"Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер" - читать интересную книгу автора (Боттинг Дуглас)

Далеко-далеко, — в самом сердце африканских джунглей жил маленький белый человек. Самым удивительным в нем было то, что он дружил со всеми зверями в округе. «Друг зверей», книга, написанная Джеральдом Дарреллом в возрасте 10 лет.
Тот, кто спасает жизнь, спасает мир. Талмуд
Когда вы подойдете к райским вратам, святой Петр спросит у вас: «Что же вы совершили за свою жизнь?» И если вы ответите: «Я спас один вид животных от исчезновения», — уверен, он вас впустит. Джон Клиз

Глава 6. Мальчик на позверюшках: Уипснейд 1945–1946

Для начала Джеральд отправился в кабинет директора зоопарка, капитана Вильяма Била, бывшего армейского ветеринара, служившего на Золотом Берегу (в Гане). Директор сидел за огромным столом, засучив рукава и демонстрируя симпатичные полосатые подтяжки.

«Когда капитан встал, я понял, что передо мной человек весьма внушительного роста и веса. Он обогнул стол и навис надо мной, тяжело сопя. — Даррелл? — прогудел он вопросительно. — Даррелл?

Голос капитана был очень низким и напоминал приглушенное рычание.

— Думаете, вам здесь понравится? — спросил капитан Бил так неожиданно и так громко, что я подскочил в кресле.

— Э-э–э… да, сэр. Уверен, что понравится, — ответил я.

— Вы никогда не занимались подобной работой раньше?

— Нет, сэр, — отрапортовал я, — но у меня было много разных животных дома.

— Ха! — почти презрительно воскликнул капитан. — Морские свинки, кролики, золотые рыбки — все ясно. Ну, у нас-то вам придется работать с более серьезными животными».

Практически сразу же после этого разговора Джеральд приступил к работе. На следующее утро его отправили ко львам.

Деревушка Уипснейд, как обнаружил Джеральд, была довольно маленькой. Один паб и несколько коттеджей угнездились в долине, заросшей орешником. Новый сотрудник поселился в одном из таких коттеджей — окруженном цветами и пчелами домике Чарли Бейли, работавшего в слоновнике. Для Чарли и его жены Джеральд оказался довольно неожиданным жильцом. По своему языку и внешнему виду молодой Даррелл больше походил на джентльмена, чем на младшего служителя зоопарка.

«Что привело вас в Уипснейд, Джерри?» — спросил Чарли нового жильца за обильным деревенским ужином.

«Видите ли, — ответил Джеральд, — меня всегда интересовали животные, и мне хотелось собирать зверей — знаете, ездить в Африку и другие страны и ловить там животных для зоопарков. Мне хотелось набраться опыта в обращении с более крупными животными. Понимаете, в Борнмуте трудно держать крупных зверей. Не станешь ведь выгуливать стадо оленей в собственном палисаднике».

«Ага, — согласился Чарли. — Конечно, не станешь».

Расправившись с сытным ужином, Джеральд отправился в свою комнату. «Со счастливым вздохом я растянулся на кровати, — вспоминал Даррелл. — Я прибыл. Я в Уипснейде! С этой мыслью я заснул».

Джеральду крупно повезло. Лучше места для практики найти было невозможно. Уипснейд был совершенно особенным зоопарком. Он раскинулся на пятистах акрах земли в Бедфордшире, в тридцати пяти милях к северу от Лондона. Открылся Уипснейдский зоопарк в 1931 году. С самого начала он устраивался как загородный зоопарк — первый публичный зоопарк в Британии, где животные содержались в условиях, по возможности приближенных к естественным. Звери в Уипснейде не ютились в тесных, негигиеничных клетках, как большинство обитателей зоопарков во всем мире. Идея была не нова: великий немецкий зоолог Карл Гагенбек еще в середине девятнадцатого века организовал в Гамбурге подобный зоопарк. Но в Уипснейде пошли дальше. Поскольку зоопарк располагался за городом, львы и тигры могли уютно расположиться в лесистых долинах, зебры и антилопы свободно носились по огромным привольным пастбищам, а волки стаями бегали по лесам. Джеральд отмечал, что этот зоопарк был максимально приближен к сафари, насколько это было возможно в то время.

