""Умирать страшно лишь однажды"" - читать интересную книгу автора (Геннадьевич Цеханович Борис)

Часть третья.

2 ноября 1999 года. Только я успел сделать запись о сгоревших трёх домах чеченцев во

5:20 время салюта, как за командиром полка прилетел вертолёт и он улетел

в группировку к командующему. Кирсанов вчера туманно намекнул,

что отдых у нашего полка кончается и через несколько дней пойдём вперёд. Через два часа Сергеев вернулся и рассказал, что командующий остался доволен банкетом в честь дня части и тем как он прошёл. Командир через каждые пять минут доставал наградной пистолет и любовался им. Я его понимал, считая награждение наградным пистолетом или боевым оружием одной из высших наград для военного. А когда я сходил и принёс из своего запаса подплечную кобуру и подарил её от артиллеристов командиру – радости у него не было конца.

– Товарищ полковник, – вкрадчиво начал я, когда командир закончил возиться с подгонкой кобуры, – я не люблю закладывать, но вынужден доложить, что вчера вопреки вашему приказу, одна единица оружия на командном пункте не салютовала.

Командир насупился и с подозрением посмотрел на меня: – Борис Геннадьевич, я не понимаю о чём вы докладываете и на что намекаете.

– Товарищ полковник, я не намекаю, а докладываю – вы вчера приказали салютовать из всех видов оружия, – продолжал гнуть я свою линию, – так вот из одной единицы не было произведено ни одного выстрела.

Сергеев гневно засопел, Тимохин и начальник связи, которые вместе с нами пили пиво, с удивлением смотрели на меня.

– Борис Геннадьевич, я не понимаю к чему вы ведёте, но это гниловато попахивает. Хорошо, докладывайте.

Я не спеша отхлебнул добрую порцию холодного пива: – Товарищ полковник, единственно из чего не салютовали, так это с вашего наградного пистолета.

Командир пару секунд с недоумением смотрел на меня, а потом разразился хохотом: – Точно. Так за чем дело стоит?

Сергеев выхватил пистолет из кобуры, передёрнул затвор и выпустил всю обойму в потолок кунга и не успел он опустить руку с пистолетом, как резко распахнулась дверь и в салон заскочили телохранители командира – дагестанцы Тимур и Нурик. Но увидев, что в салоне всё в порядке и наши смеющиеся лица солдаты замялись на пороге, а через несколько секунд вышли обратно на улицу. Холодного пива было выпито столько, что через пять минут после начала совещания я с трудом сидел на табуретке и каждые двадцать секунд перекидывал ногу на ногу, пытаясь хоть немного облегчить давление на мочевой пузырь. Казалось, ещё немного и меня прорвёт, но слава богу, что совещание продолжалось недолго и я не опозорился.

В двадцать часов мы прежней компанией сидели в салоне у особиста Вадима, который пригласил нас на свой день рождения. Командир от нашего имени подарил ему нож разведчика, чему тот был несказанно рад, а коньяк, налитый щедрой рукой в мою кружку, упал на старые дрожжи и через час я спал крепким сном в своей постели.

Утром, на удивление, я чувствовал себя хорошо, как будто и не пил накануне. Быстро позавтракали и в половине седьмого моё ПРП встало за КШМ командира. Как всегда тянули резину разведчики. Все машины, которые шли с нами в 752 полк, уже стояли в колонне, у своего салона маячил командир полка, решая последние вопросы, а разведчики ползали как сонные мухи в своём расположении, как будто не они сегодня будут по Сунженскому хребту уходить в сторону Грозного. Подошёл Сергеев и возмущённый действиями разведчиков, рявкнул на начальника разведки Юру Шадуру, тот наорался на Ефименко и в разведроте всё закрутилось. Через десять минут несколько БМП разведчиков влились в колонну, а оставшиеся отделение солдат роты в уныние начала собирать брошенное имущество в одно место, провожая нас завистливыми взглядами.

Быстро добрались до первого батальона, по асфальту доехали до Нагорного, но несмотря на то что в деревне, в бывшем кафе, стояло подразделение ВВ, обогнули деревню по высотам и через десять километров подъехали к населённому пункту К…… Разбитые и сгоревшие дома селения, безлюдность и пара верблюдов вдали, щипавших сухую траву. Воронки двухсот пятидесяти килограммовых бомб у дороги и остатки разбитых машин – такая картина открылась нашим взорам. Здесь с боями прошёл 245 полк, а через несколько километров показались и его позиции перед населённым пунктом Радужное, которое уже контролировалось боевиками. На перекрёстке нас ждал командир 245 полка полковник Ткач с офицерами штаба: быстро ввёл нас в обстановку и через полчаса мы уже подымались по асфальтовой дороге на Сунженский хребет, где занимал оборону 752 полк. Чуть ниже вершины хребта мелькнули позиции нашего артиллерийского полка и исчезли за новым поворотом дороги, а ещё через пару поворотов мы вышли на вершину и теперь могли наблюдать местность в обе стороны.

Колонна остановилась и мы сгрудились около командира полка, получая задачу. Разведрота в полном составе уходила по хребту на семь километров за боевые порядки 752 полка и должна была занять высоту 434.4, закрепиться и ждать подхода на следующий день основных сил полка. Вместе с ними уходили мои корректировщики майор Чистяков, капитан Гутник, мл.с-нт Попов и с-нт Ахмеров.

– Борис Геннадьевич, пошли со мной и установим взаимодействие с артиллерией 752 полка, – Сергеев повернулся и направился к видневшему недалеко КП полка. Разведчики засуетились, готовясь к рывку на высоту, туда же потянулись и мои корректировщики, а ПРП двинулось следом за мной к командному пункту и остановилось сзади него. Сержант Палло с Евдокимовым сразу же протянули мне связь с Чистяковым в окоп. Убедившись в надёжности связи и познакомившись с начальником артиллерии 752 полка, я доложил командиру о готовности. Командир в свою очередь переговорил по связи с командиром разведывательной роты и дал

команду о начале движения. Хотя я и решил сразу же вопрос открытия огня артиллерией 752 полка в случаи столкновения развед. роты с боевиками, через несколько минут ко мне подошёл начальник артиллерии полка, молодой майор, и виновато отведя глаза в сторону произнёс.

– Слушай, подполковник, хоть я с тобой и согласовал вопрос открытия огня, тебе ещё надо договориться с командиром нашего полка. Только с его личного разрешения я могу открыть огонь.

– Не понял? – Удивлённо протянул я. – А ты то, для чего здесь тогда?

– Ну…, ну, у нас такой порядок…, – неопределённо протянул майор и виновато кивнул головой на моложавого подполковника и отошёл к приборам наблюдения. Я вкратце доложил о ситуации Сергееву и попросил его согласовать вопрос открытия огня с командиром: через три минуты неожиданное препятствие было преодолено и я уже спокойно мог следить за продвижением разведчиков к высоте. Всё прошло нормально: через тридцать минут Ефименко доложил о занятии высоты, а через десять минут Чистяков попросил дать пристрелочным снарядом по нефтебазе, недалеко от позиций разведчиков.

Начальник артиллерии поморщился, выслушав мою просьбу, а командир 752 полка, не скрывая раздражения, разрешил выпустить два снаряда, что здорово покоробило меня.

Снаряды легли хорошо, но когда мои попросили стрельнуть ещё в одно место, майор категорически отказался снова обращаться за разрешением к командиру.

– Ну, и чёрт с тобой, – я отвернулся от артиллериста и стал в бинокль с любопытством рассматривать село Самашки, которое раскинулось в километре от командного пункта и расстилалось на полтора километра по фронту и столько же в глубину. Изредка среди домов взлетал серый султан разрыва снаряда или мины. Иной раз разрывы окрашивались в красный цвет от кирпичной пыли и ещё один дом превращался в развалины. Прилетели две пары вертолётов: деловито отработав по окраине села и опушке леса за Самашками, они улетели обратно. Некоторое время я разглядывал кладбище, стараясь прикинуть количество пик видневшихся там, но бросил это занятие, так как рядом с командным пунктом развернулось МТЛБ с установленным на ней пусковой установки "Штурм-С"

– Что случилось? – Остановил я пробегавшего мимо меня начальника артиллерии.

