"Владигор. Римская дорога" - читать интересную книгу автора (Князев Николай)

Глава 1 ХАЛДЕЙ

Он понял, что настал час открыть глаза, ибо несущий его поток замедлялся, вливаясь в реальное время. Движение еще продолжалось, но сделалось неровным. То и дело его швыряло из стороны в сторону, и при каждом толчке нестерпимый холод пронизывал тело. Из серой пелены, сверкая, выступали цветные пятна, то блекло-желтые, то ослепительно- синие, то алые, как брызнувшая из раны кровь. И наконец солнечный луч острым клинком рассек серую хмарь, и глаза вновь прозрели…

Он (ибо у пребывающего вне времени не было имени) видел каменистую равнину и ратников, полегших во время короткой и беспощадной битвы. Серый песок сделался бурым от пролитой крови, и стая черных грифов, чертя замысловатые зигзаги в сияющем синем небе, поднималась вверх, от обильной и легкой добычи. Лошади, лишенные седоков, носились по полю, но при этом почему-то все время пятились задом. Точно так же, пятясь, стая львов шествовала среди окровавленных трупов — впереди глава семейства с густой взлохмаченной гривой, чуть поодаль — три львицы с выводком львят. Лошади, вместо того чтобы удирать, мчались задом навстречу хищникам, а львы не преследовали их, а уходили в заросли кустарника.

Он не сразу понял, что видит происходящее в обратном порядке, — поток времени уносил его в прошлое. Он видел вещи совершенно удивительные — бравым маршем вернулась на поле брани колонна победителей — в доспехах, в шлемах с гребнями и нащечниками, закрывавшими лица. А потом поверженные один за другим начали подниматься, и вот они уже стояли плотными рядами, плечом к плечу, а победители, яростно размахивая мечами, отступали. Кровь, мгновение назад пролитая на землю, била струею вверх из песка и впитывалась в тела, раны тут же закрывались, рукам возвращалась подвижность, лицам — осмысленное выражение. Он видел, как человек в чешуйчатых золоченых доспехах, с залитым кровью лицом, оттолкнувшись от земли, вновь очутился в седле, и двое солдат торопливо выдернули из его тела клинки. Тогда воин что-то отчаянно закричал своим только что воскресшим соратникам, размахивая коротким мечом. Вокруг него толпилось все больше и больше народу. Вооруженные и одетые почти точно так же, как их противники, они сражались с отчаянием и яростью, но их было несоизмеримо меньше. Горстка людей против целого войска. Сомкнув щиты, победители стали отступать, пока не образовали стройную шеренгу. Из тел убитых почти одновременно вылетели дротики и послушно легли на раскрытые ладони победителей. Еще один «залп» дротиков — теперь у каждого солдата их оказалось по два, — и на помощь отступающим победителям спешат с флангов солдаты и строятся в шеренгу впереди своих товарищей. И вновь дротики вырываются из тел убитых и оказываются в руках наступающих, которые в этот момент отступают. Теперь уже будущие победители стоят в две шеренги, а против них плечом к плечу — плотная группа солдат в боевом порядке. Со всех сторон мчатся (разумеется, пятясь задом) отряды конницы и легкой пехоты, вооруженной лишь луками и пращами. Наконец солдаты построены в три шеренги с интервалом в пятьдесят шагов и начинают пятиться ровными рядами. В это мгновение воздух сгустился и завертелся волчком, поднимая вокруг будущих побежденных тучи пыли.

Буря налетела внезапно, посеяла панику и сломала строй. Смерч так же быстро умчался, как и возник, смешав ряды лишь одной из воюющих сторон. Исход битвы решился до начала сражения…

А он вновь видел все то же поле и два войска, стоящие друг против друга. Одно, построенное в одинаковые отряды, вооруженное одинаковыми доспехами и щитами, — уже как будто заранее обреченное на победу. И другое, явно собранное наспех, в центре небольшой отряд хорошо вооруженной пехоты, вокруг которого теснилась разношерстная и плохо организованная толпа. Тут были всадники, посаженные на низкорослых, вовсе не боевых коней, пехотинцы, защищенные лишь плетеными щитами.

