"Любовь и магия" - читать интересную книгу автора (Хауэлл Ханна, Гротхаус Хизер, Дал Виктория)

Глава 6

Обливаясь потом, Элис шаг за шагом приближалась к Гиббону. Увидев его связанным, она с трудом подавила желание ворваться в лагерь Охотников и расквитаться с теми, кто его захватил. Элис тотчас сообразила: поступить так было бы непростительной глупостью.

Все еще дрожа от гнева — ах, с каким бы наслаждением она убила тех, кто так долго за ней охотился, тех, кто оставил Гиббона лежать на солнце, — Элис достала из седельной сумки лук и стрелы. Перед тем, как отправиться в леса, она успела захватить из дома совсем немного вещей, в том числе оружие. Ее отец сделал лук специально для нее, под ее маленькие руки, и он же научил дочь охотиться. Элис не умела делать новые стрелы и поэтому к каждой из своих стрел относилась как к величайшему сокровищу, но сейчас она была готова расстаться с несколькими из них — только бы они помогли ей освободиться от Охотников и спасти спутника.

То и дело озираясь, Элис подбиралась к Гиббону, одновременно обдумывая план действий. Она знала, что сможет свалить стрелой одного, возможно, двоих Охотников. Но что делать потом, когда они обнаружат ее и набросятся на нее? В конце концов она решила: главное — освободить Гиббона. А после этого оставалось лишь надеяться на то, что страх перед ее стрелами сдержит Охотников. И конечно же, она постарается задержать их, пока Гиббон, освободившийся от пут, не скроется в чаще.

«Если у него на это останутся силы», — подумала Элис, взглянув на солнце. Солнечные лучи уже пробивались сквозь кроны деревьев, и она прекрасно знала: каждый из этих лучей лишает Гиббона сил, убивает его. Кроме того, вся одежда его была в крови, и было очевидно, что и раны отнимали у него силы. Элис переносила солнце гораздо лучше, чем Гиббон, но даже она чувствовала, что с каждым мгновением слабеет. Значит, следовало как можно быстрее доставить его в укрытие. Но как туда добраться? Совершенно ясно, что она не сможет тащить его на себе слишком долго, если он потеряет сознание. Поэтому она должна во что бы то ни стало забрать свою лошадь, иначе им не спастись.

Холодея от страха, Элис преодолела последние дюймы, отделявшие ее от стволов, к которым был привязан Гиббон. Перерезая кинжалом толстую веревку, она не сводила глаз с Охотников. Сердце ее замирало при каждом шорохе, но все же она не медлила. Элис знала: даже если она освободит всего лишь одну руку Гиббона до того, как ее обнаружат, он получит шанс на спасение. Она наверняка успеет сунуть ему в ладонь кинжал, а сама задержит врагов, пока он сам не перережет удерживающие его путы.

— Солнце сейчас светит прямо на него, Каллум, но он, похоже, никакой боли не чувствует, — пробурчал один из Охотников, высокий и худощавый парень с оспинами на лице. — А ты ведь, кажется, говорил, что они сгорают на солнце.

— Скоро все узнаем, — ответил Каллум.

Элис вздрогнула, услышав этот голос, но тут же взяла себя в руки. «А ведь это из-за меня он лишился своего некогда благозвучного голоса», — подумала она с улыбкой. Вспомнив о том, как ей удалось ускользнуть от этого негодяя, Элис приободрилась.

Перерезав наконец веревку, она вздохнула с облегчением. И тут же снова взглянула на мужчин, сидевших чуть поодаль у костра. Они по-прежнему не замечали ее, и Элис начала осторожно подбираться к дереву, к которому была привязана другая рука пленника.

Гиббон посмотрел на Охотников в тот самый момент, когда заговорил самый юный из них. Слова юнца подтвердили его догадки: среди Чужаков давно уже ходили слухи о том, что Макноктоны вспыхивают от солнечных лучей. Слухи, конечно, были преувеличены, но тем не менее эти люди откуда-то знали, что дневной свет весьма опасен для тех, на кого они вели Охоту. Но если Охотники об этом знали, то почему же тогда они гонялись за Макноктонами по ночам? Может, считали, что им проще выслеживать врагов среди ночи, чем искать их возможные убежища? Впрочем, Гиббон подозревал, что Охотники всего лишь следовали давним правилам ведения войны. Ведь всегда считалось, что ночное нападение дает преимущество атакующему. Что ж, если так, то пусть и в дальнейшем следуют этим правилам. Потому что, если они вдруг нападут на Макноктонов средь бела дня, его клану едва ли удастся отразить нападение с такой же легкостью, как ночью.

