"Тайны выцветших строк" - читать интересную книгу автора (Пересветов Роман Тимофеевич)

«НЕ НА ЗЕМЛЕ, А ПОД ЗЕМЛЕЙ»

Итак, несмотря на все разочарования, профессор Тремер мог поздравить себя с несомненной удачей: происхождение Лейденской рукописи, наконец, было установлено.

Он мог бы осенью 1891 года, возвратясь в Страсбург, начать свою первую лекцию сообщением о том, что наиболее полный текст гимнов Гомера попал в Москву из Византии. Его последним обладателем был вовсе не Маттеи и не выдуманный им мифический московский чиновник Карташов, якобы продавший ему эту рукопись, а великий протосинкелл греческой церкви в Константинополе архимандрит Дионисий. Притесняемый турками, он искал покровительства в Москве. Щекотливый вопрос о том, каким образом гимны Гомера все же очутились в Лейдене, на лекциях можно было бы не уточнять. Но что ответить, если любознательные студенты спросят, чем же кончились предпринятые им поиски библиотеки Ивана Грозного, слухи о которых просочились и в немецкую печать? Что эта библиотека — миф? Что сведения, сообщаемые о ней справочником Бутковского, нуждаются в серьезной проверке? Что вопрос о существовании библиотеки Ивана Грозного оспаривается теперь даже некоторыми русскими учеными? И он, Тремер, несмотря на все свои старания, не обнаружил ни малейших ее следов?

Тремер даже самому себе не хотел признаться, что выяснение истории Лейденской рукописи не могло вознаградить его за эту неудачу. Восемьдесят четыре дня провел он в крупнейшем из русских архивов, пересмотрел сотни древнейших рукописей и книг — и все напрасно!

«Ни одной книги из библиотеки Ивана Грозного в архиве нет!» — пришлось ему согласиться с Белокуровым. Но, не желая возвращаться домой с пустыми руками, Тремер все же решил продолжать поиски в других местах. Он отправился в бывшее патриаршее книгохранилище, где успел так основательно похозяйничать Маттеи и где работал Клоссиус. Каталоги хранилища были в образцовом порядке — все тщательно прошнурованы, скреплены сургучными печатями и внушительными подписями. Познакомившись не только с этими каталогами, но и с самими рукописями, Тремер должен был признать, что подавляющее большинство их, в том числе и очень древние, поступили сюда уже в XVII веке, и поэтому «между синодальной (патриаршей) библиотекой и библиотекой Ивана Грозного не существует ни малейшей связи».

К таким же выводам пришел он и после обследования других старейших московских книгохранилищ, в частности бывшего Печатного двора.

В библиотеке Чудова монастыря не оказалось вообще ни одной греческой книги. В книжных шкафах Успенского собора Тремер нашел лишь одно древнегреческое евангелие, а в Троице-Сергиевской лавре — два евангелия и один служебник.

Приходилось признать, что не только в архиве и в патриаршей библиотеке, но и вообще «нигде нет и следа потерянных книжных сокровищ царя Ивана IV».

«Неужели мне не остается ничего другого, как только согласиться во всем с этим неисправимым скептиком Белокуровым, с самого начала советовавшим отказаться от бесплодных поисков и присоединиться к мнению неудачника Клоссиуса?» — спрашивал себя Тремер. Однако он еще раз перечитал статью Клоссиуса и решил, что его вывод о гибели царских книжных сокровищ во время пожара также нуждается в тщательной проверке.

«Если действительно верно, что из восьмисот рукописей Ивана Грозного ни одна не перешла в какую-либо из нынешних библиотек, — объявил он Белокурову, — то сам собой возникает вопрос: действительно ли этот обширный и драгоценный клад совсем погиб или, быть может, он до сих пор остается сокрытым в своем тайном хранилище?»

Тремер решил не упаковывать своих чемоданов, прежде чем не изучит досконально историю подземного хозяйства Москвы и, в частности, Кремля. Кроме того, он считал необходимым перечитать подлинные документы и свидетельства летописцев обо всех пожарах, опустошавших Москву с древнейших времен. Тут ему опять пришел на помощь Белокуров, откопавший в архиве все нужные сведения, в том числе любопытную грамоту — подлинный текст проекта пожарной сигнализации, составленный в 1668 году лично царем Алексеем Михайловичем.

— Сколько же раз должна была гореть Москва для того, что бы сам царь взялся за составление пожарной инструкции? — спросил Тремер.

Белокуров молча протянул ему исписанный цифрами листок: 6839, 6843, 6845, 6851, 6862, 6873, 6890, 6897, 6932, 6953, 6954, 6961, 6966, 6978, 6981, 6983, 6984, 6988, 6993, 7001, 7055, 7079.

— Что это? Таблица логарифмов? — пошутил Тремер.

— Нет, — поспешил объяснить Белокуров, — это всего только краткий перечень годов по старому летосчислению,[10] когда в Москве были такие крупные пожары, что сгорал почти весь город. Я сделал эти выписки из древних летописей.

Тремера интересовали только кремлевские пожары со второй половины XV столетия. Тогда московским великим князем был правнук и тёзка Ивана Калиты — Иван III, первый владелец библиотеки, ставшей потом собственностью четвертого Ивана — Ивана Грозного. При Иване III, в 1470 году, Москва сгорела дотла. «Только три двора осталось», — бесстрастно отметил летописец. Следующий большой пожар был через три года. Он начался в Кремле от лампадки или от церковной свечки, как и знаменитый «всехсвятский» пожар 1365 года, когда весь деревянный город сгорел от опрокинутой лампадки в церкви «Всех святых». В 1473 году отстояли только царские хоромы, а весь «Житный двор»[11] погиб в огне. После этого пожара город целых двадцать лет отстраивался. В одном только 1493 году, когда Иван III взял себе жену из Византии и, следовательно, стал обладателем привезенной ею «либереи», Москва горела еще два раза — в апреле пламя уничтожило почти весь город, а в июле огонь сожрал весь Кремль с новым царским двором и все примыкавшие к нему посады.

