"Северный полюс" - читать интересную книгу автора (Пири Роберт)

Глава 18 Долгая ночь

Едва ли человек, которому никогда не случалось прожить четыре месяца в постоянной темноте, может представить себе, что это такое. Всякий школьник знает, что на двух концах Земли год состоит из одного дня и одной ночи равной продолжительности с промежутками сумерек между ними; однако просто привести факт еще не значит произвести должное впечатление. Лишь тот, кто изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц вновь и вновь вставал и ложился при свете лампы, может понять, как прекрасен солнечный свет.

В течение долгой арктической ночи мы считаем дни, остающиеся до возвращения света, а к концу периода темноты отсчитываем дни на календаре 31 день, 30 дней, 29 дней и так далее остается до той поры, когда мы снова увидим солнце. Тому, кто хочет понять солнцепоклонников древности, следует провести зиму в Арктике.

Представьте себе нас в нашем зимнем жилище на «Рузвельте», в 450 милях от Северного полюса. Корабль крепко удерживается на своем ледовом ложе, в 150 ярдах от берега, который, как и весь окружающий мир, покрыт пеленой снега; ветер поскрипывает в снастях, свистит и повизгивает вокруг углов рубок; температура колеблется в пределах от 0° до 60° ниже нуля [78], и с каждым новым приливом до нас доносится стон и ворчание пакового льда в проливе.

В светлые периоды месяца, длящиеся 8-10 дней, когда луна кружит и кружит по небу, молодые участники экспедиции почти всегда уезжали на охоту; в течение продолжительных периодов полной темноты большинство оставалось на корабле, поскольку охота зимой возможна только при лунном свете.

Не следует забывать, что луна в Арктике имеет свои регулярно сменяющиеся фазы, необычен лишь путь, которым она движется по небу. В ясную погоду даже в периоды темноты светят звезды, но свет их особый, холодный и мертвенный; по слову Мильтона, он лишь как бы делает «тьму зримой». Когда звезды скрыты за тучами — а по большей части так оно и бывает, — темнота такая густая, что, кажется, ее можно схватить рукой; если в пургу и ветер человек отважится высунуться в дверь каюты, кажется, будто невидимые руки с демонической силой отшвыривают его обратно.

В начале зимы эскимосы жили в передней рубке. Круглые сутки топились плита в камбузе, печки в помещении эскимосов и команды; у меня в каюте хотя и была небольшая цилиндрическая печь, я за всю зиму ни разу не затопил ее. Я просто открывал на некоторое время переднюю дверь каюты, выходящую в камбуз, и этого было достаточно, чтобы в каюте было сравнительно тепло. Бартлетт время от времени топил печку у себя в каюте, другие члены экспедиции иногда зажигали свои керосинки.

1 ноября мы перешли на зимний режим питания: два раза в день, завтрак в 9 часов и обед в 4 часа дня. Вот меню на неделю — мы выработали его вместе с Перси, заведующим хозяйством, и придерживались в течение всей зимы.

Понедельник. Завтрак: каша, бобы, черный хлеб, масло, кофе. Обед: жареная печенка, макароны с сыром, хлеб с маслом, чай.

Вторник. Завтрак: овсяная каша, яичница с ветчиной, хлеб с маслом, кофе. Обед: солонина с зеленым горошком, пудинг, чай.

Среда. Завтрак: каша двух видов на выбор, рыба для матросов, колбаса для членов экспедиции, хлеб с маслом, кофе. Обед: жаркое с томатами, хлеб с маслом, чай.

Четверг. Завтрак: каша, яичница с ветчиной, хлеб с маслом, кофе. Обед: солонина с зеленым горошком, пудинг, чай.

Пятница. Завтрак: каша на выбор, рыба, рубленый шницель на правый борт (наш собственный стол), хлеб с маслом, кофе. Обед: гороховый суп, рыба, пирог с клюквой, хлеб с маслом, чай.

Суббота. Завтрак: каша, тушеное мясо, хлеб с маслом, кофе. Обед: жаркое с томатами, хлеб с маслом, чай.

Воскресенье. Завтрак: каша, «бруз» (ньюфаундлендские сухари, сваренные с соленой треской), хлеб с маслом, кофе. Обед: кумжа [79], фрукты, шоколад.

Беседа за столом касалась главным образом нашей работы. Обсуждались детали последней санной поездки или план следующей. Мы всегда что-то делали, и члены экспедиции были так заняты, что у них просто не оставалось времени предаваться традиционной, сводящей с ума меланхолии зимующих в Арктике экспедиций. Кроме того, я специально подбирал людей сангвинического темперамента, а с собой мы захватили много сырьевого материала, чтобы каждый был занят его обработкой и не сидел без дела.

