"Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер" - читать интересную книгу автора (Боттинг Дуглас)

Глава 11. Писатель: 1951–1953

Маленькая квартирка в доме Маргарет оказалась славной уютной комнаткой, окнами выходившей в сад. Из окон открывался великолепный вид на холмы Сент-Кэтринз-Хед. Денег на медовый месяц у молодоженов не было, но семейная жизнь вдохновляла их сама по себе. «Медовый месяц мы провели на ковре, — вспоминал Джеральд о первых днях семейной жизни, — перед камином в гостиной». В их комнате разместилась двуспальная кровать, небольшой стол, гардероб, комод и одно широкое кресло. Обстановка была простой, но уютной, особенно когда в небольшом камине разгорался огонь. Отсутствие кухонных принадлежностей молодоженов не беспокоило, так как они питались вместе с семьей.

Доступные им радости были весьма скромными, но они никогда не скучали. «У нас было множество книг, — вспоминала Джеки, — нам было где гулять, а старина Джек Бриз подарил нам свой приемник. У Джерри было две слабости — чай и сигареты, и я твердо решила, что бы ни случилось, но он не должен себе в этом отказывать». Время, проведенное в маленькой квартирке в доме Маргарет, стало самым счастливым временем их брака, Джеки наслаждалась общением с остальными членами семьи, ничто не отвлекало молодого мужа от жены.

«Джеки была очень добра к Джерри после свадьбы, — вспоминал семейный врач Дарреллов в Борнмуте, Алан Огден. — Для Джерри тогда было нелегкое время, ему не хватало уверенности в себе. Джеки никогда не жаловалась и поддерживала мужа во всем. Она смело преодолевала трудности и излучала практический оптимизм».

Злейшим врагом молодой пары были деньги. Вернее, их отсутствие. Денег не было, перспектив никаких. Три дорогих экспедиции Джеральда полностью съели отцовское наследство. Средств еле-еле хватило на то, чтобы оплатить все расходы. Молодожены были бедны настолько, что не могли позволить себе покупать газеты, поэтому каждый день они отправлялись в читальный зал Борнмутской библиотеки просматривать объявления о приеме на работу. У Джеральда не было образования и опыта работы. Когда все попытки найти работу в Англии провалились, он решил поискать что-нибудь за границей — в африканских колониях. Семья даже подумывала о возможности эмигрировать в Австралию. Они выискивали адреса зоопарков в Австралии, Америке и Канаде и рассылали письма с просьбой о приеме на работу. В этих письмах Джеральд подробно излагал все свои заслуги в области ловли зверей и ухода за ними. Некоторые зоопарки не ответили вовсе, другие сообщили, что вакансий у них нет. Маргарет вспоминала, что Джеральд был настолько подавлен, что временами принимался плакать.

Ссора с Джорджем Кэнсдейлом также не пошла Джеральду на пользу. «Кэнсдейл повел себя возмутительно, — вспоминала Джеки. — Он всеми силами старался уничтожить Джеральда. К счастью, у Джерри остались друзья в мире зоологов, которые вовремя предупредили его о намерениях Кэнсдейла, чтобы он был готов. Весь первый год нашего брака мы провели без денег в крохотной комнатке, занимаясь бесплодной вендеттой. Ситуация угнетала Джерри, но в то же время укрепляла его решимость доказать зоологическому миру, что он может и будет работать с животными».

Джеральд согласился на временную работу. Его бывший коллега предложил ему поработать в маленьком зоопарке в Маргейте. Эта работа означала для Джеральда крушение всех надежд. Зверинец в Маргейте обладал всеми худшими качествами зоопарков, которые в то время были не научными учреждениями, а заведениями, предназначенными для развлечения праздной публики. Но это было лучше, чем совсем ничего. Хотя жалованья за эту работу не полагалось, Джеральд был рад снова поработать с животными. А Джеки предстояло «чистить бананы, апельсины, вынимать косточки из вишен, выкармливать из бутылочки детенышей — словом, узнавать об уходе за животными на собственном опыте».

Но в конце концов молодожены снова вернулись в Борнмут совершенно без денег и без каких-либо перспектив. И тогда Джеки придумала выход. В промежутках между нарезанием фруктов и чисткой клеток в Маргейте она обдумывала возможность заработать хотя бы несколько фунтов. Она отлично знала, что Джеральд — прекрасный рассказчик, способный увлечь кого угодно своими рассказами о детстве, проведенном на Корфу, и о приключениях в африканских джунглях. Может быть, имеет смысл предложить эти рассказы вниманию более широкой аудитории? Джеки не знала, умеет ли Джеральд писать, но в семействе Дарреллов уже был один писатель. Ларри, как она знала, всегда пытался заставить Джерри писать, даже когда тот бьш еще мальчишкой. Если Джеральд не сможет создать литературное произведение, Лоуренс ему обязательно поможет. Джеки вспоминала: «Если один Даррелл может писать и прилично на этом зарабатывать, то почему бы и другому не попробовать? Итак, я приступила к осуществлению операции «Пила». Бедный Даррелл страдал. День за днем я приставала к нему, чтобы он что-нибудь написал.

— Я не умею писать. По крайней мере, не умею писать так, как Ларри.

— Откуда ты знаешь — ведь ты никогда не пробовал?

— Ну о чем я могу написать?

— Напиши о своих путешествиях.

— Да кому это интересно?

— Мне интересно. Так что пиши и не увиливай».

Но Джеральд не любил писать. И у него были проблемы с правописанием, свойственные всем членам семейства Дарреллов за исключением мамы. Несмотря на живость и увлекательность своих африканских дневников, Джеральд был убежден в том, что у него нет литературного таланта. Чтобы усадить его за письменный стол, потребовалось нечто большее, чем зануда-жена. И это произошло в мае 1951 года. Энергичный и настойчивый Ларри вернулся из Белграда с новой женой, черноволосой, экзотичной Евой.