Но целью зоопарка в Уипснейде была не простая демонстрация животных посетителям в идеальных условиях. Здесь велась серьезная работа по сохранению некоторых видов диких животных, находящихся под угрозой уничтожения. Сотрудники зоопарка пытались разводить почти исчезнувший вид диких лошадей Пржевальского, американских бизонов, мускусных быков и оленей Давида. Джеральду крупно повезло — он попал не просто в зоопарк, а в научное учреждение. Может быть, Уипснейд и уступал Парку дикой природы Сан-Диего или Птичьему миру, расположившемуся в Нью-Йорке, но для послевоенного времени это был просто образцовый зоопарк. Уипснейд оказал огромное влияние на жизнь и работу Джеральда Даррелла.

Джилл Джонсон в те годы также работала в Уипснейдском зоопарке. Ей было восемнадцать лет, и в ее обязанности входил уход за эскимосскими собаками и шетлендскими пони. Она вспоминает о первом рабочем дне Джеральда в Уипснейде:

«Меня позвали познакомиться с новым сотрудником. Я спустилась в офис. Передо мной стоял светловолосый юноша, с открытым, дружелюбным лицом в белой рубашке с распахнутым воротом и закатанными рукавами. Он был выше меня. У него были яркие голубые глаза. Помню, я спросила: «Как вас зовут?» Он ответил: «Вы можете называть меня Джерри или Даррелл». Тогда я сказала: «Что ж, я выбираю Джерри. Берите велосипед и отправляйтесь за мной». Пока мы ехали по территории зоопарка, я спросила: «Почему вы не в армии?» Он объяснил, что является греческим подданным и что хочет в будущем собирать животных для зоопарков. Я отнеслась к подобным планам с изрядной долей скептицизма. Я показала Джеральду собак и прокатилась с ним по всему зоопарку. Впоследствии мы стали хорошими друзьями».

Хотя должность Джеральда официально именовалась «студент-смотритель», на самом деле он был обычным «мальчиком на позверюшках», занимая самую низшую ступеньку на служебной лестнице. Но благодаря своему счастливому характеру он быстро перезнакомился и подружился со всеми сотрудниками зоопарка. Он находился в распоряжении любого из них, ему можно было поручить любое задание, он работал со всеми животными — с маленькими и большими, спокойными и смертельно опасными. В Уипснейде Джеральд научился всему — он ухаживал за крупными, опасными животными (львами и тиграми, медведями и буйволами), выполнял рутинную повседневную работу, которой полным-полно в любом зоопарке. Он всегда мечтал именно о такой работе. Но ему хотелось большего.

Джеральд продолжал читать специальную литературу. Но теперь он уделял основное внимание книгам, посвященным зоопаркам. Он понял, что еще с викторианских времен зоопарки превратились в места развлечения праздной публики. Люди ходили в зоопарки так же, как их предки давным-давно находили интерес в посещении сумасшедших домов. Научные исследования в зоопарках практически не велись, а если животное погибало, то его просто заменяли другим. Но Джеральду уже тогда стало ясно, что богатства природы отнюдь не безграничны.

«Изучая литературу, я с ужасом узнавал, как хищнически человек обращается с природой, какие страшные опустошения производит в животном мире. Я узнал о безобидном, беззащитном дронте, который был истреблен практически сразу же после его открытия. Я узнал о странствующем голубе из Северной Америки. Когда-то огромные стаи этих птиц буквально затмевали небо, а их гнездовья располагались на сотнях квадратных миль. Но их мясо оказалось слишком вкусным. Последний странствующий голубь умер в зоопарке Цинциннати в 1914 году. Квагга, эта странная полулошадь-полузебра, когда-то весьма распространенная в Южной Африке, была полностью истреблена бурскими фермерами. Последняя квагга умерла в лондонском зоопарке в 1909 году. Мне казалось удивительным и невероятным, что работники зоопарков оказывались настолько невежественными, что не осознавали нависшей над животными, вверенными их попечению, угрозы уничтожения и не делали ничего, чтобы предотвратить исчезновение вида. Разве не является основной задачей любого зоопарка спасение животных, находящихся на грани вымирания?»

