"Богиня весны" - читать интересную книгу автора (Каст Филис)

Глава 17

— До свидания! Спасибо вам!

Лина помахала рукой вслед лимнадам, наблюдая, как светлые духи цветов тают вдали, унося с собой сверкающие золотом капли нектара. Прощальное жужжание лимнад смешалось с музыкой ветра.

— Как все это было прекрасно, Персефона, глаз не отвести! — Эвридика сияла улыбкой, когда Лина подошла к ней.

— Я так рада, что они меня пригласили! Это было потрясающее переживание, — заговорила Лина. Она чувствовала себя немножко пьяной и полной энергии, как будто до завтрака выпила слишком много кофе. — Ох, Эвридика, этот мир просто невероятен! — Лина усмехнулась, обнимая маленькую бледную девушку. Потом огляделась по сторонам. — А Гадес ушел? — спросила она как можно более небрежным тоном.

— Ему пришлось отправиться по делам. Но, — быстро добавила Эвридика, заметив, как сразу омрачилось лицо богини, — он велел мне передать его просьбу, чтобы ты завтра пришла в конюшни.

— О, еще раз прокатиться на Орионе! — Стоило Лине подумать о черном жеребце, как ее улыбка стала немножко мечтательной.

Да, она будет с нетерпением ждать завтрашней прогулки — почти с таким же нетерпением, как новой встречи с Гадесом. В уме Лины вперемешку вспыхивали разные картины: прекрасное тело темного бога, покрытое потом... чувственное пение лимнад... губы Гадеса, их обжигающее прикосновение к ее губам... Молодое тело, доставшееся на время Лине, переполнилось желанием.

— Я этого жеребца боюсь, — сказала Эвридика.

Лина моргнула, сосредотачиваясь на бледном лице Эвридики. Merda! Она должна запретить себе блуждать мыслями неведомо где.

— Да ничего страшного в нем нет. На самом-то деле он в моих руках совсем как жеребенок, — успокоила Лина, стараясь не думать о хозяине Ориона и о том, что уж он-то совсем не похож на жеребенка...

— Ну, думаю, я все-таки буду держаться от него подальше, — решила Эвридика.

Лина подумала, что ей надо бы точно так же поступить с Гадесом. Он был слишком, чертовски привлекателен. И ей нужно держаться подальше от него. Но томная боль внизу живота дала ей понять, что она этого не сделает.

Однако она просто обязана выбросить его из головы!

— Можем ли мы найти что-нибудь выпить? — Лина вопросительно посмотрела на Эвридику. — После сбора нектара мне просто ужасно хочется глотнуть амброзии.

Эвридика хихикнула.

— После этого сбора ты еще и липкой стала.

Лина посмотрела на себя. Светлые капли золотистого нектара вспыхивали на всем теле, словно капли росы. Лина прикоснулась к капле, потом сунула палец в рот. На вкус это напоминало сок сахарного тростника, смешанный с медом и чем-то еще вроде карамели или, может быть, ирисок... потрясающий вкус. Однако Эвридика была права, Лине следовало привести себя в порядок. И она уж точно не должна думать о том, как бы она себя чувствовала, если бы Гадес слизнул с ее тела эти сладкие капли...

— Да, мне нужно принять душ. Холодный, — пробормотала она.

— Ты хочешь попасть под холодный дождь?

Лина рассмеялась.

— Не совсем так. Душ — это не только дождь, падающий с неба. Это еще и нечто вроде купания в ванне, только ты стоишь, а вода льется на тебя сверху.

— О, это похоже на купальный ритуал моей матушки, хотя холодная вода ей не нравилась, — сообщила Эвридика.

Удивленная Лина спросила:

— Вот как? И что же это был за купальный ритуал?

Эвридика хитро усмехнулась.

— Я могу тебе показать. Пожалуй, так будет легче всего смыть с тебя нектар. — Эвридика осторожно дотронулась пальцем до одной из капель, и та сразу расползлась длинными усиками по коже богини. — От него вода в ванне может превратиться в сладкий сироп.

— Эвридика, ты просто гений! Итак, сегодня я полностью отдаюсь в твои искусные руки.

Маленький дух разом превратился в миниатюрную копию опытного сержанта. С той самой секунды, как они вернулись во дворец, она стремительно отдавала приказы и легко управлялась с целой толпой мельтешащих вокруг слуг. Лине она позволила только одно: сидеть в кресле перед туалетным столом и попивать амброзию.