Ларри уволился со службы, чтобы Ева, находившаяся на большом сроке беременности, могла родить ребенка в Англии. Он приехал в Борнмут по пути в Оксфорд, где Еве предстояло лечь в больницу Черчилль. Ева была уже третьей женой, с которой клану Дарреллов довелось познакомиться за последние три месяца. Через месяц после свадьбы Джеки и Джеральда Маргарет вышла за Малкольма Дункана. Джеки и Джеральд были свидетелями на свадьбе.

Джеки волновалась перед встречей с Ларри. Она много слышала о нем — о его таланте, интеллектуальной энергии, передовых взглядах и богемном образе жизни. Репутация Ларри, особенно в его отсутствие, поднялась на невероятную высоту. Состоявшаяся наконец встреча немного успокоила Джеки. «Хотя встреча с семейным гением меня беспокоила, должна признать, что он оказался гораздо лучше, чем я могла себе представить. Ларри был маленьким и коренастым. В нем безошибочно можно было узнать Даррелла. Он обладал присущим всем членам этой семьи обаянием и чувством юмора, хотя гораздо более изысканным и утонченным».

Ларри очень обеспокоило то, что Джеральд не может найти работу и сидит без денег.

— Почему бы тебе не написать книгу об этих чертовых путешествиях и не заработать немного денег? — заявил он своему отчаявшемуся младшему брату. — Англичане обожают истории о пушистых зверушках и о приключениях в джунглях. Это элементарно!

Убедить Джеральда ему не удалось, но он согласился подумать о том, чтобы написать книгу о трех своих экспедициях.

—Дорогой мой, — возмутился Ларри, — ты серьезно полагаешь, что сможешь втиснуть все три путешествия в одну книгу? Да ты с ума сошел! Тебе нужно написать по книге о каждом из них.

Джеральд был непреклонен. Он не умеет писать. Ему не о чем писать. У него даже нет пишущей машинки. Это плохая идея. Он не собирается этим заниматься. Но Ларри настаивал. Он убеждал младшего брата попробовать. Он с радостью прочтет первые главы, выскажет свое мнение и поможет всем, что будет в его силах. Он даже согласился порекомендовать Джеральда своим издателям, «Фабер и Фабер».

—Послушайся моего совета, — предостерегал он неопытного писателя, — не связывайся с агентами. Они обведут тебя вокруг пальца и прикарманят твои денежки. Они могут быть полезны только тогда, когда ты добьешься успеха.

Алан Томас отвез Ларри и Еву в Оксфорд. В конце мая у них родилась дочь, Сафо. В Борнмуте у Джеральда обострилась малярия. Алан Огден пришел его осмотреть. «Джерри лежал на матрасе на полу в очень скромно обставленной комнате, — вспоминал он. — Он часто возвращался из тропиков и заверял меня, что с ним все в порядке. А я всегда отвечал ему: «Бог знает!» На этот раз у него случился приступ злокачественной малярии. Я прописал ему хинин. Когда я сказал Джеки, что ему требуется легкая диета с большим количеством жидкости, она спросила, подойдут ли для этой цели чай и хлеб, потому что ничего другого они все равно не могут себе позволить».

Джеки поняла, что пора что-то предпринимать. «Мы жили в крохотной комнатке и могли позволить себе потратить всего два фунта в неделю, поэтому нам приходилось сидеть на хлебе и чае, — вспоминала она и с горечью добавляла: — И мы продолжали бы жить подобным образом, если бы я не пнула его в задницу и не заставила подняться и сделать что-нибудь». Сопротивление Джеральда было сломлено настойчивостью Джеки. Решение было принято через несколько дней после отъезда Ларри и Евы. Джеральд слушал передачу по радио о жизни в Западной Африке и безжалостно критиковал журналиста. Джеки была поблизости. Если он считает, что сможет рассказать о том же самом гораздо лучше, почему бы не попробовать? «Пообещай мне, что ты сделаешь это, — настаивала Джеки. — По крайней мере, это будет хоть что-то. Нельзя же сгнить здесь заживо».

Прошло несколько дней. Эта тема больше не поднималась. Затем Джеки случайно услышала, как Джеральд спрашивает у Маргарет, нет ли у кого-нибудь из ее знакомых пишущей машинки, которую можно было бы одолжить на время. Маргарет сказала, что машинка есть у Джека Бриза, правда, сейчас он в отъезде, так что придется подождать. Но Джеральд уже не хотел ждать. Он не мог ждать. Ему нужна была пишущая машинка. Если он не может ее оплатить, придется продать кое-что из его драгоценных книг, чтобы получить деньги. Утрата обожаемых книг подстегнула Джеральда. Он уселся и начал писать заметки о своих африканских приключениях, выискивая эпизоды, которые уместились бы в пятнадцатиминутной передаче.

— Я придумал, — гордо сообщил он Джеки. — Напишу про волосатую лягушку и о том, как я ее поймал.

Вот так Джеральд Даррелл создал свое первое профессиональное литературное произведение. Усевшись за крохотный стол в крохотной комнатке на задах дома Маргарет, выпив бесчисленное количество чашек чая, которые приносила внимательная Джеки, на старенькой пишущей машинке, взятой напрокат, двумя пальцами, со вздохами и стонами, с периодами мрачного молчания, до смерти пугавшими жену, он писал слово за словом, строчку за строчкой. История приобретала зримые очертания. «Охота на волосатую лягушку» стала первым творением Джеральда Даррелла.

Каждая страница этого опуса поступала к Джеки, которая давала свои советы и исправляла многочисленные орфографические ошибки довольно сложным образом. Она печатала исправления на липкой ленте, вырезала их и наклеивала в нужное место — «нудное занятие, но благодаря ему этот чертов рассказ был наконец закончен». Джеки вспоминала: «Меня увлекла история странной амфибии с длинными, похожими на волосы наростами на лапках, которую Джерри отыскал, поймал и привез в Лондонский зоопарк. Я просто не могла дождаться, когда он закончит новую страницу».