Джилл Джонсон вспоминала, что Джеральд часто говорил: «Множество животных вымирает. Как было бы славно разводить их в неволе и выпускать в места естественного обитания!» Но затем его одолевали сомнения, и он замечал: «Может быть, они вымирают по какой-то иной причине. Возможно, окружающий мир изменяется. Может быть, они вымирают потому же, почему вымерли саблезубые тигры. Может быть, таков ход природы, и их должны заменить какие-то новые виды». Но разве может быть справедливым «биоцид» одного вида животных против всех остальных? Ведь человек собственными руками способствовал вымиранию почти половины видов животного царства! Шестьдесят миллионов бизонов когда-то паслись в прериях Дикого Запада — величайшее сообщество животных, когд-либо существовавшее на Земле. А затем появился белый человек и стал убивать бизонов по миллиону голов в год. К 1880 году в США осталось всего двадцать бизонов. Можно было часами скакать по прерии и не увидеть ни одного бизона — ни живого, ни мертвого. Разве это нормально? Убедила Джеральда в правильности принятого им решения ситуация с оленем Давида.

Олень Давида — вот классический пример животного, находящегося на грани исчезновения и разведенного в неволе. Отдаленный родственник красного оленя, олень Давида был широко распространен в Китае, но к концу девятнадцатого века практически истреблен человеком. Во время боксерского восстания в 1900 году несколько сохранившихся представителей этого вида были убиты в Императорском зоопарке в Пекине. Однако, к счастью, до полного истребления этих замечательных животных в среде их естественного обитания несколько особей были отправлены в парк Вобурн, располагавшийся неподалеку от Уипснейда. Их вывез английский аристократ, герцог Бедфорд. На основе небольшой группы из нескольких животных была создана плодовитая колония. Олени Давида были разведены в неволе и выпущены в среду естественного обитания. Сейчас этих животных можно встретить почти повсеместно. Джеральд знал об этой удивительной истории, поэтому он с особенным трепетом отнесся к четырем новорожденным оленятам, присланным в Уипснейдский зоопарк.

«Детеныши оленя Давида были очаровательными, крохотными созданиями с длинными тонкими ногами, которыми они еще не научились управлять, и удивительными раскосыми глазами, придававшими им поистине восточный вид… Их надо было кормить вечером, в полночь и на рассвете… Должен признать, мне очень нравились эти ночные дежурства. Идешь по залитому лунным светом зоопарку к конюшне, где поселились оленята. По пути проходишь мимо клеток и загонов и видишь их обитателей. В сумерках медведи кажутся тебе вдвое больше, они ворчат друг на друга, пробираясь сквозь заросли ежевики. Потом дорожка ныряет в волчий лес, лунный свет серебрит стволы деревьев и отбрасывает темные тени на землю. Волки призраками мелькают среди деревьев, выскакивают на поляны и бесшумно исчезают среди стволов.

А потом ты подходишь к конюшне и зажигаешь фонарь. Оленята начинают суетиться и громко блеять. Открываешь дверь — и они бросаются тебе навстречу на своих разъезжающихся ножках, начинают сосать твои пальцы или полы твоего халата, а потом так неожиданно пихают тебя головками под колени, что ты чуть не падаешь. А затем наступает долгожданный момент, когда соски наконец-то попадают в их ротики, и они с жадностью сосут теплое молоко, их глазки поблескивают, а молоко в уголках рта походит на смешные усы. В мерцающем свете фонаря, слушая причмокивание маленьких оленят, я понимал, что эти животные — одни из последних представителей своего вида, беженцы животного мира, находящиеся на грани вымирания. Мне было ясно, что существование этих малюток полностью зависит от человека».

Джилл Джонсон помогала Джеральду выхаживать маленьких оленей Давида. Она вспоминает:

«Обычно я доила коз, а Джерри брал бутылку козьего молока, чтобы кормить оленят. Но это была непростая задача, потому что оленята могли проглотить соску. Тогда мы решили найти для оленят козу-кормилицу. И это нам удавалось, пока оленята были маленькими, но очень скоро они стали больше своей приемной матери. Они залезали под нее и поднимали козу в воздух. Только так они могли сосать молоко.

