"Мы воевали на Ли-2" - читать интересную книгу автора (Горностаев Николай Михеевич)

Глава шестая

Четыре месяца — с 16 февраля по 17 июня 1943 года — полк воевал на Северо-Кавказском фронте. 954 тонны бомб сбросили наши экипажи на головы врага, выполняли другие задания. И все же улетали мы из Лабинска с чувством горечи. В Крыму, на Таманском полуострове, над Керчью мы потеряли 29 боевых товарищей и 6 самолетов. Они навсегда остались на Северном Кавказе, А наши Ли-2 легли курсом на Центральный фронт.

…Опытный, обстрелянный боец по многим незначительным признакам чувствует, что скоро будут большие бои. Ощущали это и мы. Затишье перед грозой — вот что встретило нас в России, если можно назвать затишьем в какой-то мере стабилизировавшуюся линию фронта на Орловско-Курском выступе.

Разговоры вертелись вокруг одной темы: что же будут делать дальше немцы? Где нанесут очередной мощный удар?

Однажды утром на самолетную стоянку пришел комиссар полка А. Г. Павлов. Он часто заходил к нам после полетов. Благодарил за хорошую подготовку самолетов к боевым действиям, рассказывал о последних новостях. На этот раз разговор пошел о том, что командование полка, летный состав озабочены состоянием готовности машин к боевым вылетам.

— Вашими руками здесь, на земле, куется победа в воздухе, — Павлов оглядел нас. — Экипажи должны быть абсолютно уверены в надежности работы всех систем машины, а не вдаваться в размышления и сомнения, сработает ли в критической ситуации тот или иной механизм. Что мешает вам в работе? В чем нужна наша помощь?

— Запчастей не хватает, — сказал техник В. Т. Милюков. — Мы провели тщательный осмотр машин. Дефектов много, хотя они и мелкие. Но в авиации мелочей нет.

— Ещё что мешает скорейшему вводу в строй всех Ли-2?

— Будут необходимые материалы и запчасти — за нами не заржавеет, товарищ комиссар, — сказал техник К. К. Стрельников. — У каждого из нас свои счета с Гитлером. Спать, есть не будем, а машины в строй поставим…

— Договорились, — подвел итог беседы Павлов.

Уже на следующий день с центральной базы снабжения доставили несколькими рейсами агрегаты, цилиндры, поршневые кольца… Работа закипела с новой силой. Через трое суток число дефектов резко снизилось.

Полк стал пополняться новыми людьми: летчикам» штурманами, радистами, воздушными стрелками. В основном это были молодые парни, только что закончившие училище. Их вводил в строй экипаж Щуровского, в который едва ли не каждую ночь включали и меня. За ночь выполняли по тридцать-сорок взлетов и посадок.

В конце июня подошел и наш черед перейти к массированному боевому применению Ли-2. Полк получил приказ бомбить аэродромы врага в районе Ольсуфьева и Карачева. Отлично защищенные с земли, прикрытые с воздуха, они представляли собой почти неприступные цели.

Удары решили наносить тремя эшелонами, которые поведут майоры Н. В. Савонов, В. Д. Ширинкин, И. Н. Владимирцев. Три ночи подряд мы выпускали самолеты в полет и с тревогой ждали их возвращения. Они пришли без потерь. А те повреждения, которые получил Ли-2 старшего лейтенанта П. И. Фурсова, можно было и не считать, ведь на обоих аэродромах штурманы лидеров капитаны А. Т. Пустовойт и Н. А. Абрамов ясно видели большие пожары и взрывы. Врагу нанесен ощутимый урон.

Ночью пятого июля я лечу в экипаже капитана В. А. Тишко к железнодорожной станции Унеча. Нет уже у меня того волнения перед боевым вылетом, что я испытывал в начале войны. Нет и страха быть убитым. Война притупляет чувство самосохранения. Ровно гудят моторы, в небе сияют звезды. Линия фронта пульсирует огнем, вспышками разрывов. У нее своя особая жизнь, на которую мы глядим с высоты с обычным, присущим каждому человеку любопытством. А ведь там, внизу, кто-то сейчас гибнет, кто-то побеждает… Но она не равнодушна и к нам. Метнулись в небо лучи прожекторов, рядом расплели дымные шлейфы малокалиберные пушки, заплясали огоньки четырехствольных эрликонов

Огненная полоса остается позади. Снова темнота со всех сторон, убаюкивающий гул моторов. Гляжу на часы, маленькая стрелка застыла на цифре 2.