Все это он наблюдал уже издалека — поток уносил его дальше, вдоль дороги, обсаженной по обочинам низкорослыми деревьями. А по дороге металлической лентой, извиваясь, тянулось войско — то самое, чью гибель он видел несколько мгновений назад… Ратники бодро маршировали назад, еще не ведая, что всем им придется лечь в горячий песок… Он обогнал их, если, конечно, это слово приемлемо для обозначения движения вспять… Теперь уже он разминулся с этим войском навсегда… Мгновение… и он вдруг понял, что войско остановилось. А затем началось медленное движение вперед…

Владигор упал на узкой улочке, прямо на повозку торговца, опрокинув на землю неведомые ему плоды: одни — темные, овальные, будто облитые жиром, другие — светло-серые, похожие на маленькие круглые груши.

— Ах ты, варвар! — заорал торговец, щуплый мужчина с короткой курчавой бородой и вьющимися волосами, перевязанными кожаным ремешком, ловя в сложенные лодочкой ладони падающие на землю кисти золотого винограда.

Владигор почувствовал, как под ним расплывается густой лужей сок раздавленных фруктов, и спешно соскочил с повозки. Ему хотелось извиниться перед хозяином за причиненный ущерб, но он, хотя и понимал язык, на котором тот выкрикивал ругательства, пока не мог произнести ни слова. Ситуация складывалась одновременно и глупая, и опасная…

— Откуда он только взялся? — бормотал торговец, ползая по мощенной камнем улице и собирая разбросанные кисти винограда. — Верно, спрыгнул сверху…

Мальчишка, скорее всего сын хозяина повозки, радостно кивнул, подтверждая:

— Именно так, сверху, клянусь Геркулесом…

Невольно и Владигор поглядел наверх. Высоченный дом в четыре этажа навис над ним, будто собираясь опрокинуться и раздавить своей тяжестью. Дом на другой стороне улицы с розовыми мраморными колоннами по фасаду и вовсе двигался из стороны в сторону, гримасничая узорным ртом-дверью. Владигор протер рукой глаза, и дома с неохотой встали на место. Одна половина улицы, освещенная солнцем, была ослепительно белой. Другая, погруженная в тень, — темно-лиловой. После путешествия земля казалась Владигору не твердью, а зыбким песком, и сама улица, пролегавшая прямо с восхода на закат, извивалась своим широким двуцветным телом, будто норовила ускользнуть, уплыть куда-то.

— Это ж наверняка германец, — закричал мужчина, высовываясь наружу из оконца маленькой лавчонки, расположенной на первом этаже, где на прилавке был разложен только что испеченный и сладко пахнущий хлеб. — Шпион Максимина…

Тут Владигор заметил, что из всех окон на него таращится любопытный люд — женщины, дети, старики, загорелые чернобородые мужчины…

— Да здравствует Максимин Август! — проорал торговец.

Владигор резко обернулся, ожидая какого-нибудь подвоха или нападения. Но ничего не последовало. Женщина в окне смотрела на него с любопытством, потом, улыбаясь, помахала рукой и сделала приглашающий жест, как будто звала в гости. Лавочник скрылся внутри своей лавчонки и принялся выкладывать на прилавок новые горячие булки, а торговец, чья тележка пострадала от падения Владигора, сгружал фрукты в высокие корзины без ручек, делая вид, что ему больше нет дела до странного незнакомца. Разумнее всего было бы удалиться, больше не привлекая к своей особе внимания. Владигор зашагал вперед наугад, решив, что такая широкая улица непременно ведет к дворцу местного князя. Но не прошел он и полсотни шагов, как улица пересеклась другою, еще более нарядной, чем первая. Напрасно Владигор озирался, пытаясь отыскать в окружающей действительности что-нибудь хотя бы смутно знакомое. Увы, ничто здесь не напоминало Синегорье. Этот мир был ему чужд и неизвестен: дома-дворцы, улицы, мощенные каменными брусками, горячее дыхание воздуха, растрепанные макушки пальм, черные свечи кипарисов, вьющиеся растения с яркими цветами, — все казалось ненастоящим, а речь этих загорелых людей можно было принять за скоморошье кривлянье. Сейчас они скинут нелепые свои рубашки, раскланяются, а зрители… Но зрителей-то как раз и не было, если не считать изваянного в бронзе некоего дородного мужа, — он возвышался на мраморном постаменте и, завернувшись в широкий плащ, взирал на прохожих сурово и подозрительно, как и полагается истинному правителю. Владигор прикоснулся к стене, чтобы убедиться в реальности происходящего. Хотя он знал заранее, что попадет в совершенно иной, не похожий на Синегорье, мир, все равно его охватило чувство потерянности, точь-в-точь как в тот день, когда он вышел из За- морочного леса и узнал, что провел в черных его чащах пять лет вместо пяти дней…

