"Черный разрушитель" - читать интересную книгу автора (Ван Вогт Альфред Элтон)

Ко-о-о-от!

В тот день все, как обычно, сидели в баре. Кэти делала вид, что уже накачалась. Тэд изображал дурачка. Мира хихикала, подобно музыканту, настраивающему инструмент перед выступлением. А Джонс, как всегда самоуверенно, беседовал с Гордом.

— Угу, — повторял Горд каждую секунду, будто слушал.

Мортон же, глубокомысленно разглядывая собственный стул, держался в стороне от всех, но в то же время явно пытался привлечь к себе внимание.

Никто не замечал сидящего у стойки высокого худого человека, давно уже наблюдающего за собравшимися. Они не имели никакого представления о том, когда он присоединился к ним и кто его пригласил. И уж тем более никому не приходило в голову прогнать его.

— Вы тут говорили об основных свойствах человеческой природы… — промолвил незнакомец.

Мира прыснула:

— Так вот о чем мы, оказывается, говорили? Интересно!

Все рассмеялись. Однако говоривший не смутился:

— Так случилось, что я могу кое-что рассказать вам об этом.

Все началось следующим образом.

Однажды я просматривал, как обычно, газету и натолкнулся на рекламу цирка.

В заголовке объявления стоял большой знак вопроса, а за ним того же размера восклицательные знаки. Ниже шел текст:

Дальше более мелко была напечатана информация о том, что шоу руководит лично Силки Трэвис.

До этого момента, читая газету, я испытывал лишь смутный интерес и, пожалуй, некоторое любопытство. Но имя — имя заставило меня подпрыгнуть.

Боже мой! — подумал я. Это же он. Это его имя было на той открытке.

Я бросился к столу и вытащил карточку, пришедшую по почте два дня тому назад. Тогда она показалась мне абсолютно бессмысленной. Слова, начертанные на обороте изящным почерком, — явная тарабарщина, а фотография на лицевой стороне, хотя и немного знакомая, не вызывала никаких реальных воспоминаний. Изображенный на ней человек с каким-то призрачным и загнанным взглядом почему-то сидел в небольшой клетке. Сейчас я увидел, что он действительно похож на Силки Трэвиса. Но не на того Силки, которого я знал около пятнадцати лет тому назад, а более полного и состарившегося, каким он, видимо, стал теперь.

Размышляя о прошлом, я уселся обратно в кресло.

Даже в те далекие дни все понимали, что представляет собой Силки. В школе он организовал конкурс красоты, где девочки выступали в купальниках, и присудил первое место собственной кузине, а второе — любимице большинства учителей. На ставшие ежегодными выставки научных работ учащихся, где показывались коллекции ящериц, змей и насекомых нашего края, а также предметы обихода индейцев, съезжались толпы восхищенных родителей. Организовывал их неизменно Силки. Во всех играх, праздничных представлениях и прочих школьных развлечениях чувствовалось его руководство и его любовь к аттракционам.

После окончания средней школы я поступил в университет штата, выбрав профилирующей дисциплиной биологию, и на семь лет потерял Силки из виду. Затем в одной из газет натолкнулся на заметку, где говорилось что-то об уроженце наших мест Силки Трэвисе, преуспевающем в «большом городе» и ставшим одним из владельцев варьете и какой-то концессии в Нью-Джерси.

Некоторое время о нем снова ничего не было слышно. И вот теперь он, видимо, опять совладелец, на этот раз — совладелец шоу уродцев в цирке.

Решив, как мне казалось, загадку почтовой открытки, я чувствовал себя вполне удовлетворенным. Что ж, меня это даже позабавило. Интересно, Силки послал открытки всем своим бывшим знакомым? Не стоит ломать себе голову по поводу написанных на обороте слов. В общем, все шито белыми нитками, сразу ясно, что за этим стоит.

Итак, я сидел дома и вовсе не собирался идти в цирк. Вечером лег спать, но спустя несколько часов проснулся от странного чувства, что я не один. То, что я тогда испытал, сравнимо с ощущениями, описанными Джонсоном в его книге о болезненных страхах.