После успешного завершения этого предприятия мы стали заниматься уходом за больными и осиротевшими животными. Нам даже разрешали помогать ветеринару при операциях. Но именно олени Давида подтолкнули Джеральда к идее разведения животных в неволе. Мы часто говорили о том, что животных, разведенных в Вобурне, можно было бы выпустить на волю в Китае. Тогда это была всего лишь мечта, но впоследствии она воплотилась в жизнь».

В Уипснейде Джеральд продолжил составлять список животных, находящихся под угрозой исчезновения. Впоследствии он признавался другу, что испытывал смесь ужаса, отчаяния, решимости и любви. Он часто цитировал предсмертные слова Сесиля Родса: «Так много нужно сделать, так мало сделано!»

Джилл Джонсон казалось, что Джеральд в Уипснейде очень одинок. Интеллигентность отдаляла его от коллег по работе. Семья никогда не навещала его, по крайней мере, Джилл о подобном не слышала. Вскоре он переехал из дома Бейли и поселился в унылом и холодном месте, которое Джеральд прозвал «лачугой». Несколько коттеджей для смотрителей расположились перед пабом «Чекерс» на задворках зоопарка. Иногда капитан Бил приглашал его на карри, которое он готовил в западноафриканском стиле с огромным количеством перца чили. «Карри капитана было настолько острым, — признавался Джеральд Джилл Джонсон, — что меня бросало в испарину, словно в лихорадке».

Больше всего в Уипснейде Джеральд подружился с Гасом. «В фигуре Гаса, — вспоминал он, — не было ничего романтического». Низкий лоб нависал над крупным носом, как у неандертальца. А нос походил на чудовищный гриб, по какому-то недоразумению выросший на лице. Лицо Гаса вечно было покрыто угрями, он страдал от аденоидов и грыз ногти. «Гас был самым непривлекательным человеком, какого мне когда-либо доводилось видеть, — писал Джеральд в своих воспоминаниях много лет спустя, — но у него было добрейшее сердце и открытая душа». Именно Гас отправился пешком в Данстейбл и обратно, чтобы достать клей и резину, когда Джеральд проколол шину на своем велосипеде. Именно Гас достал ему полбутылки виски — бог знает откуда, потому что в то время бутылка виски ценилась примерно так же, как, например, алмаз «Кохинор». У Джеральда случился плеврит, и какое-то время он находился почти при смерти. Именно Гас следил за состоянием обуви Джеральда, чистил ее и ухаживал за ней, чтобы Джерри не приходилось делать это самому.

Сердце Гаса навеки было отдано морским свинкам, и все свои деньги он тратил на то, чтобы построить для своих обожаемых зверюшек идеальную клетку. Когда Джеральд понял, что Гасу никогда не собрать денег на то, чтобы осуществить свою мечту, он решил отблагодарить друга за его доброту. Он нарушил данную себе клятву жить только на заработанные деньги и никогда не просить помощи у матери. «Я написал маме, — вспоминал он, — рассказал ей о Гасе и о его морских свинках. Вскоре я получил от нее письмо, куда были вложены десять хрустящих бумажек. Мама писала: «Только не обидь его, дорогой. Скажи Гасу. что умер твой дядя, который очень любил морских свинок, и оставил тебе эти деньги».

Благодаря помощи Джеральда Дворец морских свинок был построен, и был назначен день его торжественного открытия. «Это было замечательное событие, — вспоминал Джеральд. — На открытие пришли родители Гаса, его собака, кошка, я, его золотая рыбка, его жаба и девушка-соседка, симпатичная, как клецка. Морские свинки перебрались из своего старого обиталища в новый дворец с достоинством царственных особ. Из паба были принесены три банки пива и немного бузинного вина, чтобы отметить это важное событие. Все участники так развеселились, что мама Гаса упала в пруд с золотыми рыбками, а Гас наконец-то решился поцеловать соседку».