– Дот обнаружили, сейчас уничтожим. – Бросил на ходу и выскочил к установке. А через минуту я и сам разглядывал бетонный колпак с амбразурой, который сливался с местностью, даже удивительно что его до сих пор не обнаружили. Ракета сорвалась с направляющей и сразу же устремилась к цели, вызывая у меня зависть. В первую войну я командовал противотанковой батареей на базе противотанковых установок 9П148 и там приходилось попотеть, чтобы управлять ракетой. А тут навёл, выстрелил и ракета как по ниточке идёт к цели: вот и сейчас ракета вонзилась в дот, окутав его серой пеленой дыма и цементной пыли, откуда в разные стороны вылетели обломки бетона. Дым рассеялся и дот теперь являл собой жалкое зрелище и как огневая точка он уже не существовал.

Понаблюдав за населённым пунктом ещё минут пятнадцать, я отошёл к своему выносу связи и стал наблюдать за нашими командирами. В центре обширного окопа был накрыт небольшой столик, который ломился от закусок и выпивки: около него полукругом стояли два командира полка и заместители командиров полков. Сергеев позвал меня, но я, выпив свою порцию, отошёл обратно – мне не понравился командир 752 полка, который с высокомерием оглядел меня.

Мне всё больше и больше не нравилась та атмосфера, которая царила на КП полка, чувствовалось, что местный командир полка подломил всё под себя и ощущал этаким царьком, упиваясь властью. Все крутились вокруг него и это страшно ему нравилось.

У входа на КП возникла лёгкая суета и туда отошёл начальник артиллерии: оказывается, из развед. поиска вернулись разведчики и сейчас все с интересом рассматривали трофейным альбом с фотографиями. Когда до меня дошла очередь, я взял в руки альбом и с большим интересом стал перелистывать целлулоидные листы, разглядывая цветные снимки, прислушиваясь к рассказу, как разведчики нашли этот альбом в одном из домов.

Фотографии были подобраны умелой рукой, отображая жизнь очень богатой чеченской семьи и трёх братьев, которые присутствовали на всех фотографиях. Двое из них лет двадцати пяти – двадцати восьми, а третий молодой волчонок, лет семнадцати-восемнадцати. На первых снимках, на дальнем плане был богатый и большой дом, обширный двор заставленный иномарками. Вот братья кормят крупную собаку кавказской породы, сидят за столом в кругу семьи, встречают приехавшего Басаева и человека похожего на Березовского. Пока идут снимки, так сказать, мирного времени, но вот братьев призывают на службу и они с кипой камуфлированной формы, жизнерадостно идут на камеру. Военная подготовка, стрельбище, отдых за бильярдом своим чередом проходили перед моими глазами и, судя по растительности и постройкам, вся подготовка проходила где-то на юге – скорее всего в Турции. А на других, уже боевые действия в Чечне: разбитые дома, военная обстановка, жёсткий допрос русского пленного и стремительная атака на блок-пост федеральных войск. И везде братья вместе: старшие братья ведут себя перед объективом солидно, естественно и сдержанно, а младший изо всех сил старается подражать своим братьям во всём: в сдержанности, в обращении с оружием, в разговоре, но это у него плохо получается. На доброй сотне цветных снимков проходит часть жизни трёх братьев: старшие уже матёрые бандюги, а младший достойный их ученик. Если его не остановить или не уничтожить, то из него получиться ещё тот отморозок. Интересно было бы узнать дальнейшую их судьбу, но увы – это наверно невозможно.

– Слушай, разведка, я возьму вот эту фотографию? – Обратился я к старшему разведчиков, показывая пальцем на снимок, где братья позируют в камуфлированной форме и с оружием в руках. Старшие стоят, вальяжно положив руки на оружие, и спокойно смотрят в объектив, а младший косясь на старших, пытается принять такую же, наполненную значимостью позу, но это у него не получается.

– Нет, товарищ подполковник, это командиру полка. – Разведчик, забрав из моих рук альбом, подошёл к своему командиру: доложив, начал показывать фотографии. Когда командиры полков закончили рассматривать фотографии, я подошёл и попросил у командира 752 полка, понравившуюся мне фотографию, но и тут я получил полупрезрительный отказ.

Через полчаса, ещё раз обговорив вопрос взаимодействия разведчиков нашего полка и артиллерии 752 полка, мы поехали обратно. На перекрёстке дорог, нас опять ждал командир 245 полка, тут же был накрыт богатый стол, рядом с которым боец с засученными по локоть руками готовил шашлыки из баранины. Я оказался в числе приглашённых за стол, но прежде чем сесть за стол обговорили все вопросы взаимодействия. Полковник Ткач, особенно удивился тому факту, что наша разведрота уже оседлала высоту в семи километрах впереди боевых порядков полков. А я, не доверяя артиллерии 752 полка, на всякий пожарный случай обговорил взаимодействие с артиллерией 245 полка, передал им частоты, на которых находились мои корректировщики и сам лично нанёс на карту полковника Ткач позиции разведчиков на высоте 434.4. Ну, а после решения всех вопросов мы отведали угощения братского полка. Для некоторых это оказалось лишним: Тимохин быстро "сломался", лёг на башне танка и так спящим его повезли в полк, Сергеев держался достойно, но когда мы подъезжали к Нагорному открыл огонь из пулемёта по заброшенной ферме. Светлячки трассеров потянулись к деревянным строениям, а Семёнов, который сидел рядом со мной на башне ПРП, резко спрыгнул во внутрь машины. Я насторожился, но разобравшись, что стреляют наши, спокойно продолжал следовать в колонне.

6 ноября 1999 года. Вчера я должен был вместе с командиром полка ехать на занятие в груп-

8:50 пировку, но командир отменил для меня занятие и уехал один. Я же взял

Сашку Шароборина и пошёл с ним на КНП полка на горе: решив составить схему ориентиров. Но было пасмурно и ни черта не было видно. Решил проверить наблюдательный пункт Семёнова, расположенный на другом конце горы, но лучше бы не ходил туда. Окоп не вырыт, наблюдательные приборы расставлены абы как: естественно разведку никто не ведёт, документация отсутствует. Сами разведчики грязные и небритые. Начальника разведки дивизиона нет. Обматерив их в бессилии, я ушёл на огневые позиции первой миномётной батареи, которая располагалась между двух холмов. Здесь я отошёл душой: позиция оборудована как положено, что положено из документации ведётся в полном объёме, солдаты смотрят весело. В который раз убедился, что на данный момент первая миномётная батарея лучшая батарея полка. Один только недостаток и на мой взгляд существенный – за месяц нет ни одного человека представленного к награде. Сделав комбату внушение по этому вопросу я вернулся на ЦБУ, где застал вернувшихся из разведки Кравченко и Гутника: впечатлений у них много, но ходить со спецназовцами больше не хотят. Говорят, что с нашими разведчиками интереснее ходить.

Договорился с сапёрами о выделении мне на полчаса ИМР,* чтобы он выкопал укрытие для моего салона, да ещё получил с солдатами семьдесят бумажных мешков, решив выложить по краю укрытия мешки наполненные землёй.

Прилёг после всего на кровать в салоне и незаметно задремал. Проснулся через полчаса и к своему неудовольствию наблюдаю на соседней кровати спящего лейтенанта Шумкова. Кстати говоря, я его сумел отстоять от ночного патрулирования КП и от всяких других дежурств. Только чтобы он занимался личным составом и техникой взвода. Но лейтенант инициативы не проявлял и пользовался каждой минутой, чтобы поспать или просто бездумно посидеть.

Я энергично затряс офицера за плечо и когда он вскочил с кровати спросил.

– Ты ночью, что ли не спал?

– Спал, товарищ подполковник.

– Ты что, устал или у тебя работы нет?

– Нет, не устал.

– Тогда иди и ИМР сторожи, а то ведь уйдёт, а укрытие для салона нужно.

Через пять минут подчинённый вернулся и виновато доложил, что ИМР, закончив окапывать санчасть, ушла на позиции дивизионов. Обозлённый я пришёл на ЦБУ, где сгоряча сделал резкое замечание Чистякову, на что он очень обиделся, хотя замечание было справедливое.

После обеда я сидел на ЦБУ и рисовал схему боевого порядка, а палатка постепенно наполнялась командирами подразделения, ожидавшими прибытия командира полка из группировки.

