"Белый лоцман" - читать интересную книгу автора (Бобев Петр)21Три дня плыл Белый назад И наконец достиг острова. На вершине скалы, среди кружащих птиц, развевалась привязанная к палке рубашка его друга. Тюлени смело расположились по всему побережью, их темные блестящие тела виднелись и около брошенной мачты, и даже на той площадке, где недавно стояла крохотная хижина. Чайки носились над волнами, ложились на них, соскальзывали в темные щели между ними и всплывали наверх, рассекая пенящиеся гребни. А его друг? Где он? Куда исчез? Дельфин несколько раз стремительно обогнул весь остров, остановился ненадолго около изгнанных из стада тюленей, дремавших у заливчика с пресной водой, защебетал нежно, так, как когда-то звала его мать. Позвал второй раз, третий. Но тщетно, человека и след простыл. Что случилось? Весь день и всю ночь Белый кружил вокруг острова в смутной надежде, что вот-вот тюлени панически попрыгают в воду и на скале появится его друг, помашет ему рукой. Или где-нибудь неподалеку покажется лодка, и когда Белый подплывет к ней, человек погладит его ладонью по лбу… Лишь на рассвете охваченный тревогой дельфин бросился назад в открытое море. Нужно было во что бы то ни стало найти друга — наверное он отправился куда-нибудь в лодке. Бедное животное уже забыло, что Однорукий превратил ее в щепки. Куда? Часов пять-шесть колесил Белый по океану с такой бешеной скоростью, с какой могут плавать только дельфины. Где же его товарищ? Где? Два горбатых кита пересекли ему дорогу. Белый узнал в них Меченую и ее детеныша. Здоровые, жизнерадостные, они преследовали косяк сельдей. На их черных спинах там, куда пришелся удар гарпуна, белели пятна оголенного мяса. Киты гнались за рыбами, шумно подпрыгивая над волнами, словно не охотились, а весело играли. Недаром их прозвали веселыми китами. Альбатрос, который уже целый час кружил над ними высоко в небе, вдруг сложил крылья, камнем упал в море почти около головы Меченой и тут же взвился вверх, держа в зубах крупную трепещущую рыбу. А дельфин продолжал разрезать волны. Где его друг? Где? Где? Охваченный тревогой, он чуть не попал в объятия коварной физалии. Ее ярко-синие тридцатиметровые щупальца протянулись к нему, но он вовремя отскочил в сторону, успев заметить при этом, что в прекрасной западне, переливающейся всеми цветами радуги — от фиолетового до пурпурного, уже корчится несколько парализованных рыб. Красота этого качавшегося на волнах чудесного мыльного пузыря, разумеется, не трогала дельфина. Для него это медузоподобное создание было лишь еще одним врагом, опасной ядовитой сетью, которой следовало остерегаться. Внезапно он едва не наткнулся на какое-то черное тело, которое плыло ему навстречу, тяжело дыша и издавая жалобные стоны. Оскаленный! Один, брошенный стадом, изнуренный голодом и болью. Никакой дельфин не может жить со сломанной челюстью. Он обречен на гибель, на голодную смерть, медленную, мучительную. Оскаленный увидел Белого, и старая ненависть на миг снова вспыхнула в его глазах, но тут же угасла — ее сменил страх перед победителем. Слабо ударив по воде хвостом, Оскаленный попытался убежать. Но Белый и не думал гнаться за ним. Он лишь проскрежетал зубами. Мысли его сейчас были заняты совсем другим, да к тому же старый враг в сущности был уже мертв. Вдруг стая акул, высунувших из воды свои трехугольные плавники, бросилась следом за беглецом. Вот одна настигла его, щелкнула челюстями, и, когда отскочила назад, на спине Оскаленного недоставало куска мяса. Опасность придала ему сил, и он помчался прочь от хищников, бешено ударяя по воде хвостом. Но даже если ему на этот раз и удастся убежать, то завтра или послезавтра он обессилеет еще