вечеру следующего дня подул сильный южный ветер, и мы стали медленно дрейфовать на север вместе со льдом. Через несколько часов под действием ветра во льду появились разводья, и мы повернули на запад, по направлению к суше. Над палубой летела водяная пыль, и один эскимос сказал, что это дьявол плюет на нас. Через несколько миль мы наткнулись на сплоченный лед и снова остановились.

Доктор Гудсел, Макмиллан и Боруп укладывали в шлюпки продовольствие и медикаменты на случай аварии. Если бы «Рузвельт» был раздавлен льдами и начал тонуть, мы бы в мгновение ока спустили на воду шлюпки, снабженные всем необходимым, и вернулись в страну эскимосов, а оттуда — в цивилизованный мир на каком-нибудь китобойном судне или на корабле, который Арктический клуб Пири должен был выслать к нам с углем в будущем году. Разумеется, это означало бы провал всех наших планов.

В каждый из шести вельботов было уложено: ящик с двенадцатью 6-фунтовыми банками пеммикана, две 25-фунтовые банки сухарей, две 5-фунтовые банки сахара, несколько фунтов кофе и несколько банок сгущенного молока, керосинка и пять банок керосина по галлону каждая, винтовка с сотней патронов и дробовик с полсотней зарядов, спички, топор, ножи, нож для вскрытия банок, соль, иголки и нитки, а из медикаментов: кетгут [59] и хирургические иглы, бинты и вата, хинин, танин, марля, жидкая мазь для пластырей, борная кислота и антисептический порошок для присыпки ран.

Лодки с полным комплектом весел, мачт, парусов и прочего были подвешены на шлюпбалках; продовольствия на них должно было хватить на неделю или на десять дней. При отплытии из Эта основные продукты питания, такие, как чай, кофе, сахар, пеммикан и сухари, а также керосин мы сложили на палубе у бортов, чтобы их можно было немедленно сбросить на лед, в случае если судно будет раздавлено.

Каждый человек на «Рузвельте», включая эскимосов, имел наготове небольшой узел с вещами, с которым он мог в любой момент спрыгнуть с судна после спуска лодок и припасов. Никто не раздевался на ночь, а ванна, установленная в моей каюте, могла бы свободно остаться в Нью-Йорке, так мало я ею пользовался по пути от Эта до мыса Шеридан.