"Владигор. Римская дорога" - читать интересную книгу автора (Князев Николай)

Глава 5 БОГИ ЗАГОВОРИЛИ

Максимин ненавидел жару. Максимин ненавидел Италию, потому что там было жарко. Максимин ненавидел Рим, потому что столица Италии сделалась столицей мира. Но еще больше, чем Рим, он ненавидел города побережья, расположенные в низине, где зной вызывал испарения болот, где климат сулил лихорадку, а римская спесь, соединившись с провинциальным убожеством, могла соперничать с мерзким болотным духом. Вдобавок после чистого альпийского воздуха смрад долины вызывал сильнейшие головные боли. Максими- ну казалось, что голова его превратилась в самонагревательный сосуд, в котором вот-вот закипит вода.

Первым городом на их пути была Гемона, расположенная в самой высокой части равнины, у подножия Альп.

Тысячи солдатских подошв, подбитых гвоздями, печатали шаг, приближаясь к Гемоне. Вороной жеребец Максимина изрядно притомился под тяжестью его тела, будто вез не одного всадника, а сразу двоих.

Наконец впереди показалась городская стена. Город был странно тих, будто усыпленный влажными испарениями земли. Последние дни почти непрерывно шли дожди. Но в это утро яркое апрельское солнце, выглянув из-за туч, заставило землю исторгнуть из своей огромной груди накопленную влагу. Окрестные поля, рощи да и сам город покрыл густой белый туман. Посланные вперед разведчики доложили, что на стенах не видно ни души и ворота открыты. Максимин нахмурился. Почему префект не вышел навстречу и не выслал депутацию знатных граждан? Ведь доподлинно известно, что в Гемоне побывали посланцы сената с предложением признать узурпаторов Гордианов. Так пусть поспешат поскорее загладить вину. Подлый городок. В прошлый раз, когда Максимин побывал здесь, он велел изъять сокровища из храма гения Гемоны. А нашлось-то там всего несколько жалких золотых и серебряных сосудов, украшенных мелкими камешками и жемчугом. Зато жители так орали, будто он забрал всю римскую казну из храма Сатурна на форуме.

Император отправил вперед первую когорту с приказом притащить на веревке префекта Гемоны и тех знатных горожан, кого удастся сыскать. Когорта вернулась гораздо быстрее, чем рассчитывал Максимин, и без добычи, если не считать какого-то грязного старика в одной набедренной повязке. Его уж никак нельзя было принять за уважаемого гражданина.

— Что это значит? — спросил Максимин у командовавшего первой когортой трибуна.

— Единственный житель Гемоны, которого нам удалось найти, — отвечал тот. — Город совершенно пуст.

— Кто ты? — спросил Максимин у старика.

У пленника затряслась голова, и, не смея поднять глаза на императора, он пробормотал:

— Я — Вит… Вольноотпущенник… Не было сил идти… Дочь умерла зимой… Я — Вит, вольноотпущенник…

— Где остальные?

Старик затрясся еще больше.

— Ушли… Марк взял два узла с поклажей, положил на спину мулу, и они ушли… Он обещал мне три сестерция, если его дом уцелеет…

Максимин не дослушал бессвязный лепет — хлестнул вороного жеребца и поскакал к воротам. Колонна солдат двинулась следом. Трибуны повелели когортам рассыпаться по улицам и обыскать все дома и лавки. Но жителей и след простыл. И главное — вместе с ними исчезло все продовольствие. Жалких остатков, собранных в кладовых и в брошенных лавках, могло хватить разве что на два дня. На одном из складов хранились большие запасы оливкового масла, но, не имея возможности увезти его, жители Гемоны разбили амфоры. Вокруг склада земля от пролитого масла сделалась жирной и скользкой и блестела, как черное дерево. Максимин смотрел на этот разор, и голова у него гудела — кипяток закипал, стайки пузырьков ярости рвались наружу и душили императора. Глаза его налились кровью, рот перекосило, так что крик, вырвавшийся из горла, был невнятен.

— Вон! — орал он. — Все вон!

Трибуны приняли его крик за приказ немедленно покинуть город. Солдаты прихватили остатки муки и бобов, что удалось найти, и направились назад, к воротам. В этот момент странный звук донесся со стороны городского форума. Максимин готов был поклясться всеми богами, что это многоголосый волчий вой. Когда император подъехал к воротам форума, глазам его предстала удивительная картина — всю площадь вокруг фонтана заняли волки. Они теснились серой плотной массой и смотрели бесцветными равнодушными глазами на солдат, чего-то ожидая, но ничего не боясь. Несколько матерых хищников залезли в лавки, и теперь их морды выглядывали наружу, будто лесные звери собирались вести торговлю с людьми. А потом, словно издеваясь над опешившими солдатами, крупный зверь, явно вожак, вскочил на мраморный бортик фонтана и принялся жадно лакать воду. Его собратья громко и дружно завыли, подняв морду к затянутому белой пеленой небу.

— Их там не меньше пятисот, — сказал трибун первой когорты, подходя к Максимину. — Прикажешь перебить, Август?

Император уже хотел кивнуть в ответ, но что-то заставило его остеречься.

«В Гемоне ты не встретишь сопротивления…» — вспомнил он слова странного халдея.

Неужели это проделки дохляка в черном плаще?

— Нет, — ухмыляясь, отозвался Максимин. — Пусть с ними повоюют эти трусы, когда вернутся домой.

О Зевулусе он думал не с благодарностью, а со злостью. Он терпеть не мог, чтобы какой-нибудь мерзавец-умник (эти слова были для Максимина однозначны по смыслу) приказывал ему делать что-то по-своему. Когда-то прыщавый недоносок Элагабал, которого императором сделали бабы, улыбаясь, спросил Максимина, сможет ли он тридцать раз кончить с женщиной за одну ночь, уж если ему под силу победить тридцать воинов в схватке за один день? Тогда старый вояка не нашел достойного ответа, но теперь с удовлетворением вспоминал о том, что Элагабала убили преторианцы и бросили его труп в городскую клоаку.

Значит, вот так Зевулус решил продемонстрировать свою силу. Глупец, он не знает, что для Максимина существует только сила меча, и ее вполне достаточно, чтобы справиться с такими ничтожными противниками, как сенат и его ставленники Гордианы.