больше. Он обречен! Его ждет неминуемая гибель. Или эти, или другие хищники все равно догонят и прикончат его… Белый летел по океанской шири, подобно белой торпеде, разбивая волны на миллионы сверкающих брызг. Внезапно сквозь шепот водяных струй его чуткое ухо уловило далекий шум пароходного винта. Движимый своим чутьем, Белый устремился туда. И вскоре над волнами появился кудрявый дым, затем труба и, наконец, сам пароход. Поравнявшись с ним, дельфин радостно подскочил чуть не до самого борта. Не его ли это друг стоит облокотившись о поручни, устремив взгляд куда-то вдаль? Почему он не замечает его? Белый повернул к корме и вдруг замер пораженный. Что это такое? Что за скопление рыб? Целые груды, одна возле другой, одна над другой. Охваченный охотничьей страстью, он врезался в самую плотную из куч, проглотил одну крупную скумбрию, потом еще одну, но вдруг что-то непреодолимое сковало его. Крепкая сеть обмотала его плавники и потащила куда-то. Пытаясь освободиться, дельфин забился всем своим сильным телом. Но напрасно! Беспощадная сеть продолжала сжимать его и тащить вперед. Он начал задыхаться. Легкие его все настойчивее требовали свежего воздуха. В четырех-пяти метрах от него искрилась поверхность, такая близкая, что он одним скачком мог бы добраться до нее. Там, наверху — воздух! Воздух! Неужели он так и задохнется? Белый вцепился зубами в сеть, яростно запилил ее. Грудь его мучительно сжималась, из ноздри вылетали перламутровые пузырьки и устремлялись кверху, где был чистый воздух, целое небо чистого воздуха, до которого он не мог добраться, плененный коварно подставленной ему западней. Кровь ударила ему в голову, подступила к горлу. Изумрудное сияние перед глазами потемнело. Сейчас для него не существовало ни моря, ни рыб, ни его самого — ничего кроме этой проклятой сети и его острых зубов, которые старались перегрызть ее. И вот одна петля, наконец, лопнула; дельфин принялся за следующую, порвал и ее, сунул морду в образовавшееся отверстие, напряг силы — неудержимо, в диком страхе за жизнь — и полетел наверх. Следом за ним выбралась из плена и стая скумбрий, построилась в своем обычном порядке и исчезла в синеве, а Белый подскочил над волнами, вдохнул глубоко воздух, нырнул, снова выплыл — и так до тех пор, пока легкие не освободились от скопившегося там ядовитого газа. Тогда он снова бросился за ушедшим кораблем, догнал его и поплыл рядом. Стоявший на палубе человек случайно обернулся назад и увидел его. Изумленный и тронутый, он взволнованно протянул к дельфину руки. — Белячок! Белячок! Я же знал, что ты вернешься! Знал! На глазах его были слезы. — Белячок мой! Услыхав любимый голос, дельфин обезумел от радости, бешено запрыгал над волнами, защебетал… — Белячок! Если бы ты только знал, что пережил я за эти дни. Один. В тумане. Я решил, что и этот корабль ушел… А они заметили меня, послали лодку… И я тогда забыл тебя… Так захотел к своим… как и ты… В этот миг раздался выстрел. Белый почувствовал, что какой-то невидимый жар опалил ему спину. А друг его резко повернулся назад, подскочил, словно зверь, и схватил за горло моряка, который стоял за его спиной. Вырвал у него из рук ружье и швырнул в море, а затем изо всей силы ударил его в лицо кулаком. Моряк как подкошенный упал на палубу… Человек снова перевесился через поручни. — Белячок, где ты? Где… Но не докончил. Несколько матросов набросились на него. Он успел сбить с ног еще одного, но другие навалились, придавили его к палубе… Ничего этого Белый не видел. Он только чувствовал, что погружается в какой-то огненный водоворот. В глазах у него потемнело. А когда он опомнился, от корабля не осталось и следа. Разъедаемая морской солью рана болела