"Стихотворения" - читать интересную книгу автора (Тиняков (Одинокий) Александр Иванович)

EGO SUM QUI SUM (АЗ ЕСМЬ СУЩИЙ) ТРЕТЬЯ КНИГА СТИХОВ 1921-1922гг.

Предисловие

Я знаю, что многие читатели встретят мои стихи с негодованием, что автор объявят безнравственным человеком, а его книжку – общественно-вредной.

Такой подход к делу будет, однако, вполне неправильным.

Дело поэта, – как и всякого художника, – состоит не в том, чтобы строить или переустраивать жизнь, и не в том, чтобы судить ее, а в том, главным образом, чтобы отражать ее проявления.

В жизни же, как известно, всегда было, есть и будет, наряду с тем, что считается прекрасным и добрым, и то, что признается безобразным и злым. Художник, в моментытворчества по существу своему чуждый морали, волен изображать любое проявление жизни, «доброе» рядом с «злым», «отвратительное» наряду с «прекрасным».

За сюжеты и темы поэта судить нельзя, невозможно, немыслимо! Судить его можно лишь за то, как он справился со своей темой.

Я в моей книге беру современного человека во всей его неприкрашенной наготе.

Рожденные и воспитанные в нездоровых и неестественных условиях, созданных развитием капитализма, все мы – вплоть до самых лучших из нас, – не свободны от эгоизма, от известной косности и распущенности, от склонности к различного рода эксцессам и т.п.

Поскольку я являюсь общественным деятелем – хотя бы, например, в качестве сотрудника Советских газет, – я боролся и борюсь с такими антиобщественными навыками и склонностями,

Но поскольку я выступаю в качестве художника, желающего отразить психологию, скажем, кутилы или дошедшего до предельной черты эгоиста, тем более, если я говорю от лица подобных типов, – я не могу в то же время судить их и подчеркивать в моих стихах, что эти типы – плохи и что их ощущения, переживания и действия суть «зло».

Если я передаю настроения загулявшего литератора, с восторгом говорящего о своем загуле, – это отнюдь не значит, что я «воспеваю» его и утверждаю как нечто положительное. Я только остаюсь в пределах художественной добросовестности, я только рисую, а судить о нарисованном мною образе с моральной или общественной точки зрения предоставляю читателю.

Убежден, что нарисованные мною образы и выраженные мною ощущения современного среднего человека никого не соблазнят и никому не повредят. Кутилы и распутники будут и без наших стихов предаваться кутежам и распутству, а людей, к этому органически не склонных, не увлечешь в эти дебри никакими картинами, никакими стихами.

Ко всему изложенному присовокупляю, что основная идея моей книжки далека как от «воспевания зла», так и от «пессимизма».

Об этом с достаточной ясностью говорит заключительное стихотворение книги. Да! в современном человеке много гадкого, но он – не гад, он всего-навсего «гадкий утенок» из андерсеновской сказки, то есть существо, еще само не знающее, насколько оно прекрасно и какие великие возможности скрываются в нем.

И, наконец, еще одно замечание по поводу стихотворения «Радость жизни», в котором упоминается имя Гумилева. Стихи эти были написаны более чем за месяц до смерти Гумилева, и тогда же я читал их моим литературным знакомым. Отсюда ясно, что никакого отношения к политической деятельности Гумилева и к ее драматическому концу мои стихи не имели и не имеют. По поводу нелепой и преступной авантюры, в которой принял участие Гумилев, я высказался в свое время на страницах «Красного Балтийского Флота» ( 10 сентября 1921г., №90) и мнения моего об этом деле не меняю, и не вижу никакой надобности в том, чтобы делать из имени Гумилева нечто «неприкосновенное».

Александр Тиняков

7-го июня 1924 г.