По воскресным утрам я завтракал у себя в каюте, предоставляя людей самим себе. В таких случаях застольная беседа приобретала более непринужденный характер и ее темой могло быть все что угодно, начиная от книг и кончая умением держать себя за столом. Бартлетт иногда пользовался этой возможностью и полушутя, полусерьезно давал своим товарищам советы по части этикета, напоминая о том, что придет время, и они вернутся в цивилизованный мир, а потому надо следить за собой и не распускаться. Таким образом, «практики» и «теоретики» на равных правах встречались за одним столом.

Я никогда не вводил сурового режима для членов моих экспедиций, потому что не видел в этом необходимости. Были установлены определенные часы еды в столовых. Подразумевалось, что свет следует тушить в полночь, однако, если кому-либо хотелось посидеть при свете и после полуночи, это не возбранялось. Таковы были наши правила.

Эскимосам дозволялось есть, когда захочется. При желании они могли засиживаться допоздна, однако с условием не прерывать работу на следующий день. Одно правило являлось для них безусловно обязательным: не шуметь скажем, не рубить мясо для собак — и не кричать с 10 часов вечера до 8 часов утра.

Зимуя на «Рузвельте», мы во многом отказались от обычного судового распорядка. Склянки били лишь в 10 часов вечера и в полночь; первый сигнал означал — прекратить всякий шум, второй — гасить огни. Вахты регулярно несли только дневной и ночной дежурный.

За исключением нескольких случаев гриппа, здоровье участников экспедиции в течение всего периода зимовки не оставляло желать лучшего. Грипп в Арктике, совпадающий с эпидемиями в Европе и Америке, представляет собой довольно интересное явление. Впервые я столкнулся с ним в 1892 году, после одной из характерных для Гренландии бурь, сходных с теми, что бывают в Альпах, — бури, которая, по-видимому, пронеслась с юго-востока над всей Гренландией и привела к повышению температуры за сутки с -30° до +41° [80]. Вслед за ней все участники экспедиции и даже некоторые эскимосы заболели гриппом. Мы решили, что возбудители заболевания занесены к нам этой бурей, которая несомненно была не местного происхождения [81].

Если не считать ревматизма и бронхиальных заболеваний, эскимосы довольно здоровый народ; однако взрослые подвержены особой нервной болезни, по-эскимосски — пиблокто, представляющей собой разновидность истерии. Я не наблюдал случаев пиблокто у детей, однако среди взрослых эскимосов каждый день или через день у кого-нибудь да случался припадок, а раз было даже целых пять случаев в течение одного дня. Причину этой болезни трудно установить, однако иногда создается впечатление, что припадки эти следствие размышлений об отсутствующих или умерших родственниках или страха перед будущим.

Проявления этой болезни способны напугать человека. Больной, как правило женщина, начинает пронзительно кричать и срывать с себя одежду. Если припадок случается на борту судна, женщина начинает расхаживать взад и вперед по палубе, крича и жестикулируя, обычно совершенно обнаженная, хотя термометр показывает за 40° ниже нуля [82]. Затем женщина может спрыгнуть через поручни на лед и отбежать от корабля на полмили. Приступ может длиться несколько минут, час и даже больше. Некоторые больные приходят в такое неистовство, что продолжают бегать по льду совершенно голые, и их приходится насильно приводить обратно, чтобы они не замерзли.

Когда припадок пиблокто случается в жилище, никто не обращает на это внимания, если только больной не пытается схватить нож и не бросается на других. Припадок обычно заканчивается приступом плача, а когда больной успокаивается, его глаза наливаются кровью, пульс учащается, и он начинает дрожать всем телом с час или около того после окончания припадка.

Хорошо известный вид бешенства у эскимосских собак также называется пиблокто. Хотя это заболевание, по-видимому, не заразное, его проявления сходны с симптомами водобоязни. Собак, страдающих пиблокто, обычно убивают, хотя эскимосы нередко употребляют их мясо в пищу.

В начале ноября наступило первое зимнее полнолуние, и 7-го числа Макмиллан отправился на месяц на мыс Колумбия для проведения наблюдений над приливами и отливами, взяв с собой матроса Джека Барнза, а также Эгингва и Инигито с их женами. Вспомогательный отряд в составе Пудлуна, Ублуя и Сиглу сопровождал Макмиллана, чтобы перевезти необходимые припасы, а Вишакупси и Кешунгва отправились к мысу Ричардсон за шкурами мускусных быков, оставленными там во время осенней охоты.