Тут Гиббон вдруг почувствовал осторожное подергивание за веревку, удерживавшую его левую руку. Что это?.. Может, какой-нибудь лесной житель пробует веревку на вкус или же собирается воспользоваться ею для строительства своего гнезда? Но если так, то это дает шанс на спасение…

Но уже в следующее мгновение Гиббон уловил знакомый запах — о, слишком хорошо знакомый! Элис находилась близко — совсем близко — в этом не могло быть ни малейших сомнений. Значит, она все-таки пришла… Ох, зачем она это сделала?!

Гиббон с трудом удержался от крика — ему хотелось громко прокричать: «Элис, беги!» Полные сил, они с ней легко могли бы справиться с четырьмя Чужаками, но сейчас ни у него, ни у нее таких сил не было. Он страдал от ран и от солнца, а Элис еще не восстановила силы после всех испытаний, что выпали на ее долю. К тому же она избегала пить живую кровь, и это затягивало ее выздоровление. А если ее сейчас захватят в плен… О, даже думать об этом было невыносимо.

Гиббон внезапно перестал ощущать натяжение веревок, но по-прежнему лежал неподвижно. Элис была совсем рядом, и он весь превратился в слух. Он не видел ее, однако прекрасно слышал, как она скользит от ствола к стволу. К счастью, Охотники ее не замечали, но Гиббон решил, что надо на всякий случай как-то их отвлечь. Заставив себя рассмеяться, он проговорил:

— Вы думали, что я вспыхну как сухая солома от искры?

— Плохо, что этого не случилось, — отозвался Каллум. — Но солнце все равно тебя убьет рано или поздно. Хотя, конечно же, ты можешь спасти свою жизнь, если скажешь нам то, что мы хотим узнать. Где Элис и ее ребенок?

«Элис уже так близко, что может до тебя доплюнуть», — с мрачным удовлетворением подумал Гиббон.

— Э… нет, приятель. — Он снова рассмеялся. — Я не стану вам помогать. Я слишком хорошо представляю все те пытки, через которые хочет провести ее ваш вождь. Ее и твоего сына.

— Этот щенок не мой сын! — взревел Каллум, злобно уставившись на пленника. — Она пытается обвинить меня в том, что я обрюхатил ее! Но это гнусная ложь! Это дьявольское отродье не из моего семени!

Тут Гиббон почувствовал, что его руки уже совсем ничего не сдерживает. А в следующее мгновение в ладонь ему легла рукоять кинжала. Никогда еще Гиббон не испытывал такого сильного искушения, но все же ему удалось сдержаться, и он не стал бросаться на Каллума с кинжалом. Он даже подавил в себе желание пошевелиться. И он прекрасно понимал: если Элис дала ему оружие, значит, она не собиралась перерезать веревки, что удерживали его ноги. Следовательно, она задумала другое… Но что именно? Ответ мог быть только один: Элис хотела задержать Охотников, чтобы он успел окончательно освободиться от пут.

«Только бы с ней ничего не случилось, — думал Гиббон. — Я не должен допустить, чтобы она обменяла свою свободу на мое освобождение».

— Нет, это было твое семя, грязный ублюдок! — прокричала Элис, вскочив на ноги; в руках она держала лук, и стрела была нацелена прямо в сердце Каллума.

Элис ужасно хотелось пустить свою стрелу в полет, но она сдерживалась — ведь Гиббон еще не успел перерезать веревки на лодыжках. Прошло еще несколько мгновений, и он, вскочив на ноги, встал рядом с ней. Один из Охотников вытащил меч и шагнул к ним, но стрела тотчас же вонзилась ему в ногу, и он со стоном повалился на землю.

Гиббон взглянул на Элис и увидел, что она успела вытащить еще одну стрелу.

— Ты на удивление ловко справляешься, малышка, — пробормотал он с искренним удивлением.

— Да, наверное… Но что же теперь?..

— Ты хочешь сказать, что не продумала дальнейшие действия?

Она тихо вздохнула:

— Да, похоже на то. У меня не было времени на раздумья.

Гиббон наклонился, чтобы поднять свой меч, лежавший в нескольких шагах от того места, где его привязали. Осмотревшись, он тотчас убедился: его конь стоял стреноженный неподалеку, а седло все еще было на нем. Гиббон негромко присвистнул, и Храбрец, с легкостью отвязавшись, ринулся к хозяину. В тот же миг другой Охотник бросился к коню, пытаясь его задержать, но Элис, спустив тетиву лука, ранила Охотника в плечо, и тот, громко застонав от боли, забыл обо всем на свете.

«А она очень неплохо стреляет», — подумал Гиббон с радостным удивлением.

Шагнув к Элис, он тихо сказал:

— Опусти лук, малышка. Достаточно стрелять. Где твоя лошадь?

— Ночка здесь, неподалеку. — Элис осмотрелась. — Она вон там, на той стороне поляны.

— Тогда забирайся на Храбреца. А твою кобылу поймаем, когда будем проезжать мимо.

