"Иисус: Возвращение из Египта" - читать интересную книгу автора (Райс Энн)

9

Солдаты Ирода, грабители, человек, убитый в храме, священник, убитый теми, кто искал его сына, а этот сын — мой двоюродный брат.

«Иешуа и Иоанн». Почему его рождение предсказали, и как мы связаны, и самый главный вопрос: что случилось в Вифлееме? Что заставило мою семью отправиться в Египет, где я прожил всю жизнь?

Однако думать я сейчас не мог, просто испытывал поочередно то любопытство, то страх. Страх стал частью моих мыслей. Страх стал частью истории. Мой родич Захария, священник с седыми волосами, падает под ударами солдат Ирода. И вот мы в этой деревне слышим отовсюду сердитые голоса: это жители возмущаются грабителями, печалятся об утраченном имуществе и ожидают дальнейших бед.

Наших животных мы нашли на окраине деревни, у привязи, где мы их и оставили. Рядом с ними стояла старая беззубая женщина и смеялась.

— Они хотели украсть их! — восклицала она. — А животные отказались двигаться. — Она кивала и хлопала себя по коленям, заливаясь довольным смехом. — Они просто не сдвинулись с места.

Неподалеку стоял маленький дом, у которого прямо на земле сидел старик и тоже смеялся.

— Они забрали мой талит[1], — выкрикнул он. — Я сказал им: «Берите, братья, берите!» — Он махнул рукой и продолжал смеяться.

Мы быстро погрузили на ослов свой скарб, водрузили Клеопу на спину одного из животных, усадили и тетю Марию, а затем моя мама обняла Елизавету, и они заплакали.

Маленький Иоанн стоял и смотрел на меня.

— Мы обойдем Иерихон и по долине направимся в Назарет, — объявил нам Иосиф.

Когда мама наконец рассталась с Елизаветой, мы двинулись в путь. Я и Маленькая Саломея шли впереди вместе с Иаковом, за нами увязалось еще несколько детей. Клеопа пел псалмы.

— А кто такие ессеи? — спросила меня Маленькая Саломея.

— Не знаю, — признался я. — Я слышал не больше, чем ты. Откуда мне знать?

Иаков вмешался в наш разговор:

— Ессеи не слушаются священников храма. Они считают, что настоящие священники только у них. Они потомки Садока. Они ждут, когда настанет время очистить храм. Они одеваются в белое и молятся вместе. Но живут раздельно.

— Так они хорошие или плохие? — хотела знать Маленькая Саломея.

— Для наших родственников они достаточно хороши, — ответил Иаков. — Откуда нам знать? Есть фарисеи, есть священники, есть ессеи. Скажем же молитву все вместе: «Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь един».

Мы пробормотали молитву вслед за ним на иврите. Мы повторяли ее каждый день по утрам, когда просыпались, и вечером. Я почти не задумывался над словами. Когда мы читали ее, то переставали делать все другие дела и произносили слова молитвы от всего сердца.

Я ничего не хотел говорить о том, что тревожило меня. У меня было неприятное чувство, что Иаков знал многое, но я не мог расспросить его при Маленькой Саломее. Мое настроение становилось все мрачнее, и страх подступал все ближе.

Мы шли очень быстро, вниз по склону горы, и перед нами разворачивалась равнина, прекрасная, залитая солнечным светом, заросшая пальмами. Она очаровала меня, несмотря на то что кое-где еще дымились пожарища. Повсюду были рассыпаны селения. Я видел, что местные жители занимались своими повседневными делами, как будто грабители вовсе не приходили сюда.

Нас обгоняли группы паломников, многие с песнями, кое-кто верхом на лошадях, и все радостно приветствовали нас.

Мы следовали через деревни, где на улицах играли дети и из открытых дверей пахло готовящейся едой.

— Видишь, — сказала мне мама, словно догадавшись, о чем я думал, — теперь все так и будет вплоть до самого Назарета. Грабители пришли и ушли, но мы остаемся теми, кто мы есть. — Она улыбнулась, и мне показалось, что больше я никогда не буду бояться.

— А правда, что эти люди сражаются за свободу Святой земли? — спросила Маленькая Саломея. Она обращалась теперь не к женщинам, а к мужчинам, словно последние события сплотили нас.