…..Заканчивая совещание, командир полка поздравил разведчиков с их профессиональным праздником – Днём разведчика. В ответ разведчики пригласили командира и ряд других офицеров, в том числе и меня, на "рюмку чая", что было принято с воодушевлением.

Стол был накрыт в офицерской столовой, на стене висел большой плакат с эмблемой разведчиков – летучей мышью, которая раскинула свои крылья над земным шаром. Дружно расселись, дружно подняли кружки. Время до восьми часов, когда должен был прозвучать артиллерийский салют в честь дня разведчика пролетело незаметно и мы вывалили на улицу уже сильно подогретые. Я дал команду произвести два залпа: первый дивизион должен был дать залпы дымовыми снарядами, в которые вкручены дистанционные взрыватели. А второй дивизион среди воздушных разрывов должен был повесить парашюты с осветительными зарядами. Зрелище должно было получиться красивым. Но то что я увидел, мне не понравилось: дивизион Семёнова чётко выполнил моё указание, а второй дивизион выпустил лишь два осветительных снаряда, которые сиротливо болтались в ночном небе, освещая пустынные окрестности. Разведчики были в восторге от увиденного, не зная в целом, что должно было быть в воздухе.

Я предложил собравшимся выйти на улицу через десять минут, чтобы посмотреть вторую попытку салюта, а сам ринулся в палатку ЦБУ. Разговор со вторым дивизионом был жёсток и в категоричной форме – я приказал повторить салют исходя из своих требований. Через десять минут в тёмном небе расцвели багровые разрывы дымовых снарядов, а среди них ровной шеренгой опускались 12 осветительных снарядов, заливая светом Сунженский хребет. Второй залп добавил восторга всем участникам праздника.

– Борис Геннадьевич, – тронул меня за рукав командир полка, когда последний факел потух в воздухе, – давай ещё по элеватору грохнем в честь дня разведчика.

Через пять минут сорок восемь снарядов ушло в сторону А….., где в центре селения

возвышался элеватор, а через пятнадцать секунд багровые сполохи разрывов осветили небе в той стороне. Уже в конце вечера поступила команда из группировки и ещё сто снарядов ушло в цель Љ1329.

17:00 После завтрака получили ещё 200 бумажных мешков и взвод управления начал обкла-

дывать мешками с землёй свой прицеп и наш кунг, а я сидел на стуле, наблюдая за работой солдат. Проходивший мимо Андрей Аристов поздравил меня с представлением к ордену "За военные заслуги". Командир полка только что подписал представление к награде, а спустя несколько минут прибежал посыльный с приказом явиться в командирский кунг. В салоне командира уже находился полковник Григорьев – командир артиллерийского полка и капитан Гвоздев. Ленчик привёл с собой две КШМКи для того, чтобы на нашей горе развернуть два своих наблюдательных пункта и оттуда работать как по Грозному, так и по другим целям.

Сергеев на правах хозяина выставил на стол коньяк и мы, попивая и слегка закусывая, слушали Григорьева о жизни арт. полка. Особенно позабавил нас рассказ о том, как полк наговорил по спутниковому телефону на 64 тысячи долларов.

Когда артиллерийский полк уходил в Чечню, к командиру пришли представители компании "Билайн" и подарили спутниковый телефон, для того чтобы офицеры и прапорщики полка имели возможность раз в неделю связываться со своими семьями.

– Товарищ полковник, – заверил представитель компании, – можете в разумных пределах пользоваться этим телефоном. Мы всё оплатим.

Приехав в Чечню, командир полка определил, что каждый офицер, прапорщик имеет право раз в неделю, в течение пяти минут переговорить по телефону с семьёй и отдал телефон в роту связи на хранение солдату, который лично отвечал за сохранность телефона. Два дня тому назад Григорьев был очень удивлён, когда из приземлившегося вертолёта, к нему прибежал гражданский в бронежилете и заявил, что он представитель компании "Билайн" и должен забрать обратно телефон, в связи с тем, что за месяц наговорено на 64 тысячи долларов.

– Да не может этого быть, – с апломбом заявил полковник, уверенный в своей правоте, – да если бы мы всем полком говорили по телефону, то и тогда бы не наговорили на такую сумму.

– Вот всем полком, вы и наговорили, – представитель компании развернул длинный рулон распечатки переговоров и показал командиру кто, когда и куда звонил. Оказалось, что если офицеры и прапорщики соблюдали график переговоров, то солдат, у которого хранился телефон, давал его направо и налево всем солдатам желающим позвонить. Да и сам он наговорил на сто девять минут.

– Вы радуйтесь тому, что мы не заставляем вас оплачивать эти переговоры, а только забираем телефон…, – с этими словами связист забрал телефон и тут же улетел на вертолёте.

Мы ещё немного посидели и разъехались: Григорьев поехал выставлять свои наблюдательные посты, а я с командиром и Гвоздевым проехали по переднему краю батальона. Завтра у него одна рота продвигается вперёд и мы проверили её подготовку к бою. Договорившись с командиром батальона о встрече у псих. больницы, где собирались старейшины для переговоров мы к обеду вернулись на командный пункт полка.

Пообедав, я забрал фотоаппарат с кунга и устроился на верху командирской машины, куда скоро забрался и знакомый командир спецназовцев.

Через пять минут появился командир полка и мы тронулись на встречу со старейшими. Проехав в сторону Закан-Юрта два километра, связист сидевший внутри около радиостанции вылез на броню и стал что-то докладывать полковнику Сергееву, закончив, он скрылся обратно в машине, а командир оглянулся, нашёл меня глазами и подозвал к себе.

– Борис Геннадьевич, Гвоздев меня заколебал вконец. Знаешь, что мне сейчас доложили? – Командир замолчал и в сильнейшем раздражении замотал головой, потом продолжил, – когда решался вопрос о переговорах, то чеченцы говорили что будет три машины и восемь человек – старейшины нескольких селений. Так вот сейчас чеченцы выдвинулись на место встречи, как и договаривались, на трёх легковых машинах и восемь человек внутри, но сзади ехал в отдалении трактор "Беларусь" с одним водителем внутри. Ну, и Гвоздев принимает решение – трактор уничтожить. Сейчас трактор стоит на дороге и дымит, водитель валяется на дороге раненый, а старейшины стоят у машин и боятся подойти к раненому, чтобы оказать помощь. – Командир сердито нахохлился и остаток пути мы проделали в молчании.

В расположении роты нас встретил возбуждённо-радостный командир первого батальона, который стал докладывать об инциденте Сергееву. Командир молча выслушал и также молча двинулся к месту встречи. Вокруг нас рассыпались разведчики полка и батальона, которые зорко вглядывались в окружающую местность, проверяли подозрительные места, здания и сооружения небольшой нефтебазы, которая располагалась рядом с местом переговоров. Открывшиеся картина, заставила нас невольно улыбнуться. Действительно, трактор дымил, а недалеко от него на асфальте лежал раненый. Изредка он приподнимался и кричал старейшинам, моля их о помощи, но те, забравшись на крыши своих автомобилей, стояли там по стойке "Смирно".

Сдержанно рассмеялся и полковник Сергеев: – Алексей, я тебя когда-нибудь пришибу. Но сейчас давай БМП туда и раненого в полковой медпункт, да и старейшины пусть идут сюда.

Шпанагель свистнул, отдал распоряжение и БМП, набитое солдатами рванула к автомобилям. Когда боевая машина подошла к машинам, чеченцы как по команде подняли руки вверх, но увидев, что никто не собирается их убивать или брать в плен, слезли с машин и направились в нашу сторону. Солдаты, оказав раненому первую помощь, загрузили его на машину и умчались на КП полка.

Старейшины, а среди них была и женщина славянской внешности, степенно подошли к нам и поздоровались с командиром полка. Глава администрации Закан-Юрта, звали его Саид, представительный мужчина лет сорока пяти, взял инициативу в свои руки и стал представлять сопровождающих. Сначала он представил двух стариков почтенного возраста, в богатых каракулевых папахах, в начищенных до синего блеска хромовых сапогах, в чёрных драповых пальто и с неизменными посохами в руках.