Во Дворце морских свинок, где жили и другие грызуны, Джеральд встречался со своими подружками. По его воспоминаниям, это было самое романтичное и доступное место для свиданий. Но на это соглашались не все девушки. Джеральд вспоминал:

«Моя подружка из ближайшего городка вдруг сказала: «Послушай, ты обращаешь больше внимания на этих крыс, чем на меня. Мне не нравится твой отсутствующий взгляд». Я решил, что это несправедливо, поскольку большая часть ее одежды была разбросана вокруг, но вынужден был признать, что ореховые сони были совершенно зачарованы нашим поведением.

Наконец я встретил очаровательную девушку с девонширским акцентом, кожа которой напоминала сливки, а крупные, серо-голубые глаза окружали ресницы, длинные, как побеги алтея, Ей нравились сони, но возникла другая проблема.

«Нет, не надо, только не сейчас, — воспротивилась она моим ухаживаниям. — Мы потревожим этих милых маленьких мышек. Да и кроме того, ты же не можешь быть уверенным, что они не станут на нас смотреть!» В конце концов Джеральд нашел свое счастье с дочерью местного полицейского, «пышногрудой, готовой к любовным утехам блондинкой», ухаживавшей за детенышами. Ее офис располагался в деревянном домике. В обеденное время Джеральд со своей подружкой запирались изнутри. «Мы старались увидеться при первой же возможности, — рассказывал Джеральд другу. — Я собирался жениться на ней». Пару раз Джеральд возил свою подружку в Борнмут, чтобы познакомить с семьей. «Она была довольно рослой и полной девушкой, — вспоминала сестра Джеральда, Маргарет. — Джерри был очень увлечен ею. Но какой молодой человек не увлекся бы подобной девушкой?» Ничто не длится вечно, и вскоре дочь полицейского нашла себе другого приятеля.

То, как Джеральд Даррелл проводил свободное время в Уипснейде, окружающие видели совершенно иначе. Джилл Джонсон вспоминает:

«Официантки в кафетерии считали, что он выглядит, как греческий бог, но назвать его красивым было нельзя, хотя он был довольно привлекателен. В нем не было мужской силы, но его нельзя было назвать и женственным. Сказать по правде, я не помню, чтобы у него были серьезные увлечения. Если кто-то с ним и встречался, то это я, но я была просто приятелем, который по случайности оказался девушкой. Мы были очень близки, но между нами не было интимности. У нас не было приятелей и подружек, мы оба хотели узнать о животных все, что только возможно. В Уипснейде не было чем заняться по вечерам. Нам некуда было пойти, в те дни еще не было телевизоров. Обычно по вечерам мы катались на велосипедах, а порой мы оказывались на сеновале. Если вы думаете, что там мы занимались чем-то предосудительным, то глубоко ошибаетесь. Джеральд говорил: «Ш-ш–ш… Тихо… Пусть нас никто не слышит. Я хочу почитать тебе Гусмана, может быть, тебе он понравится». И он начинал читать мне вслух стихи своим великолепным голосом.

Джерри был очень интеллигентным, намного более развитым, чем любой из смотрителей, которые собирались в пабе по вечерам. Он был прирожденным мыслителем, но любил и повеселиться. Иногда, сидя в темноте возле больного животного, он рассказывал мне чудесные истории, причем порой они были довольно грубыми. Он удивительно относился к женщинам — довольно космополитично, но с латинской утонченностью. Как-то раз я пришла в офис с другой девушкой, а тут вошел Джеральд. Он опустился на колено перед незнакомкой и произнес страстную и возвышенную речь в ее честь. «Я хочу задать вам один вопрос, — сказал он, — но не знаю, как это сделать». Мы подумали, что он хочет попросить ее выйти за него замуж. Но он расхохотался: «Не подскажете ли вы мне, где здесь мужской туалет?» Он был очень веселым, живым, ярким, добрым, милым необычным и особенным человеком».

Люси Пендар, дочка инженера, работавшего в Уипснейде, вспоминает о Джеральде как о щедром и добром молодом человеке с прекрасным, хотя порой и непристойным, чувством юмора.