Клеопу этот вопрос насмешил. Он взъерошил волосы на голове у дочки.

— Дочь моя, если люди хотят войны, они найдут повод, — сказал он. — За свободу Святой земли сражаются самые разные люди уже сотни лет — то есть грабят и разоряют мирные поселения, когда им только заблагорассудится.

Иосиф молча покачал головой. Алфей на ходу приобнял Маленькую Саломею.

— Ты не волнуйся, — сказал он. — Раньше нами правил царь Кир, а теперь правит Август Цезарь. Но нам все равно, потому что Господь в небесах — единственный царь, которого мы знаем в наших сердцах. Пусть кто угодно называет себя царем здесь, на земле, нам все равно.

— Но ведь Давид был царем Израиля, — сказал я. — Давид был царем, а после него — Соломон. И царь Иосия, он тоже был великим царем Израиля. Нас научили этому прежде всего остального. И мы все из рода Давида, и Господь говорил Давиду, что он будет царствовать над Израилем вечно. Разве не так?

— Вечно… — повторил Алфей. — Но кому из нас ведомы пути Господни? Господь сдержит свое обещание Давиду, но как — нам не дано знать.

Он отвернулся, говоря это. Мы уже спустились в долину. С гор вместе с нами шло множество людей. Толпа становилась все плотнее.

— Вечно… что такое «вечно» в понимании Господа? — спросил дядя Алфей. — Тысяча лет — ничто для Господа, краткий миг.

— Но придет ли царь? — настаивал я.

Идущий впереди Иосиф обернулся и посмотрел на меня.

— Господь выполнит обещанное Израилю, — сказал Алфей, — Но мы не знаем как и когда.

— А ангелы являются только в Израиле? — спросила Маленькая Саломея.

— Нет, — ответил Иосиф. — Они являются где им угодно и когда им угодно.

— А почему мы должны были уйти в Египет? — не унималась Маленькая Саломея. — Почему люди царя Ирода…

— Сейчас не время задавать такие вопросы, — перебил ее Иосиф.

Моя мама вмешалась в беседу:

— Это время придет, и мы расскажем вам все подробно, чтобы вы поняли. Но не сейчас.

Я догадывался, что они так скажут. Но все-таки шанс узнать что-то новое радовал, и я был благодарен Маленькой Саломее за то, что она затеяла этот разговор. Мои старшие двоюродные братья Сила и Юстус куда-то ушли, не видел я поблизости и остальных родичей и поэтому не знал, что они думали о рассказе Елизаветы. Наверняка старшим мальчикам известно больше моего. Возможно, Сила о многом молчал.

Я замедлил шаг и вскоре оказался недалеко от дяди Клеопы, сидящего на осле.

Клеопа слышал наш разговор, я был уверен в этом. Я кому-нибудь обещал, что не буду задавать ему вопросы? Кажется, нет.

— Я живу для того, чтобы рассказать тебе все, — сказал Клеопа.

Но только он произнес эти слова, как возле нас появился Иосиф и пошел рядом с нами.

— Все-таки надеюсь, что ты живешь, чтобы позволить мне рассказать моему сыну то, что сочту нужным. — Он говорил мягко, но настойчиво. — Хватит вопросов. Хватит разговоров о дурных вещах, случившихся давным-давно. Мы покинули Иерусалим. Мы далеко от опасностей. День только начинается, и мы успеем пройти большую часть пути, прежде чем разобьем лагерь.

— Я хотела увидеть Иерихон! — воскликнула Маленькая Саломея. — Можно мы зайдем в Иерихон, хотя бы ненадолго? Я хочу посмотреть на дворец Ирода. Интересно, что там осталось после пожара.

— Мы хотим пойти в Иерихон! — пропел Маленький Симеон.

И его крик подхватила вся детвора, даже дети паломников, недавно присоединившихся к нам, а я засмеялся, заметив улыбку Иосифа.

— Слушайте меня, — сказал он. — Сегодня вечером мы искупаемся в реке Иордан! В самой реке Иордан! Мы впервые омоем в ней наши тела и наши одежды! А потом ляжем спать в долине, под звездами!