– Они очень плохо понимают по-русски, поэтому не обращайте внимания, когда мы будем переводить им. А это уважаемая Наталья Ивановна, она директор средней школы и представляет Алхан-Калу, а это уважаемый всеми житель Алхан-Калы Музаев, он сопровождает Наталью Ивановну. – Саид показал на женщину и ещё одного чеченца рядом с ней, затем он представил и других переговорщиков.

Командир выразил сожаление по поводу произошедшего инцидента и выслушал Саида, который рассказал, что раненый был старшим санитаром псих. больницы: – Теперь, к сожалению, больных некому лечить, – констатировал он.

Чеченец развёл удручённо руками, а мы со спецназовцем переглянулись и слегка усмехнулись. Оглядевшись, все двинулись к глубокой канаве, где и расселись на травяных скатах рытвины друг против друга. Саид извинился перед нами и перебросился со стариками и остальными переговорщиками несколькими фразами на чеченском языке, а потом обратился к командиру полка.

– Товарищ полковник, я уполномочен присутствующими уважаемыми людьми, – Саид ещё раз обвёл присутствующих чеченцев рукой, – довести до российского командования ту обстановку, которая сложилась на настоящее время практически во всех чеченских селениях.

Сразу же хочу заверить вас, что во всех селениях, представители которых сейчас здесь находятся, в том числе и в Закан-Юрте – боевиков нет. Ни одного человека, – твёрдо заявил чеченец и попытался заглянуть каждому из нас в глаза. Он так убедительно говорил, что ему самому себе хотелось верить, но мы не верили ни одному его слову, хотя и согласно кивнули ему головой, как бы соглашаясь с его словами. Уже позднее, после войны, я узнал что в это время в Закан-Юрте стоял отряд боевиков, который возглавлял министр внутренних дел Ичкерии, но надо сказать они вели они себя тихо, ничем не выдавая своего присутствия. А пока Саид продолжал "петь свои мирные песни", стараясь разжалобить нас. В принципе, он рассказывал правду, но и притом что она была достаточно горька, он пытался ещё больше сгустить краски, добавляя различные детали жизни прифронтовых селений. В частности его рассказ сводился к проблемам, связанным с притоком беженцев. Если до войны в Закан-Юрте проживало 4 – 5 тысяч человек, то сейчас 15 – 20 тысяч человек и такая обстановка во всех чеченских селениях. Сама по себе такая скученность – проблема, а в связи с тем, что в селениях нет электричества, газа, топлива, не работает водопровод, не хватает продовольствия, лекарств, что совсем усугубляет и до того мрачную обстановку….

– Товарищ полковник, я уже месяц не видел мяса, – Саид сгоряча ударил для достоверности себя в грудь, но тут же смутился, поняв что перебрал и его лоснящаяся рожа только опровергает все эти рассказы. Он глупо хихикнул и продолжил, но уже сбавив тон, – товарищ полковник, а ведь у нас в деревнях и скот как наш, так и беженцев. Его ведь тоже надо кормить и пасти, а на пастбищах или минные поля, или стоят ваши полки. Ежедневные обстрелы и бомбежки беззащитных селений, где нет боевиков приносят только горе. Три дня тому назад ваша артиллерия обстреляла деревню и было убито две маленькие девочки и уважаемый житель деревни. – Саид картинно развёл в недоумении руками.

Хотя я прекрасно понимал, что чеченец врёт насчёт жертв, сердце моё всё равно болезненно сжалось, но я быстро задавил в себе было всколыхнувшуюся жалость. Так недолго и в пацифисты записаться. Они бы лучше боевиков к власти не допускали.

– Вот и Наталья Ивановна, рассказала, что сегодня ночью страшный обстрел Алхан-Калы был, половина центра села разнесена, – Саид кивнул головой на представителя Алхан-Калы.

Русская женщина поправила платок на плечах и решительно обратилась к командиру полка: – Товарищ командир, объясните мне, по каким критериям вы выбираете цель?

Сергеев до этого сидевший молча, сумрачно слушая противоположную сторону, вскинул голову и твёрдо ответил: – Я не намерен перед вами отчитываться о своих решениях. Я готов выслушать ваши просьбы и пожелания. Что могу решить своей властью, я готов выслушать и решить ваши проблемы, что не могу – обещаю передать высшему командованию. – Командир замолчал.

Наталья Ивановна помолчала, потом продолжила: – Вы поймите меня правильно: я директор средней школы, всю жизнь прожила и проучила детей в Алхан-Кале. К сожалению не все мои

ученики стали примерными и уважаемыми людьми…

Спецназовец нагнулся ко мне и прошептал в ухо: – Это она говорит про своего ученика, полевого командира Бараева.

Я с любопытством посмотрел на женщину: много слышал про этого жестокого чеченского командира. Несмотря на свою молодость, он двадцатипятилетний сумел сколотить банду таких же отморозков, как и он сам. Похищал людей, убивал не только русских, но и своих соплеменников. На весь мир он прославился тем, что взял в заложники четверых англичан и отрезал им головы. А Наталья Ивановна продолжала дальше.

…Я так давно живу среди чеченцев, что думаю как они и веду образ жизни как у них, хотя я и православная. Я всей душой за то чтобы быстрей закончилась война и на этой многострадальной земле воцарился мир, но я не могу объяснить своим односельчанам, почему русские обстреливают села, в которых нет боевиков, почему прилетают снаряды, бомбы и убивают мирных жителей, разрушают их дома. Сегодня ночью был самый страшный обстрел, разбито много домов, люди остались без крова, а ведь зима ещё только впереди. Я прошу Вас от имени всех собравшихся – прекратите обстреливать села, лучше помогите людям, которые оказались заложниками этой бессмысленной войны. Ведь поймите – мирные жители ни в чём не виноваты.

Наталья Ивановна замолчала, молчали чеченцы, молчали мы, лишь бросая взгляды друг на друга. Можно было бы и оспорить её рассуждения, можно как-то отговориться или отмежеваться хотя бы от этих обстрелах, но никто и не собирался спорить, оправдываться. У каждой стороны была своя правда. При молчаливом согласии этих представителей, которые олицетворяют весь чеченский народ, творился весь жестокий беспредел, творилось беззаконие и вандализм, прикрываясь именем Аллаха и броскими лозунгами. Тут они все лукавили и Наталья Ивановна в том числе. Не в одну ночь Бараев и его приспешники превратились в извергов и изуверов, не за одну неделю вдруг чеченцы почувствовали себя суверенными и независимыми, и не один месяц они творили беззаконие, насилие над русскими у себя на земле – убивая, выгоняя из своих жилищ, грабя их. Всё это терпеливо взращивалось, внедрялось в сознание молодёжи и населения. Могли встать седовласые, уважаемые старейшины, мог встать чеченский народ и сказать – Нет! Никто не встал, никто не сказал, потому что почувствовали слабость России, вкусили сладость безнаказанности. А сейчас пришли и молят о пощаде….

Это была лишь часть мыслей, которые проскочили, наверно, не только у меня, за эту длительную паузу.

– Хорошо, – командир прервал затянувшееся молчание, – по деревням, без причины, мы стрелять больше не будем. Но если узнаем, что там боевики, если из этой деревни прозвучит в нашу сторону хотя бы один выстрел, извините, даже колебаться не будем – откроем огонь. У наших солдат тоже есть матери и отцы, которые ждут своих сыновей домой. Свои проблемы решайте сами, у меня и у войск другая задача. Поймите тоже правильно, чем больше вы сами будете оказывать сопротивление бандитам, чем меньше вы будете им оказывать помощи, тем быстрее война уйдёт от ваших селений, тем быстрее придёт власть к вам, которая и будет решать ваши проблемы. Да и беженцы быстрее вернуться в свои селения. А пока я обещаю, если не будет нарушений с вашей стороны – никто из моего полка по вашим селениям не откроет огня. В свою очередь обещаю: обо всём, что тут было сказано вами – обязательно доведу до своего командования. Вопросы ещё есть?

Командир обвёл глазами чеченцев. Саид приподнялся и обратно сел, зачастил, опасаясь что русский полковник сейчас встанет и уйдёт.

– Товарищ полковник, а дрова из Самашкинского леса мы можем брать? А то мы боимся туда заходить, ещё примут нас за боевиков.

