"Молчание" - читать интересную книгу автора (Фицпатрик Бекка)

Глава 1

Я вошла в класс биологии и у меня отвисла челюсть. На классной доске загадочным образом держались куклы Барби и Кен. Их руки были скреплены между собой и куклы были голые — за исключением нескольких мест, прикрытых искусственными листьями. Надпись, жирно нацарапанная над их головами розовым мелом, красноречиво гласила:

Ви Скай, стоявшая рядом со мной, сказала: — Так вот почему школа объявила камеры в телефонах вне закона. Такие картинки в электронном журнале убедили бы всех в том, что я должна заставить администрацию убрать биологию из школьного курса. И тогда этот час мы могли посвятить чему-то более продуктивному — натаскивать красивых старшеклассников, например.

— Почему же, Ви, — сказала я. — Я могла бы поклясться, что ты мечтала дорваться до этого предмета весь семестр.

Ви опустила ресницы и злобно ухмыльнулась: — Здесь я не узнаю ничего из того, что уже знаю.

— Ви? Как девственница?

— Не так громко. — Она подмигнула мне, едва зазвонил звонок, показывая, что нам пора занять места за нашей партой.

Тренер МакКонахи свистнул в свисток, висевший на цепочке у него на шее, и выплюнул его.

— Команда, по местам! — Тренер рассматривал преподавание биологии в десятом классе как одну из обязанностей своей работы в качестве тренера школьной баскетбольной команды, и мы все это знали.

— Возможно, до вас еще не дошло, что секс — это нечто большее, чем пятнадцатиминутная поездка на заднем сиденье машины. Это наука. А что такое наука?

— Скукота, — крикнул какой-то парень с задних парт.

— Единственная вещь, которую я заваливаю, — сказал другой.

Взгляд тренера переместился на передний ряд, останавливаясь на мне.

— Нора?-

— Изучение чего-либо, — ответила я.

Он вышел вперед и уперся указательным пальцем в стол передо мной.

— Что еще?

— Знание, выявленное путем эксперимента и наблюдения. — Мило. Это прозвучало так, будто я прослушивалась для записи аудиоучебника.

— Своими словами.

Я дотронулась кончиком языка до верхней губы и попыталась подобрать синоним.

— Наука — это исследование. — Прозвучало, скорее, как вопрос.

— Наука — это исследование, — сказал тренер, скрещивая руки. — Наука требует от нас, чтобы мы стали шпионами.

Исходя из этого, слово наука звучало почти смешно. Но я достаточно давно знала тренера, чтобы понимать, что он так просто не отстанет.

— Хорошая слежка требует практики, — продолжил он.

— Как и секс — с задних парт донесся очередной комментарий. Мы рассмеялись, а тренер предупреждающе указал на парня пальцем.

— Это не станет частью вашей домашней работы на сегодняшний вечер. — Тренер вновь обратил внимание на меня.

— Нора, ты сидишь с Ви с начала года. — Я кивнула головой, но у меня появилось дурное предчувствие, судя по тому, к чему это могло привести. — Вы обе делаете школьный электронный журнал. — Я снова кивнула. — Спорю, что вы довольно мало знаете друг о друге.

Ви пнула меня ногой под столом. Я знала о чем она подумала. Что он даже не представляет, как много мы знаем друг о друге. И я не просто имею ввиду те секреты, о которых мы пишем в своих дневниках. Она совсем на меня не похожа. У нее зеленые глаза, светло-русые волосы и несколько лишних фунтов веса. У меня темные глаза и пышные кудрявые волосы, которые невозможно распрямить ни одним утюгом. А фигура состоит из сплошных ног, как будто я барный стул. Но между нами незримая нить, крепко связывающая нас, мы обе готовы поклясться, что она появилась задолго до нашего рождения. И мы обе клянемся, что она будет связывать нас вместе всю оставшуюся жизнь.

Тренер окинул класс взглядом.

