"Сачлы (Книга 2)" - читать интересную книгу автора (Рагимов Сулейман)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мадат и инструктор райкома Меджид поторапливали коней, спешили поскорей добраться до селения Эзгилл"? Они должны были провести там- собрание и склонить эзгиллийцев к вступлению в колхоз. Солнце уже сползало с зенита, а до селения было еще далеко, около десяти километров.

Неожиданно Меджид остановил коня и, указав плеткой на крутую скалу, сказал:

— Обрати внимание, Мадат… В тридцатом году вон там, на той скале, шел жаркий бой.

— Ничего удивительного, — ответил Мадат. — В то время в этих горах повсюду было жарко.

— А вон видишь ту гору — с раздвоенной вершиной?.. — спросил Меджид. Вон, смотри, снегом покрыта… Там застрелили двух бандитов.

— Кто застрелил?

Меджид смущенно улыбнулся:

— Откровенно говоря, я тоже участвовал в этой перестрелке. Наши ребята дали залп, один я замешкался, отстал — очень уж старательно целился, хотел попасть. После залпа один из бандитов упал, а другой побежал. Когда я выстрелил, он тоже упал. Ребята говорили, это я убил его. А там кто его знает?.. Может, еще кто-нибудь выстрелил из наших.

— А что стало с остальными бандитами? — поинтересовался Мадат. — Ушли?..

Меджид протянул вперед руку.

— Смотри, пятерых мы схватили вон за теми камнями. Помню, я пополз по снегу в обход. Отрезал сволочам путь к отступлению. Поднялся, крикнул им: бросай оружие!.. Бандиты испугались и сдались. Я на винтовке поднял папаху вверх, помахал нашим, через минуту ребята подоспели. Да, наш отряд был что надо! Он сделал свое дело.

— Кто командовал вашим отрядом?

— Кто командовал? — переспросил инструктор, усмехнулся: — А что?.. Почему это тебя интересует?

— Да так… — Мадат вдруг сделался серьезным, добавил после продолжительной паузы: — Командир — это душа отряда. Знал я одного хорошего командира… Он был для нас и отцом, и братом, и товарищем! — Помолчав еще немного, сказал: — Убили его потом… В бою убили, когда мы в атаку поднялись…

Так они ехали, коротая дорогу нескончаемой беседой. У каждого было что рассказать. Дорога шла то в гору, то вниз. На пути попадалось много камней. Лошади порядком устали, едва тащились. Наконец, миновав крутой поворот, они увидели селение Эзгилли. Оно состояло всего из пятнадцати домов, которые рассыпались по горе, далеко один от другого.

"Странная деревня, — подумал Мадат. — Вроде бы и нет никакой деревни: редкий лесок, а в нем какие-то серые холмики. Совсем не похоже на людское селение…"

Он обернулся к Меджиду:

— Подумай, где нам лучше остановиться. Хорошо, если бы дом был в центре. А то в этой оригинальной деревне мы и людей не увидим. Как считаешь?..

— Я думаю, надо остановиться у нашего Тарыверди, — сказал Меджид; помолчав немного, добавил: — Он коммунист, к тому же единственный во всей деревне.

Миновав два двора, они приблизились к стоявшему на холме небольшому домику, въехали во двор. Меджид, соскочив с коня, позвал:

— Эй, хозяин!.. Тарыверди!.. Где ты?!

С деревянной тахты, стоявшей на веранде, поднялась всклокоченная голова, за ней — ее владелец. Он недоуменно таращил на гостей глаза, сразу не признав, кто они.

Из дома выскочила молодая женщина, глазастая, белолицая, пошла навстречу гостям, приветливо улыбаясь:

— А, добро пожаловать, братец Меджид! Это была жена Тарыверди, Новраста.

— Здравствуй, здравствуй, сестрица Новраста! — заулыбался в ответ инструктор. — Как дела, как живете?

Тарыверди не спеша сошел с веранды, направился к Меджиду.

