"Сачлы (Книга 2)" - читать интересную книгу автора (Рагимов Сулейман)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В дни болезни Демирова Сары приходил к нему в дом очень рано — в шесть часов утра, а то и раньше. Хлопотал по хозяйству, ставил самовар, бегал на базар, готовил завтрак. Вот и сегодня, едва солнце поднялось из-за горной гряды, он уже подходил к палисаднику перед домом секретаря. Увидев Али-Ису, с лейкой в руках поливающего клумбу, помрачнел. У него мгновенно испортилось настроение. И так бывало всякий раз, когда он видел старика у дома Демирова. Юноше хотелось, чтобы никто другой, кроме него, не хозяйничал в этом доме. Это была ревность, усугубленная честолюбивыми мечтами парня. Сары стремился во что бы то ни стало "стать человеком".

Тель-Аскер, с которым он сдружился в последнее время, подогревал его ежедневно. Не далее как вчера вечером между ними произошел такой разговор:

— Старайся, Сары, угодить нашему Демирову, — поучал телефонист. — Рвись вперед! Только вперед! С меня примера не бери. Я вот запутался в этих телефонных шнурах, как рыба в сетях. Но я вырвусь отсюда при первой же возможности. Разве это жизнь?… Бесконечные телефонные звонки, дуешь в трубку, горло надрываешь — алло, алло, вам кого? Нет, это не по мне. На коммутаторе должна работать какая-нибудь Маруся или Гюльханум, Это работенка не для мужчины!

— Ты прав, братец Аскер, сто раз прав, — соглашался Сары. — Я делаю все, чтобы товарищ Демиров был доволен, мной. Для меня это единственная возможность избавиться от должности курьера. Кто такой курьер, пусть даже райкомовский? Человек на побегушках. Сам товарищ Демиров говорит мне: Сары, ты должен учиться, ты должен стать человеком. И я стараюсь, братец Аскер, изо всех сил стараюсь. Я делаю все, чтобы товарищ Демиров был доволен мной. — Однако есть люди, которые хотели бы встать между мной и товарищем райкомом.

— Кто же это, ай, Сары?

— Али-Иса, садовник, он же- больничный завхоз.

— Вот как? Этот Али-Иса — старый, матерый волк. Дрожит как осиновый лист, боится за свою кулацкую шкуру. Хитрец! Хамелеон! Многоликий двурушник! Смотришь: сейчас он святоша, а через минуту уже дьявол!

— Точно, Аскер, точно! Али-Иса — дьявол, который прикидывается святошей. Стоит ему завидеть товарища Демирова, как он, этот старикашка, превращается в щенка, заигрывает, юлит, машет хвостиком, затем — кверху лапки. А стоит секретарю райкома отойти от него, как щенок превращается в коварного льва!..

— Не давай ему перехитрить тебя, Сары, — наставлял Тель-Аскер. — Смотри в оба, держи с ним ухо востро. Хочу спросить тебя, Сары, еще об одном деле. Несколько дней тому назад в дом к Демирову приходила Сачлы. Ты не знаешь, зачем она приходила?

— Ее направил, к Демирову старик доктор, приехавший из Баку. Сачлы — его ученица, я слышал.

— А зачем?

— Она ставила банки, лечила товарища Демирова.

— И все?

— Да, все. А зачем она могла еще приходить, братец Аскер? Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Я просто так спросил, Сары, из любопытства.

— Нехорошо спрашивать такие вещи про товарища Демирова, — сказал Сары, хмурясь. — Он человек чистый. Вчера исполком Субханвердизаде задавал мне такие же вопросы, хотел выведать что-нибудь.

— Кто, кто?

— Субханвердизаде.

— Что же он спрашивал у тебя?

— То же, что и ты. Про Демирова. Зачем, говорит, приходила к вам эта девушка?

— А ты что ответил ему?

— Да уж ответил…

— Что именно? Расскажи, не таись.

— Сказал ему: я ничего не знаю. Удивляюсь я, Аскер, глядя на этих больших людей: спрашивают про такие глупые вещи. Мне даже стыдно за этих людей.

И вот сегодня, подойдя к дому Демирова и увидев Али-Ису, который поливал цветы в палисаднике, а заодно и двор, Сары припомнил наставления Тель-Аскера в отношении старика, заворчал недовольно:

— Что тебе не спится по утрам, дядя Али-Иса? Зачем вскакиваешь ни свет ни заря, с первыми петухами?

Старик показал юноше свои испачканные в земле руки, спросил беззлобно:

— Или я здесь мешаю, сынок? Вред тебе делаю какой-нибудь? Стал господином — и теперь слугу не замечаешь, так получается?

— Как бы ни получалось, — оборвал Сары старика, — а только мы не лезем в ваш двор, не поливаем его… Зачем же вы поливаете наш?