Ленинград

Любовь к себе Я судьбу свою горькую, мрачную Ни на что не желаю менять: Начал жизнь я мою неудачную, – Я же буду ее и кончать! Больше бога, Героя и Гения Обожаю себя самого, И святей моего поклонения Нет на нашей земле ничего. Неудачи мои и пороки И немытый, в расчесах, живот, И бездарных стихов моих строки, И одежды заношенной пот – Я люблю бесконечно, безмерно, Больше всяких чудес бытия, Потому что я знаю наверно, Что я – это – Я! Я не лучше других, не умнее, Не за силу и доблесть мою Я любовью к себе пламенею И себе славословье пою. Я такой же бессильный и тленный, Я такая же тень бытия, Как и все в бесконечной вселенной, Но я – это – Я! Ноябрь 1921 Радость жизни Едут навстречу мне гробики полные, В каждом – мертвец молодой, Сердцу от этого весело, радостно, Словно березке весной! Вы околели, собаки несчастные, – Я же дышу и хожу. Крышки над вами забиты тяжелые, – Я же на небо гляжу! Может, – в тех гробиках гении разные, Может, – поэт Гумилев… Я же, презренный и всеми оплеванный, Жив и здоров! Скоро, конечно, и я тоже сделаюсь Падалью, полной червей, Но пока жив, – я ликую над трупами Раньше умерших людей. 28 июля 1921 Я гуляю! Пышны юбки, алы губки, Лихо тренькает рояль… Проституточки-голубки,  Ничего для вас не жаль… Я – писатель, старый идол, Тридцать дней в углу сидел, Но аванс издатель выдал –  Я к вам вихрем прилетел. Я писал трактат о Будде, Про Тибет и про Китай, Но девчонок милых груди Слаще, чем буддийский рай. Завтра снова я засяду За тяжелый милый труд, – Пусть же нынче до упаду Девки пляшут и поют. Кто назвал разгул пороком? Думать надо, что – дурак! Пойте, девки, песни хором, Пейте, ангелы, коньяк! Все на месте, все за делом И торгует всяк собой: Проститутка статным телом, Я – талантом и душой! И покуда мы здоровы, Будем бойко торговать! А коль к нам ханжи суровы, Нам на это наплевать! Январь 1922 Homo Sapiens Существованье беззаботное В удел природа мне дала: Живу – двуногое животное, – Не зная ни добра, ни зла. Всегда покорствую владыке я, Который держит бич и корм, И чужды мне стремленья дикие И жажда глупая реформ. Услышу lt;словоgt; коль про бога я, – Я только прыскаю в кулак: Чья мысль бездарная, убогая Могла в пустой поверить знак? В свои лишь мускулы я верую И знаю: сладостно пожрать! На все, что за телесной сферою, Мне совершенно наплевать. Когда ж промчатся дни немногие И смерть предстанет предо мной, То протяну спокойно ноги я И мирно сделаюсь землей. Сентябрь 1921 МОЛЕНИЕ О ПИЩЕ

Ухо во всю жизнь может не слышать звуков тимпана, лютни

и флейты; зрение обойдется и без созерцания садов; обоняние

легко лишается запаха розы и базилика; а если нет мягкой, полной

подушки, все же хорошо можно заснуть, положивши в изголовье

камень; если не найдется для сна подруги, можешь обнять руками

себя самого – но вот бессовестное чрево, изогнутое кишками,

не выдерживает и не может ни с чем примириться.