— Вы посмотрите на него! На дворе божий день, солнце ярко светит, а он спать завалился, медведь! — полушутя-полусерьезно поддел хозяина Меджид, показал на лошадь Мадата: — Помоги, пожалуйста, гостю!

Тарыверди взял из рук Мадата поводья, увел обеих лошадей в конец двора, привязал к дереву. Затем принес им охапку свежескошенной травы, на которую лошади с жадностью набросились.

Меджид расседлал лошадей, принес на веранду свою бурку и хурджун. Затем обратился к хозяину:

— Ну, товарищ Тарыверди, что хорошего в Эзгилли? Рассказывай, а мы послушаем!

— Спасибо, живем понемногу.

— Чем занимаетесь? Что делаете?

— Молимся за тебя, о твоем благополучии, товарищ Меджид.

Инструктор начал представлять Мадату хозяина дома:.

— Тарыверди — наш коммунист, единственный во всей деревне. Так сказать, коммунист-одиночка. Я уже говорил тебе о нем…

Мадат поднял глаза на фуражку, которая красовалась на голове Тарыверди, поинтересовался:

— У вас и комсомольцы есть?

— Комсомольцев у нас четверо, товарищ Мадат… Коммунистов, кроме меня, нет…

Новраста сделала мужу знак рукой, приглашая его войти в комнату. Но тот не понял ее. Новраста хотела посоветоваться с мужем, как ей принять гостей. Самовар у них был очень маленький и худой, в топку проникала вода, и он долго не закипал. Можно было одолжить хороший самовар у соседей. Тарыверди же, как только увидел инструктора райкома, порядком струсил. Меджид всякий раз при встрече устраивал ему экзамен на предмет политической грамотности, сердился не на шутку, бранил его:

— Ах ты несчастный!.. Нет, не верю, что из тебя член партии получится… Ты для нас только лишний груз. Балласт!.. Балласт!.. Ты стоишь на одном месте… Взрослый человек, сколько раз тебе говорилось, чтобы ты рос, прогрессировал, развивался!.. Стань человеком, ликвидируй свою политическую неграмотность! Общество идет вперед, а ты плетешься в хвосте. Ну, возьми себя в руки, подтянись!.. Стань активным членом общества. Завтра будем организовывать в деревне колхоз — нам понадобится человек. Подойдут выборы, возможно, мы выдвинем тебя в председатели сельсовета. В моем списке семьдесят восемь коммунистов, ты — один из них. Или будь в авангарде, или же прочь из наших рядов! Нам не нужен пассивный балласт!

В этом году Меджид уже трижды виделся с Тарыверди, и всякий раз бедняге доставалось на орехи. В конце концов инструктор заставил Тарыверди купить учебник родного языка для малограмотных, наказал его жене, которая в свое время окончила четыре класса:

— Ликвидировать его неграмотность.

Тарыверди измарал более двух десятков тетрадей. Он держал их наготове, чтобы при удобном случае показать суровому райкомовскому инструктору. Кроме того, в одной из отдаленных деревень он купил более десятка книг, рекомендованных ему Меджидом. Сейчас все они, ни разу не раскрытые, стояли на полке в комнате. Как-то Новраста спросила его:

— Зачем тебе эти книги, ай, Тарыверди? Только лишняя пыль в доме… Ты ведь еще азбуку не осилил! На это Тарыверди ответил:

— Пусть книги всегда будут у меня над головой, может быть, тогда инструктор Меджид отвяжется от меня!..

Тарыверди махнул рукой в сторону жены, которая стояла у порога и сердито смотрела на него.

— Делай сама что хочешь, — сказал он. — Отвяжись от меня! Мне сейчас предстоит экзамен.

Однако у Меджида и в мыслях не было экзаменовать Тарыверди в присутствии заведующего отделом агитации и пропаганды райкома партии. Не хотел срамить его.

И тем не менее это не спасло Тарыверди. Мадат, желая ближе познакомиться с этим единственным в деревне коммунистом, подозвал его к себе, спросил:

— Итак, товарищ Тарыверди, вы говорите, у вас в деревне есть еще четверо комсомольцев?