— Через шесть минут будем над целью, — уточняет паше положение штурман П. В. Романчук.

И будто в подтверждение того, что станция недалеко, самолет встряхивают разрывы зенитных снарядов. Впереди вспыхивают желтые световые купола — это наши Ли-2, шедшие впереди боевого порядка основной группы, сбросили над Унечей САБы. Пробираюсь в грузовую кабину, распахиваю дверь, подтаскиваю поближе открытые ящики с мелкими бомбами. Ли-2 вздрагивает, две фугаски уходят к земле. Вираж. Второй заход. Сирена. Вот теперь моя очередь. Толкаю за борт ящики, самолет снова подбрасывает вверх — пошли бомбы крупного калибра. Крепко упираюсь в стены фюзеляжа и, пристегнувшись за фал, через проем двери гляжу на нашу работу. Ревет ветер, и в этом реве в самой гуще эшелонов, которыми забита станция, распускаются, как диковинные цветы, разрывы бомб. В глаза бьет, ослепляет мертвый белый свет прожектора. «Поймали, сволочи», — подумал я, захлопнул дверь и тут же услышал голос стрелка Павла Радченко:

— Вижу истребитель, командир! Огненный пунктир трассирующей очереди перечеркнул темное стекло иллюминатора. Заговорили наши пулеметы, зазвенели гильзы. Кабину заволокло пороховым дымом. Машина резко уходит вниз и вправо. Едва успеваю ухватиться за трос. На земле, вставшей дыбом, бушуют пожары, и, кажется, мы падаем в самое их пекло. Неужто сбили?! Но Ли-2 мягко выходит из пике у самой земли, и пока я добираюсь до своего места, самолет уже окутывает темнота.

— Спасибо, командир, — в наушниках веселый голос Радченко. — Обманули мы фрица.

— Но он нас вроде все же зацепил, — устало говорит Тишко. — Будет тебе работа, Горностаев.

Проходим линию фронта, напряжение боя спадает. Коротко вспыхивает прожектор, указывая направление посадки, и вот, подрагивая на неровностях земли, мы уже катим по ВПП. Нас встречают техник с мотористом.

— Ну как? Все целы?

— Мы-то целы, — я иду к правому крылу, — а вот крылышко нам подпортили.

В консольной части — сквозная дыра от прямого попадания снаряда. Старший инженер полка майор Н. С. Фомин лишь покачал головой: «Счастливо отделались». Одна за другой на свои самолетные стоянки заруливают машины. Разговоры, возгласы, смех… Это на тех стоянках, где закончилось тревожное и томительное ожидание. На других — тишина. Лишь плавают огоньки самокруток. Экипаж уходит отдыхать, а я вместе с техником и мотористом начинаю дефектацию материальной части, проверяю на чистоту фильтры масляной и топливной систем.

С рассветом на помощь нам пришли слесари и клепальщики. Дыра в крыле большая, и им придется повозиться, чтобы залатать ее к ночи. Сегодня на стоянках голоса чуть тише, чем обычно, и звон ключей и металл как будто глуше. Мы стараемся не смотреть туда, где на пустой стоянке терпеливо ждут свой Ли-2 техник И. И. Ковалев и моторист Г. В. Ляпунов. Ждут, надеются — вдруг произойдет чудо, хотя всем ясно, что самолет и экипаж младшего лейтенанта Л. А. Скуднова больше не вернется на стоянку.

Скуднов прибыл в полк в июле 1942 года. Он отлично воевал под Сталинградом, на Северном Кавказе. Вместе с ним я четыре ночи летал к партизанам Крыма доставляя грузы и боеприпасы. Он и в последнем полете прорвался к Унече, выполнил боевое задание. Доложил об этом на КП полка, а через три минуты связь оборвалась — самолет был сбит зенитками.

Неприкаянно смотрят в небо Ковалев и Ляпунов, бесцельно бродят по стоянке. Где найти слова, чтобы сказать им, что чуда не будет. А они в него верят…

От тягостных раздумий отвлек пропагандист эскадрильи техник В. Т. Милюков. Он вернулся с КП полка и принес весть о том, что, по сообщению Совинформбюро, сегодня утром, 5 июля, фашистские войска перешли в наступление на направлениях Орел — Курск и Белгород — Курск. Враг бросил в сражение крупные силы. Тяжелые бои развернулись по всему фронту,

— Похоже, здесь новый Сталинград начинается, — Мрачно завершил свой рассказ Милюков.