Тогда было приказано расчистить большое пространство вокруг обгоревшего Кремля, чтобы огонь больше не мог до него добраться, и стали возводить на пепелище каменные стены. Отец Ивана Грозного Василий III жил уже в благоустроенном кирпичном дворце и таким и передал его своему сыну. Но 21 июня 1547 года в этом обновленном Кремле опять бесновался огонь, о чем в «Царственной книге» сохранилась такая запись:

Приумолкший в начале этого разговора немецкий ученый задумчиво проговорил:

— Пожаров в деревянной Москве в те тревожные времена, как видно из вашего списка, было очень много. Но в конечном счете совсем не важно, сколько раз они пожирали Кремль и сколько раз обходили его… Интересно установить по «Хронике Ниенштедта», в каком приблизительно году были показаны Веттерману книги из библиотеки Ивана Грозного?

— Это можно сейчас высчитать, — предложил Белокуров, — Иван Грозный выслал немцев из Дерпта в июне 1565 года и разрешил им вернуться ровно через пять лет — в июле 1570 года. Значит, и разговор с Веттерманом о переводе книг должен был происходить не позже этого времени.

— Совершенно верно, — подхватил Тремер, — иными словами, через каких-нибудь двадцать с небольшим лет после этого опустошительного пожара приближенные к Ивану Грозному дьяки как ни в чем не бывало спускаются в подземелье, выносят оттуда отлично сохранившиеся редчайшие книги, принадлежавшие деду царя, и показывают их Веттерману и еще трем немцам. Веттерман утверждал, что библиотека Ивана Грозного помещалась, «как драгоценный клад, около покоев царя в трех двухсводчатых подвалах», то есть, по-видимому, под теперешним теремным дворцом. Эти тайники находились, очевидно, на очень большой глубине и отличались такой массивной постройкой, что огонь не мог им повредить. Таким образом, — с воодушевлением закончил Тремер, — история кремлевских пожаров, повергнувших в такое уныние Клоссиуса, ободряет меня. Надо продолжать поиски уже не на земле, а под землей.

С тем же рвением, с каким Тремер начал изучать историю московских пожаров, он занялся теперь исследованием вопроса о существующих под Кремлем подземельях. «Три двойных сводчатых подвала, — решил он после беседы с московскими архитекторами, — это «тайные подвалы с двойным дном». Как раз такие подвалы могли находиться в подклеточном этаже теремного дворца, возведенного на белокаменных погребах. Строил этот дворец приглашенный Иваном III итальянский архитектор Алевиз.

По сохранившимся в архивах старинным планам и чертежам дотошный немецкий ученый познакомился с расположением зданий в древнем Кремле. Но особенно полезные сведения, подкрепившие его собственные умозаключения, он нашел в трудах Ивана Егоровича Забелина, неутомимого и самоотверженного исследователя старой Москвы.

В своих работах Забелин доказывал, что сложенные еще под наблюдением Алевиза каменные фундаменты теремного дворца оставались неизменными в течение нескольких веков. После каждого пожара их только надстраивали. В них-то на большой глубине и должны были находиться тайники.

Профессора Тремера особенно обрадовало почерпнутое им из газетных вырезок сообщение, что еще совсем недавно, уже в XIX столетии, в том же теремном дворце под мусором и бочками с дегтем была неожиданно обнаружена небольшая дворцовая церковь. Такая находка подавала надежду на успешный розыск подземного тайника.

Тремер захотел сам возглавить поиски и так же, как когда-то Клоссиус, обратился за разрешением к царю. Александр III удовлетворил просьбу иностранного ученого, и специализировавшийся на древнегреческой литературе страсбургский филолог неожиданно для самого себя превратился в археолога.

Проведенные Тремером на территории Кремля обследования, однако, не дали никаких результатов.

— Осмотренные подвалы в восточной части царских теремов в Кремле (стены из белого камня, связанные со сводами из больших кирпичей), — заявил Тремер после окончания поисков, — оказались отлично сохранившимися частями дворца Василия IV (Тремер, видимо, ошибся: этот дворец был построен Василием III), но разыскиваемые тайники не могли быть там найдены. В нескольких местах был взломан пол и стены и исследована почва: за искусственным сооружением оказывался материк[12] разрушавший все надежды обнаружить за ним желанные тайники или подвалы со сводами.

Тремер вынужден был прекратить дальнейшие поиски, требовавшие больших денежных средств, которыми он не располагал. Но неудача этих розысков не расхолодила ученого. Он продолжал верить в существование библиотеки Ивана Грозного.

— При первом зондировании мы начали не с того пункта, откуда нужно было производить раскопки, — уверенно заявил Тремер перед своим отъездом и посоветовал возобновить поиски в другом месте — в ближайшем соседстве с церковью Святого Лазаря, той маленькой дворцовой церквушкой, которая была найдена в теремном дворце под мусором и старыми бочками.

Одну из своих последних бесед с русскими учеными Тремер закончил словами:

— Наука поздравит Россию, если ей удастся отыскать свой затерянный клад.