И вдруг, к своему изумлению, он увидел Филимона, тот шагал навстречу и приветственно размахивал руками, — загорелый, в короткой рубахе без рукавов, где-то потерявший свои штаны и сапожки, зато разжившийся парой сандалий с цветными ремешками. Филимон? Что за бред! Конечно же, это не он, а некто поразительно похожий, его двойник в этом мире…

— Друг Архмонт! — заорал двойник Филимона и кинулся к Владигору с распростертыми объятиями. — Ну наконец-то! А то я тебя заждался!..

— Как ты меня назвал? — переспросил Владигор на родном языке, и местный Филимон его прекрасно понял.

— Архмонт. Я постарался поблагозвучнее переделать твое имя на здешний лад. По-моему, неплохо получилось…

Несомненно, перед ним был настоящий Филимон.

— Как же ты здесь оказался?

— Затянуло во временной поток. На твое счастье. Кстати, ты наверняка проголодался, зайдем-ка в таверну и перекусим.

Филимон почему-то не чувствовал себя в этом городе чужаком, он отлично болтал на латыни и безошибочно вывел князя к дому с нарисованным прямо на стене горшком, из которого валил густой пар. Из полуоткрытой двери тянуло запахом жареной рыбы. В маленькой таверне на очаге в нескольких горшках кипела похлебка. Хозяин, смуглолицый черноволосый толстяк, приветствовал Филимона кивком головы, как старого знакомого, и мигом поставил перед гостями поднос с жареной рыбой и кувшин вина.

— Ты сможешь расплатиться? — шепотом спросил Владигор, уже прикидывая, как лучше удрать из таверны от разъяренного хозяина.

— А как же, — засмеялся Филимон и тряхнул кожаным мешочком, в котором послышалось недвусмысленное звяканье.

— Наши синегорские?..

— Как можно, князь! Подлинные сестерции и ассы. Есть даже несколько динариев.

— Где ты умудрился их раздобыть? — изумился Владигор, жадно поглощая пищу, ибо испытывал невыносимый, просто зверский голод, — ведь, судя по всему, он не ел несколько веков. — За те несколько мгновений, пока пробыл в этом мире?

— Несколько дней, князь, — поправил его Филька. — А точнее — девятнадцать. Я пробыл во временном потоке на мгновение или два дольше и потому забрался в прошлое несколько глубже, чем ты…

На противоположной стене, рядом с дверью, ведущей на кухню, был нарисован козлоногий старик с растрепанной бородой и рожками на голове. Старик играл на свирели, а две пухленькие совершенно голые девушки слушали его, прячась за деревьями. Козлоногий был почти точь-в-точь такой, как на кубках, найденных в злополучном кладе Доброда. Знак Зевулуса? Но вряд ли эта таверна имела какое-то отношение к магии…

— Смотрю, неплохо ты здесь устроился.

— Поначалу выступал фокусником в театре… — Сообразив, что Владигор его не понимает, Филимон принялся объяснять: — Театры здесь в каждом городе. Там куча каменных лавок полукругом, а внизу площадка, где выступают скоморохи. Иногда они разыгрывают целые истории из жизни прежних царей или богов. Но здесь, в Карфагене, гораздо больший успех имеют акробаты и фокусники. Вот и я несколько раз на дню превращался в сову, а потом снова в человека. Зрители считали это простым обманом зрения, мол, ловкач прячет под покрывалом птицу, в нужное время выпускает ее, а потом подманивает обратно. Я их не разуверял, но вскоре нашел более легкий способ зарабатывать на жизнь. Я сделался халдеем. Это что-то вроде местного чародея, но низкого пошиба. Туманно предсказываю будущее. Стараюсь не говорить ничего определенного, выражаюсь исключительно намеками…

— Ты ведаешь будущее? — недоверчиво спросил Владигор.