— Странные ты ведешь разговоры, сынок, — усмехнулся Али-Иса, — очень странные. Ваш-наш — какие могут быть счеты? Разве все это не общее, не наше? Разве все это принадлежит не советской власти?

— Принадлежит-то советской власти, однако лучше, если каждый будет заниматься своим делом!

— Правильно говоришь, сынок. Не могу не согласиться с тобой. У каждого человека есть свое дело. А мое дело — как раз цветы. Ты, сынок, еще молод, у тебя еще молоко материнское на губах не обсохло… Говорят: соловей, не испытавший тягот холодной зимы, не может оценить всей прелести весны. Разве это плохо — заставить розы улыбаться?

— Заставляйте улыбаться свои розы, получше смотрите за своими больными! повысил голос юноша. — Посторонние не имеют права заходить во двор секретаря райкома. Может быть, здесь есть какой-нибудь секрет, который другие не должны знать, ясно вам?

Али-Иса насмешливо улыбнулся:

— Да ты, я вижу, Сары, превзошел самого Кесу. Можно сказать, ты дал ему хороший пинок под зад.

Старик заливисто рассмеялся, довольный своим остроумием. Сары вспыхнул, как порох, сверкнул глазами на старика:

— Но, но, полегче! Никакого Кесы я не знаю. Однако мне известно, кто дал мне в народе прозвище "Маленький Кеса". Я доберусь до этого человека, он узнает меня!

На веранду вышел Демиров, привлеченный голосами споривших.

— В чем дело, Сары? — спросил он. — Что вы здесь обсуждаете?

Юноша растерялся, поспешно сдернул с головы шапку, поздоровался:

— Доброе утро, товарищ райком!

Али-Иса почтительно поклонился, тоже поприветствовал секретаря. Тот сказал:

— Здравствуй, здравствуй, старик. Рад видеть тебя. Как поживаешь? Как здоровье?

— Спасибо, товарищ райком, — поблагодарил Али-Иса и опять поклонился. Желаю вам всегда быть здоровым и бодрым!

Сказав это, он победоносно взглянул на Сары. Тот даже позеленел от обиды.

— Ты прямо-таки воскресил этот садик, старик, — улыбнувшись, сказал Демиров. — Молодец!.

— Делаю, что могу, товарищ райком, — почтительно ответил Али-Иса. — Мои руки созданы для того, чтобы создавать, благоустраивать.

— Розы — просто прелесть! — похвалил секретарь. — Невозможно глаз отвести.

Лицо старика засветилось радостной улыбкой. Похвала секретаря вознесла его, можно сказать, на седьмое небо.

— Взгляните на мою седую голову, товарищ райком, — сказал он, снимая с головы старенькую папаху. — С годами я и сам уподобился белой розе. Что же касается вашего садика, теперь он и мне нравится. Ему не хватает лишь канарейки. Летом, товарищ секретарь, здесь должна жить желтая канарейка, а осенью — белая канарейка. Желтая канарейка возвещает о приходе лета, о поре, когда распускаются розы. Белая же канарейка возвещает о приходе осени — поре перелетных птиц.

— Такова жизнь, старик, таковы законы природы, — улыбнулся Демиров. Он вдруг вспомнил про доктора Везирзаде, поинтересовался; — Скажи мне, пожалуйста, Али-Иса, бакинский доктор-старичок еще здесь, не уехал?

— Вчера уехал, — ответил Али-Иса. — Погрузил свои вещи на лошадь и отправился в дорогу. Даже проводника не взял.

— Это плохо.

— Ничего, я думаю, доберется в добром здравии.

— Куда он поехал?

— В деревню Дашкесанлы, к Годже-оглу.

— Да, так мы и условились, что он поработает в Дашкесанлы. Там его хорошо примут.

— Жалко, что доктор уехал от нас, — посетовал Али-Иса. — При нем, за эти несколько дней, наша больница прямо-таки ожила, воскресла. Мы наконец увидели солнце. Но недолго оно светило: выглянуло из-за туч и вновь спряталось. Опять мы оказались под пятой этой сумасбродной женщины — Восьмого марта!

Демиров кивнул:

— Ты прав, старик, жаль, что доктор Везирзаде уехал от нас. Он замечательный врач. Но что поделаешь?.. Он очень рвался на природу. Надо его понять. Да и деревня тоже нуждается во врачах.

