"Эксперимент (сборник)" - читать интересную книгу автора (Якименко Константин Николаевич)6— Макс!.. Все вокруг черно-серо-коричневое. Открыть глаза, или закрыть разницы никакой. Но лучше все-таки открыть. Все та же пещера, и все те же камни… Выходит, монстр не проглотил меня? Его желудок отверг чужеродное тело и исторгнул обратно? Выходит, так… — Макс, ты жив? Как ты?.. Теперь перевожу взгляд ниже. Вот она — гора глыб, на которые рассыпалась стена — сейчас в нее упираются мои ноги. Значит, все обошлось? Значит, ничего страшного не случилось? Тогда пора вставать. Привычным движением вытягиваю вперед руки, затем — рывок… О господи! Электрический разряд пробивает меня с головы до пят. А-а-а!!! Как это можно терпеть?.. Никаких сил, тело не слушается — оно безвольно опускается на землю, где только что лежало… Вот тебе и ответ на вопрос! У всякой машины есть предельная нагрузка, которую она может выдержать. Мой предел раза в два или три выше, чем у обычного человека но я ухитрился превысить и его. Монстр не проглотил меня, но успел как следует пережевать… — Макс, отзовись! — Я слышу, Хуанита. — Ты в порядке? — Кажется, нет… Попробуем иначе. Отвожу руки назад и потихоньку переношу тяжесть на них. Так… медленно и осторожно. Приподымаюсь… теперь выпрямить правую руку. Укол в груди — ничего страшного, терпимо. Левую… еще чуть-чуть… Все, я сижу. Можно обернуться и посмотреть. Хуанита лежит в метре от моей нынешней позиции — голова опирается о камень, так что она видит меня. К тому же, ее фонарь снова горит… странно, но не важно. Ее взгляд — взгляд смертельно уставшей от жизни женщины… но я смотрю на другое. На левой ноге костюм отстегнут и снят, и я вижу темное пятно чуть выше колена. А еще большее пятно снизу, на земле… «Подвернула ногу…» Как же!.. Потом мы смотрим друг на друга, и слова уже не нужны. — Макс, мы умрем? — наконец нарушает молчание Хуанита. Ты знаешь ответ, Макс! Со сломанной ногой она никуда больше не пойдет, а у тебя не хватит сил ее тащить. Да ты и сам в один момент превратился в развалину! Сколько еще протянешь? Максимум — несколько дней, и то — если не будешь перегружать себя. А иначе и того меньше… Мы умрем? Всего лишь вопрос времени… — Нам надо отдохнуть, — говорю наконец я, как будто не слышал вопроса. Но знаю: мои глаза и так ответили за меня. В такой ситуации человек не способен что-то скрыть. Да и незачем. — Что у тебя с ногой? — Не важно… Макс, зачем ты… это сделал? — Что сделал? — Зачем ты держал стену? И вправду — зачем? Ведь в конечном итоге я ничего не добился! Вместо мгновенной смерти она теперь получит мучительную… ну и я — за компанию. Почему же я просто не отпрыгнул? Только вопрос совсем не о том… Зачем я спасал девушку, которую, по собственному признанию, ненавижу всеми фибрами души? Которая только и мечтала, как бы сжить меня с этого света, особенно после гибели… нет — после убийства Конрада? Почему же сейчас ее жизнь оказалась для меня дороже собственной? Или ты сам себе боишься в этом признаться? А, Макс? Что еще за глупости! Если любовь может принимать такие формы, то уже не только я, а весь мир сошел с ума. И вообще, какая теперь разница? — Не знаю, Хуанита… Просто сделал. — Конрад ответил бы иначе, — задумчиво говорит она. — Он бы сказал… что без меня его жизнь не имеет смысла… и все такое… — Я — не Конрад… кошечка. — Не называй меня кошечкой. Меня это уже достало. — Ладно. — Просто сделал… — говорит она чуть позже. — Это хорошо… Хорошо, что есть люди, которые могут… просто… Я молчу. Мне не хочется отвечать. «Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь!» Потом я пробую встать. Осторожно, четко просчитывая каждое движение — как повернуться, куда поставить ногу, как двинуть рукой. Кажется, я перестраховываюсь. Или нет? Во всяком случае, когда я уже оказываюсь на ногах, ничего такого ужасного со мной не происходит. Может, я преувеличиваю, и мое состояние вовсе не настолько уж плохое? — Мы уйдем, Хуанита, — говорю я, воодушевленный. — Я тебя вытащу. Новый разряд в груди, когда неосторожно пытаюсь сделать шаг — и ноги перестают держать… Только не грохнуться, держи равновесие, черт возьми! А-а-а!.. Так, получилось. Я все еще стою. Стою… а толку-то? Нет, Макс. Твой двигатель свое отработал. Прими это как факт. Как