К вечеру полк получил приказ нанести удар по сосредоточению живой силы, танков, самоходных орудий и другой военной техники врага в районе железнодорожной станции Глазуновка, в трех десятках километров южнее Орла, откуда гитлеровцы пытались прорваться в направлении Понырей.

— Ведущими групп пойдут Савонов, Владимирцев, Ширинкин, Ваканья, — подвел итог предполетного разбора Б. П. Осипчук. — Думаю, эта битва будет главной битвой нынешнего лета. Вы видели, сколько техники и людей Гитлер притащил в эти края. Так что без работы не останемся.

Когда экипажи вернулись после первого вылета, командир нашей второй эскадрильи майор И. Н. Владимирцев сказал, выйдя из Ли-2:

— Ад там, Коля, сущий ад. Такого мы еще не видели.

В ту ночь и в последующие полк сделал по два боевых вылета. На третьи сутки битвы положение сложилось настолько напряженным, что, несмотря на дождь и сильные грозы, 16 экипажей получили приказ разбить с воздуха скопление войск и танков врага на передовой в направлении Понырей. Поскольку лететь нужно было недалеко, топлива брали мало, бомб — фугасных и осколочных — как говорится, под завязку. Все экипажи вернулись домой, за исключением Ли-2 А. Л. Велданова. Он был подбит истребителем, но Велданову удалось перетянуть через линию фронта и посадить поврежденную машину на лес.

Еще две ночи подряд полк бомбил узлы сопротивления врага в полосе Брянского фронта — Дудино и Жуковку, потом походные колонны резервов, шедшие из Орла, танки в Волхове. 18 июля 14 экипажей бомбили эшелоны врага в Навле, затем Орел, Моховое… В этих пилотах был подбит и загорелся самолет старшего лейтенанта Ф. В. Спицина. Экипаж выбросился с парашютами, но штурман Я. А. Гольдман погиб. Там же, на станцией Моховой, сбили самолет лейтенанта М. И. Бокача; экипаж погиб.

20 июля после бомбардировки Орла был сбит и погиб экипаж заместителя командира первой эскадрильи старшего лейтенанта В. Т. Осадчего…

Погиб, погиб… Слово какое жестокое! А ведь Миша Бокач в свою смерть не верил. Весельчак и балагур, он был рожден для жизни. Прошел через такие огни и воды, что нам и впрямь порой казалось, что он заколдован. Оказалось, нет.

Навсегда вместе с ним ушел в небо летчик-инструктор Владимир Тимофеевич Осадчий. В полку он летал с первых дней его создания, совершил 278 боевых вылетов. Скромный, неспешный в движениях, он был люби нем у молодых летчиков, которых вводил в строй.

Карачев, Михайловская, Севск… Длинные жаркие дни, короткие тревожные ночи, наполненные разрыва зенитных снарядов, светом прожекторов, опасностью атак ночных истребителей, пожарищами внизу и огненными следами уходящих к земле сбитых Ли-2 старше лейтенанта Г. М. Глазкова, лейтенанта В. А. Казенов.

Не знаю, по каким законам, но нечеловеческое напряжение, которое испытывали на передовой наши бойцы, передавалось и нам. Мы жили в той же тревоге и судьбу битвы. По двое-трое суток почти не смыкали глаз, встречая и провожая в бой самолеты. Горела земля, горело небо, и в этом огне один за другим исчезали наши товарищи. А потом даже природа пришла в ужас от того, что творилось на Курской дуге.

23 июля во второй половине дня, когда самолеты уже были готовы к ночным полетам, тяжелая черная туча с запада заволокла небо. Прошумел, взметнул пыль и затих ветер. А потом рванулся на аэродром, словно из засады, и под проливным дождем стал ломать и корежить самолеты. Порывы его неслись со скоростью 30–40 метров в секунду. В полку объявили боевую тревогу, и все бросились спасать машины.

Ветер разворачивал и стаскивал их со стоянок, ломал кронштейны рулей управления. Один Ли-2 штормовой порыв перебросил через кювет на шоссе. Десять машин вышли из строя. Трое суток без сна и отдыха весь инженерно-технический состав вместе с ремонтной бригадой из ПАРМ-10 под руководством Н. С. Фомина ремонтировал рули, разрушенные узлы заменял новыми, проверял системы управления Ли-2. И вернул их в строй. А через день после этой напряженной и тяжелой работ летчику лейтенанту Куприянову и мне приказали вылететь в Монино и получить для полка шесть новых Ли 2.