– Да, с девяти часов и до семнадцати можете беспрепятственно заготовлять дрова, – видно было, что командиру уже надоело выслушивать бесконечные жалобы местных. За сорок минут переговоров мы выслушали всех представителей и каждый из них докладывал практически одно

и тоже – просьбы о помощи и заверения, что боевиков у них нет.

Командир встал, давая понять, что переговоры заканчиваются, чеченцы тоже поднялись и Саид от имени всех представителей пообещал провести завтра же митинги во всех деревнях и проголосовать за российскую власть.

Вернувшись обратно в полк, мы окончательно утрясли все вопросы завтрашнего перемещения 2ой роты на 3 – 4 километра вперёд.

23:15. Только что поступило сообщение: из расположения мотострелковой роты напротив

Закан-Юрта расчёт зенитной установки ЗУ-23у обстрелял позиции 7ой роты третьего батальона: причины неизвестны, насчёт потерь идёт уточнение.

7 ноября 1999 года. Как только я утром появился на ЦБУ, меня на связь вызвал полковник

16:00 Денисенко: – Копытов, довожу до тебя, а ты делай выводы. Сегодня

ночью в 623 полку произошло двойное заряжание миномёта. Естественно – взрыв: погиб командир батареи, два командира миномёта и несколько номеров расчёта. Поэтому проведи занятия с миномётчиками и заостри внимание на этом вопросе. Всё, занимайся своими делами.

Не успел положить трубку, как в палатку зашли спецназовцы, чтобы забрать корректировщиков: Кравченко уходит со своей группой по Сунженскому хребту в тыл боевиков, а капитан Тругуб с другой группой переправится через реку Сунжа и уйдёт на несколько дней за передок.

Покончив с текущими делами, я в десять часов был уже на КНП полка на горе Чёрная, так мы окрестили высоту 434.4. День был прекрасный, солнце заливало своим светом холмистые окрестности, щедро делясь не только светом, но и скупым осенним теплом. Воздух был кристально чистым и местность просматривалась на десятки километров. Хорошо был виден Грозный, ещё лучше видны были склоны предгорья гор южнее нас. Я вёл большим оптическим прибором по селеньям: Кулары, Лермонтов-Юрт, Гехи, Шаами-Юрт, Ачхой-Мартан, всё поворачивая прибор правее и правее пока не уткнулся в Бамут. Хотя до него было далеко, но я мог достаточно подробно рассмотреть это село, за которое шли бои. Вот и сейчас на её окраине подымались частые клубы разрывов снарядов, а чуть в стороне деловито заходили и накрывали цель две пары вертушек. Опустив немного прибор, я упёрся взглядом в Самашкинский лесной массив, который располагался на площади в сорок квадратных километрах, и где по разведданным в лесу базировались несколько чеченских отрядов. Вздохнув, я повернул наблюдательный прибор на поле предстоящего боя. За КП первого батальона уже сосредоточилась вторая рота, здесь же стояло несколько танков, выделялась своими характерными деталями инженерная машина разграждения и ещё одна машина сапёрной роты. Всего, как я насчитал, собралось 24 единицы техники, вокруг которых суетилось около сотни солдат, завершая последние приготовления к броску вперёд.

Я бросил взгляд на часы – 10:43. Пора.

– "Ока"! Цель 1398, навести, готовность доложить. – Цель была обработана заранее, осталось только навести.

– "Ока Готова". – Прозвучало в эфире. Я следил за движением секундной стрелки, и когда она завершила свой очередной круг, выдохнул: – Огонь!

Я повернул голову в сторону огневых позиций, которые прекрасно просматривались с КНП полка. Первый дивизион опоясался дымками и взблесками выстрелов. Резко повернулся и в бинокль стал смотреть на цель – небольшая высотка, которая господствовала над этим сектором местности. Прошелестев несколько в стороне от полкового наблюдательного пункта, снаряды дивизиона подняли султаны чёрных разрывов, и к моему огорчению, на большой площади, причём не долетев до высотки метров триста.

Возмущённый я схватил трубку радиостанции: – Ока! Ока! Чёрт побери, что вы творите? Основными, веер сосредоточенный, дальше триста. Огонь!

Пока артиллеристы первого дивизиона вводили корректуру, я стал наблюдать за работой первой миномётной батареи. Тут всё было в порядке. Миномётчики чётко и слаженно работали на огневой позиции и миномёты с завидным темпом выплёвывали мины, которые по крутой траектории уходили сначала вверх, а достигнув самой высокой точки, падали вниз и накрывали узкие ленты зелёнок на пути продвижения пехоты.

С огневой позиции дивизиона снова послышался залп, но уже основными орудиями и теперь разрывы поднялись сзади высотки.

– Ока, дальность меньше 100. Огонь! – Теперь разрывы легли нормально.

– Ока, цель 1398, огневой налёт 10 минут. Огонь! – Теперь осталось только наблюдать, как начальник штаба дивизиона сработает.

Результаты огневого налёта меня слегка разочаровали. Залп по дальности лёг нормально, но веера сосредоточенного, когда все снаряды дивизиона ложатся на пятачке цели, не получилось. В принципе, цель была накрыта, но хотелось увидеть разрывы снарядов именно на вершине высотки, где находились окопы духов. Остальные снаряды легли вокруг высоты. Командир полка остался доволен артиллерийской подготовкой атаки, а я досадливо поморщился. Первый дивизион мог бы накрыть цель и с первого залпа, да и обеспечить более высокую кучность разрывов. Я ещё раз вздохнул, вызвал по радиостанции начальника штаба, пристрелял основным орудием вершину высоты, назначил методический огонь и с удовлетворением стал наблюдать, как каждые тридцать секунд на высоте появлялся разрыв снаряда.

Пока я занимался с артиллерией, вторая мотострелковая рота с приданными танками и сапёрами позади вытянулась из-за КНП батальона и эта стальная махина устремилась вперёд. Я прильнул к окулярам двадцатикратного прибора и теперь с близкого расстояния наблюдал за движением двух десятков бронированных машин, которые беззвучно, посвёркивая гусеницами и выкидывая высоко в воздух куски земли, мчались к высоте.

Завороженный неумолимым движением танков, БМП я вдруг представил себя простым красноармейцем, сидящим в окопе с трёхлинейкой, с несколькими гранатами и бутылками с зажигательной смесью, в лучшем случае, а на меня несётся вот эта махина стали, готовая раздавить, раскатать, убить. Но я должен её остановить, даже ценой своей жизни. По позвоночнику прокатилась волна холода и я повернулся к командиру полка.

– Товарищ полковник, теперь я воочию понимаю, какой подвиг совершили наши отцы и деды в Великую Отечественную войну.

Полковник Сергеев, прильнул к окулярам и с минуту наблюдал за действиями пехоты, а потом отдвинулся от оптического прибора и только задумчиво протянул: – Мда… .

Пока бронированные машины с пехотой внутри приближались к высоте по жёлтому от высохшей травы полю, миномётчики перенесли туда огонь и беглым огнём обстреляли всё вокруг неё. В довершении, танкисты не останавливаясь, сделали несколько выстрелов по высоте. Я дал команду на прекращении методического огня по высоте и первый дивизион, выпустив несколько залпов в тыл позиций боевиков умолк, а ещё через пару минут пехота показалась на вершине высоты. Дело было сделано и чеченцы, на наше удивление, противодействия не оказали. Со второй роты пришло сообщение, что окопы противника есть, подготовленные к обороне, но использовались лишь для наблюдения за нами.

Сзади нас и сбоку послышался стремительно приближающийся рокот вертолётов и над нашим КНП пронеслась пара вертолётов огневой поддержки. Авианаводчик удивлённо схватился за микрофон и что-то затараторил по радиостанции, а выслушав ответ, повернулся к командиру.

– Товарищ полковник, вертолётчики заблудились. Может, мы их используем в своих целях?

Командир даже не раздумывал: – Товарищ майор, давай, направляй их за высоту и пусть они там прочешут все зелёнки вплоть до самой Алхан-Калы.

Авианаводчик радостно мотнул головой и бросил несколько фраз в микрофон. Вертолётчики сделали прикидочный круг и ринулись за высоту. Сделали горку и тут же ударили неуправляемыми ракетами. Авианаводчик доложил командиру, что вертолётчики обнаружили в километре от новых позиций второй роты два чеченских БТР, дот и теперь атакуют их.