Саади


Пищи сладкой, пищи вкусной Даруй мне, судьба моя, — И любой поступок гнусный Совершу за пищу я Я свернусь бараньим рогом И на брюхе поползу, Насмеюсь, как хам, над Богом, Оскверню свою слезу. В сердце чистое нагажу, Крылья мыслям остригу, Совершу грабеж и кражу, Пятки вылижу врагу. За кусок конины с хлебом Иль за фунт гнилой трески Я, — порвав все связи с небом, — В ад полезу, в батраки. Дайте мне ярмо на шею, Но дозвольте мне поесть. Сладко сытому лакею И горька без пищи честь. Ноябрь 1921 * * *Нет распределения справедливости;нет ни добра и зла, ни награды и наказанияза добрые и злые дела.Макхали Госсала За веком век Христовы слуги, Добро венчая, зло клянут И, заключившись в тесном круге, Творят над Миром страшный суд. Я их заветы отвергаю. Добра от зла не отличаю, – И все ж я, несомненно, жив, И даже весело играю, И даже в горестях счастлив. Я знаю: в мире бесконечном Наш человеческий аршин Не может измерять глубин – И вижу брата в каждом встречном. Постигнув вещую науку, Преодолев земную муку, Разрушив тесную тюрьму – Святому жму я крепко руку, Убийце руку крепко жму. Октябрь 1921 Без морали Все, в чем есть морали привкус, Мне противно и смешно И гнилым Христовым духом Для меня осквернено. Лишь глупец иль худосочный Спросит: «Жизнь зачем дана?» Мудрый, сильный и здоровый Жизнью пьян, как от вина. Без сомнений и вопросов Он проводит ночь и день; Если ж станет на пороге Ранней смерти злая тень, – Отмахнется он от гостьи, А коль гостья не уйдет, Он спокойно сложит руки, Стиснет зубы и умрет. Февраль 1922 Все мило и свято Все мило для мудрого в Мире, Все свято для чистого в нем: Сидеть ли, наевшись, в сортире, Упиться ль до хмеля вином, Иль с девкой публичной, распутной На грязных возлечь простынях И, грезе отдавшись минутной, Забыться в животных страстях. В «железку» в притоне, средь пьяниц, Играть до рассвета, – а там, Завидев на тучках румянец, – Подняться навстречу лучам И, выигрыш бросив бродягам, Уйти на раздолье полей, Бродить по безлюдным оврагам, Вникая в жужжанье шмелей, Слагая певучие строки О боге, о вечной красе, О сказочном, дальнем Востоке, О нашем российском овсе! И снова в столицу вернуться, В редакции взять гонорар, И снова вином захлебнуться, И вновь погрузиться в угар. Все мило, все чисто и свято, И совести нет никакой, И сердце восторгом объято Пред милой, земной красотой. Январь 1922 Моим гонителям Насолил я всем с избытком: Крайним, средним, правым, левым! Все меня отвергли с гневом И подвергли тяжким пыткам. Голод, холод, безодёжье, В снег ступаю пяткой голой… Сам же песенкой веселой Прославляю бездорожье! И в ответ на все страданья Я скажу: хоть как терзайте, Хоть возьмите — расстреляйте, — Я — свободное созданье! Нынче — левый, завтра — правый, Послезавтра — никакой, Но всегда слегка лукавый И навеки — только свой! Январь 1922 ДОЛОЙ ХРИСТА! Палестинский пигмей худосочный, Надоел нам жестоко Христос, Радость жизни он сделал непрочной, Весть об аде он людям принес. Но довольно возиться с распятым И пора уж сказать: он – не бог; Он родился и вырос проклятым, По-людски веселиться не мог. И без дела бродил по дорогам, И в душе был мертвей мертвеца, И, ютясь по глухим синагогам, Проповедовал близость конца. В наше время его б посадили К сумасшедшим, за крепкую дверь, Ибо верно б теперь рассудили, Что он был вырожденец и зверь. Но тогда его глупые речи И запачканный, грубый хитон Поражали сильнее картечи Истеричных подростков и жен. И хоть взял его царственный Ирод, И распял его мудрый Пилат. Все же был им в сознании вырыт Отвратительный, мерзостный ад. Но довольно садиста мы чтили, Много крови он выпил, вампир! Догнивай же в безвестной могиле, – Без тебя будет радостней Мир! Февраль 1922 SUUM CUIQUE(К проблеме «Любви и Смерти») Любить и ненавидеть глупо. Явленья мира все равны, И лик прелестнейшей жены Ничем не лучше лика трупа. Но я в жену желанье вдуну И повлеку с собою спать… Для трупа же иная стать: Взгляну, нюхну и только сплюну! Октябрь 1921 Гадкий утенок(На мотив сказки Андерсена) Я гадкий и грязный утенок, Живу я на заднем дворе, Мой голос пронзительно звонок И будит других на заре. Но только что птичник проснется И жизнь по углам закипит, Судьба надо мной засмеется, – Гусыня змеей зашипит, Щипнет меня злобная утка, Оглушит индийский петух, – И станет мне горько и жутко, Поникнет обиженных дух. Стараяся птичнице грозной Не броситься даром в глаза, Прижмусь я за кучей навозной И очи застелет слеза. Но чую под крыльями силу И сердце трепещет в груди: Не нынче, так завтра могилу Сыщу я себе впереди! Я видел парящих высоко Прекрасных и царственных птиц: Они прилетали с Востока, И пал я молитвенно ниц. Вот кем-то, гонимый судьбою, От муки сердечной стеня, На крылышках трепетных взмою И крикну: «Убейте меня!» …Забылся я, гадкий утенок, И вскрикнул… И вздрогнул я сам: Как голос мой мощен и звонок, Как тянет меня к небесам! Ноябрь 1921 Послесловие

В моей книге высказана некая несомненная правда.

Но правда не есть Истина, – это читатели должны помнить во-первых.

Во-вторых, – я предвижу. Что иные читатели, брезгливо улыбаясь, будут говорить: «Это автор про себя писал!»

Не совсем так.

Конечно, я писал и о себе (что бы я был за урод, если бы мне были чужды переживания, изображенные в моей книге!) – но все же больше я писал о тебе, – читатель-современник.

Александр Тиняков

1-го февраля 1922 Петербург