ужасно, кровь текла струей, но он был жив, он мог двигаться. Наверное, друг его поплыл на остров и сейчас ждет его там. Да! Ждет его! Надо поскорее плыть к нему, не оставлять его одного! Да и он сам, раненный, обессилевший, не будет тогда одинок. Белый ударил хвостом и заскользил вперед. Но кровь продолжала течь и движения его становились все медленнее и неувереннее. Вдруг он почувствовал, что кто-то следит за ним. Резко повернулся и увидел двух пестрых рыб-пилотов, которые испуганно бросились назад к своей повелительнице — огромной акуле-молоту. Белый попытался уйти вперед, но и та ускорила ход, притягиваемая запахом крови. Ее золотистые тигровые глаза, несколько косые, посаженные с обеих сторон ее уродливой головы, вытянутой, словно огромный живой молот, следили за дельфином злобно и жадно, мощное тело, предвкушавшее богатый пир, сладострастно подрагивало. И все же она не решалась напасть на него сейчас, вероятно, не догадываясь, как он ослаб. И потому тащилась за ним по кровавому следу неотступно, словно тень, а две пестрые рыбы сновали около нее взад и вперед, будто подстрекая ее не медлить, чтобы и им полакомиться вкусной добычей. Сколько еще продлится эта погоня? Белый обернулся и вдруг увидел сзади себя уже не один, а целых четыре плавника. Запах крови притягивал морских хищников. Обезумев от страха, выбиваясь из последних сил, он продолжал нестись вперед, преследуемый этим зловещим эскортом. Надежды на спасение не было? И — о ужас! Впереди мелькнула касатка с гарпуном. Дельфин свернул в сторону и оказался всего в нескольких метрах от своих преследователей, уже начинавших терять терпение. Но почему касатка лежит на воде неподвижно, кверху брюхом? Мертва? Неужели это возможно? Но ведь живые так не лежат! Акулы же, почуяв более крупную и легкую добычу, за которой ненужно гнаться часами, отстали от дельфина и остервенело набросились на огромный труп. Не оборачиваясь, Белый продолжал свой путь туда, где, как он думал, ждал его друг. Но что это с ним? Почему он так медленно движется? Почему его так клонит ко сну, так сладко укачивают волны… Он проснулся внезапно с ощущением чего-то непоправимого. Попытался всплыть над водой и вдруг понял щупальце Однорукого впилось в его гладкую кожу своими присосками и медленно, но уверенно тянуло его вниз. Вода становилась все темнее, все более пугающей и холодной. Дельфин бешено извивался, метался во все стороны, бил хвостом, но что это было в сравнении с титанической мощью таких стальных мускулов! Вдали, среди синеватой мглы, там, где кончалась проворная змеевидная рука, чернело тело кальмара со светящимися зелеными глазами и алчно растопыренными щупальцами, которые ожидали добычу. Ядовитый клюв скрежетал все нетерпеливее и нетерпеливее… Надеяться уже было не на что. Совсем не на что… Но вдруг сверху спустилась еще одна тень. Слепой! И прежде чем Белый признал его, кальмар отпустил жертву и набросился на своего давнего врага. Щупальца его оплели все тело кашалота, затягивая того в свою страшную сеть. А Слепой, словно и не чувствуя ран от острых ногтей, закусил своей громадной пастью два-три щупальца и потащил нежданную жертву наверх. Дельфин мгновенно взлетел на поверхность и вобрал в легкие свежего воздуха, чтобы прийти в себя от подлого нападения. В следующее мгновение в сотне метров от него всплыл кашалот с вцепившимся в его голову кальмаром. По телу головоногого пробегали то красные, то фиолетовые пятна. Глаза стали рубиновыми и загорелись сатанинским блеском. Кашалот подскочил кверху, перевернулся и рухнул в воду. Потом подпрыгнул еще и еще. Вода закипела, словно извергался какой-то подводный вулкан, и теперь в его жерле крутились в яростной схватке