— Самую малость. Прежде чем выпасть из потока, я успел кое-что разглядеть… Верно, так же, как и ты…

Владигор вспомнил битву, виденную им на равнине… сметенные ураганом войска… гибель полководца и солдат, павших под ударами дротиков… Видимо, то, что открылось его взору, должно было случиться в ближайшем будущем. Войско утром покинуло стены города, но жизнь в Карфагене текла своим чередом: в тавернах и на улицах горожане выглядели беззаботными и веселыми, будто в ближайшее время ожидался праздник. Двое мужчин за соседним столом спорили о ценах на пшеницу. Другие, сгрудившись в углу, обсуждали предстоящий поединок, — каждый доказывал преимущества своего бойца и делал ставки.

— О чем это они? — спросил Владигор, кивнув в сторону спорщиков.

— О гладиаторских боях, о чем же еще… — отвечал Филимон так невозмутимо, будто жил в этом мире с самого рождения и поэтому принимал его обычаи и безумства как должное.

— Ты не слышал, говорят ли на улицах о предстоящем сражении?

— Ага, я был прав… Ты что-нибудь увидел в потоке?..

— Да, сражение. Здесь идет война?

— Разумеется, как же без этого! На этот раз — гражданская. Императора Максимина Африка больше не признает… Вернее, не признавала до сегодняшнего утра…

«Африка», — отметил про себя Владигор, вспомнив странное название, виденное им на монете.

— В Карфагене свой император, вернее, их сразу два. Отец и сын. Обоих зовут Гордианами, — продолжал болтать Филимон. — Старший Гордиан остался здесь, а молодой отправился с верными ему войсками навстречу не признавшему его Третьему легиону, которым командует прокуратор Капелиан. В городе все в ужасе, проклинают себя за ненужную дерзость, рвут на себе волосы и готовы открыть ворота Капелиану, если тот победит. Еще вчера жители клялись в преданности Гордианам, отцу и сыну, а сегодня с удовольствием предадут их, едва возникнет угроза собственной жизни. Вообще-то старика Гордиана в Африке любят, но ему недостает двух необходимых качеств правителя — жестокости и беспощадности… Сейчас я отведу тебя к новоиспеченному императору. Представлю как собрата по магии и прочим халдейским хитростям. И ты предскажешь старикану будущее его сынишки.

Владигор отрицательно покачал головой:

— Мы явились сюда не для того, чтобы заниматься дешевыми фокусами, а затем, чтобы изловить того, кто похитил камень из Пещеры Посвященных.

— Потише, князь… — остерег его Филимон, — а то на нас начинают поглядывать. Тебя явно принимают за варвара, германца или гота, а значит, за приверженца Максимина и противника Гордиана. Спешу тебя уверить: в здешних местах должность доносчика если не почетна, то весьма прибыльна. Не искушай судьбу. Старайся говорить на латыни — ты ее знаешь, это любимый язык чародеев в Синегорье. Здешний народ говорит еще и на греческом, но и латынь, даже ломаная, вполне сойдет.

Владигор огляделся. В самом деле, два посетителя харчевни, судя по всему праздные гуляки, смотрели на них весьма подозрительно.

— Я должен найти камень, — сказал он.

Это были первые слова, которые он произнес по- латыни. Получилось как будто сносно.

— Похититель где-то здесь… — продолжал рассуждать Филимон. — Вернее, будет здесь, — нас выбросило из потока после того, как выскочил он. Значит, мы забрались в прошлое гораздо глубже. Хорошо, если речь пойдет о нескольких днях, а не годах и десятилетиях. Я пока еще не разобрался, что это за штука — поток времени. Тебе, как Хранителю времени, виднее. Теперь нам остается только ждать и как можно больше разведать об этом мире. Кажется, ты этого и хотел, князь?

Владигор задумался. Скорее всего, Филимон верно говорил. Вот только с одним князь был не согласен — с тем, что остается только ждать. Что на свете может быть отвратительнее безделья и ожидания? К тому же неизвестно, когда похититель появится в этом мире. И стоит ли ждать его именно в Карфагене, или он объявится в каком-нибудь другом городе…

— На кой ляд ему Карфаген? — засмеялся Филимон. — Временной поток был открыт в Рим, значит, его и зашвырнуло в Вечный город. А нас, как репейники с собачьего хвоста, стряхнуло сюда, на побережье…

— Тогда мы тем более должны спешить, а не заниматься дурацкими фокусами…

— Спешить… — передразнил Филимон. — И как же ты доберешься до Рима? Вплавь? Нам с тобой, князь, нужно нанять галеру. А для этого понадобятся звонкие сестерции, которые нам щедрой рукой отсыплет Гордиан Африканский за твои предсказания.