Я жил в очень спокойном районе, где ничто не нарушало тишину. И теперь слышал, как колотится сердце и бурлит в животе. Газы поднимались вверх, во рту отдавало горечью. Я с трудом переводил дыхание.

И все-таки не видел вокруг ничего необычного. Глухой страх охватывал меня все сильнее. Наверно, кошмары мучали во сне, подумал я. Даже стало стыдно. На всякий случай пробормотал:

— Кто здесь?

Ответа не было. Я встал и зажег свет. Комната была пуста. Но я не успокоился. Вышел в холл, затем осмотрел стенной шкаф и ванную комнату. Наконец, все еще не удовлетворенный, я решил проверить, надежно ли закрыты окна. И тут-то меня чуть не хватил кондрашка. На внешней стороне оконного стекла было написано: «КОТ СОВЕТУЕТ ВАМ ПРИЙТИ В ЦИРК».

В ярости я вернулся в кровать, едва не позвонив в полицию, чтобы потребовать ареста Силки. Утром, когда я проснулся, надпись на стекле уже исчезла. Я позавтракал, и мой ночной гнев немного поутих. Мне даже стало жалко Силки с его отчаянным желанием дать понять своим старым знакомым, что он тоже преуспел в жизни. Перед тем как отправиться в колледж, где я вел утренний семинар, я осмотрел окно спальни с наружной стороны и увидел на земле что-то вроде отпечатков ног. Но не человеческих. И решил, что Силки позаботился о том, чтобы не оставить собственных следов.

На занятиях, около полудня, один из студентов спросил меня, существует ли в биологии какое-нибудь приемлемое объяснение причин возникновения уродства. В ответ я, как обычно, рассказал о законах изменчивости, влиянии недостатка питания, болезней, отставания в умственном развитии и так далее на отклонения в строении тела. А в конце сухо добавил, что за дальнейшей информацией могу отправить его к своему старому другу Силки Трэвису, возглавляющему шоу уродцев в цирке Пэгли-Маттерсона. Последние слова, сказанные, в общем-то, мимоходом, произвели фурор. Мне тут же рассказали, что животное, выступающее в цирке, вызывает настоящий ужас.

— Это странное, похожее на кота существо, — приглушенно проговорил один из студентов, — изучает вас с тем же интересом, что и вы его.

Прозвеневший звонок избавил меня от необходимости как-то комментировать сказанное. Помню, однако, я подумал тогда, что люди мало меняются. Их привлекают главным образом всякие странности, тогда как мне как ученому процессы развития материи в ее нормальном состоянии кажутся куда более занимательными.

Я по-прежнему совершенно не собирался идти в цирк. Но по пути домой, случайно опустив руку в карман, достал оттуда почтовую открытку с фотографией Силки и, рассеянно перевернув ее, заново прочитал текст на обороте:

Но она ничего не говорила. Во мне опять проснулось раздражение. Я запихнул открытку обратно в карман, собравшись уже разыскать Силки и потребовать объяснения всем этим глупостям. Но удержался, разумеется. Не так уж это и важно.

Когда я поднялся на следующее утро, то на том же оконном стекле увидел надпись: «КОТ ХОЧЕТ ПОГОВОРИТЬ С ВАМИ!» Видимо, она появилась давно, поскольку, пока я рассматривал ее, слова стали постепенно пропадать и к концу завтрака совсем исчезли.

Теперь я был скорее обеспокоен, чем сердит. Такая настойчивость со стороны Силки говорила о некоторых невротических чертах его характера. Пожалуй, мне надо пойти к нему на шоу. Пусть эта небольшая победа успокоит его душу и дух его перестанет преследовать меня.

Как бы там ни было, но сразу после обеда мне пришла в голову мысль, внезапно перевернувшая все мои намерения. Я вспомнил о Вирджинии.

Уже два года я был профессором биологии в университете штата. Как я теперь понимаю, мною владело тогда рано проснувшееся честолюбие, которое в тот момент первый раз в жизни оставило меня. И первый раз среди довольно серых будней столь смутное побуждение толкало меня к действию. Эта девица Вирджиния видела во мне, как ни печально, гибрид некой окаменелости и интеллектуального робота. Я был совершенно уверен, что ей никогда в голову не приходила мысль выйти за меня замуж.