два исполина, два смертельных врага. Вокруг них, как гиены, кружили акулы, дожидавшиеся конца битвы, чтобы разделить с победителем добычу. На черном теле кашалота, изборожденном старыми шрамами, зацвели новые раны, из которых струились кровавые ручейки, но он, не замечая этого, яростно метался над волнами, и каждый удар по воде его огромного тела гремел, словно орудийный залп. Оглушенный этими ударами, кальмар ослабил свою схватку, а Слепой терпеливо притягивал зубами его туловище к своей четырехметровой пасти. Гигантский моллюск сделал последнюю попытку. Он вдруг резко рванулся в сторону, решив, пусть даже ценой потери нескольких щупалец, вырваться из этих беспощадных зубов, спастись. Спастись… Акулы испуганно разлетелись кто куда. Борцы потонули в глубинах. Круглые волны не успели еще успокоиться, а на том же месте, где и прежде, снова всплыл кашалот — головой вверх — живая скала среди океана, о которую ударялись кипящие волны. Продержался так несколько минут, нетерпеливо встряхиваясь, чтобы проглотить свою крупную добычу. Из его белого рта торчали, извиваясь, словно клубок чудовищных змей, щупальца кальмара. Белый не стал дожидаться исхода в сущности уже решенной борьбы. Это был конец Однорукого! Истощенный, обессилевший от потери крови, дельфин снова пустился в путь, к скалистому острову. К вечеру ему удалось добраться до него. Но человека там не было. Лишь рубашка его по-прежнему печально развевалась на вершине скалы среди кружащих птиц. Ничего! Он подождет! Друг его вернется, обязательно вернется! И тогда они опять будут играть консервной банкой, он будет приносить ему брошенный в воду прут, они будут бороться с ним в воде, сражаться с акулами, убегать от кальмаров и касаток — всегда, всегда вместе. Белый устроился по привычке в маленьком заливчике, где можно было лежать спокойно, ничего не боясь. Рана перестала кровоточить. Он будет ждать! Прошли годы… Далеко на севере, в большом приморском городе со множеством дымящих труб, отчего свежевыпавший снег чернеет там на следующий же день, человек с острова грел закоченевшие пальцы около гудевшей печки, отдыхая после тяжелого дня, проведенного на фабрике. Голова у него уже побелела, а когти жизни провели по лицу свои борозды. В одном углу комнаты стучала на швейной машине раньше времени состарившаяся женщина, а около нее две бледные девушки выдергивали наметку из только что сшитого платья. Отец вздохнул: — Чем больше старею, тем чаще вспоминаю о моем друге… о белом дельфине… Швейная машина смолкла. Женщина подняла на мужа свои усталые покрасневшие от работы глаза, а девушки повернулись к отцу. Они знали наизусть историю об этом странном дельфине и все же, когда отец начинал рассказывать о нем, глаза их по-детски загорались от любопытства, но в то же время какая-то еле заметная складка сомнения появлялась в уголках их губ. Неужели все это могло быть? Бедный отец! Что он только не пережил, наверное, на том пустынном острове среди чаек да тюленей. И, может быть, какой-то бред, тяжелый кошмар помутил его сознание… — Удивительно умное существо! — вздохнул седой человек. — Правда, бросил он меня тогда — но что было ему делать, раз послышался родной клич? Да и я разве остался бы с ним, когда прошел корабль? Но он вернулся, может, искал меня среди океана… Верность его и погубила. Человек поворошил щипцами в печке и, вынув оттуда уголек, закурил трубку. — А матрос этот! Наверно убил его тогда! И сейчас, если только встречу — все кости переломаю! Да какой толк от этого? Хорошим стрелком оказался, мерзавец, хоть и еле на ногах держался от вина. Видел я — подскочил мой Белячок, как подскакивают смертельно раненные дельфины, и исчез. Мне потом здорово