"Червь на осеннем ветру" - читать интересную книгу автора (Николов Любомир)
7
…доски пола гудели у него под ногами, а он все бежал, бежал, бежал в толпе странно одетых людей. Все неслись ему навстречу, к… (куда? к перронам вокзала Виктория?). Грэм не знал, куда он попал после нового перелета сквозь пространство, после бесчисленных галлюцинаций. В голове тупо пульсировала какая-то неясная мысль, что-то захлестываемое смутной злобой. Он должен был спешить, и он спешил, расшвыривая локтями устремленную навстречу толпу. Дамы в длинных, до пят, платьях и замысловатых шляпках возмущенно чирикали ему вслед, господа в цилиндрах или котелках злобно грозили тросточками. Он не обращал на них внимания. Он бежал.
Попытался остановить чье-то тело, но не успел. Его охватил страх. Впервые он попадал под действие сил, с которыми не мог совладать хоть сколько-нибудь. Словно несся в колеснице с взбесившимися конями, и ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда закончится этот сумасшедший бег сквозь толпу, к выходу из огромного старого здания.
Рубаха стала мокрой от пота, жгучая влага пропитывала подкладку его нелепого серого костюма, серый цилиндр чудом держался на голове. Перед зыбким, словно чужим взглядом мелькали отрывочные картины — спешащие пассажиры с пухлыми кожаными чемоданами, мрачные носильщики, согнувшиеся под тяжестью багажа, закопченные стеклянные своды высоко вверху, маленькие магазинчики по углам, витрины, за которыми люди в старинных костюмах пили чай или, смущаясь присутствием посторонних, жевали бутерброды…
Толпа поредела. Невероятным усилием воли Грэму удалось взглянуть в сторону, и он увидел бегущего рядом с собой огромного черного датского дога. В морде собаки, в очертаниях тела животного было что-то знакомое, и, скорее интуицией, чем разумом, он почувствовал, что это Дебора.
По широким стертым каменным ступеням он выскочил на улицу, на кишащую народом привокзальную площадь. На брусчатке ждали десятки черных экипажей, запряженные двойкой лошадей. Грэму они показались просто смешными, но тот, другой, в теле которого он сейчас пребывал, находил их самым лучшим транспортным средством. В несколько прыжков он очутился у ближайшего… (как его там? кэба?) и юркнул в купе. Дог с высунутым языком расположился у него в ногах.
Извозчик наклонился с козел и лениво осведомился:
— Куда едем, сэр?
Не переведя толком дух, Грэм уже сообщал, почти крича, знакомо-незнакомый адрес, хрипло добавляя:
— Получишь гинею, если поторопишься!
Длинная плеть хлестнула лошадей. Кэб затрясся и понесся вперед по неровной брусчатке. Колеса оглушительно тарахтели, вся повозка тряслась, но тем не менее привычному к космическим скоростям Грэму казалось, что они летят вперед со страшной скоростью. За стеклами окон мелькали старинные здания, трех- или четырехэтажные, построенные из камня или кирпича, на перекрестках стояли полицейские в смешных яйцевидных шлемах.
Здесь ничто не было ему знакомо. Костюмы, фасады, средства передвижения — все выглядело странным и невиданным. И все же это была Земля. Может быть, Земля какой-то другой эпохи, но это не имело такого уж большого значения. Если неведомые силы перестанут мотать его по разным пространствам, а начнут лишь менять эпохи, у него останется шанс рано или поздно вернуться в свой мир, в мир, который он знал.
Он попытался проникнуть в мысли того, другого. Мыслей не было… Как его зовут? Да, вот его имя. Джон… Джон Уилбери…
Джон Уилбери сидел на жесткой скамье, бессильно откинувшись назад, и трясся вместе с кэбом. В голове у него все смешалось — отчаяние и гнев, злоба и бессилие, надежда и страх. Он не мог думать, не мог даже пошевелиться. Его парализовало ожидание чего-то неизбежного.