— Река Иордан! — закричали все в радостном возбуждении.

Иосиф поведал нам историю о прокаженном, который пришел к пророку Элише, и пророк сказал прокаженному искупаться в реке Иордан, и тот исцелился. А Клеопа завел рассказ о том, как Иешуа пересекал Иордан, и потом Алфей начал следующую историю, и я слушал одно предание за другим, а мы тем временем шли дальше.

Зебедей и его люди догнали нас. Мы не видели их с тех пор, как покинули Елизавету, и Зебедей тоже знал притчу, связанную с рекой Иордан, и Зебедеева жена Мария Александра, которую все звали Мария, вскоре запела: «Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями его!»

У Марии был красивый высокий голос. Мы запели вместе с ней: «Ты будешь есть от трудов рук твоих: блажен ты, и благо тебе!»

Мы были большим кланом и передвигались медленно, с многочисленными остановками, чтобы женщины передохнули, а крошку Есфирь запеленали в чистую холстину. Моя тетя Мария чувствовала себя очень плохо, я это видел, но мама успокоила меня, объяснив, что это хороший знак — у нее будет новый малыш, и я перестал волноваться. Клеопа много раз сходил с осла — по нужде, что означало найти укромное место в стороне от дороги и облегчиться.

Клеопа был слаб, и с ним ходила моя мама, держа его под руку, отчего он сердился. Но ему требовалась помощь, а мама не позволяла другим мужчинам помогать ему. Она говорила: «Это мой брат» — и уходила с Клеопой.

Он делал это так часто, что ему самому стало смешно, и он рассказал нам забавную историю из Писания о том времени, когда царь Саул сражался с юным Давидом, опасаясь, что Давид станет новым царем. Однажды царь Саул зашел в пещеру по нужде, а его враг Давид уже был там и мог бы убить царя. Но поступил ли так Давид? Боже избави. Во мраке пещеры Давид подкрался к совершенно беззащитному Саулу и, пока тот облегчался, отрезал кусок от царской мантии Саула, одеяния, которого не носил никто, кроме царя.

Через некоторое время, в надежде помириться с царем Саулом, Давид послал ему этот кусок мантии, чтобы показать: он, Давид, имел возможность убить царя Саула, но мог ли Давид убить царя помазанного? Боже избави.

Мы все очень любили истории про царя Саула и Давида. Даже Сила и Левий, обычно скучавшие, когда взрослые рассказывали нам притчи, сейчас внимательно слушали Клеопу. Все это время Клеопа говорил по-гречески, и этот язык был привычен и нравился нам, хотя вида мы не показывали.

Клеопа рассказал чудесную историю о том, как Саул, огорченный тем, что Господь перестал разговаривать с ним, отправился к гадалке в Аэндор, чтобы просить ее вызвать дух пророка Самуила для предсказания судьбы Саула. На следующее утро предстояла большая битва, и Саул, потерявший благорасположение Господа, пребывал в отчаянии. Вот почему он искал женщину, умеющую беседовать с духами умерших. Но царь Саул незадолго до этого издал приказ о том, что призывать духов мертвых и гадать запрещается. С большим трудом для него нашли гадалку.

И она призвала дух пророка Самуила, и он появился из земли и спросил: «Почему ты нарушаешь мой покой?» А затем предсказал, что враги Саула победят Израиль и что Саул и его сыновья погибнут.

— И что же случилось потом? — спросил Клеопа, оглядывая нас.

— Гадалка усадила царя Саула за стол и накормила его, чтобы он набрался сил, — ответил Сила.

— Именно это нам сейчас совсем не помешало бы!

Все засмеялись.

— Говорю вам, мы не будем есть и пить, пока не достигнем реки Иордан! — провозгласил Клеопа.

И мы шли дальше.

Показалась река.

За высокой травой в воде отражался красный свет заходящего солнца.

В реке купалось много народа. Со всех сторон с берегов спускались люди, кто-то уже устраивал стоянки. Мы слышали, как отовсюду неслось пение, и одна песня сливалась с другой.

Мы с разбегу вошли в воду, и вода доходила нам до колен. Мы омыли наши тела и наши одежды. Мы пели и кричали. Прохладный воздух не беспокоил нас, потому что мы быстро согрелись и вода казалась нам теплой.

