II

Закат разлился по морю, багровым покрывалом смягчил очертания волн. Чайки заходили на последний круг над водой, а силуэты неподвижно сидящих бакланов, приобрели винно-красный ореол. С моря потянуло прохладой.

Свесившись, Иггерн бросил в чайку мясной жилкой с приставшей к ней зубочисткой. Птица, получив объедком по голове, крикнула гаже обычного и вильнула в сторону.

— Кормить. Птиц принято кормить, а не бросать в них бычками и всякой дрянью.

— Бычками, Яша, я еще не бросал. Потому что еще не курил.

Иггерн отвернулся от моря и пошарил в тазу с мясом. Нашел ребрышко и обгладывая его, полулежа и опершись на свободную руку, умиротворенно смотрел на далекий берег.

— Не рухнет эта штука-то? — бросив обсосанную кость через плечо, спросил он.

— Нет. Крепенько все, не бойся.

— Мне что, — равнодушно заметил Иггерн, скользнув взглядом по двухсометровой ажурной стреле, торчащей из нависшего над морем утеса, — я плавать умею. И летать. Так просто, интересуюсь.

— Угу. А, скажи, хорошее я место для пикников сделал?

— Неплохое. Но в горах было красивее. Помнишь, где в прошлый раз встречались.

— Везде красиво. — Яша запрокинул голову к облакам всех оттенков фиолетового и лилового, указал на них Иггерну.

— Ага. — согласился тот, небо тут роскошное. Но в горах воздух чище. Солью не пахнет. И морской тиной.

Закинув руки за голову, Яша помолчал глядя мимо Иггерна, а тот налил в стаканы шампанского, дождался пока осядет пена и долил до верху.

— Давай, за красоты и пейзажи.

Не меняя положения, Яша посмотрел на друга и качнул головой.

— Давай. Кстати, про горы, ты в Шамбале давно был?

— Давно. — Иггерн высоко поднял стакан и тонкой струйкой влил шампанское в рот. В носу защекотало от пузырьков, он чихнул и выпучил глаза.

— Я тоже давно. Надо бы как-нибудь собраться, проведать там всех.

— Дима их навещал об тот год, защиту подновлял. Все в порядке, все здоровы. А вот, про горы же: как там Лера? Я ее сто лет не видел.

С деланно равнодушным видом, Яша присвистнул и покачал головой.

— Сто? Изрядно. Но я тоже с ней не общался долгонько. Сто не сто, но лет пятнадцать — семнадцать. Тоже забегал кой-какую механику поправить. Охрана, коммуникации, всякое такое. Хочешь сигару?

— Не, сигарету. — Иггерн взял из Яшиных рук новенькую пачку армейского Кэмела и, возясь с оберткой сказал: — Зря вы разошлись. Так у вас все поначалу было ладненько. Прям завидки брали. За все места.

— Игорь, не заводи эту шарманку, — насупился Яша. — она старая, ржавая, а мелодия у ней дурацкая. И не тебе ее ручку крутить. Сами ведь с Ритой разбежались, да еще и крыситесь друг на друга по эту пору.

С равнодушием абсолютно искренним, Иггрен ответил, доедая последний кусок мяса:

— Ты не сравнивай. Мы с Риткой и жили-то не так, чтобы всласть. Да и не крысится никто давно. Она-то, вона кто теперь — хорек с крылышками. А я — великий маг.

Яша прыснул и закашлялся.

— Преувеличиваешь и изрядно. Какой хорек? Я ее видел — типичная фея. С крылышками, да, но никакой не хорек. Разве что, мордочка злобная.

— Ну я и говорю. Нормальный человек станет себе крылья отращивать? И золотую кожу?

— Э, кто нормальный был, тот давно вымер. На себя посмотри — черный как негр, весь как из кочерег скручен, да еще и в зеленых пидорских сапожках.

Иггерн поискал взглядом чайку, не нашел и просто выронил окурок в море.

— Ты, разговор-то на пидоров не переводи. Мы ж об высоком беседовали, об любви. Вы ведь с Лерой любились, что страшное дело.

— А толку? Она ведь, всех любит. Всех жалеет, всем помогает. С моей стороны это гнусно, но меня такой расклад не устраивает совершенно. Не нравится мне на бегу и между важными делами. Мне бы долгие разговоры, взгляды, прогулки… А какие прогулки, если она на себя всех несчастных вешала и со всеми вошкалась.

— Яш, ты на себя не наговаривай, мин херц. Ты ведь, вместе с ней и вошкался и на себя вешал.

— Ну да. — пожал плечами Яша. — Но что с того? Не могу я быть в ряду прочих, кого надо лаской оделить. Да еще в хвосте этого ряда, потому как не болен, не несчастен и никем не обижен. Да и потом, это все вообще невыразимое прошлое. Теперь-то уж подавно невозможно. Ничего невозможно. Как бы мы жили? В этом ее… храме? Как ты себе это представляешь, сожительствовать с объектом поклонения? Ей ведь, без дураков, поклоняются. Со всего мира приходят, кто хворый. У нее даже камни той горы, где храм стоит — целебные. Люди на карачках ползают, следы ее целуют, дары приносят, воскуряют чего-то. Она величественно вышагивает, благословляет и одаряет милостями. И тут я рядышком, ее щекочу и в ушко целую, да?

— Да, а что такого?

— Нету у тебя надлежащего чувства, поэтому не понимаешь. Картинка должна быть цельной. А тут все равно что букет лилий с унитазным ершиком. Чужеродный я был бы элемент. И ей, нафиг не упертый. Она ведь, тоже идею фикс имеет. Хочет весь мир своей санитарно-гигиенической силой накрыть. Чтобы никаких болезней и боли. Никогда. Чтобы все были здоровы и даже всякая рана, мгновенно заживала. Нету у нее ни сил, ни времени на меня.

— Ты, — спросил, доверительно понизив голос Иггерн, — женщину познавал, в смысле, ебался давно?

Яша закутался в теплый меховой плащ, возникший у него на плечах, зарылся носом в пушистый воротник и оттого голос его звучал глухо. Разговор он поддерживал, но без видимого энтузиазма. Больше вспоминал про себя, отделываясь короткими репликами.

— Недавно.

— Олле-Ан, что ли посещал?

— Ее.

— Это правильно. Я пока с Мэб не сошелся, частенько ее навещал. Да и теперь иногда. Все ж таки, старая школа. Все нынешние дриады да нимфы, супротив нее, что плотник супротив столяра.

— Зачем? Я думал, у тебя с Мэб все чудесно.

— А все чудесно. Чистая физиология. Мне часто ночами приперает, а она как стемнеет, обычно сваливает. Она ведь, ночная.

— Это как?

Иггерн улегся поудобнее, глянул на звезды.

— Ну вот, для нас с тобой, ночь это темное время суток. А для нее… Да я сам не понимаю что. У нее какая-то другая система чувств, такое у меня ощущение. У нас их пять-шесть, а у нее может десять или сорок, бог весть. И ночь ей не время суток, а… не знаю. Объяснить она не умеет, нету на это слов или образов. Я только внешнюю сторону вижу: ночные птицы и звери ее понимают и слушаются, цветы распускаются и закрываются когда она хочет. Даже демоны ночью ей подчиняются, а они ведь ребята такие: всегда сами по себе и на всех плюют. А ее уважают и слушаются.

— Я про демонов мало знаю. Видел-то пару раз всего.

— Разве? — Иггерн удивился. — Ты ведь, в отличии от меня, Мадрасскую хартию подписывал.

— Ну вот, там только их и видел.

— О как! Попрошу Мэб, пусть познакомит тебя с парочкой. Они забавные, только сволочи через одного.

— Угу.

— Какой-то ты скучный. Об чем ты там внутри думаешь, об Лере все? Ну извини нас. В смысле, меня и мою шарманку.

Яша не ответил, только глубже зарылся в меховой воротник. Небо стало совсем черным, безлунным и многозвездным.

***

Белые стены и предлинная, снежной чистоты лестница, светлое пятно на фоне буро-красных и серых с прозеленью скал, на середине между подножием и линией вечных льдов, дарили всякому направляющемуся сюда, надежду на то, что путь его, долгий и, возможно, опасный, вскоре завершится. Надежда эта, как часто бывает в горах, с их прозрачным воздухом и ныряющими — петляющими тропами, была несколько обманчивой. От места с которого можно было различить белую лестницу, до первой ее ступени — многие километры. Особенно, если идти пешком. Вверх и вниз и снова вверх.

Многие из тех, кто приходил сюда сам или был принесен близкими на излечение, с досадой морщились и бормотали дурное, когда понимали, что после всех тягот пути, предстоит еще карабкаться по горным кручам и чертовой лестнице, такой длинной, что ее и здоровому-то преодолеть — нешуточное испытание для икр и легких. Однако, многие же потом стыдились своей несдержанности. Потому что, стоило им оказаться в пределах видимости из храма, как навстречу устремлялись люди в белой одежде и крепкие, коротконогие ишачки. Маленькие лохматые ослики довозили страждущих до ступеней, а уж по лестнице пришельцы поднимались поддерживаемые, а если надо, то и несомые людьми в белом.

Исполняющие тяжелую и часто нервную работу встречающих, вовсе не обязаны были этим заниматься. Просто, как-то уж так повелось, что исцеленным частенько приходило в голову, что неплохо бы чем-то отплатить за свое лечение. И когда они об этом заикались, оказывалось, что белой одежды у кастелянш замка предостаточно, любого размера и фасона. Кто-то, считал свой долг исполненным после недели беготни вниз по лестнице и осторожных, чтобы не навредить сопровождаемым, подъемов, кто-то через год, а некоторые оставались навсегда. Им находилось чем заняться.

Были и те, кто предпочитал пожертвовать храму богатств земных. Им это разрешали, хотя, в принципе, храм в этом совершенно не нуждался. С куда большей благодарностью принималось желание не дать, а забрать. Сирот в храмовом приюте всегда было больше, чем желающих взять одного из них в семью и, если уж кто-то изъявлял такое желание, ему не отказывали. Конечно, если он был хорошим человеком (или гоблином, кентавром, сильваном — не важно).

И все шло своим чередом, как-то само по себе, практически не требуя участия Леры. Только не тем она была человеком, чтобы делать что-то лишь тогда, когда оно требуется. И участвовала во всем. В приветствии больных, в вытирании сиротских носов, в устройстве судьбы тех, кто вырос и искал новой жизни вне стен храма. Когда могла. В круговерти текущих дел и главного, поглощающего большую часть ее времени и сил занятия — расширении целительной сферы, которую она взращивала и поддерживала, укореняла в камнях и воде, раздвигала ветром и облаками, Лера давно перестала сердиться на то, что ее обитель называют храмом, саму ее святой и Матерью, а то, что она полагала не более чем добровольной помощью, искренне считают служением высшему существу — ей.