Экипаж подскочил на каком-то ухабе. Откинутая назад голова пассажира качнулась, и на мгновение Грэм увидел в стекле справа свое прозрачное отражение. Что-то из его привычного облика было в образе Джона Уилбери. Блондин, широкоплечий, с волевым лицом и вздернутым подбородком, с голубыми глазами, помутневшими сейчас из-за близкого к шоковому состояния. Рост немного ниже метра восьмидесяти пяти, но это, наверное, издержки эпохи. Все равно он выглядел настоящим гигантом среди мелких обитателей исторического… да, Лондона.
Грэм чувствовал, как его собственные мысли затягивает, словно зловонная трясина, чужая апатия. Чувства Джона Уилбери были ему незнакомы. Да, гнев, да, злоба, да, отчаяние — но совсем не такие! Неужели сквозь подобные ужасы разума пришлось пройти человеческой цивилизации, чтобы достичь своего безоблачного будущего?
Он не знал, сколько времени провел в дороге, не знал, по каким улицам ехал кэб. Все сливалось в общую мозаику из людей и домов, мелькающих за пыльными стеклами безучастного взгляда Джона Уилбери. Быстрее, быстрее… Дома поредели, стали ниже, возле них появлялись тенистые сады и массивные ограды из камня или железные решетки. Бородатое лицо извозчика повисло в верхней части стекла. Его губы шевелились, но звук не доходил до затуманенного ума пассажира. Прошло несколько секунд, прежде чем Уилбери понял, что они приехали.
Он медленно открыл дверцу и вышел. Не глядя, вытащил из кармана несколько монет, бросил их извозчику. Плеть щелкнула, стук колес затихал за его спиной, а он оставался неподвижным, глядя под откос улицы. Дома были такими знакомыми, каждый день, из года в год он их видел. А тот, в конце…
Это был его дом. Дом Джона Уилбери.
Он зашагал вперед, как заведенная кукла, лишенная собственной воли. В голове проносились отрывочные мысли. Вокзал… Ожидание поезда… Джулия… она утверждала, что приедет ее мать… настаивала, чтобы Джон во что бы то ни стало ее встретил… усадил в кэб… нет, нет, потом он может не беспокоиться… Утреннее заседание парламента, дорогой! Нет, ни в коем случае нельзя пропускать… Да, конечно, ничего важного, но твоя репутация…
Он остановился у решетки. Знал, что может его ожидать. Калитка была заперта. Некоторые остатки приличия заставили его оглянуться. Улица была пуста. Он подскочил, схватился за верхушку ограды и подтянулся. Хорошо натренированное тело (он регулярно занимался боксом, верховой ездой и греблей) не подвело. Через секунду он оказался внутри и спрыгнул. Ему показалось, что песок под ногами хрустнул, как оглушительный взрыв. Нет, все было спокойно. Он отбежал в сторону, ступил на газон и, прячась в тени деревьев, побежал вперед вдоль аллеи.
Фасад дома был уже совсем близко. Джон Уилбери бросился вперед, опять пересек проклятый песок, поднялся по ступеням и, запыхавшись, остановился перед массивной дверью. Заперта! Руки дрожали, он ругался шепотом, нащупывая какие-то мелочи… А, вот и ключ!
Ключ вошел наполовину и во что-то уперся. Дверь заперта на ключ изнутри.
Он развернулся, привалился спиной к двери и на секунду задержал взгляд на серых облаках в небе. Такое он тоже предполагал. Предполагал, черт возьми! Но убедиться воочию… Вот оно, подтверждение тех унизительных, несуразных мелочей, которые он молча подмечал и которые копились день за днем в течение месяцев.
Его охватило такое чувство, которое он испытал лишь однажды — когда сэр Грэй во время товарищеской встречи по боксу нанес ему удар ниже пояса. Гнев его оглушил, ослепил, и он, ничего не видя перед собой, побежал вдоль фасада, завернул за один угол, потом за другой… Пальцы его впились в водосточную трубу, тело подтянулось вверх. Какая-то скоба разорвала дорогую брючную ткань. Пачкаясь о стены, он поднимался вверх, пока не достиг карниза. Встал на ненадежную опору и, кое-как удерживая равновесие, размахнулся и вышиб оконную раму.
Резко прорезался слух, в голове раздался звон сотен осколков, треск сломанного дерева. Джон Уилбери соскочил вниз, сделал несколько шагов через путающиеся под ногами портьеры. Ему казалось, что он превратился в каменное изваяние, или нет… в сгусток ярости от пульсирующей в висках крови.