Но временами мне казалось, что, если бы я смог, не теряя чувства собственного достоинства, одурачить ее, выдав себя за этакого романтического героя, она, пожалуй, и могла бы ответить мне «да». И вот удобный случай — сделать вид, что меня все еще волнуют цирковые представления, и в конце вечера в качестве заключительного аккорда пригласить Вирджинию к Силки в надежде, что мое знакомство с этим типом всколыхнет ее экзотическую душу.

Я позвонил ей, и она согласилась пойти со мной в цирк. Что ж, первый барьер был взят. Далее я делал все, что мог. Весь вечер мы катались на чертовом колесе и предавались прочим детским забавам. Но пришел и на мою улицу праздник, когда я предложил ей посмотреть в цирке представление под руководством моего старого друга Силки Трэвиса.

Это действительно произвело впечатление! Вирджиния встала как вкопанная и взглянула на меня почти обвиняюще:

— Филип, вы что, хотите сказать, что знаете этого самого Силки? — Она глубоко вздохнула. — Да, это я должна увидеть.

С Силки все прошло прекрасно. Когда мы вошли, его не было. Но билетер тут же пригласил нас в какую-то комнатушку, где спустя минуту появился Силки. Толстый и округлый, как хорошо откормленная акула, он весь лоснился. Глаза превратились в щелочки, словно последние пятнадцать лет он занимался только тем, что вычислял, как лучше использовать людей для своей выгоды. Во взгляде не было ничего призрачного (я вспомнил фотографию), но на лице лежали тени, оставленные пороком — призраками жадности, мошенничества и жестокости. Впрочем, Силки полностью оправдал мои надежды, а самое главное, патетически обрадовался нашему приходу. Это напоминало радость странника, в последний раз вожделенно взирающего на оставляемый им дом и оседлый образ жизни. Во взаимных приветствиях мы оба немного перебрали, но при этом каждый был польщен энтузиазмом другого. Вскоре Силки обронил:

— Недавно приходил Брик. Рассказал, что ты преподаешь в университете штата. Поздравляю. Всегда знал, что ты далеко пойдешь.

Я постарался обойти эту тему как можно быстрее:

— Ведь ты покажешь нам тут все, Силки, и немного расскажешь о себе?

Мы уже раньше видели некую странную пару — ужасную толстушку и ходячий человеческий скелет, но Силки потащил нас обратно и поведал его историю жизни с ними: как он их подобрал, как они с его помощью достигли теперешней славы. Он был слишком многословен, и мне приходилось время от времени поторапливать его. Но в конце концов мы дошли до небольшого закрытого со всех сторон навеса, над брезентовым пологом которого было написано: «КОТ». Я заметил его еще раньше, а болтовня зазывалы, стоящего прямо перед входом, еще более подогрела мое любопытство.

— Кот… Приходите посмотреть на кота. Люди, это нечто необыкновенное. Станет самым незабываемым впечатлением в вашей жизни. В цирке никогда еще не выступало такое животное. Биологический феномен, поразивший ученых всей страны… Люди, это удивительно. Билеты по двадцать пять центов. Но если вы останетесь недовольны, пожалуйста, можете их вернуть. Обещаю. Мое слово. Можете получить деньги обратно, просто встав и попросив…

И так далее. Вся эта шумиха не больно соблазняла. Однако реакция людей, зашедших внутрь, начинала щекотать мне нервы.

Посетителей запускали группами, где их, видимо, встречал один из служителей цирка, поскольку в течение нескольких минут раздавалось его еле слышимое бормотание, а затем он громким голосом возвещал:

— А теперь я отодвину занавес и покажу вам — кота!

Занавес, должно быть, открывался одним рывком и в точно рассчитанный момент. Ибо едва с уст служителя слетало слово «кот», как следовала незамедлительная реакция публики:

— Аааа-аа-а!