Они стояли далеко в углу большого летного поля у опушки леса. Такие же чистенькие, зеленые, как листики берез. Я с грустью смотрел на эти мирные машины, которым предстояло вскоре тоже идти в бой, как и их предшественникам. И кто знает, какая судьба им уготована. Времени на проверку документации, опробование систем и моторов на всех режимах нам потребовалось немного. Куприянов с бортмехаником-стажером и радистом на первом новеньком Ли-2 тут же вылетел на свой аэродром. А я, чтобы не терять времени впустую, решил перегнать оставшиеся пять машин поближе к старту. За работой не заметил, что дело идет к вечеру и начинаются боевые вылеты. Спохватился лишь тогда, когда увидел, что могу помешать на взлете бомбардировщику. Но спешка делу не подмога. На развороте машину занесло, и левое колесо, сойдя с рулежной дорожки, попало в плохо засыпанную воронку от бомбы. Самолет накренился и встал. Я выключил моторы и вышел, оценил обстановку и решил, что нужно прокопать пологий выход из воронки для колеса. Вскоре я вырулил из ямы, отрулил Ли-2 на стоянку. Когда вышел из самолета, ко мне подошла командир 101-го авиаполка Герой Советского Союза Валентина Степановна Гризодубова. В ее взгляде приветливого было мало:

— Кто вы такой и кто вам разрешил перегонять самолеты на другую стоянку, да еще во время взлета бомбардировщиков?

Я назвал себя, начал было оправдываться, но она коротко приказала: «Я — Гризодубова. Передайте Осипчуку, что я объявляю вам замечание за нарушение правил рулежки самолетов».

И ушла. Не очень-то приятное знакомство со знаменитой летчицей. Но что поделаешь? Самолеты в полк я перегнал вместе с добавкой — замечанием Гризодубовой.

Бои на Курской дуге стихали. Измотав врага в обороне, наши войска мощным рывком перешли в контрнаступление. Но полку пришлось в конце июля и в первой половине августа участвовать в наступательных операциях войск Ленинградского фронта. Бои шли южнее Ладожского озера по болотистым местам перед Синявскими высотами. На них и за ними враг создал Мгинский укрепленный район с мощными опорными пунктами, к которому вели железные и шоссейные дороги. Его нам и нужно было разрушить.

На Ленинградский фронт мы перелетали с одной мыслью: сделать все возможное, чтобы облегчить участь ленинградцев, чьим подвигом мы не могли не гордиться И вот уже заход на посадку над Хвойной: тот же шлейф пыли за приземлившимся самолетом, те же комары и будто не было целого года ожесточенных боев. Но они были. Многие из тех, кто всего лишь год назад взлетал с этой пыльной песчаной полосы, до нее не долетели. Очень многие…

Август сорок третьего для полка стал сложным временем. Короткие ночи, плохой аэродром, близость линии фронта, плотное соприкосновение своих и вражеских частей. Последнее обстоятельство требовало тщательны расчетов и особой точности бомбометания. Это изматывало людей. Ведущими групп летали только опытные, обстрелянные командиры. Контролировали работу полк при выполнении заданий заместитель командира полка по политчасти подполковник А. Г. Павлов и начальник политотдела первой дивизии АДД В. Р. Дорощенко. Бомбить пришлось передовую линию врага, узлы сопротивления на Мге, доты, дзоты… Наша работа пришлась не по нутру фашистам. И они не замедлили огрызнуться.

В ту ночь мы получили приказ произвести два боевых вылета для ударов по передовой. Еще до захода солнца на старт выкатили спецмашины с прожекторами и радиостанцией. Едва сумерки затуманили лес, с КП взлетела зеленая ракета. Можно начинать. Ли-2, тяжело груженные бомбами, с ревом поднимались в небо и исчезали за зубчатой кромкой леса.

Вот набрал скорость, покатился очередной самолет и тут же — откуда он только взялся! — его атаковал «Хейнкель-111». Одна за другой с воем понеслись вниз 100-килограммовые бомбы. Фонтаны огня, дыма и пыли. А когда пелена ее рассеялась, мы увидели, что старт уничтожен. Дымилась разбитая машина с прожекторами. Погибли водитель и прожекторист. Осколками бомбы тяжело ранен в обе ноги старший штурман полка майор С. С. Соколов, командира полка Б. П. Осипчука взрывом оглушило, сбило с ног и забросало песком и глиной. Ли-2, к счастью, успел взлететь и ушел на задание.