всыпали, по-моряцки! Ну а когда вытянули прорванную сеть, так капитан совсем рассвирепел: «Что б туману пораньше упасть, чтоб мы твою рубаху не заметили! Возьму вот да и отправлю тебя обратно на остров к твоим тюленям и дельфинам. Головой рисковали из-за тебя среди этих проклятых рифов, а ты — моряков моих бить!» И в наказание заставил меня целый месяц в топке проработать… А я с ума сходил от горя. Какого друга потерял… Среди людей такого не сыщешь!.. Только что говорить не умел… Жена встала из-за машины. — Не думай больше об этом! Что было — того не воротишь. Он поднял голову. — Так-то оно так. Но что делать? Как вырвать из сердца воспоминания? Как забыть? Тяжело мне, поверьте! Такой ужас пережить пришлось, а вот… хочется вернуться туда, посмотреть еще разок на мой, на наш остров, на залив, послушать рев тюленей и крик буревестников… Вспомнить… Э-эх, не забываются такие вещи… На всю жизнь в памяти остаются… Он поднес ко рту трубку, глубоко затянулся и махнул рукой. — Хочется мне, не скрою, но… И опустил голову. А в это же время в десятках тысяч километров от того города, около одинокого острова снова бушевал ураган. Десятиметровые волны, как качающиеся от страшного землетрясения холмы, как гигантские массивы отшлифованного гранита, озверело вздымались, росли — ужасные, неумолимые. Глубокие борозды — настоящие пропасти — прорезали океан, словно мрачные ущелья, заполненные туманом водяных брызг — то был грозный, все сметающий на своем пути хаос обезумевших горных хребтов и туманных долин. Ветер ревел, подобно зверю! Но небо сияло — ясное, безоблачное! На волнах беспомощно барахтался корабль, то исчезая бесследно в водяных ямах, то взлетая, как скорлупа, на кипящие гребни. Из двух его труб вырывались тучи дыма, целые вулканы, но все равно он не в силах был устоять перед натиском бури. Около молчаливого рулевого стоял сам капитан, прижавшись лбом к стеклу кабины, и впивался взглядом в свирепствующую изумрудную стихию. Даже и сюда, сквозь вой бури и скрип всего остального корпуса корабля, долетали вопли пассажиров — мужчин, женщин, детей, которых страх собрал в кают-компании. В такие минуты никому не хочется оставаться одному. А волны становились все выше, все величественнее, расцветая под солнцем всеми оттенками опала. Такая красота! Такая страшная красота! Над зияющими черными котловинами неожиданно вырастали огромные зеленые горы, вытягивая кверху свои стеклянные зубцы, а по их блистающим склонам неслись все новые и новые волны поменьше, волна за волной, пенящиеся, злые. Вдруг впереди, совсем близко, над океаном взметнулось облако алмазной пыли, в котором сверкнула радуга. И в следующее мгновение внизу, под самым килем корабля, из разверзнувшейся синей бездны на капитана и рулевого глянул, оскалив свои страшные зубы, красный подводный риф. Рулевой побледнел и, не дожидаясь команды, испуганно завертел руль, давая обратный ход, а капитан, обливаясь холодным потом, бросился к рупору: — Полный назад! Слышишь меня, полный назад! Назад! Затем кинулся к рулевому, оттолкнул его и сам схватился за руль. Пароход, словно не желая подчиняться, задержался несколько мгновений на гребне волны, но потом все же отступил назад, а течение так и тянуло его туда, где подстерегала покрытая пеной пасть кораллового рифа. Толчок, второй, третий — усиливающийся рев, беспомощные усилия! И все же алмазное облако начало отступать от ползущего назад корабля. Но это не могло продолжаться долго. Слишком трудно встречать кормой напор бури! А сейчас? В какую сторону вертеть колесо, если они не знают до каких пор простирается коварный риф? Кают-компания битком набита людьми. Сможет ли он довести их до порта? Какая ответственность! Неожиданно