С широкой кровати поднималась Джулия в полуспущенной ночной кружевной сорочке. Чуть в сторонке, возле туалетного столика, старый Гендон, перестав одеваться, пытался что-то сказать. Слова его медленно доходили до ушей окаменевшего Уилбери.
— Уилбери! Дорогой Уилбери! Что это такое, старик? Почему вы не позвонили? Я вот тут пришел, чтобы проконсультировать миссис Уилбери по вопросу об одном наследстве…
Продолжая говорить, Гендон схватил оставшуюся одежду и с поразительной для его лет ловкостью ретировался к двери. Из коридора донеслись его последние слова:
— …она дала слугам выходной, а вы подумали…
Джон с удивлением обнаружил, что Джулия стоит рядом и гладит его по голове. Ее лицо опухло, словно она проплакала несколько часов.
— Я давно знал, дорогая… — медленно произнес он и поволочил ноги к выходу.
Прошел по коридору, спустился по лестнице. Где-то наверху Джулия выкрикивала его имя, не пытаясь догнать. Не мельтешили слуги — наверное, им выпал один из тех неожиданно свободных дней, которые столь щедро раздавала его жена. Дверь в сад была широко распахнута. Внизу, на дорожке аллеи, на песке отпечатались следы Гендона. Уилбери спустился вниз и пошел вдоль этих следов. Теперь он мог не спешить, «скрипеть» сколько ему вздумается… Железная калитка была распахнута. Что ж, этого следовало ожидать, у негодяя есть ключ.
Гендон… Господи всемогущий, Гендон! И Джулия, утонченная, прекрасная Джулия, которая и после шести лет брака не переставала клясться ему в вечной любви. А он знал, еще четыре месяца назад все понял. Думал об этом — и упрекал себя, ненавидел за эти чудовищные мысли. С мучительным стыдом искал он мелкие улики. Находил. Табачный пепел там, где с утра чистила безукоризненная Сара… седые волосы на пеньюаре Джулии… забытую щеточку для чистки трубки (сам он курил только сигары)… незнакомые украшения в шкатулке, довольно безвкусные («О, Джон, не знаю, что мне взбрело в голову их купить. Сначала вроде понравились»)… и еще… и еще…
Что ему теперь оставалось делать? Отправиться в Индию? Наверное, без труда нашлось бы место в колониальной администрации. В парламенте у него достаточно знакомых, которые могли бы дать рекомендации. А карьера… К черту карьеру! Какой смысл слушать, да и самому произносить глупые, напыщенные речи после всего случившегося? И почти ежедневно — хочешь не хочешь — сталкиваться с наглой физиономией Гендона…
Он опомнился за стаканом бренди в сумрачном трактире на берегу Темзы. Сжимал зубами размягченный конец давно погасшей сигары. Высоко вверху сквозь малюсенькое окошко пробивался свет, но мутные лучи едва пробивали дорогу сквозь дым бесчисленных трубок. Сидя за грязными дубовыми столами, матросы и докеры с ближайшей пристани пили пиво, бренди, джин… Между ними лениво шлялись женщины в обвисших платьях, с растрепанными прическами, некоторые даже без шляпок.
Что-то теплое и влажное скользнуло по его провисшей кисти. Уилбери поднял глаза и увидел дога. Лежащий у него в ногах огромный зверь смотрел на него грустно и с сочувствием. Шершавый широкий язык подрагивал в такт дыханию. Джон опустил руку и погладил массивный квадратный череп. Собака тихонько заскулила, словно разделяя горе своего хозяина.
Кто-то прошел мимо стола. Уилбери приподнялся. Перед ним стояла безликая уличная девчонка. Повинуясь какому-то неосознанному импульсу, он поискал свой бумажник, вытащил банкноту и сунул в руку незнакомки. Она вроде бы смутилась, но потом смекнула и попыталась сесть к нему на колени. Резким жестом Уилбери оттолкнул ее на соседний табурет.
— Как тебя зовут?
— Мэри, милорд… — Она слегка улыбнулась. — Тут нас почти всех зовут Мэри.
Девушка протянула руку к его груди, и он инстинктивно отпрянул, хотя это было ни к чему. Она просто хотела отряхнуть побелку с его костюма.