— Я готов поспорить, что все вы достаточно хорошо знаете человека, сидящего рядом с вами. Вы ведь выбрали эти места по какой-то причине, верно? Близость. Слишком плохо: чтобы следить — нужно избегать близости. Это притупляет исследовательский инстинкт. А это значит, что с сегодняшнего дня, мы рассаживаемся по-новому.

Я открыла рот, чтобы запротестовать, но Ви пихнула меня. — Что за бред? Сейчас апрель. Кроме того, почти конец года. Вы не можете сейчас устраивать подобные вещи.

На лице тренера появилось подобие улыбки. — Я могу рассаживать вас хоть каждое занятие до последнего дня семестра включительно. А если вы прогуляете мои уроки — придете ко мне на следующий год, и я снова вас рассажу.

Ви сердито посмотрела на него. Она знаменита этим взглядом. Злобно-шипящий взгляд. Не обращая на него внимания, тренер поднес свисток к губам, и озвучил свою идею.

— Каждый ученик, сидящий по левую сторону стола — левую от вас — пересаживается на одно место. Те, кто в переднем ряду — да, включая вас, Ви, — пересаживается назад.

Ви засунула свою тетрадь в рюкзак и застегнула молнию. Я прикусила губу и помахала ей на прощание. Затем медленно повернулась, осматривая класс позади меня. Я знала имена всех одноклассников… за исключением одного. Новенький. Тренер никогда его не вызывал, и, казалось, его все устраивало. Он сидел, ссутулившись, через одну парту от меня, холодные черные глаза пристально и неотрывно смотрели в одну точку перед собой. Как и всегда. Я ни секунду не сомневалась в том, что он сидел там день за днем, уставившись в никуда. Он о чем-то думал, но инстинкт подсказывал мне, что, возможно, я не захочу знать, о чем.

Он положил свой учебник биологии на стол и сел на стул Ви.

Я улыбнулась.

— Привет. Я — Нора.

Он скользнул по мне своими черными глазами, и уголки его губ слегка поднялись вверх. Мое сердце на мгновение остановилось и в этот момент меня, как тенью, обволокло кромешной тьмой. Это чувство тут же исчезло, и я по-прежнему смотрела на него. Его улыбка не была дружелюбной. Это улыбка, которая говорила о неприятностях. Обещала их.

Я переключила внимание на классную доску. Барби и Кен смотрели на меня с неестественно жизнерадостными улыбками.

Тренер произнес:

— Репродукция человека может быть неприятным предметом

— Уууууу… — застонал хор студентов.

— Который требует серьезного отношения. И, как любая наука, лучше всего изучается посредством выслеживания. Для всего класса: используйте этот способ, чтобы узнать о своем новом соседе как можно больше. Завтра принесите мне отчет о своих результатах и, поверьте, я все досконально проверю. Это биология, а не английский язык, так что даже не думайте о том, чтобы придумать ответы. Я хочу увидеть реальное взаимодействие и командную работу. — Все было предельно ясно. Или нет.

Я сидела совершенно неподвижно. Пока что счет был в его пользу — мне стоило бы улыбнуться и посмотреть, что из этого выйдет. Я сморщила нос, пытаясь определить, чем же он пахнет. Не сигаретами. Чем-то более насыщенным, сильным.

Сигарами.

Я отыскала часы на стене и переложила свой карандаш в другую руку. Поставила локоть на стол и оперлась подбородком на ладонь. Постаралась не вздохнуть.

Отлично. По этому предмету я провалюсь.

Я смотрела перед собой, но слышала звук его пишущей ручки. Он писал, и хотела бы я знать что. Десять минут совместного сидения не могли дать ему достаточной информации для того, чтобы сделать обо мне какие-либо выводы. Скосив взгляд, я увидела, что он исписал уже несколько строк, и все еще продолжал писать.

— Что ты пишешь? — спросила я.

— И она говорит на английском, — сказал он, продолжая небрежно писать, каждое движение его руки было одновременно и гладким, и ленивым.

Я подвинулась к нему настолько близко, насколько осмелилась, пытаясь прочесть, что же еще он написал, но он согнул листок пополам, закрывая от меня написанное.