Отчетливый одновременный выдох сотни напуганных людей. За этим следовала напряженная тишина — и толпа устремлялась к выходу. Но никто, как я заметил, не просил вернуть обратно деньги.

Что ж, настал и наш черед. На входе возникло маленькое затруднение: Силки забормотал что-то о том, что он лишь один из владельцев шоу и не может сам провести нас. Но я быстро покончил с этим, купив билеты, и со следующей группой мы вошли внутрь.

Довольно стройное животное, сидевшее на помосте, было пяти футов в длину. Существо с кошачьей головой походило на говорящих утрированных животных из комиксов.

Но на том всякое сходство с каким-либо зверем кончалось. Это было нечто чужеродное, странное. Вообще не кошка. Совсем другая структура тела. Я видел это совершенно отчетливо. Мне потребовалось не больше минуты, чтобы осознать коренные отличия.

Голова! Высокий лоб, а не низкий и наклонный. Гладкая и почти без шерсти морда. Хорошо сбалансированное на длинных прямых ногах тело. Существо со своим собственным характером, силой, интеллектом. Гладкие передние конечности заканчивались короткими пальцами с тонкими острыми когтями.

Но что действительно поражало, так это глаза. С виду — вполне обычные, с нормальными веками и примерно той же величины, что у человека. Но они танцевали! Двигались в два, даже три раза быстрее, чем человеческие. Их четкое движение на столь высокой скорости говорило о зрении, которое воссоздавало фотографически сжатое изображение всей комнаты. Да, в этом мозгу должны были возникать потрясающе яркие картины.

Все это я увидел за несколько минут. Тут существо зашевелилось.

Оно встало не торопясь, легко и небрежно, затем зевнуло и потянулось. Наконец сделало шаг вперед. В толпе, особенно среди женщин, возникла паника. Но ее остановил служитель цирка, сказавший спокойно:

— Все в порядке, народ. Он часто спускается и разглядывает нас. Это не опасно!

Публика замерла. Тогда кот по ступенькам сошел с возвышения и приблизился ко мне. Остановившись, животное с любопытством и пристально смотрело на меня. Потом оно осторожно потянулось вперед, расстегнуло мой пиджак и исследовало содержимое нагрудного кармана.

Его заинтересовала открытка с фотографией Силки, которую я взял с собой, намереваясь узнать, что все это значит.

Кот довольно долго рассматривал ее, затем протянул Силки. Силки посмотрел на меня.

— Можно? — спросил он.

Я кивнул. У меня было такое чувство, будто я присутствую на театральном представлении, смысла которого не понимаю. Я заметил, что не спускаю глаз с Силки.

Тот взглянул на фотографию на открытке и уже было протянул ее обратно, но вдруг замер. Рывком поднес открытку ближе к глазам и уставился на фото.

— Боже правый! — выдохнул он. — Это же я.

Его удивление было искренне и столь неподдельно, что даже напугало меня.

— Разве не ты послал мне ее? И слова на обороте не ты писал?

Силки ответил не сразу. Он перевернул открытку, взглянул на текст и покачал головой.

— Бессмыслица какая-то, — невнятно прошептал он, — Хм, отправлено из Марстауна. Мы проторчали там три дня на прошлой неделе.

Он вернул мне открытку.

— Никогда ее раньше в глаза не видел. Забавно.

Это прозвучало убедительно. Я взял карточку и вопросительно посмотрел на кота. Но тот уже потерял ко мне всякий интерес. Пока мы разбирались с открыткой, он развернулся и взобрался обратно на помост. Устроился в кресле, зевнул и закрыл глаза.

И это, собственно, все, что произошло. Мы вышли на улицу и распрощались с Силки. Позднее, по пути домой, этот эпизод казался еще более непонятным, чем в цирке.

Не знаю, как долго я спал, пока вдруг не проснулся. Перевернулся на другой бок, намереваясь заснуть опять, но случайно заметил, что в комнате горит свет. Испугавшись, я поднялся.

В кресле в трех футах от меня сидел кот.

Стояла мертвая тишина. Я не мог произнести ни слова. В памяти всплыло услышанное в цирке: «Не опасен!» Однако в тот момент я этому не очень верил.