— Богиня желает искупаться на балконе!

Лина чуть не подавилась очередным глотком амброзии. Купаться на балконе? Что такое задумала эта Эвридика? Призрачная девушка говорила теперь тоном, который Лина определила бы так: «Это моя богиня, а всем вам лучше бы мне не возражать!»

Наблюдая за маленьким духом, Лина задумчиво постукивала стройной ножкой по мраморному полу. А Эвридика, не дав Лине ни малейшего шанса возразить или задать вопрос, сама мимоходом пояснила:

— Ну да, моя матушка всегда делала это во внутреннем дворе. Нет! Не туда! — прикрикнула она на двух призрачных мужчин, потащивших огромную мраморную емкость к ванной комнате. — Она показала на дверь, расположенную между окнами. — Несите это туда!

— Ох, Эвридика, но зачем нам выходить на балкон? — осторожно спросила Лина.

— Не тревожься, Персефона. Все будет отлично.

Эвридика сердито нахмурилась, когда один из слуг, тащивших ванну, слишком бесцеремонно опустил ее на мраморный пол балкона.

— Богиня... — Вошедший в комнату Япис сначала вежливо поклонился Лине, потом повернулся к маленькому духу. — Я тебе нужен, Эвридика?

— Да, — кивнула Эвридика, заводя длинные тонкие волосы за уши. — Богиня собирается искупаться на балконе, и...

Тут Лина не выдержала и вмешалась:

— Погоди-ка... Я думаю, это вообще чудесная идея — купаться на балконе... я хочу сказать, оттуда такой прекрасный вид, но что-то я не представляю... — Лина понизила голос настолько, что Эвридике и даймону пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. — Но мне совсем не хочется, чтобы толпа всяких парней увидела меня обнаженной. — Даже если это умершие парни, мысленно добавила она.

Эвридика прищурилась, будто не совсем поняла, что именно сказала богиня, однако Лина с облегчением увидела, как Япис понимающе кивнул.

— Да, богиня Артемида тоже так к этому относится. Она никому из смертных, кроме своей личной горничной, не позволяет видеть свою наготу. Но эту проблему легко решить, Персефона. Я просто прикажу всем духам держаться подальше от этой части дворца и сада.

Эвридика поблагодарила даймона теплой улыбкой, и Япис, похоже, был этим чрезвычайно доволен. А Лина как будто вдруг очутилась в центре небольшого торнадо. Вихрь кружил и кружил ее, намереваясь содрать с нее всю одежду.

— Мне совсем не хочется причинять всем столько беспокойства, — беспомощно пробормотала Лина.

— Тут и нет никакого беспокойства, — заверил ее даймон.

— Ты же богиня весны! — воскликнула Эвридика.

Видимо, это и было окончательным приговором.

Вздохнув, Лина откинулась на спинку кресла, решив не думать, что перепачкает нектаром шелковую ткань обивки. В конце концов, она — богиня весны. И она просто наблюдала за приготовлениями к купанию. Все выглядело так, словно духи лишь рады будут навести потом полный порядок. Эвридика сурово качала головой, порицая призрачных слуг, которые принесли из ванной комнаты маловато полотенец. А может быть, все они просто боялись Эвридику? Во всяком случае, маленькая девушка выглядела уверенной, и, похоже, события прошедшего дня не слишком ее потрясли. Лина потихоньку пила амброзию, размышляя. Неужели всего лишь сегодня утром Орфей спустился в Подземный мир? Ей казалось, что это случилось давным-давно. И что говорила по этому поводу Деметра? Что-то о разном течении времени в мире людей и в мире богов. Лина чувствовала, что слова Деметры были чистой правдой. Время в мире богов текло по-другому, и по-другому шла здесь ее заимствованная жизнь. И ее восприятие мира тоже изменилось. Защитный цинизм, которым она прикрывалась в последние годы, похоже, остался в прежнем мире, по ту сторону границы. Испытывать страсть к богу... разве это не крайняя глупость?

— Богиня, я оставляю тебя на попечение Эвридики и служанок. Не тревожься ни о чем — ни один смертный мужчина не сможет бросить на тебя взгляд. — Япис низко поклонился Лине.

— Япис! — Неожиданная мысль заставила Лину резко выпрямиться. — Ты сказал — ни один смертный мужчина, а Гадес? Он сейчас где? — Лина сделала вид, что не замечает, как ее щеки залились жарким румянцем.

Лицо Яписа не дрогнуло.