Всю ночь мы ликвидировали последствия бомбежки. Однако уроков из того, что случилось, не извлекли.

На следующую ночь, когда Ли-2 возвращались домой, тот же «Хейнкель-111» пристроился в хвост очередной машине. И, как только она вошла в луч посадочного прожектора, ударил по ней из всех пушек и пулеметов. Аэродром мгновенно погрузился в темноту. Самолеты, находившиеся в воздухе, погасили бортовые огни и ушли в зону ожидания. А фашистский самолет, снизившись до высоты бреющего полета, обстрелял палатки техсостава, белеющие на опушке леса, сбросил бомбу большого калибра в районе блиндажа КП полка. От взрыва в нем обвалился бревенчатый настил. А налет этот сорвал запланированный второй боевой вылет.

Стало ясно, что район аэродрома вражеские летчики изучили хорошо, и поэтому подобной беспечности мы уже не допускали. А вскоре узнали, что немецкий «гость» был сбит нашими истребителями.

Не обошлось без потерь и у нас. Ночью 11 августа при бомбардировке Мги истребителем Me-110 был сбит самолет лейтенанта В. П. Цигенько. А чуть позже, когда полк вновь вернулся на Центральный фронт, мы потеряли еще один экипаж.

Пришел приказ нанести удар по крупной авиабазе фашистов в районе Сещи. Она была плотно прикрыта средствами противовоздушной обороны, хорошо охранялась истребителями. Ли-2 прорвались к аэродрому, нанесли точные бомбовые удары, уничтожив склад с горючим. Но радость нашу омрачила горечь потери — при налете на Сещу был сбит самолет старшего лейтенанта А. Г. Петровского. Сын заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Григория Ивановича Петровского Саша безукоризненно выполнил 76 боевых вылетов. Исключительно дисциплинированный летчик, смелый и находчивый в трудных ситуациях, он был удостоен двух орденов Красного Знамени за боевые заслуги. Вместе с ним мы недосчитались и штурмана младшего лейтенанта Н. Ф. Костина. Погибли и остальные члены экипажа.

Но если боевых товарищей мы теряли в бою, то самолеты все чаще выходили из строя из-за того, что быстро старели. Летом на песчаных пыльных полевых аэродромах машины изнашивались, двигатели перегревались, выходили из строя. Техники, инженеры работали днем и ночью, но там, где выдерживали люди, не выдерживал металл. И все же мы предпочитали сами вводить самолеты в строй, так как сроки ремонта в ПАРМ-10 затягивались.

В короткие минуты сонного забытья мне снились воздушные винты, лебедки, бензобаки, шасси, моторы. Они жили в моих снах своей особой жизнью, и я, бывали, просыпался от того, что меня бросало в холодный пот, вдруг казалось, что на Ли-2, улетевшем за линию фронта, нет моторов. Или поршневые кольца поставлены и в том порядке. Или разрушена гидросистема… Эти сны мучили нас, спали мы вполглаза в постоянной тревога за машины. В те дни высохли, почернели от солнца и работы лица наших лучших техников К. П. Родина, И. И. Ковалева, Н. С. Котова, И. П. Карпущенко, В. Т. Милюкова и других. Наши тяготы в полной мере делили бортовые техники Л. И. Шведов, С. Е. Олейников, И. Д. Григорьев, Л. И. Орлов, А. И. Захаров… Вернувшись с боевого задания, вздремнув несколько часов, они приходили к своим самолетам, чтобы помочь нам подготовить Ли-2 к очередному ночному вылету за линию фронта.

Неброская, невидная у нас работа. И наши маленькие победы, такие, как продление ресурса моторам на 100–150 часов сверх нормы, вплетались в другие маленькие победы каждого бойца, экипажа, расчета орудия, взвод и роты… Вплетались, сливались в одно целое, и тогда рождались большие успехи фронта. 5 августа Красная Армия освободила от немецко-фашистских захватчиков города Орел и Белгород. Москва салютовала своим доблестным войскам двенадцатью артиллерийскими залпами из 120 орудий. Это был первый салют в Великой Отечественной войне. Мы ликовали. Разгромив врага на Курской дуге, мы почувствовали первое дыхание Победы. Москва салютовала и нам!