***

Едва замечая хоровод белых одежд, кружащих вокруг нее, сметающих пылинки оттуда, куда должна была ступить ее нога и мгновенно исчезающих если возникал шанс оказаться на пути ее взгляда, Лера шла между рядами больных, каждого из которых сопровождали люди в белом. Для исцеления достаточно было просто пожить под кровом храма и, спешка была совершенно ни к чему — ни одна болезнь не смела прогрессировать под этими сводами и выздоровление наступало обязательно, в считанные дни. Но всякий болящий хочет избавиться от хвори как можно быстрее и об этом Лера не забывала никогда. Ее прикосновение мгновенно дарило полное исцеление, непрошибаемый иммунитет и абсолютное здоровье на всю оставшуюся жизнь. И Лера ежедневно шла раскинув руки, а больные и увечные тянулись, чтобы коснуться ее пальцев. Тех, кто не мог двигаться, подносили к Лере люди в белом.

От галереи с исцеленными, Лера повернула к проходу, ведшему наверх, в ее покои. Проходя мимо закрытой хрустальной плитой и увитой вечно цветущими красными бромелиями ниши, Лера прикрыла глаза. Там, в нише, лежал прах Катушки. Десятки лет назад, Лера перенесла его сюда. Не составило бы труда найти того, кто смог бы оживить девочку. И уж конечно, никто из тех кто это умел, не отказал бы Лере. Но она не искала и не просила. Ей бы теперь несложно было бы сделать так, чтобы Катушка всегда оставалась здоровой. Телесно. Мир все еще был преисполнен страданий, люди и нелюди с увлечением резали друг другу глотки и делали это хоть и не так масштабно как раньше, но с не меньшим воодушевлением. А порой и с большим.

Сюда, в храм, доходили слухи со всех концов света. И про гоблинские войны, превратившие цветущую Антарктиду в пропитанную кровью губчатую лавовую пустыню. И про учиненную демоном Ках'О'кахом, царем ифритов, как он сам себя называл, Огненную Неделю, стершую с лица земли Вольный Флот. И, про чудом выигранную, благодаря совету Иггерна Радуги, войну короля Алеатара с полчищами умертвий некроманта Неррито. Лера тогда так и не поверила, что Игорь ограничился советом. Как-то это было на него совершенно непохоже.

Так или иначе, но Лера прекрасно осознавала, что оживлять Катушку в таком мире, значит обрекать ее на постоянные страдания, которые в конце концов уничтожат пусть не тело ее, но наверняка разум. Ведь ограничить ее способность воспринимать чувства других, Лера не смогла бы. Да и никто бы не смог.

Дойдя до своих комнат, Лера мановением руки захлопнула изукрашенные (подарок исцеленного от костоеды художника) резьбой по ганчу двери. Вышла на нависающий над храмом, лестницей, вершинами и пропастями, лишенный каких-либо ограждений карниз. Скинула, удерживаемое единственным узелком на плече, широкое платье. Встала, прижавшись спиной к красной скале, узкой и по геологическому капризу достигавшей чуть ли не до самой линии Мохоровича, пронзая складки горы. Раскинула руки, как только что, когда исцеляла больных и закрыв глаза стала поить своей силой, своей магией, видимую только ей и только внутренним зрением сферу. Сфера была не самым рациональным вариантом. Проще и быстрее было бы ограничиться колпаком, который накрывал бы поверхность земли. Но Лера не собиралась обделять своим даром никого. Ни червей, ни вулканических бактерий, ни непокидающих глубинную магму демонов-затворников.

Истекая потом, загоняя сердце до бешенного ритма, Лера поила свою сферу и чувствовала как она растет. На волос, на игольное острие, но растет. А снизу, как всегда смотрели на нее сонмы храмовых служек и пациентов. Смотрели без тени вожделения, с одним только преклонением и щемящим восторгом, на блестящую от пота титаническую фигуру женщины с бедрами, достаточно широкими, чтобы родить дюжину младенцев одновременно, грудью, которая могла бы их вскормить и еще осталось бы для всех сирот мира, руками, способными защитить любого кто нуждается в защите.

Обессилев, Лера отлепила мокрую спину от побелевшего там, где она его касалась день за днем многие годы, камня. Медленно надела и запахнула платье. Уронив руки вдоль тела, едва волоча ноги вернулась в комнату. Упала в широкое прочное кресло, не глядя потянулась и взяла кувшин с ледяной, пахнущей мятой водой, всегда оказывающийся здесь как раз тогда, когда ее работа заканчивалась. Лера давно забыла кто его приносит, но неизменно проговаривала трясущимися от усталости губами "Спасибо, милая.", прежде чем припасть к кувшину губами, а ополовинив, выплеснуть остатки на голову и за пазуху.

Обычно, после этого она несколько минут сидела неподвижно, ждала когда уляжется дрожь в мышцах, исчезнет ощущение что вода вылитая на грудь, вскипает едва соприкоснувшись с кожей. Но в этот раз, отдохнуть Лере не удалось.

Резные двери стукнулись о стены и загудели, а человек в белом, с разбегу распахнувший их, не удержал равновесия, плюхнулся на живот и в таком, весьма комичном, если бы не выражение тревоги на лице виде, подъехал по полированному лабрадориту пола, к Лериным ногам.

— Ты чего? Расшибся? — Нагнувшись, Лера коснулась растрепанных волос на голове упавшего. Если он и получил при падении какую-то травму, то теперь от нее не осталось и следа — на это-то ее сил всегда хватало.

— Нет, Матерь, это не я, неважно. — не поднимаясь, растянувшийся у Лериных ног, говорил быстро и взволнованно.

— Правильно говорить "мать", а не "матерь". Что случилось?

— Тот человек, я его никогда раньше не видел, но он похож на того… про которого ты завещала, чтоб он как ты сама… ну, предание. Тот, кто создал защиту храма, который этот… беда там.

Вскочив на ноги и едва не наступив на голову лежащему, Лера заорала так, что распахнутые двери снова захлопнулись:

— Что с ним!?

— Так он там… за Стальным Поясом, его там это…

Не слушая дальше, Лера тяжко сотрясшими пол прыжками вылетела на карниз, покачнулась, схватилась рукой за скалу и вгляделась вдаль.

Стальным Поясом именовали цепь ржавых столбов, окружавших, на некотором отдалении, гору, на склоне которой стоял храм. На столбах висели золотые щиты, предупреждавшие, что всякого кто придет сюда с какими-либо недобрыми помыслами, поджидают ловушки и западни, знакомство с которыми будет не просто неприятным, но и попросту смертельным. Это было абсолютной правдой. В давние времена, Лерины друзья как следует позаботились о безопасности ее заведения.

Вот вблизи этой-то цепи столбов, и вились клубы пыли, вспыхивали разноцветные огни и мелькали неузнаваемые невооруженным взглядом фигуры. Плохо соображающая от усталости и возбуждения Лера замешкалась, крутя головой и соображая. Ринулась в комнату, распахнула, сорвав одну из них с петель, узорчатые деревянные ставни на стене. Вгляделась в скрывавшееся за ними металлическое зеркало, принялась было шерудить чуть выступавшими из стены латунными шарнирными ручками. Но не вытерпела, рявкнула грозно и ругательно, вцепилась в зеркало и выдрала его из стены. Бросив зеркало на кресло, по локоть залезла в оставшуюся на его месте нишу, выковыряла, немного помяв, металлическую полоску усаженную рубинами, сунула ее в руки человеку в белом, которого без всякого политеса вздернула с пола за шиворот, толкнула к карнизу.

— Направь и смотри через камни! И не тряси!

Огляделась, вытащила ногтями из стенной панели трехгранный гвоздь и вонзила его куда-то в недра растерзанного устройства. Немедленно, над зеркалом возникло чуть моргающая копия горного склона. Крайне детальная, но развернутая боком. Лера спихнула зеркало на пол, крикнула: "Не тряси! Сдвинь камни!" и упав на четвереньки вгляделась.

На полу разворачивалась безмолвная схватка лилипутов. Лера прищурилась, нагнулась еще ниже. Четверо клыкасто-рогатых гуманоидов оттесняли от цепи столбов высокого юношу с окровавленной, прижатой к груди рукой. Все пятеро крутились и прыгали среди взрывов и огненных сполохов, юноша что-то бросал, чем-то угрожал нападающим, но никак не мог прорваться мимо них к храму.

"Ближе сдвинь! Камни!" — крикнула Лера и вгляделась в увеличившееся лицо юноши. Побледнев, она вскочила на ноги и заметалась по комнате. Бросилась к бюро, откинула крышку, глянула на устройство, позволявшее в случае нужды поднять в воздух весь храм. Зажмурилась, кинулась в угол, где сдернула белое покрывало с кровати. Расшвыряла подушки, одним движением откинула прочь тяжелую кровать. Распахнула спрятанный под кроватью сундучок, набитый амулетами и магическими вещицами. Не глядя на них, вывернула все добро себе под ноги и, бросив сундук на пол, запрыгнула внутрь. Сундучок, может и вместил бы ребенка или карлика, Лере же стенки едва закрывали щиколотки, и ступням места хватило, но в целом выглядело это так, будто она собирается парить ноги в тазу, зачем-то деревянном и прямоугольном.

Подчиняясь мысленному приказу, сундук взмыл в воздух и, с неожиданной для такого небольшого угловатого предмета скоростью и выносливостью, вынес Леру из комнаты и помчал к месту схватки. Человек в белом, все еще стоящий на карнизе, чудом сообразил присесть и чудом же не был сброшен вниз.

Сундук летел, ветер трепал платье и волосы Леры, а сама она балансировала в предельно вульгарной и в то же время необычайно потешной позе. Но это было последнее, что могло бы ее взволновать в то время как она приближалась к месту, где, похоже, юноша окончательно проигрывал бой.

Днище сундука чиркнуло по земле и Лера, не дожидаясь когда он остановится, выпрыгнула и закачалась на скальных обломках. Еще прежде чем восстановить равновесие, она ударила на четыре стороны, неся смерть всем, кроме раненного долговязого юноши, уже упавшего на одно колено и приготовившегося продать свою жизнь, а дорого ли — дешево, как получится. Лерин удар нес смерть, он должен был остановить сердца, затромбировать артерии, подвергнуть мгновенному некрозу нервы и железы, взорвать клетки изнутри взбесившимся осмосом.

И да, кое-какой эффект был. Но отнюдь не тот, на который рассчитывала Лера. Испарился лишайник, погибли куртинки чахлой травы, в хитиновые брызги разнесло цепочку муравьев. А четверо клыкастых, обильно утыканных шипами и костяными гребнями монстров, стояли в вальяжных позах и, прекратив всяческие агрессивные действия щерили зубастые пасти.

Недоуменно глянув на устоявших под ее атакой существ, Лера обернулась, и начала было говорить.

