"Паутина прошлого" - читать интересную книгу автора (Щабельник Виктория)

X

Так рано в кафе кроме нас и семейной пары с двумя детьми больше никого не было. Я с интересом следила, как менялось выражение лица Алины Шалиной, то есть, разумеется, старшего лейтенанта, Шалиной, и еще раз мысленно поблагодарила Бога за то, что у меня есть тетя Клава. Без нее этой встрече не суждено было произойти. Долгие годы, проработав в школе завхозом, она знала практически всех в городе, многих даже с раннего детства. Видимо, именно поэтому лейтенант не смогла отказать пожилой женщине, и снизошла до встречи со мной.

— Прекрасно выглядишь. Очень молодо, — были ее первые слова, — встретила бы тебя на улице — ни за что не узнала. Пластика?

Я вспомнила, что Алина была на пару лет младше меня, и что-то в моем облике ее сильно задело.

— Диета, солнечные ванны и самоистязание в спортзале, — улыбнулась я, пытаясь понять, как лучше к ней подступиться. От тети я знала, что Алина вот уже три года работает в районном отделе милиции помощником следователя, и воспитывает одна пятилетнего сына.

— Ах, да. Конечно. Совсем забыла, — лейтенант грустно усмехнулась, — модели всегда должны быть в форме.

Я на мгновение напряглась, но к счастью, в этот момент Алина отвернулась, подзывая официанта. Видимо, решила использовать нашу встречу по максимуму. Что же, я совсем не против.

— Твои сведения сильно устарели, — тихо ответила я.

— И что привело тебя в ту дыру? Встреча старых друзей?

— Знаешь, никто сильнее меня не старался выбраться отсюда. Но теперь я понимаю — это не самая глубокая дыра из тех, что я видела.

— Тебе виднее, — бросила Алина, — значит, и с дурью проблем больше нет? — нет, положительно, у нее на меня какая-то затаенная обида! Знать бы еще какая?

— Все в прошлом, — уклончиво ответила я, и чтобы перевести разговор на другую тему, спросила, — слышала, у тебя малыш.

— Да, мой Санька, — голос Алины неуловимо изменился. В нем больше не было раздражительности или неприязни, только любовь и грусть. Значит, я на правильном пути, — у него лейкемия.

— Сожалею. Я могу чем-нибудь помочь?

— Не думаю. Разве что у тебя найдется лишних 20 тысяч долларов.

Я немного помедлила, даже не надеясь, что все будет настолько… нет, не просто, не тот случай. Вот только я сама не могла поверить, что у меня может получиться. Сперва я думала представиться журналисткой, но раз она так много обо мне знала, вряд ли поверила бы в резкую смену профессии. Хотя, к счастью, ее сведения устарели лет на десять. Да еще это упоминание про дурь… Нет, не стоит пока об этом думать, иначе может не получиться.

— Допустим, найдется, — я посмотрела Алине в глаза, без труда прочла там обиду и недоверие. Она резко вскочила, и устремилась к выходу из кафе. Я догнала ее у самой двери.

— Сядь. Нам надо поговорить, — мягко сказала я.

— Если это какая-то дикая шутка, ты пожалеешь, что вообще меня встретила, — выдавила она.

— Поверь мне — я о многом жалею в своей жизни. Но это не шутка. Я действительно готова тебе помочь.

— Подарить 20 штук из собственных трудовых доходов? — она истерично рассмеялась, и я заметила, как на нас стали обращать внимание, — вот уж никогда не подозревала, что ты у нас альтруистка. Думаешь, я поверю, что ты готова отстегнуть мне такие деньги?

— Почему же — подарить? — взвешивая каждое слово, начала я, — тебе их придется заработать.

— Значит, мы подошли к самому интересному, — она напряглась, и я поняла, что если не потороплюсь ей все объяснить, могу все испортить.

— Мне нужна услуга. И тебе даже не придется никого убивать.

— И на том спасибо. Но что мне нужно сделать? Закрыть какое-то дело? Так я не веду следствие.

