"Белый лоцман" - читать интересную книгу автора (Бобев Петр)

12

Касатка с гарпуном лежала на рифе, полузадохшаяся, лишенная сил. Кожа ее высохла и растрескалась, в голове шумела кровь, перед глазами ходили алые круги. Девятиметровое туловище ее с белым брюхом и черной спиной, как бы расплывшееся, изодранное в кровь острыми шипами кораллов, лежало на боку.

Но жизнь упорно не покидала ее измученное тело. Агония была тяжелая, мучительная, слишком жестокая даже и для такого безжалостного хищника. И все-таки это была жизнь — тонкая нить еще связывала ее с кипением, с возбуждающим и опьяняющим движением, с борьбой!

И она дождалась!

Прилив окатил ее, подтолкнул к скалам. Сначала касатка не поняла, что произошло. Просто ей стало легко-легко и прохладно. Удушье исчезло, красный туман перед глазами рассеялся. Затем она начала чувствовать. Волны ударяли ее о берег, раня потрескавшуюся кожу. Собрав последние силы, она попыталась выбраться из прибоя, но набегающие волны то и дело возвращали ее назад, к каменным громадам.

Но, наконец, ей удалось. Живучесть ее была удивительная, невероятная. Недаром прожила она столько лет с этим ржавым гарпуном в спине, не случайно стала вожаком стада…

Это произошло давно, очень давно, — тогда она плавала еще вместе со своей матерью. Они напали на стадо синих китов, на которых охотились и приплывшие в нескольких лодках китобойцы. Киты обратились в бегство, но спасались они, разумеется, не от людей — ведь они даже не знали, что это враги, — а от касаток. Тогда один гарпунщик решил излить свою злость на виновников неудачи. И когда мимо лодки проплыла черная спина, он метнул в нее гарпун. Метнул его в последний раз. Потому что мать раненой касатки молнией налетела на лодку и разнесла ее в щепки. Никому не удалось спастись — ни гарпунщику, ни шестерым гребцам, чтобы потом рассказать людям с корабля о случившемся. Но гарпун так и остался в спине касатки на память о том случае. Отметина, говорящая о выносливости.

Упорно, сантиметр за сантиметром, касатка преодолевала напор прибоя, пока, наконец, не вырвалась из его коварных объятий и не поплыла в океан.

Она снова оказалась в родной стихии, среди прохладных волн беспредельного моря. Но сил у нее не было, и она, все еще не придя в себя, плыла медленно, словно парализованная.

Успокоившиеся было после нападения касаток тюлени вовремя заметили се и с тревожным лаем бросились беспорядочной толпой к скалам. Чайки и буревестники, крича, закружились над островом.

Когда оседлавший бесновавшуюся акулу человек увидел нового врага, кровь застыла у него в жилах. Разве можно было теперь надеяться на спасение? Спастись среди этих хищников?

И все же он не хотел сдаваться и был готов защищать себя, даже если это бессмысленно, пока грудь дышит, пока глаза видят, пока мышцы еще могут выдержать, пока бьется сердце.

Касатка с мутным, отсутствующим взглядом вяло кружила вокруг сражавшихся, может быть, все еще не чувствуя голода, все еще не опомнившаяся после адских мучений на рифе, не отдавая себе отчета в том, что ее влечет сюда. Она начала описывать круги метрах в двадцати от борцов, но радиус их с каждым разом уменьшался, движения ее становились все более резкими, быстрыми, а в глазах загоралась прежняя ненасытная злоба.

В пяти-шести метрах от человека покачивалась на волнах белая лодка — единственная цель, недостижимая мечта, мечта о спасении. Еще несколько метров! И один прыжок! лишь бы ему попасть в нее! Лишь бы это, ничего другого ему не нужно!

По ноге его скользнуло какое-то гладкое тело.

Новый враг!

Из воды показалась белая голова с удлиненной мордой, держащая в зубах выпущенный им нож.

— Белячок!

Все случилось так неожиданно. Рыба-пила налетела на осьминога. Но почему? Что привело ее в ярость? Может быть, инстинктивная ненависть любого морского жителя к коварным головоногим, а может быть, страх, что на нее могут напасть, атака с целью самообороны, опережения врага? Зубастая пила проткнула, подобно молнии, жилистое тело осьминога, словно это была резина. Почувствовав, что убийственная хватка ослабла, Белый полетел наверх. И как раз вовремя. Еще две-три секунды, и он никогда уже больше не всплыл бы. Оглянувшись, дельфин увидел, как рыба пытается вытащить свою пилу и как осьминог обвивает ее щупальцами. Затем блеск синевы скрыл от него морское дно…

lt;p gt;Однако, ликовать не было времени. Человек схватил нож и замахнулся, но уже зная, что кожа акулы крепка как панцирь, вонзил длинное острие в ее жабры и повернул его там несколько раз. Хлынула кровь, и смертельно раненная акула подскочила в конвульсии. Но человек не отпускал. В каком-то жестоком опьянении, сам став хищным зверем, он наносил удар за ударом.

Его охватила первобытная жажда победы…

Теперь скорее к лодке!

Оттолкнув акулу в сторону, он руками, всем своим телом вцепился в борт лодки и, перевалившись через него, лег на дно и затих.

Столько ужасов за один день!

Около него в воде тяжело дышал Белый, все еще не прочистивший легкие от скопившихся там в минуту удушья ядовитых газов. Внезапно он почувствовал запах касатки, увидел разрезающий воду острый плавник.

Ужас, накопленный сотнями предыдущих поколений, охватил дельфина. Он забыл все: дружбу, привязанность, благодарность — и, объятый страхом перед оскаленной смертью, удесятеренным воспоминанием о том дне, когда он потерял самое близкое ему существо, — исчез в океане.