— Да, четыре человека…

— Хорошо, а теперь скажите мне, как вы, коммунист, осуществляете руководство своим комсомолом? Вы поняли мой вопрос?..

Сбитый с толку Тарыверди растерянно, жалобно посмотрел на Меджида. Тот насупился:

— Ну, чего уставился на меня? Человек спрашивает тебя — отвечай!

— Я, дорогой товарищ, хожу на все их собрания… — промямлил Тарыверди. Учу их, даю наставления… Говорю им: будьте хорошими, живите хорошо…

— Понятно, товарищ Тарыверди, а как вы осуществляете помощь сельсовету?

Тарыверди тем временем немного оправился от испуга, вскинул глаза на Меджида, как бы говоря: "Видишь, пока я не подвел тебя!" Инструктор скривил губы и кивнул на Мадата:

— Вразумительно отвечай на вопрос человека!

— Значит, вы занимаетесь делами сельсовета, так? — допытывался Мадат. Меня интересует, товарищ Тарыверди, как вы конкретно помогаете сельсовету?

— Честное слово, товарищ, я делаю все, что в моих силах! — выпалил Тарыверди. — Из кожи лезу вон! Клянусь вам своей совестью, чтоб мне провалиться на этом месте, я из сил выбиваюсь!.. Я им во всем помогаю. Приходит мясо, приходит масло, приходит шерсть — я помогаю, сил не жалею!.. Заберусь бот на этот холм, смотри!.. — Он махнул рукой куда-то в сторону. Заберусь туда и кричу: "Эй, люди, на собрание!.." Собираю людей в одно место и объясняю им, говорю: кто сдаст заготовку вовремя — тот друг советской власти, а кто не сдаст — пусть пеняет на себя! Учу их: отдал заготовку — ступай себе домой!

Меджид недовольно покачал головой:

— Сколько раз я говорил тебе, Тарыверди, что это — дело уполномоченного Совета. Ты же — коммунист, должен вести разъяснительную работу среди людей. Ведь я тебя однажды учил, как надо выступать перед людьми. Забыл?!

— Когда это было, товарищ Меджид? Я делаю все, что вы мне говорите, а про это не помню. Когда это было? Нет, вы не учили меня… Когда это было?..

Мадат, подняв руку, прервал их спор, спросил:

— Что вы думаете по поводу колхоза, товарищ Тарыверди? Смотрите, повсюду создаются колхозы. Есть уже такие, которые существуют три-четыре года. Неохваченными остались только окраины, отдаленные уголки, такие, как ваш. Что, если и в вашей деревне, в Эзгилли, организовать колхоз?! Что вы думаете об этом?

— Я считаю, после того как колхозы будут созданы повсюду, он образуется и тут, у нас… Иначе для чего тогда я здесь живу?!

— Хорошо, а что вы лично, товарищ Тарыверди, делаете здесь для этого? Как стараетесь?

— Да так и стараемся. По правде говоря, дорогой товарищ Мадат, мы еще в прошлом году ходили и всем объясняли…

— Что вы объясняли? Что вы говорили людям? Расскажите, пожалуйста, поподробнее.

— Мы объясняли людям, что главное в жизни — это колхоз. Колхоз — это начало и конец всей нашей жизни. Однако есть люди, которые уперлись, сунули, как говорится, обе ноги в один чарык!

— Хорошо, товарищ Тарыверди, меня интересует, что говорят люди конкретно, когда вы начинаете агитировать их за колхоз? Что у них в душе?.. Это вам известно?..

— Чтобы все объяснить вам покороче, скажу так… Говорю им — они соглашаются, говорят: вступим весной, когда начнется пахота… Пахота наступает — прихожу к ним, спрашиваю: ну как? Отвечают: погоди немного, вступим в косовицу. А в косовицу говорят: вступим осенью, после жатвы. Так и откладывают — все на завтра да на завтра…

Мадат извлек из кармана свернутый вчетверо лист бумаги, развернул его, пробежал глазами.