— Яш… — успела произнести она и замолчала, увидев, что на месте раненного молодого человека, стоит, поставив ногу на ее летающий сундук, окруженный красноватой дымкой монстр, похожий на четырех своих недавних противников не меньше, чем они походят друг на друга. Лерины глаза сузились, она шагнула к этому, пятому существу, но то только захихикало, вызывающе вибрируя далеко высунутым огненно-красным языком.

— Что, человечка, хотела нам что-то скверное сделать? Скверное демонам? Глупая толстая мяса! — ороговевшая, с редкой крупной чешуей пятка крепко нажала на сундук и тот, хрустнув, развалился на лакированные досочки.

Один из тех демонов, что не меняли своего обличья, быстро подошел к товарищу-полиморфу и сильно пихнул его, неодобрительно цокнув языком. Повернувшись к Лере, сказал:

— Извини, но этот грубиян прав. Мы не из той же плоти и совсем из другой крови, нежели люди, твари и прочие. И твоя магия с нами, как это не обидно, не пересекается. Ты не можешь нас лечить, но и вреда нам не нанесешь. Разве ты не знала?

Лера молча покачала головой. Сложив руки на груди, она медленно обводила демонов крайне неприязненным взглядом. Волнение и горячка уходили, оставляя вместо себя спокойный гнев.

— Можно и без магии. — сурово и нарочито внятно проговорила Лера и, быстро прыгнув к нагрубившему ей демону, схватила его одной рукой за рог, второй за колено и взметнув в воздух, бросила о камни. Демон визжа откатился в сторону, остальные отпрыгнули подальше и тот, что говорил чуть раньше, примирительно поднял вверх руки.

— Спокойно, не надо этого! Мы не хотим тебя обижать, но колотить нас нельзя. Приложила этого и все, разойдемся мирно.

— Я сейчас разойдусь, ага. — пообещала Лера, — и какая там у вас кровь выясню, и от плоти мало что оставлю.

— Не надо! — настаивал демон. — Отнесись спокойно. Разок проиграла, ничего страшного. Можешь проиграть гораздо больше, если полезешь драться. Это, — успокаивающе говорил демон, — никому из нас не нужно. Ты вынудишь нас расправиться с тобой, а мы совершенно не хотим, абсолютно и категорически не хотим нести за это ответственность. Мы очень хорошо знаем кто ты, и очень уважаем тебя и твоих друзей. Маленькое дельце, никто не пострадал, никто не мстит, хорошо?

— Так что я там проиграла? — Лера выцепила из многословных увещеваний демона главное.

— Так, ничего серьезного… — демон замялся, но вместо него ответил почувствовавший себя в безопасности после того, как откатился подальше, демон, расплатившийся ушибами за несдержанность языка.

— Вон, — ткнул он когтистым пальцем в небо, — было твое, теперь его.

Посмотрев туда, куда указывал палец, Лера разглядела оставляющую за собой дымный шлейф фигурку, на бешеной скорости улетающую прочь из храма. Пока она смотрела, демоны бесшумно отступили подальше и исчезли в каскаде желтого пламени, выбившегося вдруг не-то из-под земли, не-то из воздуха.

***

Обнаружив, что проведшие ее создания исчезли, Лера, не тратя времени зря, побежала к храму. Она не сетовала на то, что не прихватила ничего из содержимого сундучка, а ведь что-нибудь вполне могло помочь ей поскорее попасть обратно или послужило бы оружием против демонов. Но она не корила себя за поспешные и бестолковые сборы — оно того стоило. Ведь, если бы все оказалось таким, как казалось, она успела бы вовремя. А замешкалась бы, прособиралась — наверняка бы опоздала.

Лера добежала до самого подножья лестницы, но дальше ей двигаться самой не позволили. Видя в каком она состоянии, заполнявшая чуть ли не каждую ступеньку толпа людей в белом подхватила ее и где бегом, где просто передавая с рук на руки, в мгновение ока доставила ко входу в храм.

— Кто здесь был и что пропало? — рявкнула Лера.

На первый вопрос внятного ответа не последовало, на второй ей тоже не ответили, а повели, испуганно заглядывая в лицо. Когда Лера увидела оборванные бромелии и разбитое плиту хрусталя, она даже не стала заглядывать в осиротевшую нишу, а сразу побежала в свои покои. Здесь она остановилась, крепко уперлась ногами в пол и, что есть мочи крикнула. Коротко. Один раз.

Спокойно, с окаменевшим лицом она разложила на столе вышвырнутое ей ранее из сундука и отдала в пространство приказ принести большую сумку из ее чулана. Топот ног засвидетельствовал, что приказ услышан и исполняется, но она и так в этом не сомневалась.

Развязав разноцветный шерстяной мешочек, Лера высыпала на ладонь десяток деревянных фигурок. Крохотные пчелы, шмели и осы, грубовато, но вполне узнаваемо вырезанные из сероватой лещины, зашевелились и чуть слышно загудели. Лера поднесла ладонь ко рту и медленно произнесла:

— Все, что летит прочь от храма. Крупнее птицы, мельче дракона. Преследовать. Если получится — закрепиться на объекте. Метить след. Кто ничего не нашел — вернуться.

Лера подбросила фигурки и они, со скоростью далеко превосходящей возможности их живых прототипов, вылетели из храма и, поднявшись в небо, рассеялись. На время забыв о них, Лера подпоясалась красным ремнем с двумя каменными пряжками и закрепила на нем пару кошельков, плоский тул и крепкий мешок, разрисованный черными цветами, которые ночью становились белыми. Сунув за пазуху мешочек из-под деревянных насекомых-шпионов, Лера нанизала на каждый палец по несколько колец, совершенно не заботясь об эстетической стороне дела, но стараясь выбрать самые сильные и полезные. Повесила на шею три ожерелья, кулон с оправленным в сталь лягушачьим черепом и низку сушеных семян. Обвязала вокруг запястья шнурок из конского волоса с рыжей бусиной. Особым угольком прочертила три полосы через все лицо.

Во время сборов, Лера оставалась абсолютно спокойной, руки двигались быстро, каждое движение получалось предельно коротким и четким. Если чего и недоставало, когда очередная вещь занимала свое место, так только характерных металлических щелчков. Подхватив одной рукой здоровенный серый баул, который кто-то уже доставил и положил у ее ног, Лера быстрым шагом спустилась к воротам храма. Не поворачивая головы, бросила:

— Всех магов какие здесь есть — ко мне.

Мгновенно суматоха и так царившая в храме, достигла пиковых высот. Пред светлые очи немедленно явились все имевшиеся в наличии волшебники, как из числа белых одежд, так и из пациентов. Всего, тринадцать человек, два гоблина, лизардмен и длиннорукий карлик неизвестной народности.

— У кого есть леталки? Ковры, кони, лодки, без разницы?

К Лериному удивлению, отозвались только карлик и один из гоблинов. Остальные маги были либо слишком бедны, либо умели летать без сторонней помощи. Вероятнее всего — первое, уж очень у них были смущенные лица.

— Что у вас?

— Бревнышко. В нем змея живет. Это она летает, но я ее в бревнышке держу, чтоб не сбегла. И удобно на нем, а на змее неудобно задом сидеть. А бревнышко мшистое, заду мягко. И тепло, а я старый, мне тепло надо. — покачивая головой рассказал гоблин.

— Быстро летает? — перебила рассказ о задних потребностях гоблина Лера.

— Так… — гоблин в задумчивости покрутил большим пальцем. — Нормально летает. Как пешком ходил, когда молодой был. Теперь не могу так, теперь медленно совсем хожу. Потому что ноги болят, зад болит. Ну… раньше болел. Теперь-то не болит, спасибо тебе. Может, — гоблин замешкался и с надеждой приоткрыл рот, — снова стану быстро ходить? Попробую!

— Не годится. Что у тебя? — Лера наклонилась к карлику и тот попятился.

— У меня очень хорошая и очень быстрая летающая скульптура. — карлик отчего-то прятал глаза.

— Давай.

— Она там у меня, я сейчас.

Карлик убежал, а вернувшись, густо краснея, поставил перед Лерой глиняного поросенка. Большого, с добрую бочку, густо-розового с нарисованной на боку ромашкой.

— Прелесть какая! — нашла в себе силы умилиться Лера. — Ты его сделал? Как заводится?

— Подарили. — карлик, все еще краснея, протер рукавом поросячью спину, — С ним просто: "хрю" — поехали, "уии" — встали. Править — там такая штучка торчит, в виде пипочки. Только он это, только мою руку признает!

— Мне забрать твою руку?

— Не-не, он привыкнет.

Гладкие выпуклые бока и спина этого вовсе не сулили, но лететь на поросенке оказалось необычайно удобно. Наложенные на него заклятия как-бы приклеивали седока, избавляя его от опасности свалиться. А широкие уши и задранный вверх пятачок, предохраняли от встречного ветра. Если не форсить и не лететь горделиво выпрямившись. Конечно, для Леры поросенок был маловат, но она не обращала на это внимания.

Достав из-за пазухи шерстяной мешочек, Лера вытащила из него синюю нитку и мешочек обернулся вязаной полоской, вроде шарфа. Повязав "вроде шарфом" лицо и надвинув его на глаза, Лера увидела все вокруг совсем иначе, нежели раньше. Большинство цветов ушло, уступив место зеленому и красному. В небе, ясно стали видны золотистые блестящие полосы. Такой след оставляли за собой деревянные насекомые. Все они делали далеко в небе петлю, что означало, что никто подходящий под описание не встретился и шмели и осы возвращались к хозяйке. Кроме двух. Присмотревшись к одной из полос, Лера надавила "шарфом" на глаза и увидела мир глазами деревянной пчелы. Та преследовала крупного летучего червя. Лера переключилась на второй след.

Деревянный шмель, держась в отдалении, летел тем же курсом, что и человек на ракете. Или штуковине очень похожей на ракету. Спереди блестящая сигара с короткими крылышками, сзади огонь, вполне себе ракета. Ракетный всадник не оглядывался, прижимаясь щекой к серебристому металлу своего транспортного средства. Насколько было видно шмелю, а с ним и Лере, человек был в меру упитан, одет в меха и шикарно черноус. На поясе у усача висел толстый костяной жезл с темным набалдашником.

Следуя по оставленной шмелем золотистой путеводной дорожке, Лера перевела поросенка на форсаж, от чего тот задрожал и в его глиняном нутре что-то завыло. Однако, угнаться за черноусым не удалось. Даже сократить расстояние настолько, чтобы увидеть его своими, а не шмелиными глазами не получилось.

Посреди леса, пользующегося весьма недоброй репутацией (о чем Лера, впрочем, не знала, а если бы и знала, то наплевала бы на это знание) ракета прекратила изрыгать пламя и словно рухнула в чащу. Шмель потерял ее из виду, не успев вовремя нырнуть в сплетение зеленых веток и остался кружить на том месте, где видел ее в последний раз. Подлетев туда же, Лера пустила шмеля в восстановленный вязаный мешочек, где он и замер среди своих собратьев вернувшихся раньше него.