— Мои предсказания будут не слишком для него приятны… — нахмурился Владигор.

— Неважно, что ты ему наплетешь, он все равно тебя наградит — старикан славится своей щедростью. Так что как ни верти, а мы должны идти к Гордиану.

На стене таверны кто-то нацарапал: «Максимин». А пониже краской очень искусно была нарисована свинья с огромными вислыми ушами, подозрительно глядящая на посетителей крошечными глазками.

— А кто такой Максимин, ты можешь объяснить поподробнее?

— Я же сказал: тоже император. Сейчас он обретается на другом конце Империи. Максимин правит Римом уже три года, но в столице не появился ни разу. Ему милей германские болота…

— Значит, Максимин — законный правитель? — спросил Владигор.

Филимон усмехнулся:

— Он перерезал горло своему предшественнику. Насколько это соотносится с законом, я не уяснил до конца. Как только Африка взбунтовалась, сенат в Риме объявил его врагом народа. «Враг народа» — хорошо звучит… Надо будет взять на вооружение, как ты думаешь? Не нравится? Ну как знаешь… Правда, обоих Гордианов сенат признал пока только тайно… Сенат — это что-то вроде нашего совета старейшин, только ребята там куда более склочные. Они как огня боятся Максимина и ломают голову с утра до ночи, как им от него спастись, пока он не явился в Рим собственной персоной и не развесил их всех на столбах в качестве дешевых фонарей для освещения улиц…

— Здесь так принято?

— Да, в этом мире забавы весьма странные. Люди, к примеру, любят поглядеть, как безоружного человека разгрызает на арене голодный лев. Чаще всего это приговоренный к смерти преступник… Но все равно, скажи на милость, какое удовольствие глядеть, как лев волочит по песку изуродованное тело, а кишки тащатся следом? — Осуждая, Филимон одновременно восхищался тем, о чем говорил. — Разумеется, я смотрел на все это из чистого любопытства. Клянусь Геркулесом, мне не понравилось. Меня чуть не стошнило, хотя я и сидел на задних рядах, где обычно располагаются смерды.

— Вижу, ты не терял времени даром…

Швырнув хозяину несколько мелких монет, Филимон поднялся. Владигор решил, что лучше в этот раз уступить своему спутнику, — он еще слишком плохо ориентируется в этом мире. Что он видел — две улицы да пару лавок и высоченные дома. Не так уж много, чтобы понять, как действовать и куда идти. И он двинулся вслед за Филимоном, который уже успел прекрасно изучить Карфаген. Владигор постоянно оглядывался по сторонам — таких городов он еще не видел. Широкая улица, по которой они шли, шириною никак не меньше, чем три косые сажени, была вымощена камнем и пролегала строго с восхода на закат. По обеим ее сторонам высились каменные дома, поражавшие одновременно необыкновенной роскошью и необыкновенным однообразием. Каждый дворец (дома эти казались Владигору настоящими дворцами) являлся почти что точной копией предыдущего. Повсюду били фонтаны — то в виде каменной девицы или дельфина, а то и вовсе получеловека-полурыбы. Город был суетлив и весел — горожане прогуливались, о чем-то спорили, ссорились, торговались до хрипоты. То и дело коричневые от загара носильщики в одних набедренных повязках скорым шагом проносили мимо крытые носилки. По обеим сторонам улицы в первых этажах здания тянулись многочисленные лавки. Продавцы рьяно размахивали руками, зазывая к себе прохожих. Филимон не удержался и купил засахаренных фруктов, которые продавец насыпал ему на широкий, еще не успевший увянуть лист неведомого растения.

— Куда мы идем? — спросил князь.

— В бани, — отвечал Филимон. — В это время дня Африканец непременно торчит в банях.

— Ты забыл взять веник, — с раздражением заметил Владигор, разглядывая колоннаду из белого мрамора, окружающую роскошные сады.

Широкая аллея вела к огромному дворцу с ярко раскрашенными куполами.

«Верно, капище какого-нибудь местного бога», — решил Владигор, но, когда, заплатив два медяка привратнику, Филимон провел князя внутрь, тот увидел, что это в самом деле бани.

— Здесь что-то прохладно для бани… — заметил Владигор, оглядываясь.