— Все намного проще, — я откинулась на спинку стула, и позволила себе слегка расслабиться, понимая, что наживку она уже заглотнула. Теперь, главное, чтобы она не сорвалась с крючка, — деньги в обмен на информацию.

— Ты хочешь, чтобы я шпионила за своими? — возмутилась Алина.

— Мне нужно, чтобы ты достала дела пятнадцатилетней давности и сняла с них копии. Я скажу тебе какие именно.

— По-твоему, эти дела стоят таких денег?

— Они интересны только мне. Поверь — для всех остальных это всего лишь куча пыльной бумаги.

— Придется поверить, — лейтенант не сводила глаз с чашки кофе, ее пальцы, сжимавшие сумочку напряглись и побелели, — я согласна. Когда я получу деньги?

— Половину прямо сейчас, — я достала из сумки книжку в мягкой обложке с иллюстрацией целующейся парочки (что может быть более невинно), и протянула ее Алине. Она удивленно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на книгу, и, наконец, сообразив, быстро спрятала, — вторую — как только копии будут у меня. И, конечно же, я хочу, чтобы это осталось только между нами.

— Могла бы не предупреждать. Я могу лишиться работы.

— Не бойся, не лишишься. К тому же, твой сын выздоровеет. Разве это не самое главное?

— Я тебе позвоню, — сухо ответила она вставая.

— Буду ждать, — сделав глоток уже успевшего остыть кофе, я прикрыла глаза, улыбаясь своим мыслям.

Одна проблема решена. Ну, почти. Совсем скоро я узнаю то, ради чего я сюда приехала, а если мне повезет — еще и вернусь домой живой. Кстати, о везении… Что-то давно нам не дает о себе знать наш преследователь. В том, что он продолжает за нами наблюдать, у меня не было не малейших сомнений. Более того — живя в доме Миши, я была просто уверена, что ни вооруженная охрана, ни сигнализация не смогут его остановить. Остается лишь догадываться, что скорая встреча с нами пока не входит в его ближайшие планы.

Мои мысли прервал звонок мобильника. Высветился знакомый номер, и с легким волнением, я тихо произнесла:

— Слушаю.

На том конце была тишина, и даже не понимая толком, что делаю, дала отбой. Я приобрела телефон недавно, взамен потерянного при похищении. Значит старый мог оказаться где угодно, у кого угодно. Внезапно, словно очнувшись, я набрала последний вызов, и замерла, ожидая чего угодно, но только не того, что спустя пары мерных гудков, кто-то снимет трубку. Не было слышно ни звука, и все же я могла в этом поклясться, что там кто-то есть.

— Просто скажите — зачем все это? — почти попросила я, хотя изо всех сил старалась придать голосу уверенность.

Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что мне не ответят. Со злостью бросив мобильник в сумку, я вышла из кафе, толком еще не соображая, что должна делать. У меня не было сомнений, что звонил именно он — преследователь. Но почему опять я? Чем я заслужила подобное внимание? И если он снова за нас взялся, не решит ли он навредить Пашке? В больнице охрана, но это мало меня успокаивала, и предупредив Михаила, что еду туда, я решила взять такси. С недавних пор я перестала пользоваться мотоциклом, теперь, когда о способе моего передвижения стало известно Диме, я не могла чувствовать себя полностью свободной. Нет, я ни в чем его не подозревала… пока что у меня не было на то оснований, но не хотелось вызывать в нем нездоровый интерес. По-моему, я и так засветилась перед ним достаточно.

До больницы я доехала минут за десять, и вошла к Пашке. Он был не один, впрочем, я ничего другого и не ожидала, когда в прошлый раз видела взгляд Юли, обращенный на моего друга. Что же, пускай хотя бы ему повезет больше, чем нам.

— Привет! — радостная улыбка на синюшной физиономии смотрелась довольно пугающе, но, видимо, мы с Юлей были не из робкого десятка.

