"Открытие Вселенной - прошлое, настоящее, будущее" - читать интересную книгу автора (Потупа Александр)

Немного об истории

История изучает эволюцию социальных организмов — человеческих сообществ, то есть работает на сверхсложном уровне надбиологических структур.

Уровень сложности социальных систем практически не имеет аналогов в привычном мире физико-химических моделей. Здесь еще большую роль, чем в системах биологических, играет многофакторность. Речь идет о том, что для физического объяснения конкретного явления мы привыкли выделять какой-то доминирующий фактор, скажем, определенную силу, и с его помощью выводить важнейшие закономерности движения или иного процесса. Остальными факторами мы сначала пренебрегаем, а потом рассматриваем их (если удается!) как малые поправки.

В истории такой прием проходит лишь в исключительных случаях. Как правило, действуют многие факторы одного порядка величины, причем нередко уровень влияния каждого из них меняется во времени. Поэтому-то историкам так трудно формулировать законы, и характер действия этих законов мало похож на то, что происходит, скажем, в физике. И во многом поэтому далека от завершенности теория антропосоциогенеза — процесса формирования человека и общества, а многие схемы объяснения исторических явлений очень быстро переходят из разряда очевидных в разряд иллюзорных.

Итак, о факторах и масштабах. Это важный момент. Выбор факторов, оказывающих решающее влияние на эволюцию, сильно зависит от масштаба рассматриваемых явлений. Например, исследуя проблему зарождения жизни на Земле, мы должны вводить в игру космогонические данные, строить модель глобальных геологических процессов, ответственных за формирование земной коры, атмосферы, водных пространств, анализировать множество геохимических и биохимических эффектов.

Собственно историю в первую очередь интересует более короткий временной промежуток, на протяжении которого существует вид Homo sapiens (человек разумный). Его появление обычно относят к последнему вюрмскому межледниковью — где-то между 80 и 40 тыс. лет назад.

В масштабе десятков тысячелетий человеческой истории важнейшую роль играют глобальные климатические факторы, прежде всего оледенения и сменяющие их наступления океана — трансгрессии Видимо, небольшие колебания наклона земного экватора к плоскости земной орбиты, а также некоторых параметров самой орбиты приводят к перераспределению тепла на поверхности планеты, в результате чего изменяется относительная длительность холодного и теплого полугодий. Последние серьезные колебания климата, связанные с так называемым вюрмским оледенением, захватывают человеческую историю (эпоху Homo sapiens) и, возможно, оказывают даже решающее влияние на ее старт.

Речь идет об эволюционной модели такого рода. За последние полмиллиона лет по Земле прокатилось три мощных ледниковых эпохи — миндель, рисе и вюрм. Три максимума оледенения в минделе, имевшие место между 500 и 400 тысячелетиями до нашей эры, видимо, стали непроходимым барьером для древнейшего типа человека — архантропа. На смену ему примерно к 350 тысячелетию приходит палеоантроп, лучше приспособленный к суровым условиям. Заметно увеличивается объем мозга (до 1500 см³), возникают приемы коллективной охоты на крупных животных — то есть с неизбежностью скачок в социальной организации, значит, улучшаются и орудия для охоты и обработки шкур. Вершина эволюции палеоантропа — «неандертальский человек» — успешно проходит эпоху сильнейшего пика рисского оледенения (около 250 тысячелетия), но первый пик вюрма (около 120 тысячелетия), вероятно, дает решающий толчок к началу формирования нового, более прогрессивного вида, который и появляется после второго вюрмского пика (70–80 тысячелетие). К последнему относительно слабому максимуму вюрмского оледенения (25 тысячелетие) неоантроп, значительно усовершенствовавший орудия труда, превративший огонь в искусственно регулируемый элемент практики (научившись не только его поддерживать, но и свободно добывать) и овладевший членораздельной речью, становится не только доминирующим, но и единственным видом человека.

Иная географическая ситуация, имевшая место между последними пиками вюрма и во всяком случае до великой трансгрессии океана, начавшейся 18–20 тыс. лет назад, позволила неоантропу успешно заселить всю планету. Высокоразвитая техника охоты требовала освоения все новых территорий, но важно, что для этого были подходящие условия. Около 40 тыс. лет назад Австралия соединялась с азиатским материком и образовывала гораздо больший, чем ныне, субконтинент, включающий Тасманию и Новую Гвинею. До последней великой океанской трансгрессии существовал мост между Азией и Америкой, не являлись островами Япония и Индонезия. Еще 15 тыс. лет назад уровень океана был, видимо, метров на 80 ниже современного, но высокий темп его наступления — своеобразный всемирный потоп — совершенно изменил ситуацию. Примерно к 4 тысячелетию до нашей эры потоп достиг максимума и стал тормозиться. Резкое обводнение и ограничение подвижности при возрастающей плотности населения толкнуло человечество к новым видам деятельности — от земледелия до мореплавания, создало условия для ускоренной эволюции социальных организмов.

