"Тайны выцветших строк" - читать интересную книгу автора (Пересветов Роман Тимофеевич)
НАХОДКА ПРОФЕССОРА ДАБЕЛОВА
Профессор Клоссиус был не единственным иностранным ученым, преподававшим в Дерптском университете. Этот университет был создан в 1802 году, после окончательного освобождения Лифляндии от шведских и немецких захватчиков. Но в начале прошлого столетия следы их временного господства еще не сгладились. Часть населения, не избавившегося от засилия подкармливаемых царским правительством прибалтийских баронов, продолжала говорить на немецком языке. На этом же языке читались и многие лекции в Дерптском университете.
Раньше Клоссиуса в этот университет для чтения курса гражданского права был приглашен из Мекленбург-Шверинского герцогства немецкий юрист барон Христофор Христиан фон Дабелов. Профессор Клоссиус случайно узнал, что его коллега в 1822 году опубликовал в справочнике для юристов статью, в которой между прочим сообщил названия некоторых греческих и латинских рукописей юридического содержания, якобы находившихся в библиотеке Ивана Грозного. Откуда же мог добыть эти сведения шверинский юрист?
Профессор Дабелов интересовался, кроме своих лекций, только узко специальной областью лифляндского частного права. Собирая материал для большой работы на эту тему, он разослал письма в архивы всех прибалтийских городов с просьбой оказать ему помощь присылкой нужных документов. Одним из первых откликнулся на эту просьбу архив приморского городка Пярну, приславший профессору папку с четырьмя старыми тетрадями, из которых ему, впрочем, пригодилась только одна. Он назвал ее «Пярнской коллекцией». Перелистывая эту тетрадь, профессор Дабелов обнаружил в ней два пожелтевших листа заметки некогда жившего в Дерпте безвестного немецкого пастора, перечислявшего вкратце редкие книги, виденные им в библиотеке Ивана Грозного. Две из них, по его словам, он даже перевел по просьбе царя.
 |
Дабелов снял копию с этих заметок привел выдержки из них в своей статье, напечатанной в дерптском юридическом справочнике. Вопреки его ожиданиям, статья эта не произвела впечатления разорвавшейся бомбы. Иностранные ученые усомнились в достоверности приведенных в ней сведений, и Дабелов решил больше не возвращаться к этому вопросу.
Но заметками пастора заинтересовался Клоссиус после своего возвращения из Москвы.
Однако Дабелов не мог ему ничего предложить, кроме снятой со списка копии. Он давно отослал тетрадь обратно в Пярну вместе со всей папкой.
Клоссиус не скрывал своего возмущения: отослать назад список, пусть далеко не полный, но содержавший перечень сокровищ библиотеки Ивана Грозного! Черновик никому из русских не известного каталога, составленного на немецком языке видевшим эти сокровища иностранцем! Каталог именно тех ценнейших, считавшихся навсегда пропавшими латинских и греческих рукописей, которые он, Вальтер Клоссиус, уже столько лет безрезультатно разыскивал в книгохранилищах Европы! Как можно было выпустить из рук такой важный документ!
Теперь, когда копия этого драгоценного списка была в его руках и он прочел названия поразивших Максима Грека и Веттермана книжных сокровищ, Клоссиус спрашивал себя: стоит ли приниматься за труд об иноязычных рукописях в России, пока не выяснена судьба их главного хранилища? Ведь если бы удалось найти хотя бы часть этих сокровищ и дать их научное описание, его работа приобрела бы совсем иную ценность. Даже в таком жалком виде набросанный неровным почерком Дабелова неполный перечень исчезнувших творений знаменитейших мужей древности нельзя было читать без волнения.
«Список» или, скорее, справка, составленная неизвестным автором, начиналась словами:
Восемьсот древних манускриптов! В библиотеке французского короля Карла IX греческих рукописей было в три раза меньше. Правда, мать этого короля, знаменитая Екатерина Медичи, имела свое большое собрание, насчитывавшее столько же древних рукописей. Но они уже были известны ученым.
— говорилось в следующей строке. Наиболее ценные рукописи были тут же названы.
Из латинских автор указывал:
Эти слова бросили Клоссиуса в жар. Список открывался именем одного из величайших историков древности, жившего в эпоху императора Августа, автора грандиозного труда о Римской империи. Этот труд состоял из ста сорока двух томов. Сохранилось же всего тридцать пять. Все остальные считались утраченными. Содержание их было известно только в общих чертах по произведениям более поздних авторов.