История начиналась так:

«Наш базовый лагерь в Камеруне расположился на берегу реки Кросс на опушке леса. Здесь мы натянули огромный тент, под которым жили сами вместе с пойманными животными. Как только известие о нашем приезде распространилось по округе, к нам стали приходить охотники из разных деревень, предлагая купить пойманных ими животных. Иногда зверей приносили в корзинах или заворачивали в пальмовые листья, порой привязывали к длинной палке, а иногда упаковывали в собственные набедренные повязки. Тогда охотник стоял перед нами полностью обнаженным, что совершенно его не смущало, и торговался он не менее отчаянно, чем будучи при полном параде».

Джеки переворачивала страницу, и история продолжалась:

«Все охотники, приходившие в наш лагерь, отлично знали, какие животные нас интересуют. Они знали их всех, кроме одного, которого мы хотели поймать больше всего… Волосатую лягушку они никогда не видели. Конечно, лягушек в окрестных ручьях и болотах водилось немало, но вот лягушки с волосами… Решив, что я разыгрываю их, словно детей, они предложили мне водяную крысу. Но я имел в виду совсем не водяную крысу. Я хотел иметь лягушку с волосами на лапах, и ничто другое меня не устроило бы».

Еще одна страничка падает на пол. Джеральд отхлебывает из чашки и продолжает стучать по клавишам. Джеки читает:

«Ночь за ночью мы с охотниками проводили в холодных болотах, переворачивая каждый камень и заглядывая во все норы, перекрикиваясь изо всех сил, чтобы заглушить шум водопада. Я уже решил, что удача опять от нас отвернулась, когда заметил свою первую волосатую лягушку. Она сидела на камне около глубокой заводи, большая, жирная, прекрасная, шоколадно-коричневая лягушка. Она была такой здоровенной, что заняла бы. наверное, целую кастрюлю, а ее лапы покрывала длинная густая бахрома из волос. Я знал, что, если она прыгнет в темную воду, мне ни за что ее не поймать, поэтому я бросился вперед и ухватил лягушку за лапу. Но я недооценил способность рептилии к самообороне: ее когти…»

Джеки поздравила себя. Этот человек может писать. И он может писать отлично! Простая, безыскусная, незатейливая история, лишенная каких бы то ни было литературных претензий, воплотила в себе все, чему научили Джеральда годы чтения и ожесточенные литературные споры с Ларри. Он использовал в своем первом рассказе фрагменты из африканских дневников. Живой, образный, веселый и богатый язык Джеральда сразу же привлекал внимание читателя.

Рассказ отослали на Би-би-си, и чета Дарреллов с трепетом стала ждать ответа. Но ответа не было, и вскоре Джерапьд впал в прежнюю депрессию. «Ты же прекрасно знаешь, просто не можешь не знать, что многие произведения Ларри были отвергнуты, — твердил он Джеки. — Не следует полагаться на удачу первого мелкого рассказика». Через несколько Дней совершенно неожиданно он предложил ей: «Почему бы тебе не подстричься? Мне надоело, что ты выглядишь, как беженка из Центральной Европы». Не обсуждая эту тему более, Джеральд и Маргарет затащили Джеки в ванную и безжалостно обкромсали ее шевелюру в четыре руки, когда они закончили, она стала еще более походить на мальчика, но и ей, и Джеральду результат понравился. Скоро Джеки подстриглась еще короче.

Осенью они наконец получили письмо от мистера Т. Б. Рэдли с Би-би-си. Продюсер прочел рассказ о волосатой лягушке, и он ему очень понравился. Он считал его просто замечательным. Не может ли мистер Даррелл позвонить на радио, чтобы они могли обсудить перспективы дальнейшего сотрудничества? В тот день в доме на Сент-Олбенс-авеню царило радостное оживление. Телефона в доме не было, поэтому все бросились в магазинчик, где жили Лесли и Дорис. Джеральд поднял трубку, набрал номер и стал ждать ответа. Да, подтвердил мистер Рэдли, он хотел бы запустить рассказ о волосатой лягушке в эфир. Гонорар составит пятнадцать гиней. Джеральду предложили самому прочесть свой рассказ.

В пятницу 7 декабря 1951 года Джеральд отправился в Лондон на репетицию в студии 3Д. В воскресенье 9 декабря он прочел свой рассказ в прямом эфире в самое хорошее время, когда все сидят у своих приемников — между 11.15 и 11.30 утра. Джеральд оказался прирожденным диктором, его теплый, глубокий, проникновенный баритон звучал не хуже, чем голос Дилана Томаса, который примерно в то же время читал свои рассказы и стихи.

За первым выступлением последовали другие — «Тайны животных», «Как зоопарки получают своих зверей» и другие. Однако вопрос о книге оставался открытым. Успех «Волосатой лягушки» окончательно убедил Джеральда в том, что можно попробовать написать книгу. У него была тема — первая экспедиция в Камерун — и даже готовое название: «Перегруженный ковчег» (если бы Ною пришлось собрать животных из одного только Камеруна, его ковчег и то оказался бы перегруженным!). Книга существенно отличалась от пятнадцатиминутной радиопередачи — она должна была быть более сложной, работа над ней потребовала бы больше времени, усилий и таланта. Джеральд начал писать, а мама стала выплачивать ему по три фунта в неделю.

Джеральд стал вести странный образ жизни, немало осложнивший его семейные отношения. Оказалось, что ему лучше работается по ночам, когда все спят. Но Джеки приходилось спать в крохотной комнатке при свете под лязганье клавиш пишущей машинки, стоявшей всего в нескольких футах от изголовья ее кровати. Она практически лишилась сна. Ситуация улучшилась, когда вернулся Джек Бриз и одолжил Джеральду свою портативную пишущую машинку. Книга стала физическим и психологическим испытанием для мужа и жены.