— Владыка Подземного мира отправился в поля Элизиума. Он говорил, что намерен отыскать Дидону и отвести ее к Лете, реке забвения.

Хотя Лине очень понравилось, что Гадес последовал ее совету, она все же нахмурилась и показала на стеклянную дверь балкона.

— А поля Элизиума в той стороне?

— Некоторые из них, богиня. — В глазах даймона вспыхнуло понимание. — Я отправлюсь за моим господином и приведу его обратно во дворец другой дорогой. Поверь, Персефона, Гадес не захочет нарушить твое уединение.

— О, разумеется, не захочет! — поспешно произнесла Лина.

— Насладись купанием, богиня. — Япис еще раз поклонился.

Эвридика проводила его до выхода.

— Если твоей богине потребуется что-нибудь еще, сообщи, и я все доставлю, — сказал Япис.

Эвридика благодарно кивнула.

— Это так любезно с твоей стороны, Япис, — сказа она, выходя вместе с ним в коридор. Потом понизила голос, чтобы Персефона ее не услышала: — А Гадес действительно сейчас едет к полям Элизиума?

— Да, — шепотом ответил даймон.

— Но ты не помешаешь ему вернуться через эти сады?

Япис в ответ лишь загадочно улыбнулся и подмигнул. Эвридика крепко сжала губы, чтобы не рассмеяться.

Эвридика болтала без умолку, помогая Лине снять перепачканную нектаром одежду. Они стояли посреди просторного балкона, выходившего на роскошные сады позади дворца. Внизу не было никого: ни мужских призраков, ни каких-либо еще, это Лина уже видела. Прямо перед Линой стояла круглая мраморная ванна. Рядом расположился небольшой стол, сплошь уставленный бутылочками и губками. Почти вплотную к ванне Эвридика поставила невысокую крепкую скамеечку. Ближе к краю балкона Эвридика приказала поставить кресло из спальни Лины. На кресле красовался дивной красоты резной поднос, полный крупных гранатов; кожура фруктов была надрезана, и взгляду представали темно-алые зерна. И конечно, там же находился хрустальный графин, до краев наполненный прохладной амброзией. Лина усмехнулась. Похоже, богини не испытывают недостатка в этом напитке.

Сам балкон, как и весь дворец, был великолепен. Он не просто тянулся вдоль всей стены, куда выходили окна покоев Лины. Он имел изысканную форму, напоминая половинку сердца, что рисуют в День святого Валентина, а балюстрада сливалась с перилами винтовой мраморной лестницы, которая спускалась к обрамленной цветочными зарослями дорожке; дорожка же, в свою очередь, закрутившись спиралью, выводила к первой террасе садов Гадеса. И это был собственный, личный вход Лины в душистый рай.

Пока Эвридика разматывала опутывавшие Лину полосы ткани, Лина не отводила взгляда от изумительной картины. Она совсем не преувеличивала, говоря, что с балкона открывается прекрасный вид. Но сейчас еще и что-то происходило со светом... он начал меняться. Нежное, пастельное небо темнело, оттенки углублялись — от розового к коралловому, от светло-фиолетового к пурпурному... Внезапно по всем садам вспыхнули факелы. Лина изумленно вздрогнула.

— Нет причин беспокоиться, богиня. — Одна из горничных, что остались помогать Эвридике, заговорила с Линой детским голосом. — Факелы загораются сами собой. В садах нет ни единого смертного, никто не увидит твою наготу.

— Как тебя зовут? — спросила Лина юного духа.

— Герсилла, — застенчиво склонила голову полупрозрачная девушка.

— Спасибо, Герсилла, ты напомнила мне, что не следует вести себя так глупо. — Лина улыбнулась служанке.

Эвридика наконец сняла последнюю полосу ткани с талии Лины и наклонилась, чтобы снять со своей богини кожаные сандалии.

— А теперь ступи в эту ванну, Персефона, — подсказала Эвридика.

Босые ноги Лины ощутили прохладу мрамора, и Лина подумала, что она как будто забралась в середину гигантской чашки для овсянки. Края чашки доходили ей до колен. Лина уже хотела сказать, что чувствует себя как очищенный апельсин на тарелке, но тут Эвридика встала на скамеечку.

— Несите сюда сосуды, — приказала она помощницам.

Служанки встали в цепочку, протянувшуюся от балконной двери до ванной комнаты. И оттуда начали передавать друг другу глиняные сосуды, по форме напоминавшие песочные часы; сосуды были наполнены теплой водой, и эту воду, к немалому удовольствию Лины, Эвридика тут же принялась лить ей на голову.