капитан радостно крикнул. — Гляди! Белый лоцман! Рулевой подбежал к нему с загоревшимися надеждой глазами. Навстречу им, по кипящим водяным холмам несся белый дельфин, спокойный, уверенный в себе. — Держать курс на лоцмана! — приказал капитан и бросился вниз по крутой лесенке. Остановил первого попавшегося ему матроса и велел, стараясь перекричать грохот бури: — Иди… Успокой пассажиров! Белый лоцман… перед нами… Матрос козырнул, затем, сгибаясь под ветром, бросился в кают-компанию. Открыл дверь и еще с порога крикнул: — Спокойствие! Спокойствие! — Что случилось? — окружили его пассажиры. — Белый лоцман ведет нас! Некоторые, слышавшие о нем, приободрились, начали оправлять одежду, волосы, другие зашумели с любопытством и недоверием. — Белый лоцман — это один белый дельфин! — объяснил матрос, облизывая пересохшие губы. — Уже несколько лет подряд проводит он корабли через эти опасные рифы. — Почему он это делает? — спросил кто-то. — Не знаю. Его тайна. Сколько человеческих жизней спас! Спасет и нас. Специальный закон его охраняет. Все, кто доверились ему, уцелели. Все до одного! А в это время Белый несся неуклонно вперед. Вперед и вперед по узкому подводному пролому, подальше от острых коралловых зубьев. Вскоре из-за бушующих волн показалась вершина одинокого острова, покачнулась, подскочила и исчезла за набежавшей хрустальной стеной. Потом появилась опять, задержалась дольше, приблизилась. И вот уже осталась позади. А дельфин все летел вперед. Достигнув глубокого свободного моря, он замедлил свой ход. Словно его охватило какое-то сомнение. Почему и этот корабль обошел остров, почему обошел любимый заливчик? Он повернул назад и поплыл к острову. Столпившись на палубе, моряки махали ему вслед руками, а капитан стоял на своем мостике, приложив руку к козырьку фуражки с мокрыми от благодарных слез глазами. Ничего не видя, ничего не понимая, Белый возвращался сокрушенный к своему острову. После упорной борьбы с волнами движения его были усталые, вялые. От всего его существа веяло разочарованием и печалью. Увы! И этот корабль прошел мимо! И на этот раз напрасно! После стольких лет ожидания! Белый ждал, ждал. Может быть, уже и не сознавая, чего именно. Среди повседневных ужасов, среди ежеминутной борьбы за жизнь в его диком существе осталась лишь какая-то подсознательная мечта — о близости, взаимности, дружбе, — мечта, свойственная любому живому существу. И это непреодолимое стремление к теплоте и нежности, потерявшее свою прежнюю страстность, превратившееся уже в неясную, туманную, но все еще неугасшую привычку, приводила его к старым, не забытым местам, где среди полчищ врагов встретил он своего единственного друга. Снова и снова возвращался он сюда — встречать и провожать корабли, верный своим воспоминаниям. И ждал! Долгие годы! Такая верность! Волны бились свирепо о скалистый остров, обливая его водопадами пены. Рубаху человека давно уже унес ветер. Унесены были или засыпаны птичьим пометом все его следы. Лишь одна ржавая банка из-под консервов все еще краснела в каменной нише, где когда-то ютилась маленькая хижина. Остров был пустынен, уродлив. Тюлени, покинувшие свое зимнее убежище в погоне за рыбьим косяком, сейчас охотились где-то на юге, среди льдов Антарктиды. Но вот — одна волна, выше, чем другие, обрушилась на скалу и, когда отступила назад, ржавая банка исчезла. Исчезло последнее, что напоминало здесь о человеке… Где-то над горизонтом поднимались свинцово-серые тучи. На меркнущем небе всходил тонкий серп новой луны. Новой — и всегда одной и той же золотой луны. А внизу, насколько хватал глаз, тянулись белогривые волны, словно беспредельные горные хребты, покрытые первым снегом. |
||
|