Уже третий раз этот зверь приходит сюда. Из них дважды — чтобы оставить записки. Мысленно я постарался прочесть их текст. «Кот хочет поговорить с вами!» Неужели это существо может говорить?

Кот сидел спокойно, не двигаясь, что в конце концов придало мне решимости. Набравшись храбрости, я разлепил губы:

— Вы можете говорить?

Он шевельнулся, медленно и осторожно поднял руку, как бы не желая испугать меня, и указал на ночной столик, стоящий у кровати. Глазами я проследил за его пальцем. Под лампой стоял какой-то аппарат, из которого неожиданно для меня раздался голос:

— Мое тело устроено так, что я не могу издавать звуков, соответствующих человеческой речи, но сами слышите, этот прибор — превосходный посредник.

Должен вам сказать, что я едва не подпрыгнул. Мне казалось, что шарики закатываются за ролики, и только по мере того, как я осознал, что все стихло и мне ничто не угрожает, я понемногу пришел в себя. Не знаю, почему я решил тогда, что эта его способность говорить с помощью механического устройства может быть опасной для меня. Но решил я именно так.

Полагаю, что в действительности это было нечто вроде ментального шока. Мозг отказывался принимать реальность такой, какой она оказалась. Прежде чем я снова смог ясно рассуждать, из аппарата на столе донеслось:

— Передача мыслей с помощью электронных устройств основана на ритмическом использовании энергии мозга.

Это утверждение взволновало меня. В свое время я читал много работ по этой теме, начиная с отчетов профессора Ханса Бергера за 1929 год об исследовании ритмов мозга. Заявление кота не вполне соответствовало современным научным представлениям по этому вопросу.

— Разве его энергия потенциально не слишком мала? — спросил я. — И кроме того, ваши глаза постоянно открыты, что подавляет ритмическую активность мозга. В действительности столь большая часть коры головного мозга принадлежит зрительным центрам, что при открытых глазах не определяется никакая ритмика.

Тогда мне не пришло в голову, но теперь я понимаю, что отвлек кота от его истинной цели.

— А какие проводились измерения? — спросил он. Даже через это своеобразное «радио» было слышно, что он заинтересован.

— Фотоэлектрические ячейки, — ответил я, — регистрируют целых пятьдесят микровольт (или что-то около этого, если быть более точным), в основном в активных областях мозга. Вы знаете, что такое микровольт?

Кот кивнул и через мгновение проговорил:

— Чтобы не пугать вас, я не скажу, какой поток энергии генерирует мой мозг, но и это не потолок. Я всего лишь студент, путешествующий по Галактике. Так сказать, поездка после окончания учебы. Знаете, у нас есть определенные правила… — Он замолчал. — Вы, кажется, хотели что-то сказать?

Я сидел онемевший, ошеломленный. Затем тихо произнес:

— Вы сказали… Галактика?

— Да, это так.

— Н-но разве такое путешествие не занимает многие годы?

Мой мозг напрягся, пытаясь схватить, понять смысл сказанного.

— Мое путешествие продлится более тысячи ваших лет, — спокойно продолжил кот.

— Вы бессмертны?

— О нет.

Тут я замолк. Не мог произнести ни звука. Я сидел как бы с выключенным сознанием, слушая дальнейший рассказ этого удивительного существа.

— По правилам нашего студенческого братства, прежде чем покинуть планету, мы должны рассказать о себе одному ее обитателю. А потом мы забираем с собой какой-нибудь сувенир на память о существующей здесь цивилизации. Интересно, что бы вы посоветовали взять в качестве сувенира о Земле? Это может быть все, что угодно, лишь бы в наибольшей степени отражало основные качества человеческой расы.

Вопрос охладил меня. В голове перестала крутиться чехарда сумасшедшего напряжения, сменяемого полнейшей пустотой. Я явно почувствовал себя лучше. Устроившись поудобнее и задумчиво потирая щеку, я искренне надеялся, что произвожу впечатление человека, к чьему мнению стоит прислушаться.