— Вот здесь написано — читаю: "В прошлом году товарищ Тарыверди зарезал на мясо одного быка, а второго продал в этом году…" Что вы скажете на это, товарищ Тарыверди? Было такое?

Лицо Тарыверди сделалось пунцовым.

— Это наговор, клевета!.. — воскликнул он. — Завистники!.. Не верьте, дорогой товарищ!..

Мадат сунул бумагу под самый нос Тарыверди:

— Почему же они завидуют тебе?

Тарыверди с мольбой во взоре посмотрел на Меджида, как бы ища у него поддержки:

— Вот он знает, дорогой товарищ, я ушел из этой деревни в другую деревню и там вступил amp; партию, билет получил, вот люди и завидуют мне!..

У инструктора Меджида мгновенно испортилось настроение. Он начал нападать на Тарыверди:

— Это что за история с быками, товарищ член партии? Ты вправду зарезал? А я ничего не знаю.

— Вражеские наговоры!.. — божился Тарыверди. — Клянусь вам!.. Бык был стар, ни одного зуба во рту не осталось, все повыпадали… Он больше ни на что не годился, только на убой… Клянусь аллахом!..

Мадат спросил строго:

— А где второй бык?

Тарыверди обернулся к двери, кивнул на жену, которая разжигала самовар, сказал смущенно:

— Откровенно говоря, дорогой товарищ, извините меня, конечно… Новраста была совсем раздета… А ведь два раза в неделю нас зовут. в гости. Вот я взял и продал быка, чтобы прикрыть, как говорится, наш позор, чтобы люди не говорили: кандидат партии, а за женой смотрит плохо! Если бы люди не были завистливыми, они бы написали правду…

— Партийный билет должен находиться в чистых, достойных пуках! — горячо сказал Мадат. — Ясно?

— Правильно! — согласился Тарыверди. — Но ведь жизнь есть жизнь, а в этих горах чего только не случается…

— Нет, коммунист — везде коммунист. Ты на горы не сваливай. Горы ни при чем!.. Ясно?..

Тарыверди, красный как свекла, снял папаху, утер рукавом потный лоб, пробормотал:

— Извините меня, дорогой товарищ Мадат, на этот раз… Я больше не ошибусь… Клянусь вам!..

"Вот так история!.. — думал сконфуженный Меджид. — Теперь в райкоме скажут: "Где, товарищ инструктор, была ваша большевистская бдительность?" Что я отвечу?.. Темный, безграмотный тип, двух слов связать не может, а вот взял да проел двух быков, и никто ничего не знал… И ему, этому чурбану, еще досталась в жены эта голубоглазая красотка!.. Вот повезло болвану!.. Но я то, я — то хорош!.. Как я пропустил такого в партию?! И ведь теперь спросят с меня!.."

Мадат внимательно посмотрел на Меджида, словно читал его тайные мысли, усмехнулся:

— Такие-то дела, товарищ инструктор райкома!.. В горах вы в одиночку справились с пятью бандитами, а здесь, в деревне, член партии Тарыверди съедает живьем двух быков, и вы ничего не знаете!..

— Вы правы, товарищ Мадат. Этот Тарыверди опозорил меня. — Меджид потупил глаза. — Конечно, я виноват перед вами… Но ведь и Тарыверди тоже…

Он не договорил, осекся.

Хозяин дома сокрушенно покачал головой:

— Нет, товарищ Меджид, вы тут ни при чем! Я один во всем виноват. Оступился…

Мадат поднял глаза на Тарыверди, спросил:

— Где вас принимали в партию? И кто?

— Честное слово, дорогой товарищ, я не чужой человек в партии, — торопливо заговорил Тарыверди. — Меня хорошо знает партийная ячейка соседнего села. В один из дней вызвали, дали вот эту книжечку. Ах, как я был рад! У меня будто выросли крылья! Мне казалось, еще немного — и я смогу улететь туда, в небо, к звездам!