— Есть комнатки, где гораздо теплее, я тоже по привычке туда сунулся, но потом выяснил, что там обычно парятся лишь убогие и больные. Сам посуди, зачем лишний жар, коли и на улице будто в печке. Наоборот, прохлада куда приятнее.

Филимон уже обзавелся банными принадлежностями, то есть горшочком с маслом и скребком.

— Ты что, в самом деле явился сюда мыться? — подивился Владигор.

— Африканец ужасный чистоплюй, он терпеть не может, когда от людей хоть чуть-чуть пахнет, впрочем, как и все римляне… Так что советую тебе помыться.

Синегорец подумал, что Филимон издевается над ним, и уже хотел вспылить, но сдержался. Происходящее вокруг казалось одновременно и прекрасным и нелепым — где-то у стен города произойдет в ближайшее время битва, жителям грозит опасность, может быть, завтра многие из них будут мертвы. Но вместо того, чтобы укреплять стены и собирать ополчение, они как ни в чем не бывало купаются в бассейне, разгуливают, в чем мать родила, по залам этого дворца, то бишь бани, обсуждают женщин, заказы из столицы на зверей для травли, цены на хлеб и вино… Повсюду слышался смех. Пронзительным голосом эпилятор призывал желающих воспользоваться его услугами. Но никто ни разу не произнес слова «смерть» или «война».

— О войне они ни на миг не забывают, — шепотом объяснил Филимон. — Но говорить об этом слишком опасно — никто не ведает, кто же одолеет…

— Веди меня поскорее к своему Африканцу, — приказал Владигор, когда мытье было закончено.

— Спешить некуда, я только что узнал от бальнеатора, то бишь здешнего раба-банщика, что Африканец возлежит возле уличного бассейна и отдыхает после купания.

— От кого узнал? — переспросил Владигор.

— От раба-банщика. Ба, да ты еще не знаешь, что в этом городе масса рабов, которые обслуживают свободных людей…

Рабы… Владигор вспомнил запертых в амбаре людей с деревянными колодками на шеях… При одном воспоминании об этих несчастных ему сделалось душно. Кто-то проложил там, в Синегорье, загадочную тропку, ведущую в этот мир. Шел маг по дороге, а из его дырявого мешка сыпались диковинные вещицы. Люди их находили… Один подобрал — и убил лучшего друга. Старик подобрал — и соседей своих рабами сделал.

— …Наше положение несколько неопределенно, — разглагольствовал Филимон. — Разумеется, мы не рабы… Но и не граждане Рима. Что весьма неудобно в некоторых отношениях. Но я думаю, по этому поводу не стоит переживать. Не обращай внимания на подобные мелочи — погляди лучше на эти великолепные мозаики с цветочным орнаментом. На эти медальоны… Изображенные в них звери почти как живые… Я, кстати, только что познакомился с одним купцом. Хороший малый, хотя и хитер, что твой леший. Теофан из Селевкии. У него своя галера с двадцатью гребцами, обычно он возит в Рим зверей для травли. Кстати, Гордиан Африканский постоянно делал ему заказы. Это надо учесть…

Не переставая болтать, Филимон ввел Владигора в подземный зал. Здесь даже в жаркий полдень царила приятная прохлада. Потолок поддерживали четыре огромные колонны из серого гранита с капителями из белого мрамора. Каждая капитель была никак не меньше сажени в высоту. Направо и налево из зала вели порталы из белого мрамора с колоннами из порфира. Бани-дворцы… Одновременно — нелепица и чарующее великолепие. Владигор не мог сдвинуться с места — уходить отсюда не хотелось.

— Зачем ты меня сюда привел? — спросил он наконец. — Ты же сказал, что Гордиан где-то снаружи…

— Глупец. Просто полюбуйся, до чего красиво. Вернешься в Синегорье — построишь себе такую же баньку. Горы рядом, камня навалом. Проложишь удобную дорожку — и вперед. Ты ведь собирался поглядеть, что в этом мире и как. Вот и мотай на ус, смотри… Пути Перуна неисповедимы. Может, для этого он нас сюда и закинул.

Они наконец вышли к бассейну. Расположенный возле самого взморья, он овевался свежим ветром. Посетители, отдыхающие после купанья, могли любоваться морем.

— Вон наш старик… Смотри не говори ему о поражении напрямую… только намеками, как истинный халдей.