Хотя «Перегруженный ковчег» был первой книгой Джеральда, его нельзя назвать произведением, вьпшедшим из-под пера новичка. Джеральд знал, о чем хочет рассказать, и отлично представлял, как добиться поставленной цели. Много лет спустя он рассказывал своему другу, критику Дэвиду Хьюзу, о том, как создавалась эта книга:

«Все началось давным-давно, когда Лесли приезжал домой из школы по выходным и рассказывал мне истории про Билли Бантера. Он всегда приукрашивал их собственными изобретениями и рассказами о школьных приключениях. У него был дар, не меньший, чем у Ларри, но не столь хорошо развитый. Бессознательно я усвоил его манеру рассказывать истории. Начиная работу над «Перегруженным ковчегом», мне было трудно передать характеры людей. Наконец я понял, что легче всего это сделать, если дать описание и передать речь персонажа — большинство людей любят прямую речь. Сначала я решил имитировать речь физически, но на бумаге сделать это невозможно. Поэтому мне пришлось сидеть и придумывать, как бы облечь в слова собственные впечатления. Мне пришлось научиться монтировать книгу, если говорить языком кино. Я научился редактировать события, чтобы они переходили одно в другое легко и непринужденно, выискивать эпизоды, которые могли бы связать мой замысел воедино и придать ему законченную форму».

Умудренный опытом Джеральд говорит об этом с юмором. Молодой же Джеральд проклинал тот день, когда решил написать книгу — это дело оказалось ничуть не легче, чем уборка в обезьяннике. «Писательский труд в смысле физическом, — писал он впоследствии, — оказался наиболее утомительным и неприятным из всех занятий, доступных человеку. Я стал писать от отчаяния, лишившись всего своего капитала. Если бы я мог располагать неограниченными средствами, я бы никогда не написал ни слова. Но, обнаружив у себя на руках жену, двух пеликанов, обезьянку капуцина и всего сорок фунтов в кошельке, я не имел выбора».

Частенько Джеральд писал свою книгу, лежа на животе на полу. Он выкуривал бесчисленное множество сигарет и выпивал огромное количество чая. «Когда я проявляю симптомы усталости, — жаловался он, — жена, вместо того чтобы утереть мой потный лоб, безжалостно показывает мне банковский отчет о состоянии моего счета».

Приступая к написанию книги, Джеральд должен был решить две задачи: как восстановить события камерунской экспедиции и как сделать их интересными для читателей. Он надеялся, что дневник экспедиции поможет ему решить первую проблему, но ошибся. «Я обнаружил, что дневники практически бесполезны», — говорил он. Как правило, записивелись по ночам после утомительного рабочего дня. На страницах было множество пятен от чая, виски, лекарств, раздавленных жуков, крови. Джеральду приходилось часами расшифровывать собственные записи, проявляя недюжинные способности детектива.

Возникала и еще одна весьма серьезная проблема. Сырой материал путевых записок читается как полнейшая неразбериха, набор не связанных между собой событий, происходящих без цели и смысла. Даже на самых ранних этапах своей литературной деятельности Джеральд прекрасно понимал, что автор нехудожественной литературы не может игнорировать приемы, применяемые при создании художественного произведения: ему приходилось организовывать материал, отбирать необходимое, сокращать, менять местами, анализировать цельность написанного и излагать свой опыт на бумаге. Ему пришлось с огромным трудом преодолевать соблазн превратить свою книгу в набор отдельных занимательньгх фактов. «Истина и факты могут быть связаны, — писал другой известный писатель, работавший в том же жанре, Гэвин Максвелл, — но гораздо чаще они противоречат друг другу. Собрание фактов, как бы добросовестно они ни были подобраны, может установить истину разве что случайно». Даррелл полностью соглашается: «За исключением пары-тройки интересных фактов дневники оказались для меня совершенно бесполезны».

Неудивительно, что многое из того, что можно найти в камерунских дневниках Даррелла, не вошло в его книгу. А того, о чем мы читаем в книге, не найти в дневнике — в том числе и всего, что связано с самим автором. Джеральд Даррелл, каким он предстает в книге, совсем не похож на Джеральда Даррелла, который за четыре года до этого вел дневники в джунглях Камеруна. Белый господин, отважный охотник, грубый, безжалостный, эгоистичный молодой человек, любитель виски исчез (не без помощи Джеки). Его место занял другой, не менее реальный Даррелл — обаятельный, веселый, скромный, самоотверженный любитель животных, с искренним уважением относящийся к африканским охотникам, от которых он полностью зависел.

Бесполезность дневников для создания литературного произведения не затормозила процесс работы. Джеральд, как и его брат Ларри, обладал уникальной зрительной памятью. «Грубо говоря, я способен запомнить все с яркостью глянцевой журнальной обложки, — говорил он. — Моя память настолько точна, что я могу путешествовать по ней и с помощью ножниц вырезать нужные для книги куски».

Вторая проблема заключалась в том, что Джеральд не хотел идти по стопам предыдущего поколения писателей, создававших книги о путешествиях и животных: «Я старался прежде всего не быть скучным, пытался создать словесную картину тех стран, по которым путешествовал. Помимо этого, я изо всех сил старался сделать так, чтобы даже самые уродливые — по человеческим стандартам, конечно, — звери, птицы и рептилии выглядели в моей книге симпатичными и интересными. Достаточно только посмотреть на них непредубежденным взглядом». Итак, в памяти возникли воспоминания о стране, именах, датах, фактах и людях. Героями новой книги, написанной вопреки сложившимся стандартам подобной литературы, стали дикие животные, наравне с людьми имеющие право жить на нашей планете.