факт. Просто факт… — Молчи, Макс… Хорошо, если ты вытащишь хотя бы самого себя. Она права, черт возьми… Ладно, не пытайся геройствовать, у тебя все равно плохо получается. — Нога сильно болит? — Если не шевелиться, то ничего. — Тогда лежи и не шевелись. — А что мне остается?.. — попытка улыбнуться. — Макс, знаешь, что? — Что, Хуанита? — Извини, что я так себя вела… Ну, ты понимаешь. — Да ничего… — Нет, правда, извини. Я ведь не со зла. — Понимаю. Я тоже не со зла. И ты извини. — Вот мы и в расчете! — она снова улыбается, только уж очень вымученной выглядит ее улыбка. Потом говорит: — Макс, может, это нескромный вопрос… Со мной-то все понятно, но ты ведь нормальный человек?.. Даже хороший иногда… как оказалось. Кто же тебя так довел? Если она так ставит вопрос… А почему бы и не рассказать? — Ну… в детстве я упал с балкона. — Это твой черный юмор? — Нет. Это правда. — А… извини. — Да не за что. С восемнадцатого этажа. Мне тогда было двенадцать лет… это двадцать лет назад. Знаешь, как обычно бывает… Дети ведь глупый народ. Кто-нибудь скажет: «вот, я умею то-то, а вам слабо?» — и все тут же кинутся доказывать, что ничуть даже не слабо. Ну и я кинулся… и доказал. Один раз и на всю жизнь. — Понятно, — говорит Хуанита, просто чтобы показать, что слушает меня. Впрочем, если бы даже и не слушала… — Я разбился буквально в лепешку — живого места не было. Говорят, умер почти сразу. Десять часов так и лежал трупом под окнами — на улице дождь, никто не ходил, а мои дружки, видимо, здорово напугались и делали вид, что они тут не причем. Да я на них зла не держу, сам виноват… Потом увезли на машине, бились еще десять часов, пока мое тело начало подавать какие-то признаки жизни. Вообще говоря, никто не верил, что такое возможно. Они заменили мне почти все, разве что мозг… да и тут нет полной уверенности. Не знаю, можно ли меня вообще называть человеком. — Не надо так, Макс. — Ладно. Потом меня забрали в этот комплекс… Сказали, что до сих пор такое никому не удавалось, что они не знают, как себя поведет мой организм… кроме всего, у меня ведь была еще и почти полная потеря памяти… Короче говоря, упросили родителей оставить меня там на какое-то время. Потом это время затягивалось… потом я уже не представлял себе жизни за пределами комплекса. Мама с папой мной будто бы не интересовались… когда я вырвался на свободу, то узнал, что они давно умерли. Даже не сомневаюсь, что Ричард приложил к этому руку… ну что ж, он расплатился за все сполна. — А меня родители продали! — вдруг выдает Хуанита. — Как? — непроизвольно вырывается у меня. — А так! Они жили на этой вонючей планете, Хорхе, ели где и что придется, зато во сне видели, как вырвутся оттуда в Центр! А я была самим дорогим их имуществом. Я ведь тогда была красивой девочкой… — Ты и сейчас очень даже ничего. — Макс, я же лучше знаю, вся эта мишура… — Я не про мишуру. — Лучше молчи. Они меня продали этому Мохену, когда мне было шесть лет. — Двадцать лет назад… — машинально считаю я. — Что? Да, двадцать лет назад. Он стал меня учить… всем премудростям. А эти тут же смотались, только их и видели! Понятия не имею, что с ними стало. Если бы не Конрад… ладно, не важно. Макс, это же ты тогда притащил всю ту толпу народа? — Я просто струсил. Они сами за мной потащились. — Струсил? А мне ты показался совершенно бескрышным типом. — Черта с два! Вся моя, как ты говоришь, бескрышность как раз от страха и идет. — Я, конечно, не знаю… Я ведь всегда дико боялась этого Мохена… так вот: ты мне тогда показался гораздо страшнее. — Я и есть страшнее… в каком-то смысле. — Макс, не говори так!.. — Но я же застрелил Конрада! — Я знаю, почему ты застрелил Конрада. — Да-а? — делаю карикатурно-удивленное лицо. — Так расскажи мне! — Ты и сам знаешь. — Все равно — скажи. Но Хуанита молчит, и мы снова смотрим друг на друга, и в ее печальных глазах я вижу один огромный вопрос: «Почему же все это случилось ТАК?» Может, и правда не надо ничего говорить… Но она все-таки произносит: — Макс, ты не хуже Конрада. Просто он — это он… был. А ты — это ты. — …был, — автоматически добавляю я, но, кажется, шутка вышла неудачной. — Нет, Макс, ты — есть. И будешь… А-а-а! А-а-а-а-а!!! — вдруг кричит она, конвульсивно вздрагивая всем телом. — Что, Хуанита?! Что? Нога? Но