Предполагалось, что наблюдения над приливами и отливами на мысе Колумбия дополнят аналогичные наблюдения, которые постоянно проводились на мысе Шеридан в течение осени и зимы, а позднее и на мысе Брайант по другую сторону пролива Робсон. Нынешние наблюдения представляли собой самую северную из предпринимавшихся где-либо серий непрерывных наблюдений; подобные наблюдения производились лишь экспедицией в залив Леди-Франклин (в Форт-Конгер), примерно на 60 миль к юго-западу.

Марвин и Боруп в ноябрьское полнолуние продолжали наблюдения над приливами и отливами на мысе Шеридан. Их иглу, построенный на льду в приливной трещине примерно в 180 ярдах от корабля, представлял собой обычный эскимосский снежный дом и служил ученым укрытием во время работы. Футшток, около двенадцати футов длиной, размеченный на футы и дюймы, был воткнут в дно. Под влиянием приливов и отливов лед вместе с иглу поднимался и опускался, футшток же оставался неподвижным; определяя по нему положение льда, ученые измеряли высоту подъема и опускания уровня воды, меняющуюся в зависимости от дня, фазы луны и времени года.

Приливы у северного побережья Земли Гранта отличаются незначительной амплитудой, варьирующей от 1,8 фута у мыса Шеридан до 0,8 фута у мыса Колумбия. Как хорошо известно мореплавателям, в Санди-Хук, штат Нью-Йорк, вода иногда поднимается на 12 футов, в заливе Фанди зачастую более чем на 50 футов, в Гудзоновом проливе примерно на 40 футов, а в некоторых местах у берегов Китая максимальный подъем воды выражается еще более внушительными цифрами.

Две эскимоски отправились с отрядом Макмиллана на мыс Колумбия потому, что эскимосы-мужчины не любят разлучаться с семьей, когда уходят в длительные походы. Женщины помогают мужчинам, просушивая и чиня меховую одежду, которая постоянно рвется во время санных поездок. Некоторые женщины умеют управлять собачьей упряжкой не хуже мужчин, и многие из них неплохие стрелки. Я знал эскимосок, которые охотились на мускусных быков и даже на медведей. И хотя они не отваживаются ходить на моржа, они не хуже мужчин управляются с каяком — в пределах своих физических возможностей.

Достоинства эскимосских женщин скорее утилитарного, чем украшательского свойства. Обращение со светильником, например, требует немалого искусства. Если светильник заправлен должным образом, он горит ярко и не коптит, совсем как наши лампы; если заправлен неряшливо, чадит и жутко смердит. Поскольку эскимосы народ не шибко романтического склада, умение женщины обрабатывать шкуры и шить одежду в большой мере решает, какой муж ей достанется. Мужчины эскимосы не очень разборчивы в женской красоте, зато высоко ценят домовитость.

Уже с начала ноября собаки стали доставлять нам немалое беспокойство. Многие погибли; остальные были в неважном состоянии, и к тому же с кормом у нас было не густо. Если учитывать всякие случайности, всегда лучше иметь вдвое больше собак, чем необходимо. На 8 ноября у нас оставалось всего 193 собаки из 246, с которыми мы покинули в августе Эта. Привезенное для них китовое мясо, по-видимому, было недостаточно питательным.

Четырех собак, находившихся в безнадежном состоянии, пришлось пристрелить ради экономии корма, а 10-го числа — еще пятерых. Мы попытались кормить их свининой, и в результате погибли еще семь. Меня стали одолевать сомнения, хватит ли нам собак для весеннего санного марша к полюсу.

Совершенно невозможно предсказать, сколько может прожить эскимосская собака. Животное может выдерживать самые суровые лишения; может бегать и тащить тяжелый груз, находясь практически на голодном пайке; может днями жить под открытым небом в жесточайшую арктическую пургу, а потом может лечь и умереть в хорошую погоду, после обычной порции наилучшего корма [83].

25 ноября мы снова осмотрели и пересчитали собак. Теперь их оставалось всего 160, причем 10 были в плохом состоянии. Однако в тот день, вскрыв на баке запас мороженого моржового мяса, я обнаружил, что у нас его больше, чем мы предполагали, и это открытие развеяло преследовавший нас кошмар. Отныне мы стали кормить собак более щедро и наилучшим кормом. Ибо, испробовав практически все виды корма, вплоть до бекона, мы нашли, что моржовое мясо лучше, чем какое-либо другое, удовлетворяет их потребности.

Столь важное обстоятельство нельзя ни на минуту упускать из виду. Собаки, причем в избыточном количестве, были жизненно необходимы для успеха экспедиции. Лишись мы собак, скажем, в результате эпидемии, мы могли бы с равным успехом сидеть у себя дома в Штатах. И что касается завоевания полюса, то все затраченные деньги, умственная работа, весь труд оказались бы затраченными впустую.