Ей понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы вскочить в седло, и за эти мгновения Каллум ничего не успел предпринять. А Элис вновь нацелила на него стрелу в ожидании, когда Гиббон заберется на коня позади нее. Конь же вдруг заржал и захрапел, но Гиббон тотчас же его успокоил, а затем ударом меча разрубил веревки, которыми были привязаны к деревьям кони Охотников. Животные в тот же миг разбежались в испуге, а Гиббон развернул Храбреца и, ударив коня пятками по бокам, пустил его быстрой рысью. Элис тут же сунула стрелу в чехол и, закинув лук за плечо, крепче вцепилась в гриву коня.

Вскоре они поравнялись с Ночкой, и Элис с необыкновенной ловкостью перескочила с Храбреца на свою кобылу. Теперь они могли скакать быстрее, и у них появился шанс благополучно добраться до убежища и скрыться от врагов. «Только бы успеть до того, как солнце поднимется совсем высоко», — думала Элис. Ей не хотелось даже думать о том, что солнце сделает с Гиббоном.

Но он, казалось, забыл и о солнце, и о своих ранах. Они мчались по лесу на бешеной скорости, и Элис с трудом поспевала за ним. Ей приходилось то и дело смотреть на тропинку и пригибаться под встречными ветками. «Только бы кобыла не споткнулась», — мысленно твердила она.

Довольно долго они ехали молча, а потом ей вдруг захотелось спросить: не считает ли Гиббон, что они уже оторвались от преследователей и что опасность им уже не угрожает? Ведь если им действительно ничего не угрожало, то, может быть, больше не следовало так торопиться?.. Она уже собралась спросить об этом, но, посмотрев на Гиббона, прикусила язык. Он был бледен как смерть и, судя по всему, едва держался в седле.

Перехватив ее взгляд, Гиббон встряхнулся и выпрямился, но Элис почти не сомневалась: через несколько мгновений он совсем лишится сил и рухнет на землю.

— Стой, — сказала она. — Остановись немедленно, Гиббон Макноктон.

Гиббон натянул поводья и вопросительно посмотрел на нее. Было очевидно, что он держался из последних сил.

— Элис, но зачем?..

— Потому что ты вот-вот упадешь. Солнце лишило тебя сил.

Она спешилась и подошла к нему.

— Нет, ничего страшного… Уже совсем близко. Убежище близко. Мы доберемся до него, если проедем… еще немного.

Элис вырвала из его рук поводья и решительно заявила:

— Ты и до ближайшего дерева не доедешь.

— Да, похоже на то, — ответил он со вздохом.

Гиббон потянулся за поводьями, но, не удержавшись, привалился грудью к шее коня. Он говорил себе, что ему лишь надо немного передохнуть, однако прекрасно понимал, что обманывает себя. Было совершенно ясно, что он уже не сможет выпрямиться и ехать дальше. Да, не сможет, хотя и должен был во что бы то ни стало довезти Элис до безопасного места.

— Что ты… делаешь? — пробормотал Гиббон, почувствовав, что спутница чем-то его укрывает.

— Привязываю тебя к седлу и укрываю одеялами, — ответила Элис, связывая узлом концы одеяла. — И не спорь со мной, понятно? Ты вот-вот упадешь с коня, и я не смогу поднять тебя, если это случится. Не смогу, потому что скоро буду чувствовать то же, что чувствуешь ты, если мы не уберемся подальше от этого ужасного солнца. Ах, почему это проклятое солнце именно сегодня вздумало светить так ярко?

Гиббон не нашел в себе сил даже на вздох облегчения, когда Элис закончила его укутывать, защищая одеялами от солнца. Он старался воспользоваться передышкой, чтобы собраться с силами, насколько это было возможно. К счастью, Элис не спрашивала, в какую сторону им следовало ехать. «Наверное, и так знает», — подумал Гиббон со вздохом облегчения.

Прошло еще какое-то время, и Элис тоже начала испытывать пагубное воздействие солнца. Однако ей повезло — вскоре она нашла укрытие; правда, это была не пещера, куда она направлялась, а заброшенный каменный сарай — из тех, что, как считалось, строили когда-то древние обитатели этих мест. К счастью, сарай был совершенно незаметен между деревьями — настолько неприметен, что она едва не проехала мимо.

Ей удалось ненадолго привести Гиббона в чувство, так что он, спешившись, сумел сам войти в сарай. Но, едва переступив порог, он рухнул на пол, лишившись последних сил. Элис тотчас же оттащила его в самый темный угол, затем сняла с лошадей седла, а самих животных привязала неподалеку, под сенью деревьев с раскидистыми кронами.