— Что ты написал? — требовательно спросила я.

Он потянулся к моему чистому листу, придвигая его к себе. Смял в комок. Прежде, чем я смогла возразить, он запустил им в корзину для мусора, стоявшую у доски. И попал в нее.

Я ошарашено уставилась на мусорную корзину, не веря своим глазам. Затем открыла свою тетрадь на чистой странице.

— Как тебя зовут? — спросила я, держа карандаш наготове.

Я взглянула на него как раз вовремя, чтобы поймать еще одну мрачную усмешку. Казалось, он брал меня ей на слабо, осмелюсь ли что-либо спрашивать у него.

— Твое имя? — повторила я, надеясь, что мне только показалось, будто мой голос дрогнул.

— Называй меня Патч. Серьезно. Так и зови.

Он подмигнул мне, когда говорил это, и я была абсолютно уверена, что он забавлялся надо мной.

— Чем ты занимаешься в свободное время? — спросила я.

— У меня нет свободного времени.

— Я предполагаю, что эта работа оценивается, так что сделай мне одолжение?

Он откинулся на спинку стула, закидывая руки за голову.

— Какое одолжение?

Я практически была уверена, что он издевался, поэтому ухватилась за возможность сменить тему.

— Свободное время, — задумчиво повторил он. — Делаю картинки.

На своем листе я записала «Фотография».

— Я не закончил, — произнес он. — У меня практически полный набор об одной журналистке из электронного журнала, которая искренне считает, что правда жизни заключается в том, чтобы есть органическую пищу, тайком пишет стихи и трясется при мысли о том, что ей приходится выбирать между Стэнфордом, Йелем и…. как называется тот огромный, на букву «Г»?

Я моментально уставилась на него, в абсолютном шоке от того, насколько прав он был. Но я не чувствовала, что это была всего лишь счастливая случайность. Он знал. И я хотела знать откуда — немедленно.

— Но ты не определишься ни с одним из них.

— Нет? — спросила я, ничего не соображая.

Он засунул пальцы под сиденье моего стула, придвигая меня ближе к себе. Не будучи уверенной в том, должна ли я была отскочить назад и показать, что испугалась или ничего не делать и изобразить скуку, я выбрала последнее.

Он произнес: — Несмотря на то, что ты успешно пройдешь во все три университета, ты откажешься от них из-за ярлыка заучки. Избегать суждений — твоя третья самая большая слабость.

— А моя вторая? — спросила я с тихой злостью. Да кто он вообще такой? Это что, какая-то извращенная шутка?

— Ты не знаешь, что такое доверять. Беру свои слова обратно. Ты доверяешь — просто не тем людям.

— А первая? — потребовала я.

— Ты держишь свою жизнь на коротком поводке.

— И что это должно значить?

— Ты боишься всего, что не можешь контролировать.

Казалось, волосы на моем затылке встали дыбом, а температура в комнате резко упала. В любом другом случае я бы немедленно направилась к столу тренера и потребовала, чтобы нас рассадили. Но я не хотела, чтобы Патч думал, что может поставить меня в неловкое положение или запугать. Я испытывала лихорадочную потребность защитить себя и решила прямо здесь и сейчас, что не сдамся до тех пор, пока он не сдастся первым.

— Ты спишь голая? — спросил он.

Мой рот предательски дрогнул, но я смогла удержаться.

— Ты последний человек, которому я бы об этом сказала.

— Когда-нибудь ходила к психотерапевту?

— Нет, — соврала я. Правда была в том, что я посещала школьного психолога, доктора Хендриксон. Это был не мой выбор и об этом я точно не любила рассказывать.

— Делала что-нибудь противозаконное?

— Нет. — Превышение ограничения скорости время от времени не считалось. Но не с ним.

— Почему бы тебе не спросить меня о чем-то нормальном? Например… о том, какую музыку я люблю?

— Я не собираюсь спрашивать тебя о том, что я могу предположить.