Таким образом, климатические и геологические катаклизмы оказали серьезнейшее, во многом определяющее влияние на историю в больших временных масштабах.

В масштабе последних тысячелетий основной фактор, интересующий историю, — это резкий рост сложности социальных организмов. Развивавшаяся в связи с переходом к земледелию и скотоводству иерархическая структура человеческих сообществ — качественно новое явление, а их взаимоотношения с природой и между собой — особая глава истории. Сложно организованное общество, способное к активному противостоянию некоторым природным явлениям, создает мощное поле собственно социальных факторов.

До тех пор, пока допустимо рассматривать относительно стабильные внешние условия, в которых развивалось человеческое общество, как нечто от него независящее, положение историка довольно понятно. Он должен хорошо разобраться в природных условиях различных регионов планеты, и баланс экологических факторов даст ему вполне приемлемое объяснение основных этапов в развитии примитивных сообществ. Это я назвал бы линейной историей, когда взаимодействием сообществ и их самодействием можно в какой-то степени пренебречь, точнее, эффективно учесть их в форме определенного небольшого набора экологических факторов. Главное, на что приходится жаловаться нехватка данных, слишком многие следы линейного, самого длительного периода человеческой истории безжалостно уничтожены или сильно стерты.

Этот период очень важен и интересен, но все-таки самое интересное возникает потом, когда историк сталкивается с функционированием сложных социальных систем — цивилизаций. Теперь уже факторы собственной технологической деятельности этих систем нельзя игнорировать, и они вступают в сильное взаимодействие с чисто экологическими факторами. Создается резко нелинейная ситуация. В период научно-технической революции действие на окружающую среду достигает таких масштабов, что историк поневоле вынужден привлекать множество естественнонаучных и технических данных.

Доминирующий фактор нашего времени — сложная социальная структура, включающая мощную техносферу, приводит к особой исторической ситуации, когда преобразования глобальных масштабов могут развиваться в сравнительно узких временных интервалах — малых относительно сроков естественной биологической и тем более геологической эволюции. Деятельность человечества выходит на космические рубежи, и оно начинает интенсивно самоперестраиваться, более или менее сознательно генерируя определяющие факторы своего дальнейшего развития.

Новизна положения подчеркивается соотношением традиционной истории и футурологии. Понятно, что интерес к прошлому во многом обусловлен желанием подальше заглянуть в будущее, а история и футурология, строго говоря, разные проекции единой науки об эволюции человечества.

Так вот, в рамках линейной истории прогноз на будущее не слишком сложен. Достаточно изучив глобальные климатические колебания и фиксируя тип социальных организмов, например, на уровне родоплеменной организации, мы могли бы предвидеть крупные события на тысячи лет вперед. В этой картине было бы резонно считать, что четыре слабых пика ближайшего оледенения (предсказанные на период через 170–350 тыс. лет) несколько усовершенствуют наш вид, а серия значительно более сильных оледенений, грозящих Земле на протяжении последующего полумиллиона лет, заставит человека значительно поумнеть.

Хочется верить, что такой прогноз не будет соответствовать действительности, поскольку человек все-таки не отбросит себя к пещерноохотничьему образу жизни. В рамках же прогрессирующей цивилизации довольно нелепы любые линейные прогнозы. На самом деле человечество, уже сейчас владеющее мощностями почти планетарного масштаба, должно будет решить проблему собственного выживания в ближайшие десятилетия, и отдаленные ледниковые периоды вряд ли успеют оказать какое-либо действие на наш вид — трудно предположить, что при современном прогрессе существующий биосоциальный уровень сохранится не то что на сотни тысяч, но, пожалуй, и на сотни лет.

Одной из важнейших проблем исторической науки является проблема появления систем знания. Если биологические и социальные структуры в смысле своего происхождения естественны, то культура (а, следовательно, и системы знания) — продукт социальной деятельности, так сказать, искусственный элемент, привносимый в природу конкретным обществом. И здесь возникает интереснейший стык истории и философии.