Из осторожности, Лера не стала ломиться через ветки, достала из кошелька щепотку мелких кристалликов, похожих на грязную соль и "посолила" лес под собой. Удивительным образом, там куда попадали кристаллики, ветви и листья исчезали. Они появлялись снова, на других деревьях, мгновенно прирастая, но в густом лесу вряд ли бы кто-нибудь это заметил.

Поросенок медленно опустился между оголенных стволов и почти уже коснулся земли, когда одно из Лериных колец пискнуло и замигало. Лера остановила поросенка и, перегнувшись, внимательно посмотрела вниз. Ничего не обнаружив она принудила поросенка медленно пролететь немного вперед и когда кольцо перестало подавать сигналы тревоги, позволила ему опуститься на поросшую поганками и копытнем землю.

Зря. Кольцо немного просчиталось. Ловушка сработала, выбросив фонтан синего огня. Будучи далеко от эпицентра, Лера не пострадала, но деревьям вблизи огненного гейзера пришлось худо. Очищенная Лерой от ветвей елка, вспыхнула и сразу же обуглившись, повалилась. То же произошло со второй, третьей и, с четвертой, которая по несчастливой случайности рухнула прямо на Леру. Та увернулась от падающего ствола, да и возникший вокруг нее при приближении гигантской головешки дрожащий синий ореол (спасибо шнурку на запястье) не дал бы орясине нанести Лере вред, но вот поросенок оказался беззащитен против центнера древесного угля, упавшего с изрядной высоты. Глиняная спинка раскололась, разлетелась черепками. А сразу за ней и глиняное брюшко.

С огорчением удостоверившись в том, что на остатках поросенка далеко не уедешь, Лера признательно потерла глиняный пятачок и пустилась в пеший путь.

Куда идти, стало ясно сразу же. На влажной лесной почве, легко считались бы и следы ног, ну а уж след от ракеты, которую тянут волоком, виден был сразу же. И все-таки, для гарантии, Лера сняла и снова надела, уже задом наперед, одно из колец. Землю словно присыпали серым пеплом, на котором яркими пятнами выделялись отпечатки ног человека. Так же хорошо стали различаться и следы всякого лесного зверья, от бурозубки до кабанки, как называли расплодившуюся и вытеснившую прежнего кабана, его несколько уменьшенную, но куда более смышленую и, преимущественно хищную разновидность. Кабанкой ее звали потому, что почти никто не видел ее хряка, встречали всегда свиноматку и, как правило с выводком мелких, злых, но симпатичных поросят. Их следы напомнили Лере об утере транспорта и она с неудовольствием тряхнула головой. Но главное, человеческий след был один и она пошла по нему.

Усач, предчувствуя погоню, щедро разбрасывал ловушки, но Лера, не понадеявшись на кольцо, активизировала одно из ожерелий, умеющее не только обнаруживать магические мины издали, но и обезвреживать их. К сожалению, в отличии от кольца, ожерелье было ограничено во времени действия и постепенно уменьшалось.

След вывел Леру к болоту и исчез перед большой, поросшей брусникой кочкой. Рядом, в черной воде еще не затянулось ряской большое окно.

— Ушел. — вслух проговорила Лера. — Притопил свою ракету и ушел телепортом. Так. А почему из храма не ушел? А потому что не умеет, а тут его подобрали или же телепортал стационарный, только спрятан. Верно рассуждаю? — Лера пристально поглядела в болотную воду чуть правее кочки, где вроде бы никого не было.

— Очень верно. Именно так все и было. И никто его не забирал, туточки телепортал, на кочке этой самой.

— Вылазь. — велела Лера.

Из воды надулся пузырь и на берег выпрыгнул весь обтянутый водной пленкой игоша. Когда он говорил, пленка на рту рвалась и разлеталась каплями, будто он плевался. Но это он не плевался, так только казалось.

— Ты что ли сквозное зрение имеешь? Завидую.

— Нет, не имею. Но привычки ваши известные. Тянет вас всегда к магии. Если кто на болоте колдует, так вы непременно подсматриваете.

— А и подсматриваем. — не стал отпираться игоша, — Интересно ведь, хотя и опасно.

— Который порталом ушел, ты его раньше видел?

— Икромет мне полечи, а? Тут вода с гнильцами, болит икромет.

Протянув руку, Лера ткнула Игошу пальцем. Бородавчатое личико довольно осклабилось.

— О! Не болит! А я думал ты мне пригрозишь или скажешь "Сначала отвечай про усатого.". Такой у тебя вид, что торопишься. Но я уж решил рискнуть. Мне ж до тебя не дотопать в горы твои, а тут такая оказия.

Лера хмыкнула.

— Ну вот. Усатый, который порталом ушел, он тут третий раз. Но раньше не уходил, а приходил. Садился сразу на трубу свою и пжжь! Через болото, туда летел.

— Как он портал открыл, ты видел?

— Как… такой штучкой повертел, как головастиком каменным и сказал слово. Но я чесался как раз, не услышал.

— Это плохо. Без слова — труднее. Гораздо труднее. — проговорила Лера встав на колени и приложив к кочке медное зеркальце. Поверхность зеркальца потемнела, потом пошла рябью и снова стала прежней. Лера убрала его в кошелек и села на кочку вытянув ноги.

— Не вышло. — мрачно сообщила она игоше.

Тот молча вздохнул и развел руками.

— Вот если б шмель его догнал и закрепился, тогда бы понятно стало куда он телепортнулся. А так…

Игоша, не пытаясь понять, сочувственно покивал и почмокал губами.

— Так, говоришь, через болото летал?

— Так и говорю, да. Только не знаю куда. Второй раз плыл за ним, да не догнал.

— Болото это, ногами можно перейти?

— Нельзя. Но! — игоша значительно поднял палец, — Я проведу. Где ногами нельзя, там можно проплыть, тут не затянет. А плыть я помогу, тебе холодно будет, тут лед в озере утоп давно, а все не тает.

Переход через болото дался Лере, отвыкшей от долгой ходьбы, непросто. Но дался-таки, во многом благодаря помощи игоши. Он и на плаву поддерживал, следил чтобы судорогой не свело и сумку Лерину понес, когда заметил, что баул мешает его спутнице прыгать с кочки на кочку. И, хотя сумка была с него размером, а тяжелее чуть не на треть, волок ее по собственному почину до самой твердой земли, где низкорослые березки отмечали границу болота.

Отжав платье, Лера спросила игошу:

— Ты тут кого знаешь из сообразительных жителей?

Тот призадумался, почесался обеими руками и с сомнением ответил:

— Да тут, совсем умных и нет. Только бормотун, но и он дурковатый такой немножко.

— Что за бормотун? — удивилась Лера.

— Такой, типа птицы, но не летает почти, сидит в пне, чем живет не поймешь. Их тут много есть, но совсем рядом один только. Вон, туда иди и чуть поверни там, у ольхи. Там большой пень один, не перепутаешь. А бормотун в пне как раз.

— Ясно.

Лера приняла из рук игоши сумку и, действительно, быстро нашла трухлявый, полый внутри пень. Возле пня, кольцо и ожерелье подали сигнал тревоги, но ожерелье не уменьшилось, стало быть тут была не мина, а просто магическая сигнализация, предупреждающая обитателя пня о приближении чужих. Скрываться Лере было совершенно ни к чему и она, подойдя к пню, заглянула внутрь. На дне, среди перепрелых щепок сидел комковатый и расчехранный филин с закрытыми глазами. Он что-то не то напевал, не то складно и ритмично ругался.

— Э-мм… тут бывал человек. Пролетал на блестящей ракете. На трубе. Ты знаешь, куда он полетел дальше?

Странный филин распахнул глаза и в том же ритме что и бормотал, речитативом ответил:

— Нет, я не знаю человека с усами, блестящую штуку я тоже не видел, но я посоветуюсь со своими друзьями, а что усатый тебя чем-то обидел?

— Да. И очень крепко. Пойдем к твоим друзьям и давай поторопимся.

Филин, пока Лера говорила, продолжал что-то бормотать прикрыв глаза, но как только она закончила вопрос, повысив голос отозвался:

— Идти никуда нам вовсе не надо, все мы говорим своими головами, моя голова полна моих друзей, а в их головы я тоже могу запросто залезть, ты ничего про нас не знаешь я не знаю ничего про тебя, но ты пришла ко мне с вопросом, родная, а мало кто любит вопросы как я.

Умолкнув филин некоторое время сидел, тихо бормоча и помаргивая желто-зелеными глазами, а Лера стоя рядом притопывала и постукивала ладонью по пню, очень уж оказался заразительным ритм филиновой речевки.

— Вот что узнал я от своих друзей: этот твой усатый, он ротозей, он потерял одну дурную вещь, такую же негодную как в моих перьях клещ.

— Что он потерял? И где?

— Летела ракета и стала крутиться, возле того места где речка родится, усатый гадкую бутылку уронил, такую бутылку чтобы кто пил, тот сразу умирал, сгорал как береста, едва одна капля упадет в уста, эта бутылка долго лежала, все вокруг она отравляла, один мой друг чуть не сгорел, но ему повезло яд дотечь не успел, плохая крышка, три капли пролилось и от этого яда погиб огромный лось, но к вечеру один колдун-рыбоед, забрал бутылку и теперь ее нет, этот колдун знал куда идти, он ждал бутылку минут не больше пяти, но целый день бутылку он не забирал, наверное усатому он не доверял, потом забрал и к себе понес, вот и все что мне узнать удалось.

— А где этот колдун ты можешь узнать? Мне непременно его надо повидать.

— Конечно могу, проблем никаких, сейчас скажу, только спрошу своих. Я все узнал, иди по реке, за день дойдешь, коль пойдешь налегке, а если захочешь побыстрей туда попасть, возьми ту лодку где лежит рыбачья снасть, эту лодку тот колдун и притащил, а зачем не знаю, он нам не сообщил, только ты осторожна будь, не пытайся через чащу срезать путь, всякие твари тебя могут подстеречь, в этом лесу не жди приятных встреч.

Совершенно очарованная бормотуном, вовсе не заслуживавшим нелестной игошиной характеристики, Лера, засунув руку по плечо в пень, пригладила взъерошенные перья и быстро пошла на звук ручья. Там, возле обильно струящейся из под камней воды, она увидела дочиста обглоданные лосиные кости, а поискав в кустах, нашла плетеную плоскодонку. Выкинув из нее верши, Лера дошла до места где речушка разливалась достаточно для того, чтобы открывать навигацию и спустила плоскодонку на воду. Течение было быстрым и оставалось только не давать лодке ткнуться в берег. Освоившись с широким веслом, Лера погнала лодку вниз по течению.

