"За рычагами танка" - читать интересную книгу автора (Малько Дмитрий Иванович)

Там, где проходила линия Маннергейма

Спустя несколько месяцев наши танковые экипажи были переброшены на Карельский перешеек, где финская реакция развязала войну против СССР. Началась четвертая на моем боевом счету кампания. Хотя по времени боевые действия в Финляндии продолжались сравнительно недолго — с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года, — но по напряжению боев и героизму наших воинов они запомнились на всю жизнь. Действовать там было невероятно трудно. Когда мы воевали на горных склонах или в тесных кварталах испанских городов, когда дрались против японских захватчиков в раскаленных песках Монголии, думалось, что тяжелее, чем там, уже не может быть. В Финляндии же наши войска столкнулись с такими условиями, какие невозможно было даже представить. Суровые, доходившие до сорока градусов морозы и лесисто-болотистая местность, а главное — широкая и плотная сеть различных укреплений — все это создавало непреодолимые препятствия. Можно представить себе, как же трудно было в таких условиях воевать нам, танкистам.

Я по-прежнему служил механиком-водителем на танке БТ-7. Наш экипаж действовал в составе 135-го отдельного танкового батальона. На Карельском перешейке вражеские укрепления были особенно прочными и глубоко эшелонированными. Вначале шла оперативная зона заграждений, состоявшая из укрепленных позиций, оборудованных окопами и ходами сообщения и укрытиями для личного состава. Огневые позиции прикрывались разными заграждениями и препятствиями: противотанковыми рвами, надолбами, проволокой, минными полями. За оперативной зоной находилась главная оборонительная полоса — так называемая линия Маннергейма, состоявшая из десятков узлов сопротивления с множеством дотов и дзотов. Но и они не сдержали решительного натиска советских войск. Менее чем за две недели с начала боев части и соединения нашей 7-й армии прорвали всю 110-километровую зону заграждений от Ладожского озера до Финского залива и продвинулись в глубину до 65 километров, подойдя к главной полосе линии Маннергейма.

В одном из боев наша танковая рота поддерживала стрелковый батальон, которым командовал капитан Василий Гаврилович Нетреба, позже, 7 апреля 1940 года, удостоенный звания Героя Советского Союза. Противник яростно сопротивлялся на каждом выгодном рубеже, пытаясь задержать наше продвижение. Красноармейцы капитана Нетребы наступали через лес, преследуя отходящего противника. Нам же приходилось искать прогалины, пробираться вдоль дорог. Остановив танк перед широкой поляной, я осмотрелся и обратил внимание на какие-то бугорки, засыпанные снегом.

«Мины!» — мелькнуло в голове.

— Что случилось? Почему остановились? — спросил командир.

Я доложил о минах.

Поступила команда отвести машины к опушке и укрыть их, а следовавшим с нами саперам проделать проход в минном поле. Когда проход был готов, двинулись дальше.

Вышли на лесную дорогу. Теперь путь преградили каменные надолбы, которые не удалось обойти ни справа, ни слева, так как в обе стороны тянулся противотанковый ров. За ним виднелись амбразуры дзотов, из которых хлестали пулеметные очереди. Наши стрелковые подразделения залегли.

— Огонь по надолбам! — приказал командир взвода.

Мы ударили по каменным препятствиям на дороге, а другие машины сосредоточили огонь по дзотам. Несколькими снарядами надолбы были раскрошены, и я повел машину вперед. За нами последовали другие танки. И тут откуда-то слева, из-за кустов, открыл огонь молчавший до сих пор вражеский дзот.

— Пулемет противника слева! — доложил я командиру экипажа.

В сторону цели тут же повернулась башня и последовали один за другим, три орудийных выстрела. Я наблюдал за результатами стрельбы и после разрыва третьего снаряда увидел, что накат дзота осел и пулемет замолчал. Стрелки, обогнав танки, устремились вперед. Первым бежал по снегу капитан Василий Нетреба. Его высокая фигура в полушубке была видна всем. Стрелки преодолели противотанковый ров и бросились в рукопашную схватку. Противник не выдержал дружной атаки и отступил.

Мы продолжали его преследование. Впереди показалось препятствие: дорога была завалена спиленными деревьями. Танки остановились. Несколько пехотинцев бросились к завалу и стали растаскивать деревья, но тут раздался взрыв и двоих ранило. Оказывается, завал был минирован. Снова в дело вступили саперы. Они осмотрели завал и нашли обход, по которому и продолжили путь танкисты.