Ведь он исполнил свой долг: спасенный друг его лежал в лодке — в надежном месте.

Раненая акула уплывала, оставляя за собой кровавый след. Внезапно дорогу ей перерезала касатка, разинула свою пасть, и в следующее же мгновенье голова акулы исчезла в ней. Касатка подскочила над водой, и тело ее жертвы целиком провалилось в ненасытную утробу. Снаружи остался лишь кривой хвост, но вот и он пропал. Три прилипалы едва успели оторваться от своей прежней хозяйки и прицепиться к брюху победителя. Затем касатка, как ни в чем не бывало, поплыла к лодке. Остановилась перед ней и впилась в человека своими темно-фиолетовыми глазами. Какая злоба! Какая свирепая злоба! Таким же зловещим ледяным взглядом смотрел осьминог, вырывая мачту из его рук. Человека невольно передернуло от страха и отвращения. Забыв про свою усталость, он сел на весла и повернул лодку к берегу. Но касатка не оставила его, поплыла рядом, не отрывая от него своих глаз и почти касаясь боком борта.

«Хочет загипнотизировать меня! Как тюленей!»

Какая глупая, нелепая мысль! И все же, почему она преследует его с такой настойчивостью? Холодный пот выступил у него на лбу, на спине, руки задрожали.

Вот и прибой! Скалы!

Но где сойти? Весь берег забит испуганными тюленями, которые встречают его приближение враждебным лаем и оскаленными мордами. Даже если он и сможет пробраться среди сбившихся в кучи тел, то что станет с лодкой? Вдруг веревка опять порвется и ее унесет течением? Да и тюлени могут, играя, потопить ее.

К тому же на острове не осталось ничего ценного. Мачта, паруса, удочки и нож были с ним. Что ему делать на суше? Почему сразу не тронуться в путь? Или он хочет умереть от жажды на этих угрюмых, раскаленных солнцем камнях?

Касатка сторожила его там, у скалы, под разрушенной хижиной, и нетерпеливо плескала по воде хвостом. Переполошившиеся тюлени в страхе старались забраться как можно выше, даже если для этого им приходилось ползти по телам тех счастливцев, которые опередили их. Толкались и лезли, лезли наверх, подальше от берега. Рев и вой! И крики морских птиц, что тревожно вились в потемневшем небе.

Человек решил — плыть! Завтра, может быть, будет поздно…

Он поднял паруса, и ветер тут же надул их, подтолкнул лодку и понес ее туда, где должна была быть суша, к далекой полоске горизонта.

Лишь бы не наткнуться на рифы!

Человек давно уже изучил с вершины скалистого острова все опасные мели, которые кипели при отливе, и все же — вдруг он что-нибудь не разглядел?

Небо померкло — стало почти черным. Померк и океан, впитав в себя цвет неба. Лишь на западе пылал горизонт, пылал воздух, пылала вода. И на фоне этого кровавого заката, кажущийся неестественно огромным, страшным и грозным, среди белой пены прибоя возвышался зубчатый силуэт одинокого острова, где над обломками скал кружили, прежде чем усесться на ночь, поздние птицы.

Бросив случайный взгляд назад, человек снова похолодел. В пенистой дорожке, оставляемой лодкой, угрожающе нырял торчащий плавник касатки с гарпуном. Поняв, что тюлени на сей раз ускользнули от нее, она летела в погоню за добычей, казавшейся ей более легкой. Настигнув, проплыла несколько метров около лодки, как бы изучая прочность ее борта, потом ушла под воду и, прежде чем человек успел догадаться, что она готовит ему, страшный удар подбросил лодку в воздух. Хорошо, что киль был крепким и выдержал. Несчастный едва успел ухватиться руками за мачту. Враг выплыл с другой стороны лодки и удивленно уставился на него своими злыми глазами. Неужели жертва все еще держится?.. После такого удара!..

Невольно человек припомнил все, что слышал об этих опасных хищниках — невероятные, ужасные рассказы-легенды, в которых трудно было отличить правду от выдумки. Такими же неожиданными, молниеносными ударами головой толкали они льдины, ломали их или переворачивали, чтобы спихнуть в воду лежащих на них тюленей.

И вот — то, что он раньше считал моряцкой выдумкой, оказалось жестокой правдой. Только сейчас жертвой был не тюлень…

Касатка отплыла в сторону, ударила хвостом по воде и снова налетела на лодку. Но и на этот раз удар пришелся в прочный киль.

Человек опять удержался, в смертельном ужасе цепляясь за качающуюся мачту. Значит, и он сейчас как тюлень на плавающей льдине и такой же беспомощный.

Вот опять! Касатка разбежалась и снова ударила лодку своей огромной головой. Доска затрещала. Сквозь щель забила тонкая струйка воды.

Человек схватил консервную банку и начал поспешно вычерпывать воду. Что еще мог он сделать?

С какой стороны обрушится на него новый удар? И выдержит ли пробитая лодка?

Откуда? Откуда?

Стиснув мачту до боли одной рукой, он другой лихорадочно вычерпывал воду.

Где подстерегает его смерть, оскаленная, страшная, прячущаяся в черной бездне? Когда и как набросится она на него?

Но почему он, не двигаясь с места, бездействует в пробитой лодке среди океана? Почему ждет, скрестив руки, своей гибели? Почему не пытается предпринять что-то, пусть даже глупое, бессмысленное?

Он убрал парус, сел на весла и пустился обратно к кипящему прибою, туда, где проступали едва заметные очертания скалистого острова.

Вода в лодке, поднимаясь все выше и выше, сначала покрыла ступни его ног, потом дошла до щиколоток, потом до колен.

А рокового удара все еще не было.