Книга Джеральда Даррелла обладала еще одним неоспоримым достоинством. «В детстве я читал множество книг, называющихся «Девяносто лет в Тибете» и тому подобных, — говорил Джеральд Даррелл коллеге, — и в них полностью отсутствовал юмор. Смертельная скука пронизывала их от первой до последней страницы. Я твердо решил, что, если когда-нибудь напишу книгу о путешествиях, она будет веселой».

Работа была напряженной и увлекательной. «Даррелл работал над книгой так, как я даже не могла себе представить, — вспоминала Джеки. — Каждое утро меня ожидала кипа напечатанных страничек. Я должна была все это прочесть и поправить. Постепенно книга стала принимать форму. Мы оба работали с огромным увлечением. Я снова почувствовала, что история путешествий Джеральда меня увлекает, хотя раньше терпеть не могла книги о животных и путешествиях. Книга Джеральда отличалась от всего, что я читала прежде».

На страницах книги появился Джордж, бабуин, игравший на барабанах, и Чамли (сокращение от Чалмондейли), шимпанзе-джентльмен с сигаретой и банкой пива; редкий зверек ангвантибо, черноногая мангуста и гигантская водяная землеройка; реки, кишащие водяными змеями, и пещеры, где живут питоны; невероятная красота ночного леса и возбуждение от охоты во мраке; опытные охотники Элиас («низенький, толстенький, с по-обезьяньи низким лбом и выступающей вперед челюстью») и Андрая («очень высокий и невероятно худой, артистически деликатный, рисующий картинки на песке своими длинными пальцами»); масса необычных животных, атмосфера джунглей, дух приключений.

Были в этой книге и восхитительные пассажи, обладающие поистине гипнотическим воздействием на читателей, которые особенно нравились Джеки:

«Когда попадаешь в лес, он кажется после дневного света темным, мрачным, прохладным. Свет просачивается сквозь тысячи листьев и приобретает зеленоватый оттенок, придающий всему окружающему призрачный, сказочный характер. Множество опавших листьев покрывает почву толстым слоем, мягким, как ковер, издающим приятный запах земли. Кругом стоят гигантские деревья, опирающиеся на большие изогнутые корни-подпорки; толстые ровные стволы вздымаются вверх на сотни футов, верхние ветви и листва сливаются в бесконечную зеленую лесную крышу… Не зная обычаев и повадок лесных жителей, в больших тропических лесах только случайно можно обнаружить живых существ. Непрерывно раздается лишь резкий, пронзительный звон цикад, да маленькая птичка, стыдливо укрываясь в чаще, сопровождает нас…»

Джеки стала мечтать о том, что книга принесет им много денег. Но она все не заканчивалась и не заканчиватась. «Мне начало казаться, — вспоминала она, — что Джерри решил написать «Унесенных ветром».

На самом деле, когда она подсчитала слова в готовой рукописи, оказалось, что Джеральд написал шестьдесят пять тысяч, чего было более чем достаточно для книги подобного жанра. Вскоре рукопись была запакована между двух листов картона, на первый лист наклеили этикетку с названием, именем автора, его адресом и количеством слов. Затем Джеки отнесла посылку на почту и отправила ее в издательство «Фабер» с припиской о том, что автор является братом Лоуренса Даррелла.

Снова потянулись долгие недели ожидания. В этот момент пришли два предложения о работе за рубежом. Даррелла приглашали в Управление охотничьего хозяйства Уганды и в Хартумский музей в Судане. Джеральд отправился на собеседования. От работы в Судане он отказался сразу же, поскольку ему пришлось бы на два года оставить Джеки, а вот Уганда показалась ему привлекательной. Но тут к власти пришло правительство консерваторов, которое принялось наводить экономию на всем, и должность в Уганде была сокращена.

Через шесть недель после отправки рукописи Джеральд получил письмо из издательства. Ему сообщали, что его рукопись прочли и согласиы напечатать. Не может ли он приехать в Лондон для переговоров? Джеральд не мог. У него не было денег даже на билет. Если они хотят сделать ему какое-нибудь предложение, то могут выслать его почтой. Издательство привыкло иметь дело с неимущими авторами, поэтому они не стали настаивать на своем. Джеральду, как неопытному и неизвестному автору, предложили двадцать пять фунтов авансом и еще двадцать пять фунтов после публикации книги. Джеральд немедленно принял предложение. Ему нужны были деньги. А кроме того, он хотел видеть свою книгу напечатанной.

Со временем Джеральд начал сомневаться в разумности совета Ларри относительно литературных агентов. Ведя переговоры с издательством, он понял, что ему нужна помощь кого-либо, разбирающегося в этом бизнесе и готового отстаивать его интересы. Осознавая шаткость своего положения, он решил написать агенту Ларри, Спенсеру Кертису Брауну, сыну основателя крупного агентства, клиентами которого были Ноэль Кауард, Сомерсет Моэм и А. А. Милн. Кертис Браун ответил немедленно и попросил прислать экземпляр рукописи. Он также запросил у издательства гранки. Через несколько дней Джеральд получил новое письмо от Кертиса Брауна. Не может ли Джеральд приехать в Лондон, чтобы встретиться с ним? И снова Джеки и Джеральду пришлось бежать к Лесли, чтобы воспользоваться его телефоном. Весь клан Дарреллов собрался в гостиной, с тревогой прислушиваясь к тому, как Джеральд объясняет, что не может приехать в Лондон из-за финансовых затруднений. Они слышали, как он положил трубку и выскочил, громко хлопнув дверью.

— Что вы думаете? — восторженно воскликнул он. — Он так хочет встретиться со мной, что готов оплатить мне дорогу.

Вскорости деньги были получены, причем сумма значительно превышала стоимость проезда. В конверте Джеральд нашел чек на сто двадцать фунтов. «В это было невозможно поверить, — вспоминает тот удивительный день Джеки. — Впервые мы получили физическое подтверждение того, что кто-то поверил в способности Джерри».