Клеопа слез со своего осла и тоже вошел в реку. Он воздел руки к небу. Он громко запел, так что все слышали его:

— Аллилуйя, аллилуйя! Хвали, душа моя, Господа. Буду восхвалять Господа, доколе жив; буду петь Богу моему, доколе есмь. Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают все помышления его.

И все подхватили псалом:

— Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его!

Вся река наполнилась пением, те, кто был на берегу, тоже присоединились к нам.

Я никогда не видел своего дядю таким, как сейчас, когда он смотрел на красное небо, воздев руки, и лицо его исполнилось молитвенным светом. Исчезла вся его язвительность, исчез его гнев. Людские дела не касались его. Он пел не для людей. Он пел и пел, ни на кого не глядя. Он смотрел на небеса, на темнеющий небосклон с красными лентами, оставленными умирающим солнцем, и с первыми яркими звездами.

Я шел в воде и пел, и когда я приблизился к Клеопе и обнял его за спину, то почувствовал, что он дрожит под накидкой, полы которой лежали на воде.

Он даже не знал, что я стоял рядом с ним.

«Останься со мной. Господи, Отец Небесный, пусть он останется со мной, Отец Небесный, прошу тебя! Слишком ли много я прошу? Если я не могу получить ответы на свои вопросы, то пусть побудет со мной этот человек, хотя бы недолго, столько, сколько ты позволишь».

Я ослаб. Мне пришлось держаться за дядю Клеопу, а иначе я упал бы. Что-то происходило. Сначала быстро, а потом медленно. Больше не было реки, не было темного неба и не было пения, зато вокруг меня появилось много других, и этих других было столько, что не сосчитать: больше, чем песчинок в пустыне или в море.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть он останется со мной, пожалуйста, но если он должен умереть, пусть будет так…»

Я тянул руки вперед и вверх. Я превратился в струну. На какой-то миг, на один краткий миг, я узнал ответы на все вопросы и осознал, что зря переживал, но потом чудесный миг прошел, бесчисленные другие поднялись вверх и ушли туда, где я не мог видеть их и чувствовать.

Темнота. Покой. Люди смеются и переговариваются, как они обычно это делают перед сном.

Я открыл глаза. Что-то отлетело от меня, как волна, накатывающаяся на берег, вдруг отходит, такая большая и сильная, что ее не удержать. Ушло. Что бы это ни было, оно ушло.

Я испугался. Но я был сухой, накрыт чем-то, вокруг было мягко, тесно и темно. Надо мной мигали в небе звезды. Люди все еще пели, и везде горели огни, огни факелов и свечей и костров между шатров. Я был укрыт, мне было тепло, мама обнимала меня.

— Что случилось? — спросил я.

— Ты упал в реку. Должно быть, ты устал, ты сильно молился и устал. Вместе с тобой молилось много людей, и ты взывал к Господу. Но теперь ты здесь, я уложила тебя, так что спи. Закрывай глаза, а когда проснешься утром, ты поешь и снова станешь сильным. Столько событий, а ты еще мал, но уже недостаточно мал, и ты большой мальчик, но еще недостаточно большой.

— Но мы здесь, мы дома, — сказал я. — И кое-что случилось.

— Нет, — возразила мама.

Она так и думала. Она не понимала и тихо улыбалась. Я видел ее улыбку в свете костра и чувствовал тепло огня. Мама говорила мне правду, как всегда. Я огляделся. Иаков крепко спал, и рядом с ним спали младшие братья Зебедея и много-много других детей, я даже не знал всех имен. Маленький Симеон прижался во сне к Маленькому Иуде. Маленький Иосиф похрапывал.

Мария, жена Зебедея, беседовала с Марией, женой Клеопы, торопливо и встревоженно, но слов я не мог разобрать. Они стали подругами, это было видно, и Мария-египтянка, жена Клеопы, жестикулировала и рисовала руками картинки. Мария Зебедеева кивала.

Я закрыл глаза. Другие, целая толпа других, такие славные, как одеяло, как ветер, пахнущий рекой. Они здесь? Что-то шевельнулось во мне, некое знание, ясное, как будто кто-то говорил мне: «Это не самое трудное».