Другие служанки поспешили намылить губки, мягкие, словно ватные шарики. И медленно, осторожно стали мыть Лину. Лина поначалу просто замерла в полной неподвижности, расставив руки в стороны.

А потом Эвридика запела — сначала тихо, едва слышно, — но вскоре другие духи подхватили напев, и нежные женские голоса наполнили воздух.

Светлая, без единого изъяна,

Увенчанная шелковыми волосами,

Она стоит здесь.

Та, которая собрала все смертное

В своих нежных бессмертных руках.

Песня звучала низко и чувственно, ее ритм немного напоминал болеро, и она затронула что-то в глубине души Лины. Заинтересованная, она поискала в памяти Персефоны.

«Эта песня — древнее восхваление красоты богини. Женщины оказывают тебе великую честь». Они оказывают ей великую честь... И вдруг Лине показалось совершенно неважным, что она находится в чужом теле. Она была живой и прекрасной, и ее наполняла сила богини. Лина позволила себе расслабиться. Глубоко вздохнув, она отбросила все тяготы и заботы другой, смертной жизни. Ее кожа цвета слоновой кости наслаждалась теплой водой, и Лина вдруг начала грациозно двигаться в такт песне.

Ее сочные губы

Слаще всего на свете,

И кто-то томится по ним.

Но ни один смертный мужчина

Не может ее увидеть.

Богиня пребывает в одиночестве.

Теплая вода омывала нагое тело, унося с собой шелковую мыльную пену. Лина повернулась и засмеялась, не скрывая наслаждения, которое испытывала ее кожа. Она ощущала вечерний ветерок, гладивший ее. Ветер был теплым, но по сравнению с почти горячей водой казался довольно прохладным, и Лина покрылась гусиной кожей, а соски ее грудей эротично напряглись. Смех богини оказался заразительным, и вскоре уже все служанки смеялись, и звуки песни и радостного смеха поплыли над дворцом и садами бога умерших.

Медленно, задумчиво Гадес шагал по извилистой тропе, что вела из леса, отделявшего земли его дворца от полей Элизиума. Он уже почти дошел до третьего яруса садов. Гадес был рад, что прислушался к совету Персефоны. Найти Дидону оказалось совсем нетрудно. Нужно было только выяснить, где Аякс. Дух Дидоны оказался поблизости, навязчиво преследуя умершего воина и не давая ему ни шагу ступить спокойно. Дидона не желала пить воду из Леты, как не желала и отказываться от своей безответной любви, — но душа Дидоны принадлежала Гадесу, и ей пришлось сделать то, что он приказал. И, как это всегда бывало, чем ближе они подходили к Лете, тем быстрее двигался дух Дидоны. Соблазнительный голос реки зачаровал Дидону, облегчив ей превращение. Но не воспоминания о Дидоне заставляли темного бога замедлять шаг. Дело было в Персефоне. Образ богини преследовал его. Хотя он лишь одно мгновение держал ее в объятиях, он продолжал всем телом ощущать ее атласную кожу... чувствовать сладость ее губ... чуять запах женщины, впитавшийся в него...

И в его ушах продолжал звучать ее смех. Гадес негромко выругался. Что, именно так и выглядит любовь? Неужели ему теперь не избавиться от мыслей о ней?

Смех прозвучал снова. Хорошенько прислушавшись, Гадес остановился. Потом облегченно вздохнул. Смех был не воображаемым. Его доносил со стороны дворца легкий вечерний ветерок. Теперь Гадес различил еще несколько голосов, помимо голоса Персефоны. Рядом с богиней кто-то смеялся, а кто-то напевал. И все женские голоса были нежными и восхитительными. Когда Гадес снова тронулся с места, его шаг уже не был медленным и задумчивым.

Добравшись до второго уровня террас, Гадес окинул взглядом задний фасад дворца. Дневной свет постепенно сменялся вечерним, и мигающие факелы, освещавшие сады, уже вспыхнули, как обычно, и мешали как следует рассмотреть дальние перспективы. Впрочем, Гадес видел, что окна дворца сияют веселым светом, но ему показалось, что на фоне окон покоев Персефоны вырисовываются какие-то силуэты. Он прибавил шагу.