Речка не петляла, течение, хоть и не сильное, помогало Лере, а сама она, знай работала веслом. Три удара с одного борта, три с другого. Будь на месте плоскодонки каноэ, оно бы птицей неслось от мощных Лериных гребков. А так, вперед она, конечно, продвигалась, но суматошно рыскала носом и двигалась не по прямой, а плавным зигзагом. Зато, у лодчонки оказалась небольшая осадка, даже при такой нагрузке, на которую она явно не была рассчитана.

Не будь Лера целительницей, от непривычной работы веслом, да еще и в заданном ей, отнюдь не прогулочном темпе, спина бы у нее разламывалась уже через час, а руки дрожали бы от усталости еще раньше. Но Лера, к счастью, была чужда таких проблем и сбавить ход ее заставило не утомление и не набитые веслом мозоли (они честно появлялись, но тут же и исчезали), а сигнал тревоги поданый ее бижутерией.

Мощно табаня веслом, Лера сперва остановила лодку, а потом чуть продвинула ее вверх по течению и, выскочив на берег, затащила плоскодонку в кусты. Идя берегом, ей удалось миновать место, на траверзе которого запищало кольцо, но ненамного. Потрогав ожерелье, Лера убедилась что оно прежних размеров, значит она снова активировала не ловушку, а сигнализацию. Такую же, как возле пня бормотуна. Или, что куда более вероятно — совсем другую. Магические алармы вещь заурядная, но штучная. Сколько колдунов, столько и вариантов.

Не раздумывая, Лера пошла дальше, предусмотрительно включив пару магических устройств, вмонтированных в кольца. И вскоре поняла, почему на воде сигнализация сработала раньше. Видимый только благодаря одному из колец, да и то в виде дымчатого силуэта, посреди реки стоял плот. Вернее, паром, поскольку от него к обоим берегам тянулись канаты, сходящиеся на большом барабане — вороте. И плот и лачуга на нем, и канаты и ворот виделись сплошным фиолетово-серым силуэтом, без ярких синих пятен, а значит, никого там не было и уже давненько.

Но кого-то ведь сигнализация оповещала? Или работала вхолостую? Надеясь на первое, Лера подошла к вбитой в берег свае с блоком, от которого уходил канат к парому. Подоткнув подол, села прислонившись спиной к свае и стала ждать. Неплохо было бы стать невидимой, но во-первых у Леры не было для этого средств, а во-вторых, более чем вероятно что тот, кто сумел замаскировать паром, умеет и обнаруживать невидимок. Да и как-то немного претила Лере мысль о скрытности. Хоть и разумно, но… невместно.

Ниже по течению, возникла и быстро приближалась лодка. Она как и паром была различима только с помощью чар, но виделась иначе: ярко-синяя, а стоящая на корме фигура ловко управляющаяся длинным веслом — голубая.

Лера встала и помахала рукой.

— Сюда давай! И невидимку скинь, мешает!

Только когда Лера подкрепила свое требование изрядной толикой мигрени, фигура послушалась и, подогнав лодку к берегу, сбросила чары невидимости. Оказавшись тощим коротконогим человеком в наряде из рыбьей кожи. Со слезящимися глазами и с красным лицом, перекошенным от боли.

— Убери, пожалуйста! Все! Видишь, я все сделал.

— Потерпи. Выйди из лодки, расставь руки в стороны и растопырь пальцы. Рот открой и не шевели языком.

Когда краснолицый сделал как велено, Лера прекратила его мигрень и спросила.

— Кто тот, кто передал тебе бутылку с ядом?

— Да я же не затем… Он сам тогда сказал, а мне нельзя, а его только ядом и можно достать было…

Лера приложила палец к губам.

— Цыц! Я не спрашиваю зачем тебе яд, это мне совершенно не важно. Кто тебе его принес?

— А, это этот, Си… Се…, ох, я не помню, толи Сисрок, толи Сесрак, вот одно из двух.

— Кто он? Подробно.

Краснолицый, собираясь с мыслями, опасливо посмотрел на Леру, хотел было что-то спросить, но не решился.

— Значит он этот. Маг такой, серьезный, не как я. Такой, со всякими железками, аппаратами. Всякие приспособления умеет строить и всякие препараты готовить, вот яды тоже. С виду такой хитроватый, ну что еще..?

Допрашиваемый двинул было рукой чтобы задумчиво почесать в голове, но под взглядом Леры, послушно принял предписанное положение "руки в стороны, пальцы врастопырку".

— Он меня сам нашел, у него тут телепортал где-то поблизости. Ну, не его, конечно, он сам я так думаю, порталы ставить не умеет, но ключ у него есть. Ему кто-то рассказал, что я с демоном одним знаком, вот он и хотел, чтоб я и его познакомил. А мне как раз яд был нужен очень сильный, вот я ему расписал, как демона того вызвать, а он мне яду принес крепкого, не соврал. Я даже удивился, он такой… ну подлый с виду, я думал, как-то меня обдурит, а нет. Зачем ему демон — не знаю, вот честно не знаю. Демон такой, не очень еще крупный, но уже сволочь каких мало. За любой пустяк об чем не попросишь, такую цену заламывает, что дешевле удавиться. Я сам его ни разу ни о чем не попросил, как услышал чего ему взамен дай. Раз шесть вызывал, когда вроде совсем беда, а каждый раз обратно отправлял, потому как себе дороже.

— Вызывай.

— Чего, демона?

— Его.

— Ну, это на плот надо, там всякие для этого есть нужные…

Ни на секунду не выпуская краснолицего из виду и всякий миг готовая устроить ему такое, что былая мигрень покажется щекоткой, Лера позволила своему пленнику отправиться на паром и притянуть его к берегу. Там же, на пароме, ставшем по Лериному требованию видимым без помощи магии, краснолицый, накидав рыбьих глаз и речных водорослей в медный таз с кипятком, вызвал демона. Демон явился не целиком, только плосконосая голова с острыми рожками, словно бы плавала в тазу, поворачиваясь, плавно кружась и отталкиваясь от стенок. Полуприкрытые глаза демона игнорировали людей, на чешуйчатом кирпичном лице блуждала отстраненная улыбка.

Лера положила на плавающую голову руку, прекратив ее эволюции и притопив так, что ухмыляющиеся губы скрылись под водой. Веки демона распахнулись, желтые глаза сфокусировались на Лере, из зашевелившегося рта побежали быстрой струйкой мелкие пузырьки.

— Где Сисрок? Или Сесрак? Маг с черными усами, летает на серебристой ракете. Где он?

Закончив спрашивать, Лера сжав голову пальцами так, что она вроде бы даже хрустнула, приподняла ее над водой.

— Цена ответа довольно высока и он дорожает с каждой секундой, в течении которой ты касаешься своей потной ладошкой моей головы! — ядовито ответил демон.

Еще крепче впившись пальцами в чешуйчатую кожу, Лера выдернула демона из таза по плечи и прижала к его шее обернутое шнурком запястье. Рыжая бусина врезалась демону в кадык, но он успел ее увидеть и заметно занервничал.

— Правильно дрожишь. — одобрила Лера, — Значит, кое-что я все-таки об вас понимаю. Не дружите вы с молодым янтарем, а он с вами. Это очень ценная бусина, но я пожертвую и ей и своей рукой. Ничего страшного, вылечусь. А вот тебе оторвет башку. Когда? Не знаю. Тут дело такое: может он сумеет возле тебя целую минуту протерпеть, а может раньше сдетонирует. Говори, поэтому побыстрее.

Захлебываясь слюной, демон почесал скороговоркой:

— Он у наших, пещера Туог, верхние северные галереи, второй круглый зал.

— Телепортал на здешнем болоте ведет туда? Ключ от него знаешь?

— И туда тоже, это хороший телепортал, пятиэлементный. Скажи "Туог-север" и обратный отсчет от сорока до пятнадцати. Досчитаешь — повтори пункт назначения. Нужен еще ключ-камень или отмычка. Ну все, убирай янтарь! Все!

Как только Лера отпустила голову, та, с громким всплеском рухнула в таз и исчезла совсем.

— Ох ты ж… — завистливо протянул краснолицый, — Молодой янтарь!

— Не облизывайся, — мрачно ответила Лера, — Не подарю, самой пока нужен. Ты вот что: гребешь ты вроде хорошо, доставь-ка меня к истоку этой речки. Пошли в лодку.

Грести краснолицый умел на зависть, да и Лера не довольствуясь ролью пассажирки, во всю силу орудовала веслом. И за время, не большее чем то, что понадобилось ей, чтобы сплавиться по реке вниз, Лера поднялась обратно к истоку. Покинув лодку, она пожала краснолицему руку и, заметив разочарованное выражение красного лица, сказала:

— Ладно, за образцовую греблю — можешь зайти потом ко мне в храм и напомнить о себе. Подарю что-нибудь полезное. Это, в придачу к нерушимому здоровью, которое у тебя теперь имеется. Не цените вы здоровье, а зря!

До кочки с порталом, Лера, запомнившая как вел ее игоша — лучший из возможных проводников, добралась, даже не утопив сумку, которую в этот раз пришлось тащить самой. Отмычка для порталов, в сочетании с подлинным вербальным ключом, сработали отлично и, едва Лера, начавшая с "сорок, тридцать девять, тридцать восемь…" произнесла "пятнадцать Туог-север", как над кочкой замерцало овальное зеркало. Лера шагнула в него, держа сумку перед собой.

И очутилась на расстоянии шага от серой слоистой стены, испещренной выбоинами и сколами. Обернувшись, Лера обнаружила, что вид ей застит точно такое же зеркало, как то, в которое она вошла. Лера моргнула и за это время, зеркало сжалось и исчезло. Теперь, стало видно, что стоит Лера на узком козырьке, серпантином обегающим крутой склон горы, чем-то похожей на те, что стали ей родными за многие годы жизни в храме, а чем-то нет. Эти были подичее и полесистее.

Магическая бижутерия подсказала Лере, что прямо за тем местом на которое она пялилась выйдя из портала, за серой скальной стеной — пустота. Но как Лера ни старалась, она не смогла обнаружить запорный механизм или магический замок, запиравший дверь, дверь здесь. несомненно была. Вздохнув, поскольку предполагала использовать их в более серьезной ситуации, Лера открыла привешенный к поясу тул и достала шесть тяжелых бронзовых перьев, исписанных похожими на китайские иероглифами. Разувшись, она наступила на два положенных на землю очинами вперед пера, одно положила на голову, одно стиснула зубами, а оставшиеся, зажав в колечках из большого пальца и мизинца, приставила к стене.

Лера мелко задрожала, подчиняясь вибрации шедшей из перьев. Иероглифы засветились. Зажмурила глаза, потому что держать их открытыми сделалось нестерпимо больно, а когда открыла, уже стояла по ту сторону стены.