Серьезный бой разгорелся за высоту, которая господствовала над местностью между двумя озерами и была сильно укреплена врагом. В этом бою мы действовали вместе с пехотой, которую посадили на сани, буксируемые танками. Вначале противник вел огонь по танкам. Но мы, непрерывно маневрируя, приблизились к скатам высоты, где стояли надолбы и проволочный забор. Здесь сани отцепили, и пехотинцы быстро рассыпались по скатам. Лавируя между камнями, танки прорвались за надолбы и разметали в клочья проволочные заграждения. Наши экипажи из пушек и пулеметов били по огневым точкам противника. Вражеская артиллерия сосредоточила огонь по танкам. По броне градом стучали осколки, но я продолжал вести машину вперед. Внезапно за снежным холмом показалось противотанковое орудие, и я направил танк туда. Вражеский расчет не успел выстрелить. Наш танк проутюжил окоп, уничтожив пушку вместе с расчетом.

Ожесточение боя все нарастало, противник усиливал сопротивление. Снова прямо по ходу движения нашей машины оказался хорошо замаскированный и не обнаруженный ранее дзот.

— Блокировать дзот! — приказал командир.

Я подвел танк к самому дзоту и закрыл броней его амбразуру. Следовавшие за нами саперы быстро подложили заряд.

Я отвел танк в сторону, и дзот взлетел на воздух. Огневая точка противника вместе с расчетом была уничтожена.

Наконец противник не выдержал и стал откатываться. Дружным ударом пехоты и танков мы взяли высоту.

Враг применял различные ухищрения, чтобы нанести как можно больший урон нашим наступавшим войскам. Особенно досаждали снайперы, так называемые «кукушки». Они прятались на деревьях, выслеживали наших бойцов и командиров и сражали их. Действовали и небольшие группы вражеских стрелков-лыжников. Они обстреливали машины и повозки.

Однажды, выполняя задание командира батальона, я следовал на лыжах в штаб соседнего подразделения с пакетом. В пути лыжа сломалась, и пришлось идти несколько километров пешком по глубокому снегу, пока не добрался до наезженной дороги. Здесь меня догнал на лошади ездовой-артиллерист, доставлявший на санях боеприпасы на огневую позицию батареи. Я попросил подвезти, и ездовой усадил меня на сани, нагруженные ящиками со снарядами. Проехали с полкилометра и наткнулись на завал из деревьев. Ездовой повернул лошадь, чтобы объехать завал, привстал в санях, и в этот момент раздался выстрел. Я даже не сообразил вначале, что произошло: выстрел был глухой, как хлопок бича. Но увидел, что ездовой наклонился и упал на ящик. Из его виска струилась кровь.

«Кукушка!» — мелькнуло у меня в голове. Я быстро сполз с саней и, укрывшись за ними, стал осматриваться. Вокруг молчаливо стояли мохнатые от снега ели и сосны. «Где же может прятаться вражеский снайпер?» — думал я. Надел на винтовку каску и поднял ее над санями. Мгновенно прогремел выстрел, и пуля ударилась о каску. Теперь я по вспышке заметил, откуда стреляли — с высокой густой ели, стоявшей метрах в пятидесяти от дороги.

Я прицелился в темневшее между ветвей пятно и выстрелил. Там что-то зашевелилось. Выстрелил еще, и с вершины дерева, ломая ветви, упал солдат.

* * *

В феврале 1940 года начался штурм главных укреплений линии Маннергейма. Вражескую оборону приходилось буквально прогрызать. Вначале по укреплениям била тяжелая артиллерия, бомбила их авиация, потом вперед шли танки и пехота.

Несколько дней продолжались тяжелые бои в районе Суммы, где у противника имелось много дотов и дзотов. Укрепления здесь были особенно сильными. Достаточно сказать, что у дота номер шесть проволочная сеть состояла из 45 рядов, причем 42 ряда из них были на металлических кольях, заделанных в бетон. Между рядами проволоки находились 12 рядов каменных надолб. Подобные заграждения имелись и у ряда других дотов, составлявших основу лежавшего на нашем пути узла сопротивления.

Наша танковая рота двинулась на вражеские укрепления, ведя огонь на ходу. Вот и проволочное заграждение. Я бросил свою машину вперед и смял гусеницами несколько его рядов. Затем показались ряды надолб. Танковые пушки открыли по ним огонь, сосредоточив его на узких пространствах. Вскоре часть надолб была разрушена и в эти проходы устремились танки, а за ними двигалась наша пехота.