«Появление Джерри в Уипснейде изменило нашу жизнь. Стройный молодой человек с необыкновенными синими глазами, длинными волосами, падавшими на глаза, в замшевых ботинках. Мне он казался настоящим поэтом, а не смотрителем зоопарка! Он мечтал собирать животных для зоопарков. Мы слышали об Уилфреде Фросте и Сесиле Уэббе, великих белых охотниках, но впервые увидели человека, мечтающего о столь опасном и странном занятии! Мы были для Джерри благодарной аудиторией, и он часами рассказывал нам о своем детстве. Мы усаживались вокруг него на траву, а он выдумывал для нас удивительные истории. Джерри объяснял нам свои идеи относительно разведения животных в неволе, многие из которых он впоследствии воплотил в жизнь. Стройный, красивый молодой человек был гораздо более решительным, чем могло показаться на первый взгляд. Никто на нас не сомневался, что он обязательно достигнет всего, о чем мечтает».

Люси Пендар вспоминает, что Джерри был большим весельчаком. Он постоянно цитировал непристойные стишки вроде «Линкольнширского браконьера» или «Последней розы лета», а порой сочинял подобные стишки сам. Когда Люси заболела, Джерри приходил почитать ей. Когда ее одолевали сомнения, он подбадривал ее. Он никогда не обижался на нее. «Невероятно, чтобы человек мог за такое короткое время оказать на меня столь сильное влияние, — вспоминала Люси. — Но Джерри Даррелл навсегда остался в моей памяти. Прекрасный человек. Мы верили в него сильнее, чем взрослые, и мы не ошиблись».

В Уипснейде Джеральд понял, что содержание зоопарка, как и многие другие занятия, не настолько романтично, как ему казалось раньше. Большую часть времени он занимался рутинной работой — кормил животных и чистил клетки. Джеральд работал во многих отделах зоопарка, каждый из которых назывался по имени содержащихся в нем животных. Начал работать он в львином отделе, где, кроме львов, содержались и вомбаты, песцы, тигры и белые медведи, оказавшиеся на удивление опасными и злобными животными. От львов его перевели к медведям. В медвежьем отделе содержались волки, бородавочники, зебры и антилопы гну. Но хотя Джельду нравилось работать в Уипснейде, хотя у него было время читать о животных в свое удовольствие, иногда ему казалось, что единственное, чему он здесь научится, это убирать навоз и уворачиваться от острых рогов. Он обнаружил, что самыми опасными животными являются не те, кто таковыми считается. Даже зебра с бархатистыми, влажными глазами может превратиться в разъяренного демона, а страшный серый волк ничем не заслуживает своей ужасной репутации.

Повседневная работа в первоклассном современном зоопарке многое дала Джеральду. Но в ней были свои минусы. Джеральда разочаровало то, что в Уипснейде не ведется научной работы, что смотрители зачастую боятся зверей и не любят работу. Его беспокоило то, как ухаживают за животными. Порой ему казалось, что смотрители умышленно подвергают его жизнь опасности. Джеральд любил животных, но он был отнюдь не глуп. Большинство животных в Уипснейде были полудикими. Некоторые смотрители считали, что прекрасно умеют обходиться с ними, но это было не так. Джеральд опасался, как бы не произошло несчастного случая. Часто смотрители просили его сделать что-то такое, чего он сделать не мог, так как знал, что это очень опасно. Однажды ему предложили забрать теленка водяного буйвола у матери — чистое самоубийство! Джеральд подготовился к заданию, но разъяренная буйволица набросилась на него и буквально подняла на рога. Она прижала его к металлической ограде загона и сломала ему несколько ребер.

Единственным исключением среди смотрителей был недавно пришедший в зоопарк из ВВС Кен Смит. Джеральд познакомился с ним во время выхаживания оленей Давида. Они подружились и пронесли эту дружбу через всю жизнь.

7 января 1946 года Джеральд отметил свои двадцать первый день рождения и вступил в наследство — он получил три тысячи фунтов, что в пересчете на современные деньги составляет свыше шестидесяти тысяч фунтов. Эти деньги оставил ему по завещанию отец. Джеральд, который раньше мог позволить себе разве что полпинты пива в местном пабе, внезапно превратился в состоятельного человека. За несколько месяцев до этого он решил оставить Уипснейд, чтобы заняться воплощением своей мечты — собирать животных для зоопарков, а потом организовать собственный зоопарк. Джеральд прекрасно понимал, что, оставшись в Уипснейде, он этого никогда не добьется.