Но тут меня охватило чувство бесконечной растерянности. Оно посещало меня и раньше, но теперь, перед необходимостью принять решение, мне стало казаться, что люди — чрезвычайно сложные существа. Как можно взять какую-то одну грань и сказать: «Это человек!» или «Это представляет человечество»? Я спросил:

— Произведение искусства, научный труд или просто статью — тоже можно?

— Все, что хотите.

Мне стало страшно интересно. Все мое существо активно впитывало необыкновенность происходящего. Казалось чрезвычайно важным, чтобы великая раса, способная пересекать Галактику из конца в конец, получила верное представление о человеческой цивилизации. Я сам поразился, когда наконец натолкнулся на ответ, поиски которого заняли у меня столько времени. Но в тот момент, когда я его нашел, я знал: это то!

— Человек — прежде всего существо религиозное, — сказал я. — Со времен весьма и весьма отдаленных, о которых не осталось никаких письменных свидетельств, ему необходима была вера во что-либо. Сначала он полностью отдавался природным богам, типа рек, ураганов, растений; затем его боги стали невидимыми, а теперь понемногу опять оживают. Экономическая система, наука — что угодно. Главное, что человек поклоняется этому, невзирая ни на какие причины, другими словами, чисто религиозно.

Я закончил с тихим удовлетворением:

— То, что вам надо, — выполненная из прочного металла скульптура человека с запрокинутой назад головой, поднятыми к небу руками и восхищенным выражением лица. И надпись у основания: «Верую».

Я чувствовал, что кот смотрит на меня в упор.

— Очень интересно, — сказал он в конце концов. — Мне кажется, вы были близки к настоящему ответу, но все-таки не нашли его.

Он встал.

— А теперь я хочу, чтобы вы поехали со мной.

— А?

— Пожалуйста, одевайтесь.

Это было сказано очень просто, без всяких эмоций. Страх, сидевший глубоко внутри меня, на мгновение вернулся — подобно костру, в который подбросили сухих веток.

Я вел машину. Кот сидел рядом. Ночь выдалась прохладной и освежающей, но темной. Из-за стремительно бежавших облаков время от времени выглядывал диск луны. Иногда сквозь темное синее небо просачивались проблески звезд. Мысль о том, что откуда-то сверху спустилось на Землю это существо, смягчала мое напряжение. Наконец я отважился спросить:

— Ваш народ намного опередил нас в понимании глубинного смысла бытия?

Это прозвучало скучно и как-то по-академически. Я быстро добавил:

— Надеюсь, вы не откажетесь ответить на несколько вопросов?

Опять вышло не так. В отчаянии от того, что провороню этот шанс, выпавший человечеству раз за многие столетия, я молча проклинал свою профессорскую выучку, из-за которой каждое слово звучало сухо и пусто. Наконец я процедил:

— А открытку вы послали?

— Да.

Устройство, лежащее на коленях у кота, выдавало звуки — тихие, но четкие.

— Как вы узнали мое имя и адрес?

— Я не знал их.

До того как я успел задать следующий вопрос, кот продолжил:

— Вы все это поймете до исхода ночи.

— О!

Эти слова на секунду как бы придавили меня к сиденью. Я чувствовал спазмы в желудке и старался не думать о том, что произойдет до исхода ночи.

— А вопросы? — пробормотал я. — На них вы ответите?

И уже открыл было рот, чтобы выпалить новую автоматную очередь, но затем снова закрыл его. Что же я хотел узнать?

У меня перехватило дыхание. Господи, ну почему в самые ответственные моменты жизни человек теряет всякий разум и остаются одни эмоции… Я не мог собраться с мыслями. Это длилось бесконечно. А когда я все же заговорил, следующий вопрос прозвучал банально. Я спросил вовсе не то, что собирался:

— Вы прилетели на межпланетном корабле?

Кот задумчиво посмотрел на меня.

— Нет, — ответил он. — Я пользуюсь энергией моего мозга.

— Вот как! Значит, вы летите сквозь космос в своем собственном теле?

— В каком-то смысле. В ближайшие годы ваши ученые сделают первые шаги в области ритмического использования энергии. И эти открытия станут переломными для науки.