Али-Иса попросил:

— Заглянули бы вы к нам в больницу, товарищ секретарь райкома! У нас там тоже есть розы, полюбовались бы… Кстати, к нам недавно приехала из Баку мать нашей девушки-фельдшерицы — Нанагыз-арвад. Говорит, будто она еще в Баку передала вам письмо для своей дочери Рухсары Алиевой, Сачлы, как мы ее зовем. Я ей говорю: "Зачем тебе нужно это письмо? Ты ведь сама уже здесь". — "Нет, говорит, мой приезд — сам по себе, а письмо — само по себе. "Нехорошо, говорит, если письмо затеряется. Я, говорит, положила в конверт немного денег для дочери". Эта Нанагыз сама хотела прийти к вам, но я отговорил ее, сказал: нехорошо. Между прочим, это ее дочь приходила к вам ставить банки по распоряжению бакинского доктора Рухсара, она же Сачлы.

Демиров тотчас вспомнил: действительно, письмо пожилой седоволосой женщины, навестившей его в бакинской гостинице "Новая Европа", до сих пор находится у него и не передано по назначению. Где же оно? Демиров напряг память: "Ага, кажется, оно в одном из карманов моего желтого дорожного портфеля". Не сказав ни слова Али-Исе, он ушел в комнату, достал из шкафа желтый портфель, купленный некогда в Москве. Письмо Нанагыз, как он и предполагал, оказалось там. Демиров хотел было позвать Сары и попросить его отнести письмо в больницу, однако передумал. "Отнесу-ка я его сам, — решил он. — Надо будет извиниться и перед матерью, и перед дочерью. Нехорошо получилось. Как это я запамятовал?.. Приехал — сразу дела навалились, эта беда — убийство Сейфуллы Заманова… И все-таки нехорошо. Оплошал, товарищ секретарь райкома! Теперь иди извиняйся".

Демиров снова вышел на балкон, окликнул Сары:

— Чай готов?

— Еще нет, товарищ секретарь. Через час будет готов.

— Почему так не скоро?

— Самовар у нас худой, — пожаловался парень. — Вода в топку проникает.

— А нельзя ли вскипятить воду в чем-нибудь другом, скажем — в чайнике? спросил Демиров.

— У нас нет чайника, товарищ секретарь. И в магазине их нет. Нейматуллаев каждый день просит меня: Сары, приходи на склад, возьми все, что твоя душа пожелает, но ведь вы, товарищ Демиров, запретили мне категорически пользоваться услугами этого человека.

Демиров развел руками, спросил:

— Хорошо, что у тебя есть перекусить?

— Кислое молоко, хлеб.

— Давай. А когда будет готов чай, принесешь в заварном чайнике прямо в райком. Понял? Сары улыбнулся во весь рот:

— Понял, товарищ секретарь! — Не выдержал, спросил: — Значит, сегодня пойдете на работу? Не рано ли? Бакинский доктор, велел вам не выходить из дома до конца недели.

— Так ведь доктор уехал, — усмехнулся Демиров и подмигнул Сары. — Теперь мы сами себе доктора… А, Сары, как ты считаешь?

Продолжая улыбаться, юноша укоризненно покачал головой:

— Нет, нехорошо. Раз доктор велел — надо сидеть дома. Он все знает. Не ходите на работу, товарищ секретарь. Вы еще не совсем здоровы.

— Нет, Сары, пойду, — сказал бодро и весело Демиров. — Дел много накопилось. Все, кончил я болеть! Будем считать, выздоровел. Побриться надо. Теплая вода у тебя есть?

— Теплая есть Сейчас принесу…..

Демиров вернулся в комнату, достал с полки шкафчика, бритвенные принадлежности и начал направлять бритву на широком ремне, висевшем на вбитом в край оконной рамы гвозде.

Спустя примерно полчаса он вышел из дому. В руке его было письмо, которое он по приезде из Баку забыл передать по назначению.

Сары, стоя на веранде, сказал вслед с укором:

— Товарищ секретарь, почему вы не съели кислое молоко? Свежее. Больной человек должен много есть. Демиров обернулся.

— Не хочется, Сары. — Помолчав немного, спросил: — Довгу организуешь? Довги захотелось, честное слово!

— Попрошу маму, она приготовит, товарищ секретарь. Все знают, ее довга объедение!

Демиров протянул парню десятирублевую бумажку:

— Это тебе для базара, на довгу. Действуй!

В этот момент к нему приблизился Али-Иса, который все это время продолжал копаться в палисаднике, начал упрашивать сладеньким голоском:

— Загляните к нам в больницу, товарищ Демиров, пожалуйста! Очень мне хочется доказать вам мои цветы и беседку, в которой я сплю, она вся обвита вьюнком — зеленое гнездо седого соловья.

— Я как раз туда направляюсь, старик, — сказал Демиров и начал переходить улицу.

Али-Иса, мелко семеня ногами, поспешил следом за ним. Наблюдая с веранды, Сары проворчал в бессильной злобе:

— У, старая лиса, выслуживаешься?! Кулацкое отродье, хитрец!..