она не отвечает, а продолжает трястись, как в лихорадке — в глазах светится безумие. Вот так, Макс! Ты сидишь здесь, рядом, ты видишь ее страдания, и ты ничем не можешь помочь. Совершенно ничем. Что может быть страшнее? За минуту она успокаивается, только еще продолжает негромко стонать и всхлипывать. Потом поднимает голову и смотрит на меня в упор: — Макс, пока я не передумала… Ты можешь сделать доброе дело? Почему мне кажется, что в ее вопросе скрыт подвох? Потому что никто не станет просто так просить «сделать доброе дело»? — Что я должен сделать? — Уходи… только сначала… — долгая пауза, пока Хуанита наконец решается: — застрели меня. — Нет!.. — инстинктивно отвечаю я. А ведь страшно подумать — несколько часов назад ты был рад сделать это! Вот она, правда, Макс! И не надо никаких выдумок… — Нет, не спорь, послушай… Я ведь немного врач, поэтому я знаю… Я потеряла много крови… и еще потеряю. А наша аптечка куда-то пропала… да и все равно она ни на что серьезное не годится. Я протяну не больше суток… А ты еще можешь спастись! — Я выберусь и вызову помощь. А потом вернусь за тобой. — Нет, Макс. Это как минимум неделя… я столько не проживу… И я не хочу мучиться… Лучше сразу… Макс, пожалуйста! Черт побери! И что же ты теперь собираешься делать? — Я не могу, Хуанита. — Сможешь. Ты должен!.. Вот дерьмо! Ты же будешь проклинать себя за это всю оставшуюся жизнь! Жизнь? О чем ты, Макс, какую жизнь? Оставшиеся дни… или часы… или минуты. Все равно… Медленно отхожу на несколько шагов — так почему-то мне кажется проще. Теперь вытащить импульник… а ведь он до сих пор совершенно не пострадал! Хотя — если бы и пострадал, есть ведь запас, один черт… И что тут сложного? Поднять, прицелиться… почему же так дрожат руки?! Какая разница — стрелять в ужасную шипастую тварь, или… Ведь движение одно и то же: прицелиться и нажать. Почему же это так трудно? Триста шестьдесят девять… Двадцать пять… «…вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет. Пиф-паф, ой-ой-ой…» Прицелиться и нажать… — Макс!.. — Ну что тебе еще, сука?! — Макс, не надо! Не стреляй, нет! Я хочу жить!.. Убери… Убери имп, ты, гад, сволочь! Нет… Проклятье! Попробуй разберись, чего нужно этим женщинам! Может быть, потому я и старался поменьше с ними связываться? Да нет, не потому. Сам знаешь… ладно, не сейчас. Опускаю импульсник… И что же ты сделаешь теперь? Неужели просто так повернешься и пойдешь? Неужели ты считаешь, что так будет лучше? — Макс, не уходи… не бросай меня… Останься, Макс!.. Пожалуйста, останься со мной!.. Я прошу, я умоляю… Макс, ты же человек!.. Черт побери! А ведь ты мог бы и вправду остаться с ней! Посмотри на вещи реально: скорее всего ты вообще не выберешься из этих пещер. А если и выберешься — то Хуанита сказала верно: как минимум, неделя. А неделю я и сам не протяну. Тогда какой смысл? Почему бы не скрасить девушке последние часы ее жизни… и самому себе заодно? В конце концов, она опытная… и потом, вы оба этого хотите. Для тебя ведь секс всегда был не больше чем вариантом развлечения, а тут, можно сказать, первый раз будет по-настоящему, от чистого сердца… первый, он же последний. Оба получите удовольствие, и хотя бы закончите жизнь по-человечески… — Макс! Я… — но слова вдруг теряются в новом мучительном крике. Что она хотела сказать? «Я тебя люблю?» Глупости… Черта с два, Макс, какое удовольствие?! Едва передвигающийся, ставший инвалидом урод — и почти одноногая женщина? О каком удовольствии ты говоришь? Очнись! Не смеши людей, в конце концов! Макс, ты можешь хотя бы раз в жизни сам принять решение? Не искать причины и оправдания, а просто… Просто сделать. Говорят, добрые дела не нуждаются в оценке? Предположим, что те, кто так говорят, правы. Всего один выстрел. Всего одно пятнышко на лбу. Всего один негромкий стон… А теперь — прочь отсюда! Прочь, ты, негодяй, предатель, урод, убийца, монстр с человеческим лицом! Да будь ты проклят, гореть тебе в аду до скончания веков! Плевать. Это будет потом. А сейчас твоя задача — дойти. Еще и потому, что она так хотела. Подобрав рюкзак, медленно, размеренно, опасаясь на каждом шагу потерять равновесие, ухожу в черноту круглого туннеля, оставляя все дальше позади себя следы отвратительного злодеяния… Это был обычный день, всего