— Кое-что о нашей нервной системе и о биоритмах мы уже знаем, — сказал я.

— А в конце этого пути — контроль над силами природы. Но больше я об этом ничего не скажу.

Я замолчал, но ненадолго. Поток вопросов теперь бил ключом.

— Можно ли создать космический корабль, использующий атомное топливо?

— Да, но не тем способом, которым вы пытаетесь это сделать. Атомный взрыв нельзя использовать, если не растянуть реакцию во времени. Нужно разбить ее на ряд ограниченных превращений. Но это уже технологическая проблема, имеющая весьма малое отношение к настоящей физике.

— А откуда, — прошептал я, — взялась жизнь? Где она зародилась?

— Все дело в электронных флуктуациях, возникающих в соответствующей среде.

— Электронные флуктуации? Что вы под этим понимаете?

— Атомы органической и неорганической природы отличаются внутренней структурой. Живая материя на основе углеводородов — самая распространенная форма жизни. Но, познакомившись поближе с атомной энергией, вы узнаете, что жизнь может быть создана на основе любого элемента или соединений. Будьте осторожны. Углеводородная жизнь — весьма слабая структура, и на современной стадии развития ее легко можно разрушить.

Я похолодел, так как вполне мог представить, какие эксперименты ведутся в правительственных лабораториях.

— Вы хотите сказать, — задохнулся я, — что существуют формы жизни, опасные с самого момента их возникновения?

— Опасные для человека, — уточнил кот. Внезапно он отвлекся от нашего разговора: — Пожалуйста, поверните на эту улицу, а потом через боковой вход пройдем в цирк.

Всю дорогу я напряженно думал, куда же мы направляемся. И странно — теперь я был ошеломлен. Спустя несколько минут мы вошли в неосвещенное помещение цирка. Тишина была потрясающая. Я понимал, что присутствую при последних мгновениях пребывания кота на Земле.

Неожиданно вдали во мраке появился мерцающий свет. Он приблизился, и я увидел человека, бредущего по направлению к нам. Было слишком темно, чтобы хорошо рассмотреть его. Но постепенно стало светлее. Я заметил, что свет существует как бы сам по себе, без всякого источника. И тут я узнал Силки Трэвиса.

Казалось, он спал. Силки подошел ближе и остановился прямо перед котом. Выглядел он неестественно, каким-то потерянным, как не успевшая накраситься женщина. С внутренним трепетом я долго смотрел на него. Затем спросил:

— Что вы собираетесь делать?

Кот ответил не сразу. Он повернулся и задумчиво посмотрел на меня; потом он дотронулся до лица Силки, одним пальцем мягко приподняв ему веки. Глаза у Силки открылись, но больше он никак не отреагировал. Я понял, что какой-то частью сознания он должен понимать, что происходит.

— Он слышит нас? — прошептал я.

Кот кивнул.

— А осознает что-нибудь?

Кот покачал головой:

— Выбирая основное в человеке, вы остановились на симптоме. Да, человек религиозен. Но это лишь следствие. Я дам вам ключ. Когда вы попадаете на неизвестную планету, есть только один способ остаться незамеченным среди ее разумных обитателей. Если вы его знаете, то можете понять, что в них главное.

Я с трудом мог шевелить мозгами. В зыбкой пустоте цирка, где нас окружала почти космическая тишина, все происходящее казалось ненастоящим. Теперь кот не внушал мне страха. Но где-то в глубине моего сердца притаился ужас, огромный и темный, как ночь. Я посмотрел на неподвижно стоящего Силки, на его дряблое от гнета лет лицо. Затем перевел взгляд на свет, разлитый над его головой. И наконец взглянул на кота:

— Любопытство, человеческое любопытство — вот что вы имеете в виду. Интерес человека к странностям позволяет ему, когда он с ними сталкивается, принимать их как нечто естественное.

— Удивительно, что вы, умный человек, так и не увидели главного в людях, — Кот живо повернулся и выпрямился. — Но теперь пора заканчивать этот разговор. За время моего пребывания здесь я выполнил все, что от меня требовалось: долго жил среди вас, и никто ничего не заподозрил, рассказал о себе одному из обитателей планеты. Остается отослать домой какое-то свидетельство о вашей цивилизации — и я смогу продолжить свой путь… еще куда-нибудь.