Возможно, ему показалось, а может быть, действительно в ее лице сохранились следы порядочности и доброты. Да какая разница! Это его не интересовало.
— Мэри…
Ее руки перестали отряхивать его костюм.
— Да, милорд?
— Вот ты женщина… Ты могла бы себе представить, почему какая-то другая женщина… изменяет… своему мужу?
Она подняла голову, взглянула ему прямо в глаза, и взгляд у нее был серьезным и немного усталым.
— Может быть, милорд, вам не понравится, что я скажу… но виноват всегда мужчина. Если она это сделала… ну, значит, вы недостаточно мужчина в одном из трех — любви, работе или деньгах.
Его рука машинально замахнулась, но внезапно остановилась. Разве виновата девушка, что она с ним искренна?
— Проваливай! — глухо произнес он.
Мэри поднялась и грустно покачала головой.
— Не сто#769;ит, милорд. Поверьте, все мы одинаковые…
Через миг ее неясный силуэт исчез в табачном дыму. Уилбери посидел еще немного, потом бросил на стол несколько монет рядом с недопитым бренди и тоже вышел. Голова у него кружилась, но не от выпитого.
Дог покорно пошел к выходу. На улице шел мелкий, моросящий дождь, но Уилбери не обращал на него внимания. Смеркалось. Не разбирая дороги, он бесцельно бродил по серым улицам, проходя мимо домов и магазинов. Время от времени хмурые полицейские провожали его подозрительным взглядом.
В одном из трех… в любви, работе или деньгах…
Он и сам знал, что с деньгами ему никогда не везло. Мизерный счет в Королевском банке и целая куча долгов… Но, в конце концов, разве не так жили сотни других аристократов? Долги давно превратились в мерило общественного престижа. Если умело с ними управляться, можно прожить так всю жизнь и оставить их вместо наследства. А Уилбери никогда не стремился тратить чужие деньги.
Работа… Эта уличная девка даже не подозревала, насколько была близка к истине. Живой интерес Джулии к его карьере в парламенте… Долгие годы неудач… Фамильярный интерес, проявляемый в последние месяцы Гендоном к своему молодому коллеге… «Я познакомлю вас с Дизраели, приятель… Поговорите с ним по балканскому вопросу, он это любит…» Ему никогда не нравился Гендон, порой он его просто ненавидел, не выносил его вульгарную манеру одеваться, его плоские шутки, пренебрежение ко всякого рода идеалам… Он отлично знал, что Гендон никогда ничего не дает даром — об этом свидетельствовали его разоренные должники… Но, господи, кому же не хочется верить в себя? Кто не принимает, как нечто вполне заслуженное, интерес к своей персоне, признание таланта, даже когда это исходит от такого старого негодяя, как Гендон?
И вот… В последние месяцы в парламенте заговорили «о том талантливом мальчике, молодом Уилбери»… Сам знаменитый Дизраели несколько раз намекнул, что верит в его блестящую карьеру… А он раздувался, как павлин, рассчитывая на свой талант… и лишь в потаенных уголках сознания мелькала мысль, что Гендон слишком часто покидает парламент… что в те же самые дни Джулия отпускает прислугу… что все в те же дни находит для него какие-то странные поручения типа сегодняшнего — встретить ее мать на вокзале Виктория… Якобы та прислала по этому поводу письмо, сама она письма не видела, но так сказали на почте… «Нет, сэр, мы не доставляли писем миссис Джулии Уилбери»…
Погруженный в свои мысли, он не замечал, куда идет, и лишь когда над головой зазвенел колокольчик, он понял, что заходит в плохо освещенный магазинчик. Хозяин — горбатый старик в очках и засаленном костюме — дохромал до прилавка. У него на рукавах были крошки, наверное, ужинал в задней комнатке.
— Что желаете, сэр?
Уилбери скользнул рассеянным взглядом по полкам. Странное дело — он попал в охотничий магазин. Желтоватые лучи керосиновой лампы бросали длинные отблески на стальные дула.
Не смущаясь тем, что клиент молчит, горбатый продавец протянул руку к выставленным ружьям.
