"Северный полюс" - читать интересную книгу автора (Пири Роберт)

Глава 8 Набор рекрутов

1 августа «Рузвельт» отплыл с мыса Йорк, имея на борту несколько эскимосских семейств, которые мы забрали с мыса Йорк и с острова Салво, а также около сотни купленных у эскимосов собак. Когда я говорю «купленных», я не имею в виду, что мы платили за них деньгами, поскольку у эскимосов нет ни денег, ни какого-либо мерила стоимости. Всякий обмен вещами у них основан исключительно на принципе меновой торговли. Скажем, если у одного эскимоса есть оленья шкура, которая ему не нужна, а у другого есть что-то еще, они могут обменяться. У эскимосов были собаки, в которых мы нуждались, у нас были вещи, в которых нуждались эскимосы, — поделочный лес, ножевые изделия, кухонные принадлежности, охотничьи припасы, спички и тому подобное. И вот мы менялись.

Снова тронувшись в путь от мыса Йорк на северо-запад, мы проплыли мимо «Алых утесов» — так их назвал английский исследователь Джон Росс [50] в 1818 году. Этим красочным названием утесы обязаны массе «красного снега», который видно с корабля за много миль. Окраску вечному снегу придает Protococcus nivalis — низший одноклеточный микроорганизм. Его колонии представляют собой почти прозрачные желатинообразные сгустки диаметром от четверти дюйма до размеров булавочной головки; свое скудное пропитание микроорганизм извлекает из снега и воздуха. Издали снег похож на кровь. Это алое знамя Арктики приветствовало меня при каждом моем путешествии на Север.

Пока мы плыли мимо этих скал, которые тянутся вдоль берега на 30–40 миль, мои мысли были заняты предстоящей работой. Прежде всего надо было закончить комплектование экспедиции эскимосами, начатое на мысе Йорк, и подобрать собак.

Наша следующая остановка была 3 августа в бухте Норт-Стар, по-эскимосски, Умуннуи, в проливе Вулстенхолм. Здесь мы застали «Эрика», с которым разошлись в Девисовом проливе во время бури несколько дней назад. В Умуннуи мы взяли на борт еще две или три эскимосских семьи, а также собак. Здесь к нам присоединился Укеа, один из четырех эскимосов, побывавших со мной на полюсе; Сиглу сел на «Рузвельт» у мыса Йорк.

5 августа ясной солнечной ночью я вместе с Мэттом Хенсоном пересел с «Рузвельта» на «Эрик» между островом Хаклюйт и островом Нортамберленд, предполагая обследовать несколько эскимосских поселений в заливе Ингл-филд и вдоль побережья на предмет вербовки новых эскимосов с собаками. «Рузвельт» ушел вперед к Эта готовиться к предстоящей схватке со льдами в бассейне Кейна и проливах, лежащих севернее за ним.

Со странным чувством радости пополам с печалью собирал я своих смуглокожих помощников, ибо чувствовал, что собираю их в последний раз. Вербовка заняла несколько дней. Сперва я наведался в Карна на полустрове Редклифф, потом в Кангердлугссуак и Нунатугссуак во внутренней части залива. Возвратившись в Карна, мы направились на юг к леднику Итиблу, затем снова повернули на северо-запад и пошли кружным путем между островами и мысами к Кукану в бухте Робертсон, затем к Нерке на мысе Саумарес и наконец в Эта, где встретились с «Рузвельтом», завербовав нужное нам количество эскимосов и имея на борту 246 собак.

Мы не предполагали взять с собой на Дальний Север всех эскимосов, находившихся на борту «Эрика» и «Рузвельта», а только лучших из них. Однако, если какое-нибудь семейство хотело переехать из одного поселения в другое, мы охотно подвозили их. Сомневаюсь, чтобы на морях и океанах можно было найти второй такой же причудливо живописный корабль, как наш, — своего рода бесплатное туристское судно для странствующих эскимосов, палуба которого оглашалась криками детей и лаем собак и была завалена всевозможными пожитками.

Представьте себе этот битком набитый людьми и собаками корабль в погожий, безветренный день в Китовом проливе. Неподвижное море и свод неба ярко голубеют на солнце, напоминая скорее пейзаж Неаполитанского залива, а не Арктики. Кристально чистый прозрачный воздух придает краскам необычайную яркость — сверкающая белизна айсбергов, прорезанных голубыми жилами, густо-красные, тепло-серые и насыщенно коричневые тона скал, испещренных там и сям желтизной песчаника; чуть подальше иногда промелькнет мягкая зелень трав маленького арктического оазиса, а на дальнем горизонте голубоватая сталь материкового льда. Маленькие гагарки, летающие в солнечной вышине, кажутся древесными листьями, тронутыми первым морозом и подхваченными первым осенним вихрем, так они плывут и кружатся в воздухе, словно в водовороте. Пусть пустыни Северной Африки прекрасны, как их описывает Хичинс, пусть джунгли Азии расцвечены столь же ярко, но ничто в моих глазах не сравнится по красоте со сверкающим арктическим пейзажем в солнечный летний день.