С трудом решившись, я проговорил с запинкой:

— Надеюсь, вы не отправите на свою планету Силки?

— Знаете, — сказал кот, — мы редко забираем с собой обитателей других планет, но в этом случае мы даем им что-то взамен. Вашему другу практически подарено бессмертие.

Внезапно меня охватило отчаяние. Оставались секунды. Не то чтобы я очень переживал за Силки: этот олух стоял, как безжизненная глыба. Потом он, конечно же, все вспомнит, но какое это будет иметь значение? Мне казалось, что кот открыл какой-то природный секрет человека и я, биолог, должен его знать.

— Ради бога, — взмолился я, — вы же ничего не объяснили. Про открытку, что вы мне послали. И что все-таки главное в человеке?..

— Все ключи — у вас в руках. — Кот уже отвернулся, — И если вы не можете разобраться, то я тут ни при чем. У нас есть код, мы студенты, вот и все.

— Но что же мне сказать людям? — В отчаянии я почти кричал. — Неужели вы не хотите что-нибудь передать им?

— Если сможете сдержаться, — он вновь посмотрел на меня, — лучше никому ничего не говорите.

На этот раз, уходя, кот не обернулся. Со страхом наблюдал я, как расширяется и растет пелена света над головой Силки. Она становилась все больше и больше и наконец начала мягко, но четко пульсировать. Внутри светового облака Силки и его спутник превратились в бесформенные, как бы мелькающие в огне тени.

В какой-то момент тени стали слабеть, а световой туман гаснуть. Медленно оседая на землю, он растворился в темноте.

От Силки и кота не осталось никакого следа.

Некоторое время все сидящие в баре молчали. Наконец Горд промычал:

— Угу!

Джонс доброжелательно спросил:

— Но вы, конечно же, разгадали секрет почтовой открытки?

В ответ незнакомец кивнул:

— Да, вроде бы. Помните, там упоминалась разница во времени? Просто открытку отправили уже после того, как Силки поместили в школьный музей на родине кота, но из-за отклонений во времени я получил ее еще до того, как узнал о появлении Силки в городе.

Со своего стула подал голос Мортон:

— Ну а что же все-таки основное в человеке, если религия лишь внешнее проявление этого?

— Силки, выставлявший на всеобщее обозрение уродцев, фактически демонстрировал себя самого, — для убедительности незнакомец взмахнул рукой. — А религия — это самодраматизация, как бы инсценировка перед Богом. Себялюбие, нарциссизм — мы всегда стараемся показать себя в выгодном свете, пустить пыль в глаза… и потому столь странное существо могло жить среди нас и никто его ни в чем не заподозрил.

— А меня больше интересует любовная сторона этой истории, — икнув, проговорила Кэти. — Удалось вам жениться на Вирджинии? Вы ведь профессор биологии, не так ли?

— Я был им, — он отрицательно покачал головой. — Мне бы прислушаться к совету кота. Но я чувствовал, что нужно рассказать о случившемся людям. Через три месяца мне пришлось уйти с работы. Бог знает чем я сейчас занимаюсь. Но это неважно. Я обязан продолжать. Мир должен знать о слабости, делающей нас столь уязвимыми… Вирджиния? Она выскочила за пилота одной крупной авиакомпании — поддалась, так сказать, на его самоинсценировку.

Незнакомец встал.

— Ну, мне пора. Сегодня еще надо зайти не в один бар.

Когда он вышел, Тэд, на минутку перестав выглядеть дурачком, сказал:

— Да, этому типу есть чем заняться. Подумайте только, за вечер он расскажет свою историю раз пять, не меньше. Неплохо для человека, который хочет быть в центре внимания.

Мира хихикнула. Джонс опять пристал к Горду.

— Угу! — как бы слушая, каждую секунду ронял Горд.

Кэти положила голову на стол и храпела, как пьяная. А Мортон все ниже и ниже сползал со стула.