Джеральд настоял на том, чтобы Джеки поехала в Лондон вместе с ним. После полутора лет, проведенных в крохотной комнатке, эта поездка была для них как глоток свежего воздуха. Офис Кертиса Брауна располагался в огромном старинном здании, вполне в духе Диккенса, поблизости от рынка Ковент-Гарден. Агенту тогда было немногим за сорок. В глаза сразу же бросались его каштановые волосы и воинственные усы. Кертис Браун пользовался репутацией импульсивного человека — однажды он довел Дилана Томаса буквально до истерики. Но Джеральду и Джеки он понравился. Он сказал им, что книга ему очень понравилась и что, если ею распорядиться правильно, она принесет им большой доход.

— Если «Фабер» еще не заключал соглашения относительно продажи прав в Америку, — сказал он, когда Дарреллы собрались уходить, — то я бы хотел, с вашего разрешения, показать рукопись своему американскому приятелю, с которым сегодня ужинаю.

Вернувшись в Борнмут, Джеки свалилась с жестоким гриппом. Она была совершенно разбита и чувствовала себя отвратительно. Внезапно она услышана, как кто-то бежит по лестнице. Дверь распахнулась, на пороге стоял Джеральд, весьма возбужденный и радостный.

— Вот лекарство, которое заставит тебя почувствовать себя лучше, — сказал он, протягивая телеграмму несчастной жене.

Джеки прочла текст: «Продал американские права за пятьсот долларов. Поздравляю. Спенсер». (В те времена пятьсот долларов равнялись примерно семи с половиной тысячам фунтов на сегодняшние деньги.)

«Лед тронулся», — вспоминала Джеки.

Одно печальное событие несколько омрачило приподнятое настроение. Полгода назад Джератьд в последний раз встретился со своим любимым шимпанзе Чамли, которого в 1948 году он переправил в Лондонский зоопарк с помощью Сесиля Уэбба. Чамли был счастлив встретить старого друга. Он радостно обнял Джеральда, пожал ему руку, и они выкурили по сигарете. Джеральд не знал о трагическом происшествии, пока ему на глаза не попалась статья в «Дейли экспресс»:

ШИМПАНЗЕ ЧАМЛИ

Залез в автобус №53 А;

Укусил женщину;

Набросился на мужчину;

Вел себя как настоящий Кииг-Конг.

Чамли был необычайно популярен в Лондонском зоопарке. Его неоднократно показывали по телевизору. Миллионы зрителей видели, как он пьет чай и курит. Проблемы с ним начались в начале 1952 года, когда у него заболели зубы и его отправили к ветеринару. Дантист Чамли не понравился и он набросился на врача. Оттолкнув смотрителя, Чамли сумел открыть дверцу своей клетки, вырвался на свободу и бросился через Риджентс-Парк. Он выскочил на проезжую часть и залез в автобус № 53А. Очутившись в автобусе, он нежно обнял пассажирку. Женщина закричала, тогда Чамли укусил ее, соскочил с. автобуса и направился к остановке, где собралась небольшая очередь. Все разбежались, кроме одной слепой женщины. Тогда Чамли набросился на отставного майора, а потом, по свидетельству очевидцев, забрался на балкон, принялся колотить себя в грудь и издавать крики, наподобие Кинг-Конга. Напуганный враждебным и недружелюбным миром, Чамли радостно встретил смотрителя, когда тот наконец его разыскал.

«Чамли очень мил, — сообщили члены семьи смотрителя журналистам на следующий день. — Он способен растрогать любую женщину — милое, веселое существо. Если он и укусил кого-то, то только со страха».

Казалось, инцидент был исчерпан. Но в канун Рождества Чамли снова выбрался из клетки, пересек Риджентс-Парк и пытался забраться в запертые машины на Глостер-Гейт, рассчитывая, что кто-нибудь его подвезет. На этот раз ему не повезло. «Он превратился в опасное животное, — заявил журналистам «Дейли экспресс» Джордж Кэнсдейл, директор Лондонского зоопарка. — Порой он спокоен и уравновешен, а временами превращается в сущий кошмар. В канун Рождества он был в плохом расположении духа. К сожалению, мне пришлось принять единственно правильное в подобной ситуации решение и застрелить шимпанзе».

Новости ужаснули Джеральда, собравшегося отметить Рождество в кругу семьи в Борнмуте. Он решил вставить в «Перегруженный ковчег» прощальную главу о своем друге.

«Чамли решил, что, если он прогуляется по улицам в канун Рождества» когда у лондонцев хорошее настроение, кто-нибудь дружески угостит его кружкой пива. Но глупые люди не поняли хорошего, праздничного настроения шимпанзе. Он не успел изложить свою точку зрения владельцам автомашин: примчалась группа смотрителей, и Чамли снова был водворен в зоопарк. Из милого, умного животного, удостоенного даже права выступать по телевидению, Чамли вдруг превратился в свирепое и опасное чудовище, которое могло снова убежать и искусать каких-нибудь почтенных граждан. Во избежание подобных ужасов Чамли был приговорен к смертной казни и расстрелян».

«Произошедшее с Чамли глубоко потрясло Джерри, — вспоминала Джеки, — он обвинял Лондонский зоопарк и Джорджа Кэнсдейла в некомпетентности и невнимательности к потребностям приматов, которым нелегко привыкнуть к жизни в замкнутом пространстве. И снова Джеральд был весьма несдержан. Все были в курсе того, что именно он думает о компетентности и способностях работников Лондонского зоопарка». В будущем Джеральду предстояло не раз сталкиваться с Лондонским зоопарком, ведущей организацией Английского зоологического сообщества. Трудно поверить, что судьба Чамли не оказала никакого воздействия на его отношение к этому заведению.