Вертолёты, сделав круг, снова пошли в атаку и дали ещё один залп ракетами.

– Товарищ полковник, один БТР подбит, второй уходит. Около подбитого лежат два духа.

– Молодцы!

Через несколько минут новый доклад – уничтожен дот около кладбища, недалеко от Алхан-Калы. Поработав ещё пушками по зелёнкам, вертолёты улетели от нас.

Выслушав доклад командира батальона, Сергеев отдал приказ на закрепление на новых позициях и мы приготовились к убытию на КП, но в это время наше внимание привлекла автоколонна, которая спокойно пылила вдоль Самашкинского леса в сторону Закан-Юрта. То, что эта была колонна какого-то полка сомнений не было, но как она туда попала и куда сейчас свёрнёт – это был ещё тот вопрос. Командир ринулся к радиостанции, но взяв в руку микрофон, вновь его положил на место. Из расположения третьей роты выскочило два БМП и ринулись к железнодорожному переезду, куда подходили головные машины автоколонны, готовые свернуть в сторону чеченского селения. Они успели вовремя и мы с облегчением перевели дух, увидев, как колонна, завернув в нашу сторону, тяжело стала подыматься к командному пункту полка.

– Чёрт побери, что это за дурак вёл колонну? – Командир полка стёр со лба пот и замер в удивлении. Замерли и все кто был на КНП полка, а затем повернулись в сторону мощного гула, донесшегося издалека.

– Борис Геннадьевич, – возбуждённо воскликнул Сергеев, – блин, я же совсем забыл, ведь это запланированный группировкой массированный огонь. Говорят, до тысячи стволов будет участвовать.

Действительно, я тут же вспомнил распоряжение начальника артиллерии группировки. Впрочем, в связи с сегодняшней атакой, оно нас не касалось, но в нём говорилось о двух массированных ударов: первый по позициям боевиков в районе Бамута, а второй по всей площади Самашкинского леса, где скрывались несколько отрядов боевиков. Вот и сейчас, все склоны гор за Бамутом кипели от разрывов тысяч снарядов.

– Товарищ полковник, второй то удар будет по Самашкинскому лесу, а вы вчера разрешили жителям Закан-Юрта за дровами в лес сходить.

Командир с досады плюнул на землю: – Ничего себе, сейчас они за дровами сходят…

В томительном ожидании прошло десять минут и второй массированный удар тяжким молотом обрушился на Самашкинский лес. Снаряды и ракеты равномерно накрыли всю площадь леса, который лежал в пяти километрах от нас и с вершины высоты проглядывался во всех направлениях. Это был первый залп, после которого в течение пяти минут по лесу вёлся беглый огонь. Снаряды рвались, мощно выкидывая вверх клубы дыма, обломки, а иногда целые деревья. Хотя Самашкинский лес был площадью сорок восемь километров, но тысяча стволов и несколько тысяч снарядов, которые обрушились на лес, свели преимущество огромного пространства к минимуму. На какой бы участок леса мы не смотрели, везде видели вздымающие к небу разрывы. В конце огневого налёта, несколько снарядов всё-таки оторвались от цели и упали среди домов на окраине Закан-Юрта, где поднялась вверх красная кирпичная пыль от попадания снарядов в дома.

Пробыв на высоте ещё минут пятьдесят, мы спустились на командный пункт полка, где нас уже ждало сообщение из третьей роты. К ним с белым флагом пришёл Саид и сообщил, что в то время когда начался обстрел леса, он проводил митинг селян в пользу поддержки российской власти. И именно в толпу упали те несколько снарядов, разрывы которых мы видели. Восемь человек тяжело ранено и Саид просит медицинской помощи.

Командир тяжело вздохнул и отдал распоряжение отправить в расположение третьей роты врачей, туда же привести и раненых чеченцев. Уже через час первых раненых привезли к

вертолётной площадке и их тут же эвакуировали вертолётами в госпиталь. Разобрались мы и с автоколонной, которую тоже отправили в штаб группировки. Не успел я уйти на обед, как новое сообщение, уже касавшееся Кравченко: позвонили с Екатеринбурга с известием, что его отец находится при смерти. Как он вернётся из разведки, его надо отпускать домой.

28 ноября 1999 года. Вчера еле дождался смены, так сильно хотелось спать, даже не пошёл

6:50 на ужин, пришёл в салон и завалился спать, приказав разбудить меня

в четыре часа утра. Но разбудил в половине первого ночи меня Мишка Хмелёв: – Боря, командир зовёт тебя к себе.

– Что случилось? – Я сел на кровати и сладко потянулся, а потом начал быстро одеваться слушая друга. Хмелёв, увидев на столе палку сырокопчённой колбасы, отломил от неё здоровенный кусок и усиленно двигая челюстями стал рассказывать, как полковник Сергеев решил проверить охрану командного пункта.

– Боря, ну и влетело мне. Как назло нигде часовых нет, все дрыхнут. Так, кое-где стоят солдаты и то толку нету: пароля не знают, действуют неуверенно. Короче бардак. Командир сейчас сидит у себя злой и требует тебя.

– А я то зачем ему нужен?

– У тебя тоже не было часового.

Я коротко матернулся, натянул бушлат, взял карту и вылез на улицу: часовой маячил около прицепа. Осветил его фонариком – разведчик Попов.

– Попов, где был когда командир проверял?

– Товарищ подполковник, я как раз подкидывал дрова в печку в прицепе. Тогда он и пришёл, – виновато проговорил солдат. Я сплюнул от злости, но ругать Попова не стал. Такой порядок, существовал уже давно, что часовые подкидывали дрова в печки прицепа взвода и в моём салоне, чтобы не держать на ночь отдельно истопников. Прекрасно понимая, что это грубейшее нарушение, но порядка не меняли.

– Борис Геннадьевич, – недовольным возгласом встретил меня командир полка, – ну, у тебя ведь всегда была налажена служба. А тут прихожу и часового нет. Я могу понять что у нас на ПХД бардак: у прапорщика в подчинении две бабы и три повара. Им и не до охраны, им кормить надо нас, но у тебя то, что за балдёж?

Командир ещё долго возмущался отвратительной охраной командного пункта полка, а когда иссяк, достал из шкафчика бутылку водки и тарелку с колбасой. Я раскрыл карту мы выбрали цель около Алхан-Калы и жахнули туда 2мя залпами вторым дивизионом. Ушёл я от командира в три часа ночи, а проснулся в 6:30. Читсяков не стал меня будить: хочет мне что-то доказать. Ну, это его проблемы.

12:05 Начал работать первым дивизионом майор Тругуб, он ушёл со спецназом за передок. Ис-

тратил на пристрелку 14 снарядов. После пристрелки навели весь дивизион, определив

цель как взводный опорный пункт.

Эти и следующие сутки придётся на ЦБУ дежурить нам с Чистяковым по очереди вдвоём. Кравченко ещё не приехал с отпуска по семейным обстоятельствам, а Гутник сопровождает корректировщиком колонну в Моздок.

…– Гутник, быстро собирайся, готовь радиостанцию, через час едешь корректировщиком с колонной в Моздок. Да и реши все вопросы взаимодействия со старшим колонны. – Я сел на свою кровать и потянулся к чайнику, чтобы налить себе кофе.

Гутник без энтузиазма выслушал мой приказ и промолчал, не двинувшись с места.

– Товарищ капитан, я не понял? Ты чего сидишь? Вперёд. – Я отхлебнул кофе и с недоумением уставился на офицера, который продолжал упорно сидеть на табуретке. – Гутник ты меня слышишь?

– Слышу, товарищ подполковник, – Володя поднял на меня полные тоски глаза, – Может быть, пошлёте вместо меня Чистякова? А?

– Ты чего? Чистяков здесь мне нужен. Он всё-таки старший помощник. А что за проблемы, я не понимаю?

– Да, напьюсь я там, товарищ подполковник. Наебенюсь, не смогу удержаться. – Гутник вскочив с табуретки, подскочил к моей кровати и горячо заговорил, – Товарищ подполковник, прикажите мне не пить. Прикажите и смогу удержаться.

– Ты чего, Володя? Ты чего за ерунду несёшь? Какой приказ? Возьми да не пей….