— Ты же не знаешь, какую музыку я слушаю.

— Барокко. У тебя — все по указке, под контролем. Спорю, ты играешь на…виолончели? — Он произнес это так, как будто предположение возникло само из воздуха.

— Неправда. — Еще одна ложь, но по коже пробежал холодок. Кем он был на самом деле? Если он знал, что я играла на виолончели, то что же еще он знал?

— Что это? — Патч указал ручкой на внутреннюю сторону моего запястья. Я инстинктивно его отдернула.

— Родимое пятно.

— Выглядит как шрам. Ты самоубийца, Нора? — Наши глаза встретились и я смогла почувствовать его смех. — Родители женаты или развелись?

— Я живу с мамой.

— А где отец?

— Отца не стало в прошлом году.

— Как он умер?

Меня передернуло. — Он был …. убит. Это личное, если не возражаешь.

Между нами повисла тишина, и, в конце концов, выражение глаз Патча немного смягчилось.

— Должно быть, это тяжело. — Это прозвучало искренне.

Прозвенел звонок и Патч вскочил на ноги, направляясь к двери.

— Подожди, — крикнула я. Он не повернулся. — Извини меня! Он уже выходил из двери. — Патч! Я так ничего и не узнала о тебе.

Он развернулся и подошел ко мне. Взяв мою руку, он успел что-то нацарапать на ней, прежде чем я догадалась ее отдернуть.

Я посмотрела на семь цифр, написанных красными чернилами полукругом на кисти моей руки. Мне захотелось сказать ему, что его телефон сегодня вечером ни за что не зазвонит. Мне захотелось сказать ему, что это он виноват в том, что весь урок я отвечала только на его вопросы. Я хотела сказать много чего еще, но просто стояла там с таким видом, будто не знаю, как открыть рот.

В конце концов, я выдавила: — Я занята сегодня вечером.

— Как и я. — Он усмехнулся и ушел.

Я стояла, пригвожденная к месту, переваривая то, что только что произошло. Так он нарочно задавал мне кучу вопросов? И я завалю предмет? Он думал, что одна его показушная улыбка искупит все? Да, подумала я. Да, он так думал.

— Я не позвоню! — крикнула я ему вслед. — Никогда!

— Ты закончила свою статью для завтрашнего дня? — Это была Ви. Она подошла ко мне сзади, записывая что-то в свой блокнот, который везде с собой носила. — Я думаю написать о том, как несправедливо рассаживать людей. Меня посадили с девушкой, которая сказала, что только сегодня утром закончила курс лечения от вшей.

— Мой новый напарник, — сказала я, указывая на удаляющуюся спину Пэтча в коридоре. Он шел раздражающе уверенной походкой, какую обычно можно увидеть в паре с выцветшей футболкой и ковбойской шляпой. Патч не носил ни того, ни другого. Он был парень типа: темные джинсы Левайс — темная футболка — темные ботинки.

— Новенький старшеклассник? Полагаю, он недостаточно хорошо учился в первый раз. Или во второй. — Она хитро на меня посмотрела. — Третий раз очарователен.

— У меня от него мурашки по телу. Он знал о моей музыке. Безо всяких намеков, он сказал — Барокко. — У меня плохо получалось изображать его низкий голос.

— Угадал?

— Он знал… другие вещи.

— Какие, например?

Я вздохнула. Он знал больше, чем я хотела бы для того, чтобы спокойно себя чувствовать.

— Например, как залезть мне под кожу. — сказала я в конце концов. — Я собираюсь сказать тренеру, что он должен рассадить нас обратно.

— Давай. Я могу использовать это для своей следующей статьи в электронном журнале. «Ученица десятого класса дает отпор». Нет, лучше даже: «Пересаживание со своих мест — пощечина по лицу». Ммм, мне это нравится.

К концу дня оказалось, что я единственная, кто сегодня получил пощечину по лицу. Тренер даже не дослушал мою просьбу о том, чтобы рассадить нас обратно. Что значило, что я зависла с Чаком.

Пока что.