Подойдя к Пашке, я чмокнула его в лобик, и, стерев оставленный там след от помады, спросила:

— Ну, как наш пациент?

К моему удивлению ответила Юля:

— Вы не поверите — он самый худший пациент, из всех, что у нас был. Упрямый и непослушный.

— Ну почему же, охотно поверю! Он такой с детства. И нет на него никакой управы.

— Есть! — радостно возразил Пашка, глядя на Юльку. О, ребята, да это серьезнее, чем я предполагала.

— Мне пора, — сказала медсестра, — надеюсь, под твоим присмотром он будет вести себя прилично, и не пытаться сбросить гипс и сбежать отсюда.

Мы подождали пока за ней закроется дверь, и я присела рядом с Пашкой.

— Рассказывай, — бросил он.

— Пока нечего. Живем у Мишки, ждем непонятно чего.

— А он?

— Пока ничего, но это еще не значит, что мы в безопасности. И ты должен понимать, что с такими ранениями, выйти отсюда будет ошибкой.

— Я не могу оставить вас одних, — возразил Паша.

— Мы не одни.

— Да я знаю про охрану, но что-то сомневаюсь, что в случае чего, они смогут кого-то защитить.

— Ты не доверяешь Мише? — если так, то для меня это новость. Кто угодно, только не Пашка, самый верный его друг.

— Я никому не доверяю. Просто, говорю что-то не то. Это не касается тебя. Но эти открытки, похищение… Тебе не кажется, что все это напоминает какую-то игру?

— Кажется, — вздохнула я, — вот только мы не знаем ее конечной цели. Нас хотят просто припугнуть, свести с ума, или убить?

— Ты так это говоришь, будто не раз уже думала…

— Не раз, и не два. Мы в ловушке — в милицию обратиться не можем, иначе всплывет кое-что, что нам бы хотелось скрыть. Бежать — это не выход. Мы не знаем нашего преследователя, поэтому в любой момент можем столкнуться с ним, и даже не узнать!

— Думаешь, он рядом? — почти шепотом спросил мой друг.

— Ближе, чем мы надеемся.

— Возможно, он хочет денег? Он же не знает, что мы…

Нас прервал Мишка, буквально ворвавшийся в палату. Увидев, что мы в порядке, и опасность нам не грозит, он облегченно выдохнул, и присел напротив. Через минуту к нему присоединился Никита.

— Твой звонок нас встревожил, — заняв место у окна, он заметно нервничал, видимо все еще вспоминая тот выстрел.

— У меня было плохое предчувствие, — солгала я, толком еще не понимая, что заставило меня скрыть от ребят недавний звонок.

Когда именно я перестала им доверять? И доверяла ли хоть когда-нибудь? Детство осталось далеко позади, и сейчас передо мной были трое взрослых, сложившихся личностей с собственными представлениями о морали и справедливости. К тому же, кто-то из них был виновен в смерти Алешки, я была в этом уверена.

— Когда вы сюда так бесцеремонно ворвались, — решилась я затронуть волнующую меня тему, мы говорили о том, что могло привлечь к нам внимание этого человека. И Пашка высказал одну любопытную идею.

— И что же это? — поинтересовался Мишка.

— Деньги, — твердо ответил Паша, — он уверен, что мы ухватили нехилый куш, а значит, пришло время делиться.

— Вот только человек не в теме, что у нас ничего нет, — Никита не смог справиться с волнением и пересел на пустующую соседнюю койку, — и никогда не было. Даже если каждый из нас скинется, мы столько не соберем.

— Но он ничего не говорил о деньгах, — неуверенно возразила я.

— Не факт, что не собирался этого делать. Видимо, он решил довести нас до такого состояния, когда мы сами готовы будем отвалить ему любую сумму.

Что же, ребятам было проще свести все к деньгам. И в любом другом случае я была бы с ними согласна. Вот только в данный момент меня терзало сомнение. Этот тип не был похож на вымогателя. И хотя наше с ним общение сводилось к нескольким фразам, я бы смогла догадаться, если бы причиной были только деньги.