После этого она расстелила на полу одеяло и уложила на него Гиббона. Но тот даже не очнулся — видимо, ему совсем было плохо. Элис раздела его и промыла раны, проклиная Охотников за каждый синяк и каждую ссадину, что они оставили у него на теле. Она уже собралась приложить ухо к его груди, дабы убедиться, что он все еще дышит, но в этот момент Гиббон открыл глаза. Губы его шевелились; он явно пытался что-то сказать, но Элис не могла расслышать ни слова. Наклонившись, она приложила ухо к его губам и наконец-то услышала его тихий шепот:

— Кровь, нужна кровь…

Тут глаза Гиббона снова закрылись, и Элис в ужасе сказала себе: «Но ведь мне давно пора к этому привыкнуть. Ведь тот же голод и та же жажда крови время от времени просыпается во мне. Вероятно, этот голод — неизбежный спутник моей жизни, так что ничего с этим не поделаешь».

Элис взглянула на Гиббона и вдруг поняла, что сейчас от нее требовалось. Но она понимала и другое: если она позволит ему напиться ее крови, то тем самым свершится нечто большее, чем акт исцеления. Элис инстинктивно чувствовала, что это будет еще и акт близости…

«Ах, о чем ты только думаешь?» — мысленно упрекнула себя Элис. Она прикоснулась ко лбу Гиббона и невольно вздрогнула. Лоб был холодным, словно она прикоснулась к трупу. Элис положила руку ему на сердце. Сердце билось, но медленно: казалось, еще немного, и оно остановится.

Она понимала: Гиббон должен напиться ее крови. Да, должен, потому что выбора не было. Он находился сейчас на волоске от смерти. Но даже если бы не раны, то он все равно бы нуждался в крови, чтобы восстановить силы. А силы сейчас были очень нужны. Ведь они не могли себе позволить слишком долго отсиживаться в безопасном убежище. Им следовало отвлекать на себя Охотников, чтобы обезопасить детей, отправившихся в Камбрун с братьями Гиббона. Да и самим им не выжить, если они не будут переходить постоянно с места на место. Стоит дважды провести день на одном месте — и Охотники их перебьют. До сих пор у них с Гиббоном все складывалась довольно успешно именно потому, что они нигде не задерживались подолгу. И еще ее терзало предчувствие: ей казалось, что она будет очень горевать, если Гиббон умрет, если он погибнет из-за того, что она из трусости не даст ему напиться крови…

Элис сделала глубокий вдох и прокусила вену у себя на запястье. Затем чуть приподняла голову Гиббона, чтобы он не подавился, глотая кровь, и приложила свою кровоточащую руку к его губам. Несколько мгновений губы Гиббона оставались холодными и неподвижными, и кровь стекала по его подбородку. «Неужели я опоздала?» — в ужасе подумала Элис. Но тут Гиббон вдруг поднял руку и, ухватив ее кисть, прижался губами к ранке на запястье.

«Он пьет, пьет!» — мысленно воскликнула Элис. И в тот же миг на нее нахлынуло чувство, очень похожее на похоть. Грудь ее мгновенно набухла, а соски отвердели и даже чуть-чуть заболели — их словно пощипывало. Но более всего ее начал тревожить жар между ног; причем этот жар с каждым мгновением усиливался, а лоно внезапно увлажнилось. Тихо застонав, Элис едва не выдернула свою руку, и Гиббон, словно почувствовав, что у нее на уме, еще крепче сжал ее запястье. Наконец напившись, он лизнул ранку — и тут же снова потерял сознание.

Какое-то время Элис боролась с желанием сунуть руку между ног и поласкать себя там. Собственные ощущения ошеломили ее, и она, глядя на свое запястье, в замешательстве спрашивала себя: «Неужели это действительно похоть?» Каллум был ее первым и последним мужчиной, но он жестоко надругался над ней. И после этого Элис решила, что уже никогда не сумеет почувствовать влечение к мужчине. Более того, до встречи с Гиббоном она ни разу не целовалась с мужчиной — ведь Каллум не утруждал себя поцелуями.

Что же касается Гиббона… Она не могла бы сказать, какие чувства испытывала к нему, но зато точно знала: ей не следует бояться этого человека — пусть даже ее немного тревожили нахлынувшие на нее сейчас чувства.

Элис посмотрела на Гиббона и тихо вздохнула. Инстинкт подсказывал ей, что этот мужчина возбудил в ней голод, а утолить ее голод можно было лишь одним путем — слившись с ним воедино. Возможно, это и называлось похотью, но даже если и так, наверное, ей следовало бы отбросить свой страх, забыть про Каллума… и сделать Гиббона своим любовником. Да, наверное, это было бы весьма разумное решение. Однако Элис тревожило одно обстоятельство. Она была абсолютно уверена в том, что Гиббон никогда не причинит ей физической боли, но у нее не было уверенности в том, что он не разобьет ей сердце.