лишь один из множества однообразных дней моего пребывания в комплексе Уттара. Помнится, с самого утра я был не в настроении, мне не хотелось никуда ходить и ничего делать. В голове крутились самые разные беспорядочные мысли, но в конце концов они зафиксировались на одной. Я подумал: почему бы мне не поговорить сегодня о том, что уже давно меня мучает? Сказано — сделано: тут же, пока запал не прошел, я дал запрос на связь человеку, который уже давно заменил мне отца. — Ричард, мы можем поговорить? — Конечно, Макс, ты знаешь, я всегда рад с тобой поговорить. — Так ты подойдешь ко мне в комнату? — Хорошо, сейчас буду. Скоро он вошел — Ричард Трефилов, уже седеющий, но все еще полный сил и энергии, четко знающий свою цель и потому всегда уверенный в себе. — Как дела, Макс? — Все так же… — Как твой «Иургард»? — Он мне надоел. Наверное, я его сотру. — Почему же? У тебя очень хорошо получилось! Не всякий отдел разработчиков способен создать VR такого качества, а тут — один человек… — Тогда сохраните себе копию. Я больше не могу на него смотреть. — Только не надо скоропалительных решений, Макс. Может, со временем ты передумаешь. — Может быть. Я хочу уехать, Ричард! — Что? Уехать? Не понимаю… Куда? И зачем? — Не важно, куда. Просто уехать отсюда. — Ты чем-то недоволен, Макс? — Я свободный человек. У меня есть ID. Имею я право жить так, как хочу? — Вот оно что… Конечно, ты имеешь право. Но, поверь мне, в большом мире, куда ты так стремишься, не так уж много хорошего. — Ну и что? Пойми, не в этом дело! Я хочу почувствовать, что действительно свободен. — А разве здесь ты не свободен? — Ричард, ты же понимаешь, что я имею в виду! Он замолчал, видимо, собираясь с мыслями. Потом сказал: — Макс, это не так просто. — Почему? — Ты ведь в своем роде уникален. Ты даже не представляешь, сколько всего сейчас завязано на тебе. — Я подопытный кролик, да? — Не надо так резко. То, что тебя удалось вернуть к жизни, было просто чудом. У нас есть шанс научиться совершать такие же чудеса в будущем, но важно заранее предусмотреть все возможные ошибки. — Значит, вы допускаете эти ошибки на мне, чтобы потом не повторять их на других? Премного благодарен! — Макс, ты опять, как всегда, все перекручиваешь… — А ты? Ты — не перекручиваешь? — Нет. Я никогда тебя не обманывал. — Откуда мне это знать, если все, что я знаю о мире, я узнавал только от тебя? — Но так уж получилось, что именно мне выпало тобой заниматься. И мне жаль, что ты не ценишь мою заботу. — Ричард, я говорю совсем не об этом. Мне не нужны ваши чудеса. Мне не нужны ваши эксперименты. Я хочу просто ЖИТЬ. — Но ты живешь. Ты получаешь все, что только попросишь. Тебе мало? Тогда скажи, чего конкретно тебе не хватает. — Я просто не хочу жить под контролем, под вашим колпаком, как же ты этого не поймешь! — Но реально «наш колпак» ничем тебя не ограничивает. — Ага, ничем! Кроме границы, за которую я не имею права выйти. — Так ведь для твоего же блага, Макс! А еще — для блага человечества. Подумай и об этом тоже. И тут чаша моего терпения оказалась переполнена, так что я заговорил совсем другим тоном и другими словами: — Я уже думал. Срать я хотел на ваше человечество. Я псих, Ричард! И ты это знаешь. Отойди от меня! — Макс… — Заткнись. Смотри на меня. Смотри в эти глаза. Что ты в них видишь? Тебе страшно? Тогда подойди ближе, Ричард! Ближе, вот сюда. Я тебе кое-что покажу. Ничего такого не сделаю. Просто покажу. Прямо сейчас, вот этими руками… куда же ты, Ричард?!.. Он решил больше со мной не спорить. Он развернулся и быстро покинул комнату. Я ожидал, что против меня тут же применят какие-нибудь профилактические меры, дабы охладить мой пыл сразу, не дав ему как следует разгореться. Нет, ничего подобного — на следующий день Ричард вел себя так, будто никакого особенного разговора между нами не было. И все-таки кое-что тогда изменилось, и лишь намного позже я понял, что именно. До сих пор ни у кого не возникало сомнений в том, что слово Ричарда в конечном итоге — закон для меня. Но в тот день мне впервые удалось пробудить в его душе страх — страх перед тем, что однажды я выйду из роли «подопытного кролика», игрушки, с которой он делал все, что хотел. И тогда… Но о том, что случится тогда, он мог пока только догадываться… |
||
|