— Ну, а как же случилось, товарищ Тарыверди, что вы потом упали на дно мрачного ущелья? Инструктор Меджид покачал головой:

— Отлично сказано! Он настоящий балласт!

— Никакой я вам не балласт, товарищ инструктор райкома, — обиженно сказал Тарыверди. — Я — батрак. А за партию я готов на смерть! Умру на посту!..

— "На смерть, на смерть"!.. — передразнил его Меджид. — А почему ты тогда быков своих загубил?!

— Ошибка получилась, товарищ Меджид, — покаялся Тарыверди. — Но ведь говорят: раб не без вины, хозяин не без милости.

Мадат насупился:

— Ты, я вижу, мастер красиво говорить. Раб!.. Хозяин!.. Не знаю, что и сказать про твое сознание… Отсталый ты человек, Тарыверди. Разве у нас есть еще хозяева, рабы?! Скажи мне, откуда у тебя были быки?

— Взял ссуду в банке и купил двух быков.

— Выходит, советская власть идет навстречу, дает тебе — а ты проглатываешь?!

Инструктор Меджид решительно взмахнул рукой:

— Товарищ завотделом, я считаю, этого Тарыверди надо выгнать из рядов партии к чертовой матери!

— Это же позор! — простонал Тарыверди. — Ведь у меня есть враги и есть друзья… Уж лучше смерть, чем такой позор!.. Лучше заройте меня живьем в могилу!

— Не обращайте внимания на его слова, товарищ Мадат, — вставил Меджид. Этот Тарыверди истинный двурушник!

Тарыверди казалось, что наступил конец света. "Что делать?! Что делать?!" — думал он в отчаянии. Новраста была занята по хозяйству. Она и не подозревала, о чем говорят мужчины. Тарыверди не спускал глаз с жены, думая найти сочувствие хотя бы в ней,

Меджид повторил:

— Гнать надо таких из партии!

— Нет, не согласен с вами, товарищ Меджид, — возразил Мадат. — Гнать — это крайняя мера. Долг инструктора — воспитывать людей! Я сам из батраков, когда-то тоже был вот таким же темным, несознательным…

Меджид замахал руками:

— С кем вы равняете себя, товарищ Мадат! Можно ли сравнивать вашу голову с его головой?!

Мадат усмехнулся:

— А почему бы и нет? Из Тарыверди может получиться неплохой коммунист. Мы подучим его, подготовим, отправим на курсы. Как ты на это смотришь, Тарыверди?

Хозяин дома развел руки, замотал головой:

— Мне нельзя… Кто дома-то останется?

— Ничего!.. — усмехнулся Мадат. — Что случится с твоим домом? Не развалится небось!

— В доме должен быть хозяин, — угрюмо пробубнил Тарыверди. — На курсы мне нельзя…

Новраста, кончив заниматься самоваром, подошла к ним. Взглянула на залитое потом лицо мужа и звонко рассмеялась:

— Что это вы, товарищи, навалились вдвоем на одного?

— Мы записываем твоего молодца на шестимесячные курсы, которые скоро откроются в районе. Он там и грамотой овладеет, и политическое сознание обретет, — объяснил Мадат.

— Я согласна, пусть едет, — сказала Новраста, передернув плечами. — Вам виднее!.. Я согласна.

Тарыверди зло глянул на жену, заворчал:

— Не обращайте внимания на ее слова, товарищи… Она женщина, что с нее взять?.. В доме обязательно должен быть мужчина.

— Ничего, ничего, поезжай! — пропела Новраста и опять залилась смехом. Раз говорят — езжай.

Меджид сказал неуверенно:

— Поедет — станет человеком.

— Пусть едет хоть сегодня, — серьезно ответила Новраста. — Прямо сейчас, сию минуту, я согласна. Хочу, чтобы мой Тарыверди стал одним из первых в районе.

В сердце Тарыверди закралось сомнение: "Она хочет от меня избавиться!"

Мадат и Меджид, оставив в покое Тарыверди, заговорили между собой о предстоящем собрании сельчан, о необходимости как можно скорей организовать в Эзгилли колхоз.