Тем временем Джеральд приступил к написанию второй книги, «Три билета до Эдвенчер», веселый рассказ о своей третьей экспедиции в Британскую Гвиану. Хотя «Перегруженный ковчег» еще не вышел, Спенсер Кертис Браун предложил Джеральду начать работу, чтобы сразу же удовлетворить потребность публики в продолжении. «Три билета до Эдвенчер» были написаны за шесть недель. Поскольку «Фабер» не собирался предлагать Джеральду больше, чем было заплачено за «Ковчег», Кертис Браун решил показать книгу Руперте Харт-Дэвису, недавно организовавшему собственное издательство. Руперт предложил начинающему автору гораздо более щедрый аванс. После краткого перерыва Джеральд приступил к работе над третьей книгой, «Гончие Бафута», посвященной второй камерунской экспедиции. В самый разгар работы, 31 июля 1953 года, в Британии была наконец опубликована его первая книга «Перегруженный ковчег» с прекрасными иллюстрациями Сабины Баур.

По удивительному совпадению, первая книга Джеральда Даррелла вышла практически одновременно с новой книгой его брата, Лоуренса, посвященной греческому острову Родос. Книга Лоуренса называлась «Отражения морской Венеры». «Фабер» выпустил обе книги одновременно. В рекламной статье говорилось: «Поиски животных… и человека — двойная Демонстрация удивительного таланта Дарреллов».

Обе книги вышли удивительно вовремя. Наступал золотой век британской литературы, посвященной путешествиям. Воспоминания военных лет перестали омрачать настроение, и лишения послевоенного времени остались позади. У всех было ощущение того, что наступает новая эпоха. Молодежь с удивлением обнаружила, что вокруг раскинулся огромный мир, по которому можно путешествовать с путеводителем, а не с ружьем в руках. Почти одновременно с Дарреллами появились другие талантливые писатели — Лоуренс ван дер Пост, Гэвин Максвелл, Патрик Ли Фермор и Норман Льюис. Все новые миры открывались перед читателями. Жак Кусто написал «В мире безмолвия», Генрих Харрер «Семь лет в Тибете», а Джон Хант «Покорение Эвереста». Все эти книги были опубликованы в знаменательном 1953 году.

Книги Дарреллов пришлись как нельзя кстати. «Великолепные творения братьев Дарреллов!» — кричали рекламные статьи. Книгу Лоуренса восторженно встретили эстеты, творение же Джеральда пользовалось популярностью среди рядовых читателей. «Дейли мейл» объявило «Перегруженный ковчег» книгой августа, Би-би-си — книгой декабря. Пресса публиковала восторженные отзывы, а в книжных магазинах за книгой вьгстраивались очереди. «Поздравляю, — сказал Джеральду Лоуренс. — Теперь мы участники циркового представления. Ты в блестящем трико летишь в трехстах футах над ареной, а я, зацепившись за трапецию, пытаюсь затуманенным взором разглядеть тебя, чтобы вовремя поймать за щиколотки, когда ты окажешься достаточно близко».

«Перегруженному ковчегу» уделили внимание практически все ведущие национальные газеты. Благосклонно встретили произведение начинающего писателя и видные критики. Все хвалили книгу за обаяние, свежесть восприятия, юмор, совершенно новый подход к миру живой природы и далеких стран и за живой, образный язык. Критики оценили смелость, чувствительность, гуманизм и любовь к животным, присущие автору. «То, что Джеральд Даррелл сделал для диких животных, — писал один из критиков, — можно сравнить только с материнской любовью». Все восхищались зверями, о которых написал Джеральд, — «это словно чаепитие у Безумного Шляпника!» Некоторые сравнивали «Перегруженный ковчег» с его литературными предшественниками — викторианскими приключенческими романами для мальчиков и с недавними бестселлерами, авторы которых разделяли взгляды Даррелла на животных — в том числе с книгой полковника Билла Уильямса «Слон по имени Билл» и с популярным исследованием поведения животных, проведенным Конрадом Лоренцем и описанным им в книге «Кольцо царя Соломона».

«Как человек, Джеральд Даррелл обладает добротой и хорошим чувством юмора, которое он способен обнаружить даже в старом смотрители обезьянника, — писал Найджел Никол сон в «Дейли диспатч». — Как зоолог, он весьма скромно скрывает свои познания. Как писатель, он обладает всем сразу — ясностью видения, отличным юмором, живым стилем и точным знанием того, как не быть скучным, не становясь при этом легкомысленным… Это выдающаяся книга».

Лоуренс ван дер Пост в своей статье в журнале «Кантримен» также вьгразил свое восхищение этой книгой: «Ловля животных открывает нам Африку с другой стороны. Мы видим этот континент более нежным, чувственным, загадочным и семейным. Какое облегчение взять в руки книгу об Африке, в которой нет тамтамов, львов и слонов!»

Питер Кеннел в «Дейли мейл» оценил книгу как «увлекательную… Он обладает удивительным даром находить нужные слова». Раймонд Мортимер в «Санди тайме» написал, что книга «очень веселая» и, несомненно, найдет своих поклонников среди людей всех возрастов и литературных пристрастий. Джон Хиллаби в «Спектейторе» заметил, что «Перегруженный ковчег» знаменует собой появление книг нового поколения, «характеризующихся новым, свежим подходом к реализму». Гэвин Максвелл в «Нью стейтсмене» писал, что Джеральд «описывает детали своих путешествий с соответствующей степенью энтузиазма». За несколько месяцев было продано двадцать семь тысяч экземпляров «Перегруженного ковчега», книга уверенно занимала первые строчки в рейтингах. С тех пор она переиздается постоянно и практически всегда имеется в продаже.

Но не все было таким безоблачным. Пара опытных звероловов продолжали относиться к Джеральду как к неопытному новичку. Они неодобрительно отнеслись к его книге, считая ее легковесной. Почти в то же время была опубликована биография соперника Даррелла по Камеруну Сесиля Уэбба, которая в зоологических кругах была принята с гораздо большим энтузиазмом. И хотя большинство критиков восторгались душевным описанием африканских охотников, некоторые критиковали Даррелла за использование исковерканного английского для передачи речи африканцев. Тогда такой подход считался колониальным и унизительным. (Но в то же время один критик превозносил книгу за использование исковерканного английского, называя творение Даррелла «лучшей и самой доброй книгой, написанной об Африке».)