Каждый вечер он сидел в своей крохотной, похожей на камеру комнатке в холодной «лачуге» и писал письма известным собирателям животных, предлагая свои услуги. Он хотел принять участие в их экспедициях за собственный счет. Эти бесстрашные супермены казались Джеральду особыми людьми. Но их ответы походили один на другой — у него нет опыта обращения с животными, и они не могут взять его в экспедицию. Если он наберется опыта, то может обратиться к ним позднее.

«И в тот момент, подавленный и угнетенный, я придумал замечательную вещь, — вспоминал Джеральд. — Если я потрачу какую-то часть своих средств на собственную экспедицию, то смогу вполне честно утверждать, что у меня есть опыт, и тогда один из этих великих людей сможет не только взять меня с собой, но и платить мне жалованье. Перспектива казалась мне весьма соблазнительной».

И тогда он решил стать вольным собирателем животных. Джеральд организовал собственную экспедицию по сбору животных для зоопарков. У него был капитал, и он намерен был его вложить. Война приостановила этот странный бизнес — собирание животных для зоопарков. Но теперь наступил мир, и многим зоопаркам требовались животные для пополнения своей коллекции. Зоопарки нуждались в редких, экзотических животных, цены на которые были довольно высоки.

На прощальном ужине в Уипснейде капитан Бил проявил гораздо меньше энтузиазма. «Не вкладывай свои деньги в это дело, — предостерег он юного смотрителя. — Ты наверняка разоришься, попомни мои слова!»

«И не забывай, — напомнил Джеральду Джесси, один из уипснейдских смотрителей, — одно дело лев в клетке, и совсем другое, когда эта зараза подкрадывается к тебе сзади, понял?»

На следующее утро Джеральд попрощался с животными зоопарка. «Мне было грустно, — вспоминал он. — Я был счастлив в Уипснейде. Но, проходя мимо клеток и загонов, я видел в каждом животном то место на земном шаре, куда мне хотелось бы попасть. Животные кивали мне и укрепляли мою решимость».

17 мая 1946 года Джеральд Даррелл покинул Уипснейд и приступил к исполнению своей мечты. Работа в зоопарке дала ему важные практические навыки в избранной им профессии. Именно в Уипснейде он понял, каким должен быть зоопарк, и особенно идеальный зоопарк. Позже он писал:

«Покидая Уипснейд, я был преисполнен решимости завести собственный зоопарк. Но я был точно так же убежден, что, если мне удастся реализовать свою мечту, мой зоопарк будет выполнять три функции.

Во-первых, он будет служить цели образования. Я хотел, чтобы люди поняли, как прекрасны и важны другие формы жизни на нашей планете, чтобы они перестали быть высокомерными и чванными созданиями и признали, что и иные формы жизни имеют право на существование.

Во-вторых, я собирался вести научную работу, наблюдать за поведением животных, не только для того, чтобы понять поведение самого человека, но и для того, чтобы помогать диким животным. Если не понимать потребностей различных видов животных, организовать их эффективную охрану совершенно невозможно.

И в-третьих — и это казалось мне наиболее важным, — мой зоопарк должен был стать местом сохранения животных, убежищем для видов, находящихся под угрозой вымирания. Я собирался сохранять и разводить животных, чтобы они не исчезли с лица Земли, как это случилось с дронтом, кваггой и странствующим голубем».

Всему этому суждено было исполниться в будущем. В то время у Джеральда были более насущные проблемы. Он организовывал свою первую, великую экспедицию. Время шло, и идея все больше и больше захватывала его. Его не терзали сомнения относительно этичности затеянного им предприятия. В молодости Джеральд поставил перед собой две задачи — во-первых, он хотел собирать диких животных для различных зоопарков, а затем мечтал организовать собственный зоопарк. Обе задачи были связаны с животными, но парадоксальным образом отличались друг от друга: в то время как идеальный зоопарк Джеральда был призван сохранять животных от вымирания, собирание зверей часто приводило к их гибели. Джеральд не мог не осознавать такого исхода, хотя никогда себе в этом не признавался. Однако браконьер очень скоро превратился в лесничего.