Разжав зубы и пальцы, Лера выронила перья, с которых исчезли письмена, но не обнаружив непосредственной опасности, подобрала их и спрятала в тул. Может, еще найдется умелец, который их восстановит. Ведь перья Цоаля, вообще-то, могут куда как больше, нежели переносить за стены.

***

В ярко освященной фосфорецирующими сталактитами пещере было пустынно и безлюдно. Проход пошире справа и проход поуже слева. Лера выбрала правый и ошиблась, угодила в засаду. Не прошла она и сотни шагов, как проход за ее спиной закрылся, а впереди, путь ей преградил тот самый демон, с которым она недавно имела беседу. На голове его, там где ее касался Лерин большой палец, виднелась необычно выглядящая на плотной чешуйчатой коже гематома.

— Так и знал я, что это ты. Эти-то, думают очень умные "Рано, она бы не успела так быстро!", а я знал. Тебе бы меня поблагодарить, что вышел встречать. Тут дальше всюду ловушки "Бумс!" и остается от наступившего только затылок. Если остается.

Прикоснувшись к изрядно похудевшему, но еще готовому служить ожерелью, Лера пожала плечами.

— Пришел так пришел. Вот и отведи меня к… как его на самом деле, Сисрок или Сесрак?

— Сисрок. Но я тебя никуда не поведу. У него дела с нашим заводилой, Оххарком. Уладят все — получишь своего Сисрока. Но не раньше, извини.

— Я заберу то, что он украл.

— Нет. Уходи, пожалуйста. Или, при все уважении, я тебя убью. Слишком серьезные дела.

Лера шагнула вперед, а демон, одновременно с ней — назад.

— Нет уж! Руки распускать я тебе не дам, издали спалю! — он сделал перед собой руками такое движение, будто лепил снежок и метнул в Леру сгусток пламени. Но окруживший Леру белесый ореол поглотил пламя, а сама она, тем временем открыла свою сумку и достала из нее нечто, больше всего похожее на занавесь из бус и цепочек. Накинув это, явно очень тяжелое изделие, как пончо Лера проговорила несколько особых слов и все цепочки и бусины задвигались, начали переливаться разными цветами, от них потекло жирное, с мускусным запахом тепло.

— Дальше можешь и не стараться.

Лера догнала отступающего и бесперечь посылающего в нее заряды то огня, то мороза демона и схватила его за шкирку. Демон заверещал, даже несмотря на то, что грозная янтарная бусина была на другой руке.

Медленно ковыляя под тяжестью защитной занавеси и преодолевая сопротивление упирающегося демона, Лера шла по проходу, а под ногами ее взрывались не нанося ей никакого урона магические мины — ожерелье Лера за ненадобностью отключила.

Доковыляв до не менее обширного чем тот, в котором она очутилась войдя в гору зала, Лера швырнула демона на пол и обвела взглядом имевшее место в зале собрание.

Полсотни демонов, примерно человеческого роста и очертаний, собрались вокруг тигриной шкуры, на которой возлежал демон чуть покрупнее прочих, с гладким желтым рогом во лбу. Подле желторогого, сидел черноусый маг, который до прихода Леры что-то мастерил из блестящих металлических пружин и уголков, а теперь недоуменно смотрел на вторжение.

— Ты, усатый, отдай прах моей дочери и объясни зачем взял. Может быть отпущу.

Голос Леры звучал так убедительно, что Сисрок дернулся было выполнять, но собрался и сел на место, с надеждой оглядывая демонов.

— Это что же? Вы у нее это украли, ублюдки? — грозно и явно не рассчитывая уже на отрицательный ответ, риторически поинтересовался желторогий.

Часть демонов, среди которых Лера узнала тех, кто отвлекал ее во время похищения Катушкиных останков, вжали головы в плечи. Желторогого они побаивались.

— Ну а чего, ну подержим ее пока, а потом отпустим. Или может уже и не надо будет отпускать, может мы уже так хороши будем, что и ничего она нам… — забормотал демон, которого как вспомнила Лера, ей довелось уже потрепать во время стычки возле храма.

— Подержите? Да я вас пополам разорву, каждого. С тебя и начну. — Лера указала пальцем на говорившего, но договорить ему и без нее не дали. Желторогий вскочил и так наподдал ему ногой, что демон, прикусив язык откатился в сторону. Бывают такие неудачники, все время их бьют — не чужие, так свои.

— Госпожа, я все объясню. — желторогий растолкав прочих демонов встал перед Лерой. — Я объясню, может и договоримся, а?

— Валяй.

— Понимаешь ли, мы младшие демоны. Сама видишь, не так уж огромны как хотелось бы, не так уж могущественны. И никогда нам не выбиться в старшие, пока у власти Ках'О'Ках и его свора. Силой нам их не взять, магией тоже, всего этого у них стократ больше. Но мы, демоны, очень чувствительны и эмоциональны. И поплакать любим и погрустить и посмеяться. И чем мы круче, тем сильнее у нас эмоциональная восприимчивость. Я вот, если сожгу живьем птичку, даже воробушка, так потом весь вечер рыдаю. Или хохочу, это уж как выйдет — мы своим эмоциям не хозяева. А уж Ках'О'Ках, такие истерики закатывает, что мне и представить страшно. Вот этим-то его и можно погубить. Всему есть предел и если он так расстроится, что дальше некуда, то пожалуй и лопнет.

Знать об этом мы знаем, но использовать никак не могли, пока этот тип, этот самый Сисрок, не предложил один любопытный вариант. Он, госпожа, давно возле демонов отирается. Не среди нас, младших, конечно. Раньше с ним якшалось совсем отребье, вроде грязевых демонов, которые возле гейзеров живут и прочих обгрызков. Но, нашел подход к этому вот, которого ты приволокла, к нашему младшенькому, а через него и ко всем нам. Предложил оживить величайшего эмпата из когда-либо живших. Он может такое устройство сделать, которое когда эмпат начнет страдать от несовершенства мира и наполняющих его горестей, все его эмоции Ках'О'Каху переправит, а тому уж после такого не жить. А взамен попросил двести лет нашего ему служения без платы. Пришлось обещать, уж очень шанс заманчивый. Только кто знал, что этот эмпат — твоя дочь? Я не знал! Скрыли это от меня мои поганцы. Недопонимают потому что ситуацию.

— Ну, хорошо хоть ты понимаешь. — Лера кипела от ярости, овладевшей ей, когда она услышала о том, как собирались использовать Катушку, но старалась говорить спокойно.

— Я — понимаю. И предлагаю тебе за останки твоей дочери что угодно: хоть нашу службу, хоть любые артефакты, а этого добра у нас сколько хочешь, вон я этому Сисроку целый мешок дал, какие-то там ловушки обходить, особо хитроумные. А сможешь еще что придумать — говори. Сделаем обязательно.

— Нет. Катушку оживлять нельзя. Пока нельзя. Давай ее сюда и вам ничего будет.

— Что поделаешь. Жалко. — желторогий даже прослезился, но не дрогнувшей рукой бесцеремонно полез за пазуху к Сисроку, мрачно уведомив того: — Ты, гниль, еще всерьез ответишь за то, что впутал нас в такое. Долго будешь отвечать.

Найдя серебряную урну, желторогий вложил ее в протянутую Лерой ладонь.

Молча, Лера пошла к выходу из зала, когда вскочил вдруг неоднократно битый сегодня демон и закричав, "Да почему мы должны!", бросился вслед за Лерой. Ухватив ее за руку, он впился в Лерины пальцы зубами. Пальцы разжались и урна упала на пол. Крышка открылась и щепотка пепла просыпалась.

Взвыв, Лера схватила свободной рукой демона за лицо и отодрала его от своих пальцев. Стукнув его кулаком в лоб как в бубен, аж глухой звон пошел, Лера запустила ему ладонь под ребра, второй рукой все еще держа за лицо. Рванула, как раньше никогда ничего не рвала и разделила демона на две неравные и крайне неопрятные части. Золотистый ихор, заменяющий демонам кровь, залил ее лицо и зашипел пузырясь при соприкосновении с цепочками и бусами защитной занавеси. Плоть демона с хлюпаньем упала на пол. Сперва большая часть, а чуть позже меньшая.

Тщательно обтерев руки о платье, Лера осторожно и ласково замела пепел обратно в урну и спрятала ее под одеждой. Не оглянувшись на демонов, Лера вошла в проход, бросив на прощанье: — Дверь открыть!

— Конечно, конечно, уже открылась. — быстро ответил ей в спину желторогий.

***

Спустившись по серпантинному карнизу, Лера углубилась в лес. От самой двери в стене ее преследовал пикси в зеленом капюшоне. Лера с приязнью относилась к этим крылатым человечкам, несмотря на их злобность и некоторую назойливость. На душе у нее было спокойно и она долго-долго делала вид, что не замечает пикси, а когда он подлетел ближе, резко повернулась, крикнула "Бу!" и расхохоталась.

Пикси, с видом "А я знал, что ты знаешь!", обогнал ее скрылся в лесу, блеснув побежалостью на крыльях.

Повязав голову от солнца треугольником ситца, оторванным от подола и свернув занавесь из цепочек и бусин, Лера топала по лесной тропинке, улыбаясь чистому небу, свежей зелени и собственным мыслям. На тропку выскочила белка и Лера замерла на одной ноге, не захотела пугать. Без толку. Серо-рыжей пушистой пулей, белка метнулась обратно в лес, едва на нее легла тень от возникшего в воздухе золотистого существа. Существо же, растопырив маленькие, сугубо декоративные крылья, приземлилось перед Лерой и, еще до того, как коснуться ногами травы, зачастило пронзительно-высоким голосом:

— Лерка! Лерка, вот гадство! Пикси, ублюдки мелкие, поотрываю всем все! Да я бы тебя враз вытащила, если б раньше узнала!

Вглядевшись в острое личико с гигантскими глазами и острозубым ртом, Лера осторожно предположила:

— Рита?

— Ну да, а кто? Удивительный факт: я поганцев пичкаю сахаром и дрючу чтоб все что есть в мире интересного мне немедля докладывалось, а они умудряются на сутки опаздывать с такими новостями! Слушай, Лерк, а ты куда сейчас? К себе или к Яшке? Я так поняла, он тут как-то участвует, да? Я к нему отправила шустрого пикси, сказать что тебя усатый один поймал и мучил. Так ты к нему или к себе?

— К себе, а что? Да не волнуйся так, все в порядке, ниоткуда спасть меня не надо было и ты никуда не опоздала.

— Эт хорошо! А давай подброшу. Вжик и там, чего ползти, если можно вжик и там. Хочешь вжик?

— И там? Спасибо, Рит, хочу. Только сперва прогуляемся немного. Я давненько не выбиралась так вот, побродить.