Более серьезные критики подвергали сомнению этичность того, чем Даррелл занимался в Африке. «Айриш таймс» задавалась вопросом, этично ли само существование зоопарков и можно ли ловить животных, чтобы затем выставлять их на всеобщее обозрение. Но, как указывал другой критик, «даже те, кто не одобряет ловлю диких животных и заточение их в клетки, не смогут противостоять искушению последовать за мистером Дарреллом в его путешествия».

Никто не мог предсказать, какое воздействие эта книга окажет на публику, но ее влияние на умы молодежи несомненно. Она ознаменовала собой начало эры охраны окружающей среды. В первой книге и в последовавших за ней «Трех билетах до Эдвенчер» и «Гончих Бафута» еще нет замечаний автора относительно реальной роли зоопарков и сохранения исчезающих видов животных. Не затрагивал он и темы разведения диких животных в неволе.

И это удивительно. Джеральд думал об этом уже давно, еще во время

войны, когда он был еще подростком. В более поздних книгах он пишет о том, что эти мысли не покидали его, когда он работал в Уипснейде в 1945—1946 годах. Но пока ему не перевалило за пятьдесят, он не писал о сохранении исчезающих видов животных и об охране окружающей среды. Почему же так случилось?

Может быть, потому, что его идеи тогда еще не до конца сформировались, чтобы выносить их на публичное обсуждение? Или начинающий автор счел свои книга неподходящим местом для решения сложных зоологических вопросов? А может быть, он почувствовал, что общественное мнение еще не готово к восприятию его идей? Возможно, он был не до конца уверен в собственных силах и не хотел еще сильнее восстанавливать против себя зоологический истеблишмент, от которого он продолжал зависеть.

Один критик ближе всего подошел к истинной оценке «Перегруженного ковчега». Влиятельный критик Джеффри Григсон в «Кантри лайф» написал, что Джеральд Даррелл в литературе сделал то же самое, что и художник-примитивист Анри Руссо в живописи. Восприятие природы у Даррелла было совершенно детским, и сам он был, по мнению критика, сущее дитя природы. Книга написана о воплощении детской мечты в детском мире чудес. Серьезные вопросы остались без ответа, хотя автор и решился их задать, пусть даже в подтексте.

Григсон писал: «Мистер Даррелл не сосредоточивается на опасностях, трудностях и тяготах. Он не жалуется на судьбу, не теряется перед проблемами и сложностями жизни, он не взвешивает все за и против ловли диких зверей. Животные, пойманные под камнями, в пещерах, в реках, на верхних ветвях деревьев, для него — все равно что птичьи яйца в апреле для маленького мальчика. Некоторые выживут, другие погибнут. Некоторым будет хорошо, кто-то будет страдать, но счастливого зверолова это не волнует. Он любит мир. Он любит своего высокого худого помощника. Он любит маленького и толстенького охотника. Ему нравится исковерканный английский. Он любит лес… Этот писатель принимает мир, он наслаждается им и хочет поделиться своим наслаждением с читателем».

В сентябре 1953 года «Перегруженный ковчег» вышел в американском издательстве «Викинг», а следом за этим последовали издания в разных странах Европы. В США книга была встречена не менее восторженно, чем в Англии. Все крупные газеты поместили благосклонные рецензии. В отличие от британских коллег, американские звероловы отнеслись к начинающему писателю дружелюбно и с симпатией. Даррелла называли «самым молодым британским звероловом», его книгу хвалили за «абсолютную достоверность и искусство жить в соответствии с истинным законом джунглей».

Жизнь Джеральда изменилась словно по мановению волшебной палочки. Его брат Лоуренс, на протяжении многих лет работавший в литературе, еще никогда не удостаивался такого внимания прессы. Однако он с присущей ему щедростью радостно встретил успех младшего брата. «Не думаешь ли ты, что этот дьяволенок пишет чертовски хорошо? — писал он своему другу Генри Миллеру. — Его стиль напоминает свежий хрустящий лист салата. Мой младший брат добился выдающегося успеха своей первой же книгой и заработал неплохие деньги. Удачно для того, кто начал карьеру всего с двадцати пяти фунтов и билетов на поезд, оплаченных литературным агентом». Ричарду Олдингтону Лоуренс писал: «Мой брат Джерри? Он обладает замечательным ирландским даром потрепаться… Знаешь ли ты, что эти дурацкие книги о животных расходятся многотысячными тиражами? Мой агент утверждает, что он абсолютно уверен в постоянном спросе на подобную литературу. Мне бы хотелось любить животных так, как он». Лоуренс никогда не завидовал брату и не предавал его. Алан Томас торговал книгами Даррелла в книжном магазине Борнмута. Он вспоминает, что как-то раз ему позвонила женщина, прочитавшая рецензию на «Отражения морской Венеры», и сказала: «Я бы хотела заказать книгу мистера Даррелла. Я имею в виду другого Даррелла, не того, который пишет про зверей».

К своему удивлению, Джеральд мгновенно стал знаменитостью. Выступая в популярной телевизионной программе «Сегодня вечером в нашем городе», он познакомился со знаменитой шведской кинозвездой Май Цеттерлинг, только что вернувшейся из Голливуда. Рассказы Джеральда о его книге и о столь необычном способе зарабатывать на жизнь покорили киноактрису, и она стала верным другом Даррелла, а впоследствии вышла замуж за одного из его близких друзей. Трудно представить, как сильно изменилась жизнь Джеральда Даррелла. Еще вчера ему не на что было добраться до Лондона, он не мог позволить себе ничего, кроме чая и хлеба, а сегодня о нем пишут известные критики и кинозвезды почитают для себя за честь познакомиться с ним.