Это длилось лишь мгновение. Потом я снова стал самим собой.

Тут и там раздавались псалмы, и люди, идущие мимо, тоже пели. Я был счастлив лежать так, с закрытыми глазами.

— Господь будет царствовать вовеки, — пели люди, — Бог твой, Сион, в род и род. Аллилуйя!

До меня донесся голос тети Марии, Клеопиной жены:

— Я не знаю, где он. Он все еще где-то там, у реки, поет с ними, разговаривает. Они то кричат друг на друга, то начинают петь.

— Пойди присмотри за ним! — прошептала мама.

— Но он стал крепче, говорю тебе. Лихорадка у него прошла. Он вернется, когда захочет прилечь. Если я пойду к нему сейчас, он рассердится. Я не пойду. Зачем идти? Зачем говорить ему что-то? Когда он захочет лечь, он сам вернется.

— Но мы должны приглядывать за ним, — беспокоилась мама.

— Разве ты не видишь, — сказала ей тетя Саломея, — что он хочет именно этого? Если ему суждено умереть, то пусть он умрет, споря о царях, о налогах и о храме, у реки Иордан, обращаясь к Господу. Пусть он воспользуется своей последней силой.

Они помолчали.

Потом женщины заговорили об обыденных вещах и о своих тревогах. Но я не хотел этого слышать. Везде грабители, везде горят деревни. Архелай отправился к морю, чтобы плыть в Рим. Если римляне еще не выступили из Сирии, то вот-вот выступят. Сигнальные костры передают им, что здесь происходит. Весь город Иерусалим поднялся. Я свернулся калачиком, придвинулся к маме, мое тело сжалось как кулак.

— Хватит, — сказала женщинам моя мама. — Ничто не меняется.

Сон. Я провалился в полудрему.

— Ангелы! — громко сказал я и открыл глаза. — Но я не разглядел их как следует.

— Лежи тихо, — шепнула мне мама.

Я засмеялся про себя. Она видела ангела до того, как я родился. Ангел сказал Иосифу, чтобы он привел нас обратно. Я слышал, как он рассказывал об этом. И я видел их. Я видел их; правда, всего один краткий миг. Меньше чем миг. Они явились мне в несметном количестве, бесчисленные как звезды, и на краткий миг я видел их. Ведь видел? Как они выглядели? Не важно. Это не самое трудное.

Я повернулся, устроился поудобнее на свернутом и положенном в изголовье одеяле. Почему я не присмотрелся к ним? Почему не удержал их? Почему позволил им уйти? Да потому, что они никуда не уходят, они всегда здесь! Нужно просто уметь видеть их. Это похоже на то, как открывают деревянную дверь или отодвигают занавеску. Только эта занавеска плотная и тяжелая. Может быть, и занавеси на входе в Святая Святых такие же — плотные и тяжелые. И занавеси могут упасть, закрыться, раз — и ничего не видно.

Моя мама видела ангела, который разговаривал с ней; значит, он вышел из толпы бесчисленных ангелов, он явился ей, сказал слова. Но что значили его слова?

Мне снова захотелось плакать, но я удержался. Я был счастлив и печален. Меня переполняли чувства, как чашу с водой. Я был так полон, что мое тело под покрывалами свернулось, и я крепко ухватился за мамину руку.

Она высвободила пальцы и улеглась рядом со мной. Я почти заснул, но не совсем.

Вот как надо это делать, думал я. Мысли скользили одна за другой. Вот как надо это делать, чтобы никто не знал. И никому не говорить, даже Маленькой Саломее или маме. Нет. Только Отцу Небесному. Я сделал это, да? И потом я узнаю, что случилось в Вифлееме. Я все узнаю.

Они пришли снова, великое множество, но на этот раз я просто улыбался и не открывал глаз. Вы можете приходить, я не буду из-за вас подпрыгивать и просыпаться. Нет, вы можете приходить, даже если вас так много, что нет вам числа. Вы приходите оттуда, где нет чисел. Вы приходите оттуда, где нет грабителей, нет пожаров, где люди не гибнут на копьях. Вы приходите ко мне, но вы не знаете того, что мне известно. Нет, не знаете.

А откуда я это знаю?