– Да, не смогу я так удержаться, а вот если прикажете – то удержусь.

Я был обескуражен той беспомощностью и безнадёжностью, которая прозвучала в его голосе. Ну, не законченный же он алкоголик, надо попробовать убедить его.

– Володя, а ты не пей – просто не пей и всё. Бери пример с меня: я выпью свою норму, которую определил и всё – ведь не пью. Зачем тебе приказы? Посмотри на меня и не пей….

– Не могу, – тихим и тоскливым голосом произнёс Гутник, у него уже прошёл весь запал и он опять понурился, – я как увижу водку, так всё забываю. Каким то уровнем мозга понимаю, что нельзя, но остановиться уже не могу: пока не вырублюсь – не остановлюсь. Вот такие мои дела.

Да, дела – это серьёзно. Придётся, как это не дурацки выглядит – приказывать. Я тяжело вздохнул и, добавив максимально металла в голос, рявкнул командирским голосом: – Товарищ капитан, Встать. Смирно. Слушай приказ. – Гутник вскочил и вытянулся в струнку.

– Запрещаю вам в период командировки в город Моздок употреблять любые спиртные напитки. Вольно.

Володя подскочил ко мне и затряс меня за руку: – Спасибо, товарищ подполковник, я выполню ваш приказ. Вот увидите, я выполню, – начальник разведки схватил шапку и выскочил из салона, а я лишь покачал в удивлении головой – дебилизм, да и только. Всё равно напьётся.

18:00 Еле досидел до обеда на дежурстве, опять сильно клонило в сон и обедал я уже в полу-

дрёме. Добрался до кровати и провалился в тяжёлый сон без сновидений, но поспать мне дали только один час.

– Товарищ подполковник, товарищ подполковник, – меня за плечо осторожно тряс командир взвода лейтенант Шумков.

– Чего тебе? – Я открыл глаза и с неудовольствием посмотрел на своего подчинённого.

– Товарищ подполковник, ПРП с места сдвинуться не может. Двигатель работает, всё

нормально, но с места двинуться не может.

Сон мигом слетел с меня – ПРП это единственная ценность, которая была в полку у начальника артиллерии. Без него я как без рук и глаз.

– Шумков, поубиваю вас всех, – заревел я от нахлынувшей злости, – она же вчера ещё ездила

нормально. Абакумов её передал исправленную честь по чести этому Бердюгину. Всех поубиваю гадов. – Ещё раз пообещал я и выскочил на улицу.

ПРП стояло у прицепа взвода и вокруг него собрались практически все солдаты взвода, а механик-водитель озабоченно носился вокруг машины, не понимая в чём дело. Двигатель работал нормально, обдавая нас горячим чистым выхлопом без масла, как у многих БМП или у ПРП второго дивизиона. По моей команде Бердюгин несколько раз газанул – двигатель реагирует тоже нормально, никаких посторонних звуков в работе двигателя, но тронуться с места машина не может. Так как на этом мои познания заканчивались, я ещё раз обошёл вокруг машины и приказал очистить ведущие катки от набитой туда грязи. После чего машина, хоть с трудом, но сдвинулась с места.

– Давая, Шумков, езжай в дивизионы и отвези туда гуманитарку, которая им досталась.

Заодно прогонишь ПРПэшку, может разойдётся, а я договорюсь на завтра чтобы в ремонтной роте посмотрели её.

ПРП с командиром взвода и солдатами уползло по густой грязи, а я поняв что мне больше не уснуть, ушёл дежурить на ЦБУ.

Время за разговорами с товарищами пролетело незаметно. На улице уже совсем стемнело, когда в палатку шумно ввалился Дима Щипков и сразу же направился к моему столу.

– Боря, я тут развернул свою систему "Арбалет" и засёк несколько точек, откуда ведутся интенсивные переговоры между боевиками. Давай посмотрим, где они находятся и если ты достаёшь по дальности – то долбанём по ним. – Дима передал мне список координат и мы склонились над картой. Через пять минут, закончив наносить будущие цели, я выпрямился. Все цели находились в полосе действий 245 полка в одном из населённых пункте и вокруг него, но мы могли спокойно их достать огнём артиллерии.

– Дима, нормально. Давай накроем.

– Боря, давай так. – Товарищ в азарте аж вскочил, – сейчас пронумеруем эти цели от единицы до одиннадцати. Я ухожу в свою КШМ и как только кто-то из них выходит в связь, я называю номер, а ты туда наносишь удар.

Дима убежал, а я навёл второй дивизион в центр района целей, чтобы сократить время наводки. Долго ждать не пришлось: резко зазвонил телефон и голос Щипкова выдохнул – Седьмая.

Быстро передал данные на огневую позицию и через полторы минуты 24 снаряда прошелестели в сторону населённого пункта. Глухие, от большой дальности, разрывы, а через две минуты радостный вопль Димы Щипкова рвался из телефонной трубки: – Боря, передача прервалась прямо на полуслове. Накрыли мы их….

Таким образом мы открывали огонь ещё несколько раз и через час Дима доложил, что интенсивность радиообмена в том районе значительно снизилась. Договорившись повторить такой приём завтра, я углубился в изучение данных по запасам боеприпасов на огневых позициях дивизионов и миномётных батарей.

– Товарищ подполковник, – я поднял голову и окинул взглядом дежурного телефониста с роты связи, который нерешительно переминался с ноги на ногу у моего стола. Был он из контрактников, прибывших из последнего пополнения. – Товарищ подполковник, я понял что вы сейчас стреляли по этой деревне? – Контрактник ткнул пальцем в карту.

– Да. А что? – Я окинул заинтересованным взглядом контрактника.

– Да, я вам пару целей там предложил бы…, – контрактник замолчал, неуверенно поглядывая на меня.

– Ну…, – поощрил я бойца.

– Я, товарищ подполковник, родом оттуда. В девяностом году закончил среднюю школу и ушёл в армию. Ушёл с радостью, если бы не ушёл, то сбежал бы оттуда всё равно. Вроде бы и родители здесь жили с пятидесятых годов, и я родился там и жил, дружил с местными пацанами из чеченцев. Учился вместе с ними в школе. Вроде бы должен быть с ними на равных. Так нет – я всегда чувствовал себя среди них чужим, постоянно терпел от них унижения и издевательства. Видел с каким презрением местные чеченцы относились к нам русским, ко мне, к моим родителем, конечно не все, но многие. Особенно из молодых и борзых. Я ещё в армии служил, когда узнал что мои родители вынуждены были за бесценок всё продать и уехать в Россию из-за этого. А кому они там нужны простые и из рабочих? Вот до сих пор они и перебиваются в Курской губернии, а я от этой ненависти и воевать пошёл. Скоты они: они всем что имеют русским обязаны, а возомнили о себе, что они выше всех. Вот я и предлагаю вам сейчас врезать по некоторым домам.

– Это ты хочешь просто отомстить им за детские обиды или как…? – Я уже с интересом разглядывал двадцатисемилетнего солдата.

– Товарищ подполковник, – контрактник склонился ко мне и понизил голос, – да и хотя бы и за детские обиды отомстить: зато как они меня вылавливали после школы и били. Били не просто, а били ногами, толпой. Причём, старались больше унизить: после того как изобьют в довершении ещё и оплюют. Да, хочу отомстить и за всех русских, которых они унижали в Чечне. Отомстить и за их гонор. Я хочу на карте показать их дома. Они тогда уже будучи волчатами хороводили и сейчас наверняка, ну просто наверняка в бандитах, и там тоже не в простых боевиках ходят. Я пацаном в школу ходил, а их родители строили хоромы. Причём, точно знал, что их родители не работали, как мои вкалывали. На трудовые деньги такие дома не отгрохаешь. Давайте, товарищ подполковник, стрельнем туда, – связист последние слова произнёс почти умоляюще.

Я долгим взглядом посмотрел на контрактника, который столько лет носил в себе ненависть и пододвинул к нему карту: – Показывай, солдат, снарядов не пожалею…

29 ноября 1999 года В 4 часа заступил на дежурство и спокойно до дежурил до совещания,

15:20 на нём договорился с зам. по вооружению о ремонте ПРП в первую

очередь. Через час прихожу в салон, а Шумков сидит у печки жмурясь от тепла и никуда не спешит.