Вдруг они услышали конский топот. Обернулись и сразу узнали всадника: это был Хосров.

Въехав во двор, Хосров соскочил на землю, поздоровался и протянул Мадату пакет. Конь Хосрова был в мыле, тяжело дышал, с губ его на землю падала белая пена. Меджид, увидев, что Хосров сменил милицейскую форму на форму уполномоченного политуправления, спросил:

— Как это понимать, Хосров? Вы перешли на новую работу? Чекист? Когда успели?..

— Да уже несколько дней как работаю. Оформлять меня начали давно, заполнил анкету, отдал товарищу Гиясэддинову… И вот в Баку утвердили…

— Растут люди, — заметил Мадат. — Молодец, Хосров, рад за тебя! Из Тарыверди, я думаю, тоже выйдет человек. Выдвигать людей из низов, из народа наша святая обязанность. Увидите, замечательных работников мы вырастим!

Хосров показал глазами на пакет:

— Очень серьезное дело, товарищ Мадат.

Мадат, отойдя в сторону, вскрыл пакет. Извлек из него листок бумаги, развернул — и лицо его сделалось белым как полотно.

Он читал адресованные ему строки:

"Товарищ Мадат! В районе произошло трагическое событие. Я только что вернулся из поездки по селам и узнал: ночью в деревне Чайарасы стреляли в Заманова. Срочно выезжаю…"

Письмо было подписано старшим уполномоченным политотдела района Балаханом.

Мадат некоторое время размышлял, затем спрятал письмо, обернулся к Тарыверди, махнул рукой:

— Хозяин, коня! Поскорей!..

Известие потрясло его. Ведь он сейчас в районе вместо Демирова. Несет ответственность за весь район!

"Нехорошо, нехорошо получилось, — думал он. — Уехал в отдаленные деревни и оставил без присмотра весь район… И вот жизнь преподносит горькие уроки…"

Мадат молча сел на коня. Посмотрел на Меджида: лицо того выражало полную растерянность.

— А как же я, товарищ Мадат? — спросил инструктор. — Мне тоже ехать?

Мадат распорядился:

— Вы останетесь здесь и проведете собрание. Ясно? Надо создать в Эзгилли колхоз, это очень важно.

Он протянул руку Меджиду. Тронул коня, выехал из ворот. Хосров последовал за ним. Через минуту их уже не было видно в деревне.

Меджид призадумался: "Странный он, этот Мадат. Легче летом в зной достать лед, чем выведать у него что-нибудь. Узнал про быков Тарыверди — молчит, сразу ничего не сказал мне. Получил пакет — помрачнел, опять я ничего не знаю. Как с таким человеком держать себя?.." Он приказал Тарыверди:

— Вечером собери людей. Пусть придут к твоему тестю Намазгулу-киши. У него дом большой. Если будут спрашивать, в чем дело, отвечай: дело очень важное. Понял?

— Понял. Будет исполнено, товарищ Меджид.

— И еще… — сказал инструктор. — Возьми моего Серого и попаси где-нибудь на лужайке. Прямо сейчас, не теряя времени… Кроме того, к вечеру накоси пару мешков свежей травы, чтобы ночью Серый не голодал.

— Все сделаю, как ты сказал, товарищ Меджид!

Через минуту Тарыверди уже вел его жеребца, резвого мышастого трехлетка карабахской породы, к воротам. Крикнул Новрасте:

— Ай, гыз, пошли, поможешь мне! Новраста отмахнулась:

— Ты что — ребенок?! Сам не управишься? Мне некогда, я занята по дому.

Тарыверди насупился, сказал твердо:

— Ребенок я или взрослый, но ты дома не останешься!.. Идем!.. Живей, живей, ай, гыз!

Новраста, не желая ругаться с мужем при госте, направилась к воротам. Тарыверди прихватил с собой веревку, серп и вышел со двора, держа коня в поводу. Новраста покорно следовала за ним.