11 августа «Эрик» прибыл в Эта, где его ждал «Рузвельт». Мы выгрузили собак на остров, после чего судно было вымыто, котлы продуты и заполнены свежей водой, топки вычищены, а грузы просмотрены и переложены, чтобы привести судно в боевую готовность для предстоящей встречи со льдом. С «Эрика» на «Рузвельт» было перегружено около 300 тонн угля и около 50 тонн моржового и китового мяса.

Мы оставили в Эта 50 тонн угля — этот уголь предназначался для обратного плавания «Рузвельта» в следующем году, а также запас продовольствия на два года для боцмана Мэрфи и юнги Причарда, которые должны были присматривать за топливом. Гарри Уитни, пассажир «Эрика», желавший провести зиму в охоте на мускусных быков и белых медведей, попросил разрешения остаться с ними. Его просьба была удовлетворена, и его имущество также сгрузили на берег.

В Эта со мной встретился Рудольф Фрэнк. Он приехал на Север в 1907 году вместе с доктором Куком и просил разрешения отправиться домой на «Эрике». Он показал мне письмо от доктора Кука; тот предписывал ему вернуться домой на каком-нибудь китобойном судне в этом же сезоне. Доктор Гудсел, хирург моей экспедиции, при обследовании установил, что Фрэнк страдает цингой в начальной стадии и находится в тяжелом психическом состоянии, так что пришлось отправить его домой на «Эрике». Боцману Мэрфи, который оставался в Эта и был человеком во всех отношениях надежным, я поручил охранять от разграбления припасы и снаряжение, сложенные здесь доктором Куком, и оказывать последнему всяческое содействие по его возвращении. Я не сомневался, что он вернется, как только в проливе Смит (предположительно в январе) станет лед и даст ему возможность пройти к Аноратоку с Земли Элсмира, где он, по моим предположениям, находился.

На борту «Эрика» были еще три пассажира: мистер Крафтс, приехавший на Север производить магнитные наблюдения по заданию отдела земного магнетизма института Карнеги [51] в Вашингтоне, Джордж Нортон из Нью-Йорка и Уолтер Ларнед, известный чемпион-теннисист. Плотник «Рузвельта» ньюфаундлендец Боб Бартлетт (однофамилец нашего капитана) и матрос Джонсон также возвращались домой на «Эрике», которым командовал капитан Сэм Бартлетт (дядя нашего капитана), плававший со мной в нескольких экспедициях.

В Эта мы взяли на борт еще несколько эскимосов, включая Ута и Эгингва, которым было суждено достичь со мною Северного полюса, и высадили на берег всех тех, кого я не хотел везти с собой к месту зимней стоянки. Всего у нас было 49 эскимосов — 22 мужчины, 17 женщин и 10 детей — и 246 собак. «Рузвельт», как обычно, сидел в воде по самую ватерлинию — столько угля мы в него затолкали. К тому же мы везли 70 тонн китового мяса, купленного на Лабрадоре, и мясо и жир почти пятидесяти моржей.

18 августа мы расстались с «Эриком» и пошли на Север. Погода была отвратительная: шел снег с дождем, дул резкий юго-восточный ветер, на море было сильное волнение. «Эрик» дал нам прощальный салют гудками, и наша последняя связь с цивилизацией оборвалась.

По возвращении меня спрашивали, сильно ли я волновался при расставании со своими товарищами на «Эрике», и я положа руку на сердце, отвечал: «Нет». Не следует забывать, что это была моя восьмая экспедиция в Арктику и я уже много раз разлучался с вспомогательным судном. От частого повторения притупляется самое волнующее переживание. Когда мы вышли из гавани Эта на север, я думал о состоянии льда в проливе Робсон, а лед в проливе Робсон способен доставить куда более серьезные переживания, чем любая разлука, если только это не разлука с самыми близкими и дорогими тебе людьми, но с ними я расстался еще в Сидни, за 3 тысячи миль южнее. Прежде чем достичь мыса Шеридан, где мы предполагали стать на зимние квартиры, нам предстояло преодолеть около 350 миль почти сплошного льда. Я знал, что за проливом Смит нам придется продвигаться вперед очень медленно, шаг за шагом, а то и буквально дюйм за дюймом среди торосистых льдов, в постоянных столкновениях, таранящих ударах и увертываниях; что в случае если «Рузвельту» суждено уцелеть, мне, возможно, в течение двух или трех недель придется спать не раздеваясь, урывками по часу или по два за раз. Если же мы лишимся судна и будем вынуждены вернуться по льду на юг из какого-нибудь пункта южнее, а то и севернее залива Леди-Франклин, мне придется сказать «прощай» мечте всей моей жизни, а быть может, и кому-нибудь из моих товарищей.