Владигор увидел возлежащего на каменном ложе дородного старика в легкой пурпурной тунике. Седые, коротко остриженные волосы отливали сталью. Прямой нос с четко вырезанными крыльями, овальная форма глаз с полуприкрытыми веками, искривленные в скептической улыбке губы, а также чуть приподнятые брови придавали его лицу странное выражение — смесь удивления и насмешливой снисходительности. Лицо его было почти точной копией, с поправкой на возраст, лица полководца, которого видел Владигор сначала погибшим, а потом воскресшим. Манеры старика были величественны, движения — неторопливы. Один раб мерно раскачивал над головой старика опахалом из страусовых перьев, другой натирал ему ноги благовониями, третий, совсем еще мальчик, держал подле старика чашу с прохладительным питьем. Четвертый раб, устроившись на корточках возле ложа своего господина, читал нараспев стихи.

Филимон приблизился к ложу Гордиана и поклонился:

— Гордиан Август, вот тот человек, о котором я сказывал…

Старик поднял голову. Несмотря на преклонные года, глаза его светились умом. К тому же он прекрасно владел собою, — кто бы мог подумать, что его жизнь и жизнь всей его семьи сейчас висела на волоске.

— Филимон, здесь не совсем подходящее место для гаданья, — отвечал Гордиан.

Голос у него был звучный, хорошо поставленный — голос актера, который еще не сыграл свою роль до конца.

— Он пришел не за тем, чтобы гадать тебе, Август. Ему было видение. И он готов ответить на твои вопросы.

Гордиан сделал знак Владигору приблизиться.

— Как твое имя, халдей? — спросил он.

— Архмонт… — отвечал синегорец.

— Странное имя… — заметил старик. — Ну что ж, поведай, какое такое было тебе видение.

— Я видел битву… — сказал Владигор и запнулся.

— Продолжай, — кивнул Гордиан.

— Две армии стояли друг против друга. Одна — сплоченная, плечом к плечу. Другая — встревоженная и беспорядочная. Пращников и лучников было слишком много, а хорошей пехоты слишком мало…

— Это армия моего сына, — кивнул старик. — Дальше.

— Она будет разбита… — кратко сказал Владигор. — Сначала налетит ураган и смешает ряды… — Он вспомнил о виденном и только теперь понял, что налетевший ураган был вызван потоком времени. — А потом войско твоего сына будет смято и его соратники перебиты.

— А сам он? Что будет с Антонием? — спросил старик, но при этом ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Я видел воина на коне. Он сражался… как лев… Но два меча пронзили его насквозь…

Старик молчал, глядя на синюю полосу моря. Казалось, последних слов Владигора он не слышал. Лишь ноздри его задрожали да губы сомкнулись плотнее.

— Я же говорил: намеками надо, а ты… — возмущенно зашептал Филимон.

Гордиан, как будто очнувшись, сделал одному из своих слуг знак, и тот вручил Владигору кожаный мешочек с монетами.

— Он мог бы быть прекрасным императором, почти как божественный Марк Аврелий Антонин… — тихо проговорил старик.

В словах Владигора он ни на мгновение не усомнился, зная заранее, что у сына очень мало шансов на победу. Гордианам подчинялась только одна когорта Третьего легиона, остальное войско было набранным по случаю сбродом. А прокуратор Капелиан вел на Карфаген весь Третий легион…

Владигор поклонился (не особенно умело — не привык он кланяться) и поспешно направился к выходу. Но не успели они еще пройти мимо бассейна, как один из рабов Гордиана догнал их.

— Доминус Архмонт, — проговорил паренек, запыхавшись, — Август просит тебя пожаловать в его дом сегодня вечером. Он устраивает пир. И тебя, доминус Филимон, — повернулся он к Фильке.

Не дожидаясь ответа, паренек поклонился и побежал назад.

— Самое время ходить по пирам, — пробормотал Владигор.

— Владыкам не принято отказывать, — заметил Филимон. — Уж ты-то должен это знать. Сам посуди, нам по своему положению на пир к императору иначе никак не попасть. А тут…

— Император… — презрительно фыркнул Владигор. — Да ему власти осталось до вечера…

— Ты не знаешь, какое значение местный народ придает занятию под названием «пир». Кстати, надо непременно зайти в лавку и купить два утиральника: есть-то придется, как и в таверне, руками.

— Доминус Филимон, когда ты вновь превратишься в птицу, я тебе все перья повыщипаю.