Следующая строка давала повод для еще более волнующих предположений:
Знаменитейший оратор и государственный деятель древности Марк Туллий Цицерон часто упоминал в своих речах и сочинениях о выдающихся лицах и событиях. В специальном исследовании «Де република» («О государстве») он высказал свои взгляды на устройство аристократической республики — государства собственников и рабовладельцев. Сочинение это — целых шесть томов — считалось навсегда утраченным, но в начале XIX века библиотекарь Ватикана Анджело Май неожиданно обнаружил его текст на другой рукописи — на так называемом палимпсесте. Слово это греческого происхождения и буквально означает: «соскабливаю (стираю) написанное». Книги в древности писались на пергамене, выделывавшемся из кожи животных и ценившемся очень дорого. Кожи одного теленка хватало, например, всего на восемь — десять листов выделываемого из него пергамена. Поэтому старые тексты часто стирали с пергамена губкой, а в эпоху сумасбродного римского императора Калигулы на поэтических состязаниях сочинителей даже заставляли слизывать неудачные произведения языком. Позже ненужный текст соскабливали пемзой или ножом или покрывали обесцвечивающей смесью из молока, тертого сыра и необожженной извести. Тогда на использованном листе можно было опять писать. Масса ценнейших для историков сведений из-за этого погибла! Но чернила в древности отличались большой стойкостью и глубоко въедались в пергамен. Под воздействием воздуха или химических средств буквы снова оживали, и старый текст иногда удавалось восстановить.
Библиотекарь Ватикана иезуит Май, обрабатывая химическими средствами богословское сочинение о псалмах «блаженного» Августина, воскресил часть написанного раньше на том же пергамене исследования Цицерона «О государстве».
Но, быть может, Иван Грозный был обладателем полного текста этого исследования? В найденном Дабеловым списке упоминались, кроме того, восемь книг не дошедшего до нас сочинения Цицерона — «Историарум».
Клоссиус впоследствии писал, что находка хотя бы одного этого восьмитомника была бы для мировой науки еще более крупным событием, чем частичное восстановление текста «О государстве» ватиканским библиотекарем Май.
Далее в списке значились:
Тут, конечно, подразумевались «Двенадцать биографий цезарей» Гая Светония Транквилла, слывшего собирателем дворцовых сплетен. Иван Грозный, видимо, захотел познакомиться с содержанием этой книги и поэтому приказал перевести ее одной из первых. В Париже Клоссиус видел лучший из сохранившихся списков «Истории» Светония, но в нем был большой пропуск в самом начале. Имелся ли этот пропуск и в московском экземпляре? Клоссиуса не мог не интересовать такой вопрос.
Из двенадцати томов этого сочинения знаменитейшего римского историка Публия Корнелия Тацита уцелели только первые четыре и часть пятого, охватывавшие лишь два года после падения Нерона. Какой же период Римской империи отражали тома, находившиеся в библиотеке Ивана Грозного? К досаде Клоссиуса, пастор не догадался это отметить.
Знаменитая поэма Вергилия дошла до нас во всей своей античной красе. Но тут еще стояло некое таинственное «Итх» — начальные буквы какого-то другого неизвестного сочинения крупнейшего поэта эпохи императора Августа. Может быть, «Итхифалеика»? Произведение под таким названием приписывалось Вергилию. Как важно было бы найти хотя бы одну его копию. Такая находка устранила бы все сомнения.
Современные справочники упоминают о поэте Кае Лицинии Кальвусе, сопернике Цицерона в ораторском искусстве. Но они молчат об его произведениях потому, что о них до сих пор не было никаких сведений. Исследование его поэм, хранившихся в библиотеке Ивана Грозного, возможно, показало бы, что Кальвус был не только талантливым оратором, но и поэтом.
Как специалист по римскому праву, Клоссиус, конечно, был знаком со сводом основных законов — конституций Восточной Римской империи, — изданным в VI веке при императоре Юстиниане. Но рядом с этим сборником в списке Дабелова упоминалось еще «собрание новелл». Юстиниан не был писателем-новеллистом. Вероятно, это были еще более ранние конституции его предшественников, известные под названием «Феодосиевых новелл». Этот сборник, конечно, тоже заинтересовал Клоссиуса, так как первый официальный свод указов римских императоров — «Кодекс Феодосия» полностью не дошел до наших дней.
Слова «от самого императора» означали, что речь идет о последнем византийском императоре Константине Палеологе, не сумевшем удержать накопленные его предками книжные сокровища. Иван Грозный, очевидно, знал им цену, если он так настойчиво требовал «перевода оных». Но, если царь говорил, что эти рукописи в золотых переплетах были присланы самим Константином XI, следует ли отсюда, что остальные попали в Москву другим путем?..