Рита засеменила рядом, часто подпрыгивая и делая несколько взмахов крыльями. Глаза ее постоянно шарили вокруг, голова крутилась на тонкой шее и даже острый нос, вроде бы двигался, принюхиваясь. Лера с интересом поглядывала на нее, шагая чуть шире чем обычно, иначе Рита забегала вперед и нетерпеливо щелкала языком, задирая голову, чтобы посмотреть на Леру снизу вверх.

— Как ты изменилась…

— Постарела? — Рита растянула тонкогубый рот и пронзительно захихикала.

— Ммм… если крылья отрастают к старости, то наверное да. Но в остальном — вовсе нет. Как-то ты вся оживилась, что-ли.

— Крылья да, крылья нужны. Пикси глупые, надо фей в кулак взять. Без крыльев никак. Кто без крыльев, тот феям не указ.

— О! — Лера уважительно кивнула. — А к чему они тебе? Про пикси я понимаю. Ты ведь, любишь информацию, любишь быть в курсе. Пикси любопытные тварюшки, везде глазеют, все запоминают. Но что тебе с фей?

— Феи лапочки. Чуют блестяшки и мозгов побольше. Заставлю плодиться, станут мне вместо пикси. И драться научу. Зачем им палки, если их любой сарыч или вивьерн убивает и в гнездо тащит? Колдовать не велю, не умеют все равно. Будут мои, вот так! — Рита облизнулась и сжала кулачок так убедительно, будто и вправду сжимала хрупкую тушку феи.

Лера, почувствовавшая уже утомление от ходьбы и вовсе не испытавшая удовольствия от беседы, остановилась, потянулась и посмотрела на спутницу.

— Пожалуй, пора. Дорогу знаешь?

— А то! — ехидно пискнула Рита. — Мои пикси у твоей горы лечатся. Сперва думали, я буду с ними нянчиться. Кто чего вывихнет или захандрит, шасть ко мне — лечи хозяйка. Но мое лекарство простое — за ноги и об камень. Теперь к тебе шастают, гору лижут, все поближе подобраться норовят. Но в ловушки не лезут. Читать недомерки не умеют, а чуют.

Морщившаяся в продолжение рассказа Лера, благодарная Рите за заботу о ее судьбе, но возмущенная ее образом мыслей, не выдержала и гаркнула: "Поехали уже!".

"Вжик" и они перенеслись на ступени Лериного храма.

Вокруг Леры мгновенно собрался хоровод, ее повлекли, заговорили, заахали. А Рита, шмыгнула мимо окружившей Леру толпы одетых в белое почитателей и служек, чутьем нашла кладовую и, загрузившись сахарными головами, исчезла.

***

Яша выслушал пикси молча, а когда тот закончил, так же молча, одним жестом отпустил. Пикси скорчил и без того злую мордочку в гримасу ярости, но заметив, что возле Яши материализовалась сахарница, довольно осклабился, набил сахаром карманы и выпорхнул в окно.

Сосредоточенно глядя в пол Яша зашагал к выходу. Иггерн поднялся из кресла, потянулся и расслаблено пошел за ним. Когда перед крыльцом возник небольшой сине-красный самолет, маленький меховой человек, стремглав примчавшийся из флигеля занял место пилота, а Яша собрался усесться на пассажирское, Иггерн остановил его, положив руку на легкую лесенку-трап.

— А я что, пешком за вами побегу? Я так быстро, как эта штука не летаю, он ведь реактивный.

Яша, с отстраненным выражением лица посмотрел на Иггерна, задумчиво проговорил:

— Зачем пешком? Вообще не надо. Ты тут подожди, я разберусь.

— Ну да, конечно. — Иггерн саркастически изогнул бровь.

Пожав плечами, Яша велел мохнатому пилоту вылезти и создал самолет побольше.

В воздухе, после вертикального взлета, когда желудок вернулся на место, Иггерн спросил:

— Ты что, знаешь где он?

— Узнаю. — ответил Яша и глядя на маленький экранчик хендхелда, сунул в ухо пуговку гарнитуры. С кем он вел переговоры и о чем, Иггерн не понял, хотя и прислушивался, да и на экранчик через Яшино плечо поглядывал. Рожи были какие-то совсем незнакомые или же виденные когда-то, но мельком. У некоторых Яшиных собеседников вид был вполне человеческий. У других — совсем нет.

— Вот о чем я тоскую, — завел разговор Иггерн, — так это о средствах связи. Вот раньше было — набрал номер и позвонил. А нынче что? Птички, шары хрустальные, уродцы эти за сахар работающие…

— Ими, между прочим, твоя бывшая жена помыкает. Или патронирует их, не знаю как лучше назвать. — не отвлекаясь от экрана сообщил Яша.

— Не удивлен нисколько. В ее стиле. Так вот: это все на уровне телеграмм и фельдъегерей. А где нормальная коммуникация? Вот, отчего ты не наладишь спутниковую связь телефонную? Ведь можешь, нет?

— Спроса нет. Позже обсудим. Игорь, помолчи немного, я скоро освобожусь. — договорив, Яша демонстративно заткнул свободное ухо пальцем.

— Все. — сказал он спустя недолгое время и бросил хендхелд на пол. — Узнал. Пещеры Туог, южная часть.

Отдав распоряжения пилоту, Яша подпер кулаком щеку и молча смотрел в иллюминатор. Иггерн заснул. А проснулся когда самолет уже заходил на посадку. Летать самому гораздо, просто таки невыразимо приятнее, подумал Иггерн выпрыгивая на каменистое буро-желтое плато. Камешки хрустнули под каблуками, Иггерн огляделся и увидел, что Яша стоит перед висящим в воздухе, уходящим вдаль и вверх каменным не то мостом, не то понтоном.

Присоединившись к другу, Иггерн посмотрел, куда ведет мост-понтон и цыкнул зубом. Каменная лента исчезала в воздухе без всякого продолжения. Портал, в который уходил мост-понтон оставался невидимым, только конец моста слабо освещался синеватым светом, который бледнел по мере удаления от портала.

— Что там, на той стороне?

Яша не ответив пожал плечами.

— Тогда я первым пойду.

— Не пойдешь. — Яша резко мотнул головой. — Он первым пойдет. Поедет.

Танк, возникший на мосту, взревел дизелем, отрыгнул сизое облако и медленно тронулся, уродуя траками мягкий камень моста.

— А кто внутри?

— Никто. Сам едет.

Маги шли в нескольких шагах позади танка и едва успели отпрыгнуть, когда машину подбросил огненный столб и она, кувыркнувшись, упала вниз.

Бесстрастно сотворив новый танк, Яша двинулся вслед за ним, а Иггерн притормозил посмотреть, взорвется упавший танк или нет. К его разочарованию, танк не взорвался.

Ловушка оказалась не единственной и только шестой танк добрался до портала и исчез в нем. Друзья шагнули следом.

В пещере танк застрял и только надсадно скрежетал, но продвинуться по слишком узкому для него коридору не мог.

— Оставь, — махнул рукой Иггерн, когда Яша собрался сотворить еще что-то. — Обойдемся.

Он перелез через танк и посмотрел вперед.

Прямой, с ровным полом, но со свисающими с потолка фосфоресцирующими сталактитами ход, без изгибов и поворотов уходил вдаль, постепенно сужаясь и ныряя вниз.

— Яш, не вылезай пока. Побудь там, за железом.

Сделав пару шагов враскачку, Иггерн разогнался и завертелся в череде кульбитов. Тело его окуталось оранжевым коконом магии, который ширился и вращался вокруг Иггерна все быстрее и быстрее. В ровном апельсиновом свечении прорезались алые нити, засверкали искры цвета киновари.

Иггерн двигался со все возрастающей скоростью и вдруг замер раскинув руки в стороны. Ревущий поток магии, сметая и растирая в пыль сталактиты, устремился по проходу, заполняя его, как река стремнину. В какой бы горе ни была эта пещера, вершина ее наверняка обвалилась, а со склонов сошли невиданные лавины и камнепады. Магия гудела и выла, стены прохода вибрировали, а Иггерн замерев хохотал и не мог сдержаться. Огромным усилием, он остановил буйство магии и сел на корточки, упираясь руками в пол.

— Яша, вылазь!

С большим фонарем в руках, Яша перелез через заглохший танк и встал рядом с Иггерном.

— Чего темно-то так стало? — спросил он, поводя лучом фонаря.

— А нечему больше светить. Пошли. Если и был тут кто или что, то теперь нету.

Ход привел друзей к месту, где недавно была толстая железная дверь, а теперь осталась только окалина на стенах. За дверью раньше было обширное помещение с разнообразной меблировкой и, возможно, предметами роскоши. Ныне — просто помещение с въевшейся в стены копотью.

Яша высветил контур люка в полу. Ручка, за которую можно было потянуть не уцелела. Сотворив лом, Яша передал его Иггерну. Тот, не возражая принял тяжелое железо, вогнал его в узкую щель и надавил. Каменная крышка лопнула и тремя кусками взлетела к потолку. Иггерн спрыгнул в люк, Яша последовал за ним.

В каменном мешке на бронзовом табурете сидел испуганный человек с обвисшими усами, руки которого были скованы тонкой светящейся цепочкой. Рядом с человеком, прямо на полу сидел рогатый демон с лоснящейся в свете факелов шкурой. Другой демон, безрогий, но с когтями на локтях, коленях и пятках, лежал плашмя и не шевелился. На его спине стоял Иггерн.

— Человечки, вам чего? — осторожно поинтересовался рогатый.

— Брысь отсюда. — с угрозой сказал Иггерн.

Сидящий демон переглянулся с вывернувшим голову лежащим и встал во весь рост.

— Хорошо, Радуга. Только сойди с Бротра.

Сделав шаг в сторону, Иггерн позволил демону встать. Тот, немедленно полез в люк, так и не сказав припечатавшему его к полу магу ни слова. Рогатый, однако, еще имел что сказать.

— Ты, Радуга, только учти, что этот кекс — наш. Разочаровал он нас, мы им скоро займемся, когда остальные соберутся.

— Твои у тебя только рога. — насмешливо ответил Иггерн. — И даже это лишь потому, что у меня нет камина, чтобы их над ним повесить. Живо отсюда!

Когда демоны убрались, Иггерн присел на корточки и заглянул в глаза сидящему на табуретке. Он хотел было что-то сказать, но Яша его опередил.

— Ты обидел мою подругу. — как-то безжизненно, не оставляя ни малейшего сомнения в том, что последует дальше, сказал Яша.

Человек вскочил с табуретки, прижался к стене, затараторил: — Но Валерия простила меня! Она меня отпустила, она сказала…, человек закрыл глаза и сглотнул, — Это демоны, они меня науськали, я бы нет… я нет…

— Яш, давай я его упокою уже? Противно же!

— Я сам.