Что у нас на него есть? Открытка, одиночный выстрел и похищение. Разве так хотят заполучить выкуп? Скорее, запугивают, играют, мстят…

— Если он что-то знает, значит вполне может предположить, что мы способны с ним расплатиться, — вклинился в разговор Никита, — нужно лишь выяснить, сколько он хочет, чтобы навсегда оставить нас в покое. Хотя, нам может повести, и он просто отстанет. Сколько он уже не давал о себе знать? Три дня?

— Слишком мало, чтобы надеяться на чудо, — отрезал Мишка, и мне вмиг стало не интересно дальше слушать. Деньги… всегда всего лишь деньги. Разве не они во всем виноваты? Когда-то нам хотелось разбогатеть и навсегда уехать отсюда, теперь мы снова здесь, пытаемся исправить ошибки прошлого. Вот только не все ошибки можно исправить.

Я тихо покинула палату, и, кивнув охраннику, направилась в дамскую комнату. Мне просто необходимо было уйти из палаты, чтобы не слушать того, о чем говорили мои друзья. Когда-то я думала, что выдержу. Что смогу смотреть на это отстраненно, словно все происходит не со мной. Но я переоценила собственные силы. Я не смогу! Господи! Я не могу так больше! Этот звонок выбил меня из колеи, я потеряла уверенность, что двигаюсь в правильном направлении. Деньги, Алешкино исчезновение, мои друзья, которых я давно подозревала в самом страшном преступлении… И мое участие во всем этом.

Память снова услужливо вернула меня к тому сну, что я видела, находясь в больнице — ночной лес, мое бегство от чего-то страшного, и падение в бездну. Что может быть более символично? Но я знала — это был не просто сон, а нечто больше. Гораздо больше. Если бы я могла все вспомнить… Кто это был? Кто желал мне зла? Казалось, что найдя ответ на этот вопрос, я, наконец, пойму — что случилось с Алешкой.

Наклонившись над раковиной, я плеснула холодной водой на свое разгоряченное лицо. Это немного привело меня в чувство. Мне захотелось оказаться как можно дальше отсюда, там, где прошлое не оказывало на меня свое влияние. Место, с которым я не была никак связана.

Я зашла в палату и сообщила ребятам, что мне нужно уехать. По-моему Мишка хотел возразить, но, взглянув на мое лицо, вдруг осекся, и просто позвонил водителю.

Когда я толкнула незапертую калитку, в голове была одна мысль — я совершаю очередную глупость, но было уже поздно. Дима, увидев меня, улыбнулся, и поспешил навстречу.

— Ты, кажется, меня приглашал. Вот, я, наконец, решилась.

— Я рад, — просто ответил он, заводя меня в дом.

Домик был небольшим — две комнаты, кухня. Везде царил порядок. Вот уж не думала, что Дима такой аккуратист. Поймав мой удивленный взгляд, он охотно пояснил:

— Баба Варя приходит убирать здесь по средам и пятницам. Иначе, не знаю, как бы я справлялся. Проходи, садись. Хочешь выпить сока?

— У тебя есть что-нибудь покрепче?

Несколько минут Дима внимательно смотрел на меня, потом, не задавая никаких вопросов, плеснул мне водки в граненый стакан и сел напротив. Сделав большой глоток, я задохнулась, но все же, переборов себя допила до дна. Через пару минут поняла, что «лекарство» начинает действовать. Легче не стало, стало все равно.

— Когда-то я сделала что-то ужасное, — монотонным, невыразительным голосом начала я. Обрывки памяти снова ворвались в сознание. Белая палата, врачи, бегающие вокруг меня, боль во всем теле и что-то горячее, стекающее по виску, оставляющее красное пятно с противным металлическим запахом на больничной подушке.

Мне показалось, что Дима напрягся, и словно подался весь ко мне:

— Я чувствую это! Живу с осознанием этого уже пятнадцать лет. Но самое худшее — я не помню. Я совершенно ничего не помню!