Преодолели еще несколько рядов проволочных заграждений и надолб. И тут я увидел прямо перед собой невысокий холм, засыпанный снегом. Он имел в ширину метров сорок, в снегу чернело много отверстий — амбразур, из которых выплескивались пулеметные струи. Я понял, что это и есть дот. Следовавшие рядом наши танки открыли по амбразурам огонь из пушек. Оттуда пулеметная стрельба прекратилась, гарнизон дота наглухо закрыл амбразуры. А по танкам начала бить вражеская артиллерия.

Кругом рвались снаряды, вздымались столбы снега и комья мерзлой земли. Я стремился маневрировать, чтобы уклониться от вражеских снарядов, и вел танк к доту. Подведя машину вплотную к стене дота, я закрыл броней несколько амбразур. Подошли еще два наших танка и забаррикадировали другие амбразуры. А один танк зашел с тыльной стороны дота и закрыл выход из него. Дот оказался полностью блокированным. После этого саперы заложили взрывчатку и, когда танки отошли, взорвали железобетонную крепость. Действовавшие вместе с нами стрелки очистили укрепление от остатков вражеского гарнизона.

Наши наступающие подразделения настойчиво продвигались дальше. Подавили пулеметную точку, разгромили артиллерийскую батарею. В ушах у меня гудело от выстрелов танковой пушки, от ударов осколков вражеских снарядов по броне. Но я крепко держался за рычаги и вел танк вперед.

Вот показалось противотанковое орудие. Возле него суетился расчет. Я увеличил скорость и бросил танк туда.

— Огонь! — крикнул командир машины стрелку.

Но выстрела не последовало: кончились боеприпасы. Я решил раздавить орудие, однако противник успел выстрелить. Машина вздрогнула и остановилась. Снаряд угодил в башню. Запахло дымом, гарью. Командир и стрелок были убиты, а я уцелел каким-то чудом, хотя оказался сильно контуженным — в голове стоял звон, все тело наполнила слабость.

А танк уже горел. Я еле выбрался через люк и стал гасить пламя. Хватал снег и бросал его на горящие места. Огонь шипел, но потом мало-помалу погас. «Не оставлю врагу ни товарищей, ни машины», — сказал я себе и снова забрался в танк. Включил мотор, он заработал. Медленно отвел машину назад, к своим.

Несколько дней я пробыл на полковом медицинском пункте, приходя в себя после контузии. Потом снова воевал, уже в составе другого экипажа. Мы наступали вместе с пехотой, опять прорывали вражеские укрепления.

Наши танкисты показали в тех трудных и ожесточенных боях небывалую отвагу и смелость. Вот несколько примеров. Танк младшего лейтенанта Куроптева был подбит, но экипаж уцелел и продолжал вести огонь по врагу. Несколько атак противника отразили отважные танкисты, несмотря на то что командир был убит, башенный стрелок Топчий ранен, а машина горела. Когда уже сопротивляться стало невозможно, механик-водитель Королев вытащил Топчего и, взвалив его на спину, пополз в укрытие. Однако финны их заметили и, ведя по ним огонь, стали окружать, чтобы захватить танкистов в плен. На помощь попавшим в беду товарищам пришла машина лейтенанта Гоголева. Его танк открыл огонь по финнам и помог Королеву с Топчим спастись в укрытии. Тогда противник обрушил огонь на машину Гоголева, она загорелась. Экипаж до последнего дыхания отстреливался и погиб смертью храбрых, но спас жизнь товарищей и нанес врагу серьезный урон.

От взрыва снаряда в машине лейтенанта Новоселова возник пожар. Экипаж сумел потушить его и продолжал вести огонь по противнику. Никогда не забыть мне механика-водителя Василия Петунина. При прорыве линии Маннергейма он подвел танк почти впритык к амбразурам дота, мешая врагам вести огонь, потом выскочил из люка и начал метать в амбразуру гранаты.

Мы воевали вместе с Петуниным до самого конца войны, и я всегда удивлялся его смелости и решительности. Поэтому с особой горечью я узнал о гибели Василия, которого сразил осколок вражеского снаряда в последний день боев, 12 марта 1940 года.

А 13 марта 1940 года, после того как был штурмом взят город Выборг, согласно мирному договору между СССР и Финляндией, военные действия прекратились.

Через некоторое время я возвратился в свою часть в Белоруссии. В конце 1940 года подошло время уволиться в запас. Но когда мне предложили остаться, на сверхсрочную службу, то ни дня не раздумывал, дал согласие, избрав профессию защитника Родины.