В Яшиной руке возник сапожный нож. Скошенное, бритвенной остроты лезвие и обмотанный черной изолентой хвостовик вместо рукоятки. Человек заслонил лицо руками, а Яша сделал шаг и смаху вонзив ему нож в низ живота, взрезал человека до грудины, легко, как картонный ящик. Нажав ладонью, вдавил нож так, что снаружи остался только полукруглый хвостик. Оставив нож в ране, Яша отвернулся от агонизирующего, захлебывающегося кровью, кончиками пальцев трогающего вываливающийся располосованный желудок человека. Отойдя подальше, Яша сотворил таз с водой и намылил руки. Все время, пока умирающий стонал и булькал, маги молчали. Когда же он умолк, Иггерн пробормотал: "Поступок засчитывается как крайне инфантильный, но единственно верный". Вслух же, с преувеличенным интересом спросил:

— Так что там, насчет спутниковой связи?

Яша не ответил, все еще оттирая мочалкой давно уже чистые руки.

Эпилог

В самой середине большого и круглого, как каравай болота, с похожего на каравай же, поросшего бурым мхом и дягелем островка, порскнули в подернутую ряской спокойную воду лягушки. Потому что сильно напугались. А как им сохранить спокойствие, если прямо с неба рухнул на их островок здоровенный дядька. Окруженный пляшущими змейками молний, бешено мелькающими струйками магии всех цветов, обутый в зеленые сапоги. Впечатался каблуками в мох, бесцеремонно скинул за хвост с лежащего точно посередине острова валуна, толстого водяного ужа, единственного из островитян, решившего дать отпор вторженцу и зашипевшего.

Аккурат под ужом, на макушке валуна, пришелец, отодрав нашлепку лишайника, нашел небольшую извилистую трещину. Нагнулся над ней и сказал:

— Яша, открывай, это я.

А потом, воздух дрогнул, островок тоже немножко дрогнул и говорившего всосало в валун.

***

Иггерн сел в шезлонг и посмотрел на небо. Синенькое. С облачками. Симпатично сделано. Посмотрел вниз. Ничего не увидел, потому что деревянный плот, на котором стоял шезлонг, висел очень высоко в небе и облака были не только над, но и под ним. Иггерн пожал плечами и взял стоящую на подлокотнике банку колы. Едва он ее открыл, как откуда-то на плоту появился второй шезлонг, а в нем Яша. На руках Яша держал кошку. Увидев Игоря, Тинки-Винки потянулась и вспрыгнула к нему на колени.

— Привет, дружище! И ты, Яша, здравствуй. Спасибо за колу, кроме тебя, никто ее толком делать не умеет. Приходится тосковать, потому как видимся редко.

— Это потому, что я ее по старому рецепту делаю. Еще с настоящей кокой. А тоскуешь зря, сам же вроде отказался, когда я тебе предлагал автомат сделать или фонтан неиссякаемый.

— Э! — Игорь отнял руку которой гладил кошку и пренебрежительно взмахнул. — Я ж на месте редко сижу как с собой автомат таскать буду, а тем более — фонтан? Я б предпочел почаще с тобой видеться.

— Извини. — Яша развел руками. — Дел много очень.

— Долго копаешься. Который раз уж сюда прихожу, а ты меня все дальше предбанника не пускаешь. Такое трудное дело собственный мир построить?

Яша поморщился.

— Глупых вопросов не задавай! Конечно, трудное. И потом, у меня не один мир сейчас в разработке.

— А сколько?

— Два. Этот вот, мой личный. Это попроще, как-бы домик с садиком.

Иггерн уважительно вздохнул.

— Попроще! Целую планету отгрохал, одних облаков вон, рублей на двести. Рассказывай тогда про сложный.

Яша стрельнул глазами вбок, туда, где как это здесь было принято, из ниоткуда материализовалась Лера.

— Мужчины, вы вниз собираетесь? Давайте. Я Игорю хочу младшенького показать, юбилейного.

— Сотого? — вытаращил глаза Иггерн.

Лера с широкой улыбкой кивнула и исчезла.

— От вы чадолюбивые, а! Это сотый, если с Катушкой считать? Я ее, кстати, видел не так давно, она это… Ладно, что за мир-то, расскажи уже и пойдем, пока твоя Гея не разгневалась.

— Да ну, — Яша смутился и кошка, почувствовав это, немедленно перепрыгнула к хозяину, чтобы успокоить его теплом и вселить уверенность мурлыканьем. — Как бы… — Яша потер лоб, собираясь. — Землю делаю.

Иггерн ничего не сказал, только подвигал бровями, мол "продолжай".

— Землю, какой она была перед тем как пришла магия. Во всех подробностях. Понимаешь, именно такой, какой она была, а не какой я ее помню и какой она мне представляется. До каждой снежинки, суриката, или человека включительно. Вот это, действительно сложно.

— Даже не берусь представить, насколько. — проговорил Иггерн, слушавший друга с искренним изумлением. — Каждого человека хочешь заново создать?

— Нет. — помотал головой Яша. — С людьми не так. Надо найти останки всех, кто тогда жил, оживить их и видоизменить физически и интеллектуально, откатив до момента, когда на Землю пришла магия.

— Яша, зачем так сложно? Отчего ты просто не сделаешь копии? Ведь, если я не ошибаюсь, это на порядок проще. И уж наверняка быстрее — как ты найдешь все эти кости? А от большинства-то и костей ведь давно не осталось.

— Все что осталось — будет найдено. Сделаю специальные штуки, чтобы искали и нашли. Также, как делаю штуки, которые воссоздадут, какими были ландшафты и как те штуки, которые будут оживлять мертвых.

— Верю-верю. Сделать-то ты сделаешь. Ты ответь, зачем?

— Зачем людей оживлять или зачем все вообще?

— Сперва первое, потом второе.

— Людей оживлять потому, что мне так представляется правильным. Чтобы именно эти люди дожили свою жизнь так, как могли бы дожить. Не копии вместо настоящих, а именно они сами.

— А отчего человечкам такой профит? Почему ущемляешь права селедок и слоников?

— Ммм… Вот ты ерничаешь, а ведь дело говоришь. Слоников-то, пожалуй ущемлю, перебьются. А вот собак и кошек, действительно надо оживить.

— О! — Иггерн весело хлопнул в ладоши. — Подбавил я тебе работки! Но ты ведь и не собирался за один уик-енд управиться?

— У меня теперь времени много. Торопиться незачем. Сколько понадобится, столько и будет. Я похвастаюсь, ладно? Пока ты там фейерверки запускаешь, я ведь и время научился делать. Интересно, должен тебе признаться, страсть как. Хоть нам и раньше на близящуюся старость жаловаться не приходилось, теперь совсем хорошо. Когда вселенная коллапсировать начнет — приходи, новую сделаю.

— Не зазнавайся! Чай тоже, не лыком деланы. Что мне твоя новая? Я и старую разогрею за милую душу, когда она остывать задумает.

— Преувеличиваешь, при всем моем уважении. Слабо тебе.

— Так она не завтра вроде гикнется. Научусь к тому времени. А скорее — значительно раньше. Ты не уводи разговор, а про Землю свою доскажи. И колы еще сделай, если не трудно.

— Не трудно. Вот тебе сразу ящик, с собой заберешь, наших угостишь, если встретишь. Про Землю… Мне кажется, что то, что магия тогда пришла, это большая пребольшая случайность. С катастрофическими, надеюсь, ты не будешь спорить, последствиями. Мы, именно мы. Вот ты и я лично. Мы приложили руку к тому, что та Земля погибла. Свернула с накатанного пути и налетела на небесную ось. Аж мозги брызнули. Я сделаю так, что Земля проживет свой век, как могла бы без нашего вмешательства. И каждый человек в отдельности и человечество скопом и всякая тварь или, напротив, сосна, проживет жизнь так, как будто магии нет и не будет. Понятия не имею, выйдет человечество в космос и заселит Млечный путь, отодвинув свирепых клингонов и перебив трогательных эвоков или же сничтожит себя атомной войной, или вымрет от пандемий. Я не собираюсь вмешиваться. Просто, предоставлю условия.

— Ох, Яша. Вмешиваться он не будет… не сдюжешь ведь, начнешь корректировать.

— Не собираюсь. Так я сейчас думаю. Может, передумаю, но ты мне тогда напомни, ладно?

— Договорились. Ты только уточни вот что: ты про космос, эвоков и всякое такое, всерьез? Это ведь и вправду надо целую вселенную заново строить.

— А как иначе? Я ведь, человечество возродить хочу, а не лужайку садовыми гномами уставить.

— Твои начинания вгоняют меня в оторопь. Это я не из вежливости, правда жутко. Эк ты размахался! Такую вещь скажи: вот ты создашь все как было, до последнего шпунтика, до распоследнего фотона с тахионом. И запустишь свою землю, скажем за день до того, как ты сделал велосипед из ниоткуда — я все помню, заметил? Закрутится она стало быть, а тут раз! И магия придет. Ты ведь все в точности воспроизвел, а значит и все условия для прихода магии тоже.

Яша поморщился.

— Думал я об этом. Придет… ну, посмотрю как фишки ложатся. Если все снова здорова — откручу назад. Если гладко пойдет и мирно — ну так и пускай себе, живут с магией.

— Яш, ну с чего оно все пойдет мирно? Люди ж все те же. Вводные те же. Это ведь не третий класс, когда одна и та же задачка, с одними и теми же условиями, сколько не решай — каждый раз с новым ответом.

— Жизнь, сложнее арифметики, это раз. А два, то что если все будет также — откручу время назад и магию не пущу. А три — люди не все те же.

— В смысле?

— Нас-то там не будет. Меня, тебя. Остальных, кто выразит желание. Все решат, что мы куда-то уехали. В Африку. Будут получать письма, фотографии и разговаривать с нами по телефону. О чувствах наших знакомых я позабочусь, не волнуйся. Но нас там не будет.

— Это почему-же? Только потому, что мы еще живые, а стало быть, оживлять нечего?

Яша воздел очи горе.

— Игорь, ты ж тыщу лет прожил, а ума я вижу не нажил!

— Возражать не буду, спрошу: чем я себя во всей своей тупости, мудрый друг, выдал?

Голос Яши сделался бархатно-вкрадчивым, а тон малость менторским.

— Ну, скажи мне, один из величайших магов современности, победитель демонов, разрушитель дворцов и спаситель дев. Скажи мне, как практически бессмертное, невероятно сильное, накопившее за долгий-предолгий век тьму роскошных впечатлений существо: хотел бы ты прожить свой век без магии. Как всякий. Как обычный.

— Нет, Яша, не хотел бы.

— Так скажи, хорошо ли желать такого своему двойнику, который заменил бы тебя?

— Ты возвысился надо мной! — грустно сказал Иггерн и повесил голову. Кошка, не распознав в его голосе притворства, мгновенно оказалась у него на руках и утешительно потерлась мохнатой мордочкой о его щеку.

Москва, сентябрь-октябрь 2002, февраль — март 2010