— Могу предложить вам великолепный винчестер. Автоматическая зарядка, высокая точность, дальность стрельбы… Или вот это… Специально для охоты на оленя. Взгляните на приклад. Настоящее чудо, инкрустирован серебром… А вот крупнокалиберная винтовка, если захотите поехать в Африку, поохотиться на слонов… Нет, нет, посмотрите вот это. Может, не слишком красивое, но это оружие для знатоков, сэр. Настоящие охотники не признают другие модели…
Уилбери поднял руку, указал в сторону. Брови продавца удивленно подскочили, но тут же его лицо постаралось изобразить понимание. Он взял с полки миниатюрный револьвер и осторожно положил его на прилавок. Это было совсем маленькое оружие, короткое дуло чуть-чуть высовывалось над барабаном.
— Это оружие для дам и джентльменов, сэр, — бормотал горбатый старик. — Конечно, точность не та, что у «смит-вессона», но в радиусе пятидесяти футов спокойно убивает грабителей и всякого рода злодеев… А немного тренировки, и может посоперничать с лучшими моделями… Не знаю, говорил ли я, это марка «бульдог»… Кусается, сэр… хе-хе-хе… Укусит сильнее вашего четвероногого друга…
— Зарядите, — сухо прервал Уилбери его словесный поток.
Уилбери покачал головой и стал наблюдать, как костлявые пальцы старика ловко вставляют смертоносные кусочки свинца в барабан. Пять патронов… Больше не надо, и этого более чем достаточно…
Он заплатил, положил револьвер в карман и, сопровождаемый бурчанием продавца, вышел на улицу. Туман стал еще гуще. В нем размывался свет уличных фонарей, подобно теням мелькали каменные сфинксы на парапетах пристаней. Он спустился вниз по скользким каменным ступеням. Гранитные глыбы были мокрыми. Где-то вдали раздалась корабельная сирена. В нескольких футах от его ног плескалась вода.
Уилбери пробрал холод. Он сунул руку в карман и нащупал согретый теплом тела револьвер. В радиусе пятидесяти футов спокойно убивает… Ему не нужно будет стрелять на столь дальнее расстояние…
Что же все-таки делать дальше? Пойти к Гендону? Сказать ему, что он грязная свинья, и разрядить барабан ему в живот? Или…
Он вынул револьвер и прислонил его к виску. Как там сказал продавец?.. Кусается, сэр… Да, это как укус ядовитой змеи… А потом… Потом, по словам Шекспира… Усни, и пусть тебе приснится…
Тяжелое тело дога обрушилось на него и выбило из его рук пистолет. Уилбери упал, приподнялся на локте…
Это был уже не Уилбери. Он опять превращался в Грэма Троола.
— Дебора… — нежно пробормотал он. — Чертова кошка… Ты тоже в плену, как и я?
Дог запрыгал, заскулил, задвигал челюстями в отчаянном усилии животного, лишенного дара слова.
— Ничего, Дебора, — сказал Грэм. — Не беспокойся. Может быть, это Земля, но здесь нет места таким, как мы. Сейчас мы станем такими же, какими были.
Он поднялся, осмотрелся в ночи и напряг свою волю. Он не Джон Уилбери. Его зовут Грэм Троол, он — космонавт из будущего в этом проклятом мире. И окружающий мир, сначала неуверенно, потом все более покорно, начал ему подчиняться. Тело его росло, с треском лопалась по швам чужая одежда. Запачканный штукатуркой и грязью костюм исчез, превратившись в знакомые синие брюки и красный свитер. У его ног опять крутилась Дебора, возбужденная предстоящим бегством.
А теперь — воспоминания. Не собственные, он уже знал, что неизвестные «игроки» их у него отняли. Придется воспользоваться воспоминаниями Джона Уилбери.
В последний момент его охватил страх. Было нечто опасное в той силе, с которой образ Уилбери подавлял его собственную личность. Но другого выхода не было, и Грэм начал вспоминать эпизод за эпизодом, воскрешая в мозгу память другого человека — несчастного, жестоко битого жизнью. Мир закачался, но это его не пугало — он подозревал, что вынужден бороздить фальшивые, искусственные миры, подобные мыльным пузырям, которые возникают на секунду, переливаясь всеми цветами радуги, перед тем…