Вряд ли составитель списка имел возможность познакомиться со всеми книгами, имевшимися в библиотеке Ивана Грозного, и тщательно исследовать их тексты. А вдруг под этими текстами обнаружились бы еще более древние, совсем неизвестные ученым или знакомые им по названиям или коротким отрывкам? Клоссиус уж постарался бы вернуть их к жизни. Но только не дубильной кислотой! Он не завидовал славе великого библиотекаря Ватикана Анджело Май, воспетого поэтами и даже возведенного в сан кардинала, но впоследствии заслужившего далеко не лестное прозвище «могильщика древностей». Подвергнутые им химической обработке пергамены почернели, а древние тексты навсегда угасли, даже раньше, чем он успел полностью расшифровать все непонятные места.
Не менее ста двадцати тысяч древнегреческих книг погибло при взятии турками Константинополя — столицы возникшего на развалинах Римской империи Византийского государства.
Ходили слухи, что наиболее ценные произведения древнегреческих авторов все же уцелели и попали в личную библиотеку султана. Но попытки некоторых иностранцев проникнуть в султанское книгохранилище и удостовериться в этом ни к чему не привели.
Еще в 1778 году в Египте арабы предложили одному европейцу приобрести пятьдесят свертков древних папирусов, покрытых греческими письменами, но он согласился взять только один. Раздосадованные продавцы бросили остальные в костер, и все они сгорели, распространяя ароматный дымок. Купленный же европейцем папирус был приобретен кардиналом Борджиа, обнаружившим в нем ценные для историков сведения. Но никто в то время еще не догадывался, что таких папирусов в Египте имеются тысячи и что их надо искать в могилах, точнее в картонных коробках, служивших гробами мумиям. Эти картонажи делались из склеенных между собой папирусов. Когда их отделили один от другого, оказалось, что они покрыты древнейшими надписями.
Так были найдены неизвестные тексты из сочинений величайших писателей древности: Гомера, Платона, Еврипида.
Многим из этих рукописей было больше двух тысяч лет. На папирусах же был написан считавшийся утраченным трактат великого греческого ученого Аристотеля об афинской конституции из его знаменитого сочинения «Политии», посвященного государственному строю Афин и соседних варварских стран. Трактат этот содержал такое количество новых сведений, что после его находки пришлось переделать все учебники. Из ста пятидесяти восьми трактатов Аристотеля, составлявших «Политии», только этот один сохранился полностью, от остальных уцелели лишь жалкие обрывки.
Интереснейшие документы были обнаружены и на другом кладбище, также расположенном на берегу Нила, в мумиях священных крокодилов. Их высохшие трупы тоже оказались завернутыми в папирусы. Некоторые крупные крокодилы, достигавшие 13 футов длины, обертывались в пять слоев папирусов, склеенных из рукописей. Даже крохотные крокодильчики, очевидно вылупившиеся из яйца незадолго до смерти, были завернуты в саваны из стихов Гомера!
Но все эти открытия были сделаны во второй половине прошлого века, уже после смерти Клоссиуса. Вот почему увлеченный поисками исчезнувших древних рукописей ученый так обрадовался, прочтя в первых строках дабеловского списка: «Большая часть суть греческие». На обороте были перечислены и важнейшие из них.
Вторая половина списка открывалась названием произведения знаменитого греческого историка Полибия. Сын стратега и сам военачальник, он был участником кровопролитных войн с римлянами, закончившихся поражением его родины. Прожив после этого шестнадцать лет в Риме, куда он был сослан как заложник, образованный и вдумчивый грек написал историю возвышения врагов своей отчизны — сорок томов, из которых уцелело полностью всего лишь пять. Из остальных же удалось найти и восстановить только восемнадцать отрывков. К сожалению, пастор опять не указал, какие из этих сорока томов обнаружены в библиотеке Ивана Грозного. А ведь это могли быть как раз те тома, которых не было в европейских библиотеках!
Точное число комедий, написанных гениальным древнегреческим драматургом Аристофаном, до сих пор не установлено. Но и те, которые нам известны, неравноценны. Составитель списка, будучи пастором, вряд ли интересовался античными комедиями и поэтому не стал их перечислять.