Когда темный бог дошел до ступеней, поднимавшихся на первый ярус садов, он уже был уверен, что слышит плеск воды. Перепрыгивая через три ступеньки, он добежал до террасы, на которой стоял дворец. Здесь подстриженные кустарники и заросли цветов образовывали густой лабиринт, и Гадес не мог увидеть балкон Персефоны. Он обошел затейливо подстриженный участок зеленой изгороди — и застыл, как будто налетев на невидимую стену.

Персефона была обнажена. Она стояла в большой мраморной ванне и выглядела как внезапно ожившая безупречная статуя. Странная мысль забрела в голову Гадеса; он подумал, что теперь-то понимает, почему Пигмалион был так одержим Галатеей. После этого его ум окончательно отказался работать, и темный бог превратился в одно сплошное желание, яростно пылавшее в крови.

Эвридика обливала Персефону водой, а полупрозрачные горничные старательно намыливали тело и волосы богини весны. Богиня хохотала и брызгала на духов водой, а те напевали обольстительную мелодию, которая, правда, то и дело прерывалась взрывами смеха и хихиканьем. Дневной свет угасал, однако тело Персефоны отчетливо вырисовывалось на фоне освещенных окон. Гадес видел отблески света, падавшие на кожу цвета слоновой кости. Он пожирал глазами ее тело. Его руки сжались в кулаки, когда он вспомнил удивительное ощущение от прикосновения к нежному изгибу ее шеи. Гадес посмотрел на грудь богини. Мягкие полушария были полными и тяжелыми. Их румяные соски напряглись, как будто умоляя, чтобы Гадес коснулся их губами и языком. Мужская плоть бога напряглась и начала болезненно пульсировать, его сжигала страсть. Он изо всех сил стиснул зубы, чтобы не дать вырваться наружу стону неудовлетворенного желания, заполнившего все тело. Но он не отвернулся, не перестал смотреть на Персефону. Он просто не мог этого сделать.

Талия Персефоны соблазнительно изгибалась, переходя в пышные, идеально очерченные бедра. Ноги богини были длинными, красивыми. Взгляд Гадеса сам собой устремлялся к треугольнику темных волос внизу живота. На кудрявых волосках сверкали капли воды, одна за другой они стекали по внутренней стороне бедер Персефоны.

Как будто почувствовав его присутствие, Персефона повернула голову, ее взгляд оторвался от веселящихся служанок и устремился к садам. Гадес был почти уверен, что она его заметит, однако темный плащ смешался с тенями кустов, и глаза богини весны не увидели бога Подземного мира.

Эвридика опрокинула на Персефону последний сосуд воды и приказала служанкам подавать полотенца. Полупрозрачные девушки помогли богине выбраться из ванны и начали вытирать ее.

Гадес понимал, что пора бы ему и отвернуться. Но смех Персефоны плыл над ним, и его глаза просто отказывались повиноваться, пока можно было видеть хотя бы частицу наготы Персефоны. Сознание твердило темному богу, что надо уходить, но голоса пробудившегося желания, страсти и одиночества оказались сильнее.

Служанки наконец окончательно высушили кожу Персефоны. Ее волосы падали на спину и плечи длинными влажными прядями, и Эвридика собрала их и заколола на макушке. Потом она взяла высокий стеклянный флакон, налила на ладонь густой жидкости и принялась мягкими движениями втирать масло в кожу богини. К Эвридике присоединились две служанки. Гадес видел, как глаза Персефоны закрылись. Чувственная улыбка тронула губы богини в ответ на нежные касания рук, втиравших масло. Дыхание Гадеса участилось. Покрывшее тело Персефоны масло отразило свет, сочившийся сквозь окна покоев, и вскоре все ее тело засияло влажно и маняще.

Пульсирующая боль в чреслах стала невыносимой, и рука Гадеса сама собой нащупала восставшую плоть. Прерывисто дыша, темный бог начал ласкать себя, его пальцы все ускоряли движение, а глаза не отрывались от тела Персефоны. Он представлял, как его руки, скользкие от масла, ласкают груди Персефоны, сжимают ее роскошные ягодицы, движутся вдоль точеных бедер и добираются до влажного центра бытия. Ему хотелось проникнуть в эту тайну, ощутить ее бархатный жар и излить в нее свою силу. Тело темного бога содрогнулось, и мощь высвобождения была такова, что Гадес упал на колени. И замер так, затаившись в тени, одинокий, пытаясь восстановить дыхание. А его тоскливый взгляд все так же не отрывался от богини.

— Персефона...

Хриплый шепот растаял в темноте.