– Товарищ лейтенант, ты что обалдел что ли? В шестнадцать часов уже стемнеет, а тебе до ремонтной роты ехать целый час. Ну-ка сделай, чтобы я тебя через пять минут здесь не видел, – командир взвода вскочил с табуретки, схватил автомат и выскочил из салона, а я распахнул дверь и прокричал в суету, которая уже царила вокруг ПРП, – Шумков, пока не отремонтируешь машину не возвращайся.

Через полчаса я в компании зам. по тылу, зам. по вооружению и майора Бубенчикова поехали на рекогносцировку – выбирать место для следующего КП и ТПУ полка. Вроде место нашли, но с огневыми позициями дивизионов я не определился. То место, которое я планировал, было уже занято реактивным дивизионом моего друга Игоря Дунаева. Хотя самого Игоря не было, встретили меня тепло, неплохо посидели и мы отправились обратно к себе. Проезжая мимо полуразрушенных зданий бывшей нефтебазы наблюдали, как её занимали подразделения штаба нашей группировки, которая перемещалась ближе к переднему краю. Время до обеда было достаточно и я привёл себя в порядок: умылся, побрился, подшил чистый подворотничок и решил немного поспать, но в голову лезли разные мысли и немного повертевшись я поднялся с кровати. После обеда сменил Чистякова, а через час появляется радостный и трезвый Гутник, вернувшийся с колонной из Моздока.

– Товарищ подполковник, вернулся, всё нормально, – Гутник стоял передо улыбаясь и гордый от того, что он вернулся трезвый.

– Надо его похвалить, – мелькнула у меня мысль, – Ну, что ж, товарищ капитан. Молодец – можешь выполнять приказ.

– Товарищ подполковник, я там коньяка привёз. Сам ни-ни. – Володя расцвёл от похвалы, – иду около аэродрома, а тут ко мне подваливает мужик и предлагает 36 бутылок коньяка. Я всё и купил. Всё вам.

Я в лёгком смущении покачал головой: – Володя, на фига это нужно было.

– Не, товарищ подполковник, это вам от меня. От чистого сердца, – Гутник даже руки протестующе выставил перед собой.

– Ну, ладно, Володя, я потом приду. Иди.

….А ещё через час появился радостный Шумков и отрапортовал: – Товарищ подполковник, ПРП исправна. Оказывается, новый механик-водитель перетянул фрикционные ленты, вот машина и не ехала.

– Шумков, я думаю что тебе надо сурово поговорить с Бердюгиным и самому впредь следить за состоянием машины.

30 ноября 1999 года. Вчерашний день так просто не закончился: через некоторое время в

8:30 палатке вновь появился Шумков и, понизив голос, почти прошептал

мне на ухо: – Товарищ подполковник, вас просит подойти майор Чистяков.

Оказывается, к нам пришёл Бубенчиков с закуской и выпивкой: хочет представиться за очередное звание "майор". Водку убрали, а на стол выставили привезённые Гутником коньяк, который на удивление оказался очень даже неплохим.

– Так, ребята. Этот коньяк мне привёз Гутник, поэтому десять бутылок я забираю к себе в НЗ, – я взял десять бутылок со стола и засунул их к себе под кровать, – ну, а остальные пускаем на круг.

Чем вызвал дикий восторг среди товарищей, лишь Гутник скромно сидел несколько в сторонке и на моё предложение сесть за стол, категорически отказался, хотя, по нему было видно, что он очень хотел присоединиться к нам. Но, молодец, выдержал характер и лишь со стороны наблюдал за нами. Через полчаса пришёл Чупин, потом появился Марат Беляев со своим старшим офицером. Подходили и уходили другие офицеры, но это было уже мимоходом: короче, офицерская пирушка шла своим ходом и работала, как это не странно, именно на укрепление офицерского коллектива. Чистяков быстро опьянел и начал выкладывать свои обиды – раз я вас не устраиваю, то я обязательно уйду, как приедем в полк. Этот вариант он в течении получаса обсасывал в слух и причём во многих вариациях. А закончил он тем, что высказал мне обиду за то, что новенькая разгрузка досталась не ему, а Гутнику. Молча, кивая на бредни Чистякова, я про себя думал – как только вернусь обратно в Екатеринбург, так сразу же начну набирать свою команду и с ними буду работать. Посидев ещё немного, я взял две бутылки коньяка и направился к командиру полка, где тоже собрались офицеры. Только я выставил коньяк на стол, как пришёл старшина разведчиков, который вернулся из отпуска, и подарил командиру полка литровую бутылку водки "Настоящий полковник". В салон я вернулся далеко за полночь. Чистяков пьяный в стельку спал, Гутник трезвый – дежурил. Посчитал оставшийся коньяк, шесть бутылок, и решил его не прятать от своих офицеров. Решил провести эксперимент – сумеют они удержаться и не напиться или нет?

В четыре часа утра я сменил Гутника и начал читать записи за прошедший день в журнале оперативного дежурного. Обычный день, ни чем не отличающийся от других: в зенитном дивизионе перевернулся Урал с зенитной установкой. Гнали на большой скорости и в грязи машину занесло. В итоге у одного солдата сломано бедро. Оперативный дежурный рассказал, что вчера 15 полк весь день бился за перекрёсток дорог в селении Алхан-Юрт, который удерживали до двухсот боевиков. Мы ранее передали им 10 танков и поступила команда отдать им на усиление ещё девять.

Я вышел из палатки глотнуть свежего воздуха и стал смотреть в сторону Алхан-Юрта, который даже ночью продолжали обстреливать из всех видов оружия. Несколько домов горело, отбрасывая багровые отблески на низкие облака, а пулемётные трассы, разрывы снарядов и мин оживляли картину ночного боя. После того как 15ый полк захватит Алхан-Юрт, то они и 752 полк пойдут с охватом по южной окраине Грозного вплоть до Чечен-Аула. Жалко, я думал что это мы пойдём туда. 245 полк сегодня или завтра встанет левее нас.

17:00 Сегодня у Вали день рождения, но у нас связь вышла из строя и вряд ли я смогу дозво-

ниться до неё, но всё-таки попробую по другому каналу. В 12 часов с командиром выехали в район второй роты. Я накатил 150 грамм коньяка, взяли видеокамеру и поехали. Опять появились на самой передней точке обороны полка и в бинокли осмотрели туманную Алхан-Калы. Но спокойно постояли лишь три – четыре минуты, как нас накрыли из 82 мм миномётов. Мы отошли за зелёнку и на наше место выдвинулся танк, который обстрелял окраину села. На обратном пути проехали через огневую позицию "Ураганов", здесь я показал командиру на лежавшие прямо на земле большие ракеты, которые лежали с грубейшими нарушениями. Конечно, после такого хранения они не взрываются или же не долетают до цели. После посещения командира 99 го артиллерийского полка, мы выехали на новое место КП полка, которое понравилось Сергееву.

Вернувшись домой я попытался отпроситься во второй дивизион в баню, но командир запретил: сказал, что нас пригласили на ТПУ на день рождение майора Товбина. Честно говоря, ехать на ТПУ не хотелось и когда ко мне пришёл Товбин и зам. по тылу, приглашать на ночь к себе, я налил товарищам по сто грамм коньяка, поздравил Андрюху с днём рождения и на этом мы расстались.

21:00 ….Я пил чай, когда дверь открылась, и попросив разрешения, в салоне появился

контрактник. С удивлением смотрел я на появившегося солдата с нерусской внешностью, но ещё больше удивился услышав слова сдобренными сильным кавказским акцентом. Как таких берут в армию, да ещё в Чечню посылают?

– Чего надо солдат?

Контрактник начал сбивчиво объяснять ситуацию, в которой он оказался и, с трудом поняв, что он рассказывает, более-менее разобрался – солдат миномётчик первой миномётной батареи, ездил за боеприпасами на ТПУ, на обратном пути заехал на командный пункт к своему знакомому, но задержался здесь и теперь по темноте не знает как доехать до огневых позиций батареи…

Я только тяжело вздохнул, решив завтра жёстко отодрать Мустаева и Каюмова за то, что они отправляют таких солдат за боеприпасами, да ещё без оружия.

– Иди, солдат, ночь переночуешь в УРАЛе, а утром вместе с нами доедешь до батареи.