Уж не те ли самые, которые Клоссиус видел в знаменитой Амброзианской библиотеке в Милане, когда нашел там отрывки из «Кодекса Феодосия»? Нет, там были не стихи, а песни, и притом рукопись была с изъянами, гораздо хуже ватиканской. Что же это за стихи? Новый список тех же песен или еще никому не известных? Клоссиус, конечно, не мог знать, что еще одна рукопись неизвестных стихов Пиндара будет найдена на границе Ливийской пустыни, в Оксиринхе, при раскопках в 1905 году.
Из восьмисот рукописей, хранившихся в библиотеке Ивана Грозного, в каталоге неизвестного пастора было названо всего несколько десятков, но и по ним можно было составить представление об ее огромной ценности. Находка их позволила бы восполнить огромные пробелы в наших знаниях об эпохах расцвета великих древних культур Греции и Рима.
«Вот список творений, которые, во всяком случае, если даже и отнести иное к неточности и неосведомленности автора, должен возбудить величайшие ожидания», — записал Клоссиус в своем черновом блокноте, где он обычно накапливал материал для будущих статей.
«Как выглядел подлинник этого списка?» — продолжал настойчиво допытываться Клоссиус у Дабелова. Уступая его настойчивым расспросам, шверинский юрист мог только повторить, что рукопись эта состояла всего из двух небольших страниц и была написана на пожелтевшей бумаге на редкость неразборчивым почерком. Чернила сильно выцвели. Дабелов не мог восстановить в памяти имя автора списка, так как он почему-то забыл его записать. Это внушало подозрения: не был ли этот анонимный список фальшивкой? Юрист помнил только, что подпись была не Веттермана. Иначе это и не могло быть. Ведь Веттерман отверг предложение царских дьяков заняться переводом иноязычных книг.
Но тогда кто же?
Клоссиус перебирал в памяти знакомые ему по «Хронике Ниенштедта» и другим документам имена немецких пасторов, которых мог видеть Иван Грозный. В Дерпте в то время были всего две немецкие церкви, обслуживавшиеся тремя пасторами. Имена их удалось установить. Но как узнать, для кого из них мог еще раз открыть тайники своего драгоценного книгохранилища Иван Грозный?
Только подлинник найденного Дабеловым и отосланного им назад в Пярну краткого каталога книжных сокровищ мог дать точный ответ на этот вопрос. И Клоссиус поспешил съездить в этот маленький приморский городок. Но в пярнском архиве документа не оказалось.
Престарелый архивариус не мог даже вспомнить, куда девалась эта злополучная тетрадь с дабеловской пометкой на обложке: «Коллектанеа пернавиэнсиа № 4». Он утверждал, что не видел этого списка и двадцать лет назад, когда вместе с главным смотрителем в последний раз составлял опись всего архива. Поиски злополучного списка в других местах также оказались напрасными.
Потеряв надежду увидеть почерк пастора собственными глазами, Клоссиус все же не усомнился в подлинности найденного Дабеловым каталога и в необходимости продолжать поиски всех перечисленных в нем уникумов.
Если еще знаменитый русский историк Карамзин, не подозревавший о «списке Дабелова», а поверивший только впечатлениям Максима Грека и Веттермана, дошедшим до него из вторых рук, писал о существовании библиотеки Ивана Грозного, как о неоспоримом факте, то теперь, когда «содержимое ее приведено в известность и она стала почти осязаемой реальностью», эти рукописи следовало найти во что бы то ни стало. Таков был вывод, сделанный профессором Клоссиусом и ставший для него программой действия.
В течение нескольких лет ученый продолжал поиски остатков сокровищ Ивана Грозного во многих книгохранилищах вплоть до библиотеки Вознесенского монастыря в бывшей Александровой слободе, куда царь, как известно, переехал в 1565 году, после учреждения опричнины.
По просьбе Клоссиуса иеромонах Афанасий навел справки у игуменьи этого монастыря и получил неутешительный ответ, что в библиотеке числится только два десятка рукописей позднейшего происхождения и вообще в монастыре не осталось никаких следов пребывания в нем Ивана Грозного.
Только через семь лет после своего приезда в Россию, убедившись в бесплодности дальнейших поисков, Клоссиус решился, наконец, признать, что книгохранилище Ивана Грозного «не смогло спастись от гибельных опустошений, испытанных Россией в прежние времена. Оно исчезло, не оставив после себя никаких следов, и все старания получить какие-нибудь сведения о нем остались тщетными»…
«Если библиотека и была взята царем в слободу, — с горечью писал Клоссиус, — то она погибла во время смятений при Лжедмитриях или, может быть, при страшном пожаре Москвы в 1626 году».
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |