"Змееловы" - читать интересную книгу автора (Безуглов Анатолий Алексеевич)2В экспедиции существовало правило: если кто не вернулся с отлова, один из членов бригады змееловов не спал, дожидаясь возвращения товарищей. Графика дежурств не устанавливали. Бодрствовал тот, у кого были какие-нибудь неотложные дела: письмо домой, порванная куртка. Чаще всего это был Христофор Горохов, фармацевт владивостокской аптеки, студент вечернего отделения фармацевтического института, прозванный ребятами Колумбом. В любую свободную минуту он зубрил латынь. Из жилого вагончика Христофора гнали: свет привлекал комарье, ухитрявшееся просачиваться через тройной слой марли, натянутой на оконные рамы. Занимался Христофор в служебном вагончике, за операционным столом, на котором днем брали яд у змей или препарировали погибших по какой-либо причине рептилий. Пока работал движок, еще куда ни шло. А вот сидеть с трехлинейкой было истинным героизмом. Мошка гибла тысячами, усеивая стол толстым сероватым слоем вокруг лампы, набивалась за стекло. Каждые полчаса приходилось вытряхивать горку обгоревших насекомых. Горохов боролся с ними местным самосадом, от одной затяжки которого даже у завзятого курильщика волосы вставали дыбом. Горохов во всем был упорный человек — в учебе, в сборе лекарственных трав, а уж если «садился» на хвост змее, то преследовал ее с таким упрямством, словно от каждой зависела судьба человечества. Ходить с ним на отлов никому особой радости не доставляло. А одному — запрещалось инструкцией. К удивлению всей бригады, его постоянным напарником и другом сделался Василий Пузырев — шофер экспедиции. Парень, прямо сказать, не шустрый, любитель вздремнуть. Особенно если под мухой. Водился за Васей этот грешок. Не то чтобы он прикладывался открыто. Но изредка попадался. Главное, ухитрялся раздобыть «пузырек», по неделе не вылезая с базы. Его так и прозвали — Пузырек. Василий охотно помогал фармацевту собирать лекарственные травы и относился к этому, в отличие от некоторых членов экспедиции, так же серьезно, как и к ловле змей. Самым страстным увлечением Пузырева был футбол. Его маленький транзисторный приемник всегда был настроен на «Маяк». Когда раздавались первые звуки футбольного репортажа, Вася включал громкость до предела и замирал неподвижно там, где его заставала трансляция матча. Как свою личную трагедию он воспринял неудачу киевских футболистов в чемпионате страны. «Всё! — сказал он, когда динамовцы Киева скатились на последние строки таблицы, — Футбол кончился». Но все с тем же рвением слушал «Маяк» и включал свой приемничек на полную мощность, заслышав голос Озерова. В ведении шофера находился также движок и нехитрая электроаппаратура, при помощи которой извлекали яд у змей. Перед тем как выключить «электростанцию» на ночь, он мучительно долго собирался сказать об этом своему напарнику, мялся возле него и, наконец, со вздохом сообщал печальную «новость». Сам зажигал трехлинейку, заботливо подкручивал фитиль и уходил свершать несправедливое по отношению к лучшему другу дело. Вот и в этот вечер Вася тихо вошел в служебный вагончик, тщательно прикрыл дверь и остановился на пороге. Горохов, закатив глаза, шептал латинские слова. — Христофор, электростанцию выключаем? — Вася всегда, трезвый ли, выпивший, произносил слова медленно, с расстановкой. Горохов посмотрел на шофера пустыми глазами. — Движок остановим? — Василий в таких случаях говорил «мы», словно не желая взваливать на свои плечи такую тяжелую ответственность. Горохов растер пальцами виски: — А что, Азаров с Клинычевым уже вернулись? Шофер-механик потупил взгляд. — Не знаю, Колумб, я с аккумулятором возился… Студент, уйдя с головой в латынь, не ответил. Василий смахнул с бортов куртки несуществующие пылинки и шмыгнул за дверь, чтобы появиться снова через полминуты. — Колумб, нету Степана с Клинычевым. Пойду повожусь с аккумулятором еще. — А не хватит тебе? Василий искренне удивился: — Чего? Но Горохов в мыслях был уже далеко-далеко. Шофер потоптался на месте. — В общем, понадоблюсь, в машине я… Аккумулятор, паря, дело серьезное… — И, махнув рукой, вышел. Но заниматься фармацевту не дали. Вслед за Васей в вагончик пришла лаборантка Зина. Она села в уголке на стул и сложила руки на коленях. Христофор поднял голову и, глядя сквозь Зину, как через стекло, беззвучно шевелил губами. — Занимайтесь, Христофор, я тихонечко… Горохов перелистнул страницу и уже не замечал девушку. Зина была из местных, сибирячка. Как-то на районную почту в Талышинске зашел бригадир змееловов Степан Азаров. Разговорились. Он прямо с ходу предложил Зине поработать в экспедиции. Лаборанткой и поваром. Хотя бы месяц. И надо же быть совпадению: Зина на ветеринарном отделении сельхозтехникума училась заочно, а разнарядка на практику не пришла. Вот она и решила: змеи — они те же животные, только ползают. В бригаде обрадовались: наконец-то удастся отведать настоящих сибирских пельменей. Первые же Зинины пельмени произвели неблагоприятное впечатление. Зато лаборанткой девушка оказалась стоящей. И еще… стала ловить змей. Это девушка-то, да еще в восемнадцать лет! Может быть, ей хотелось все уметь, как Степан? Кто знает… В бригаде существовало правило: никому не перемывать костей. Зина сдержанно вздохнула. Но оторвать Горохова от занятий было почти невозможно. — Христофор, простите, вы знаете, который час? Фармацевт посмотрел на часы и машинально буркнул: — Четверть первого. Зина вздохнула печальнее. — Может, они заплутали… Христофор изумленно посмотрел на нее. — Или несчастье какое… Горохов сбросил наконец с себя наваждение латинской премудрости и произнес: — Да, поздновато… Он нехотя оторвался от учебника, ни слова не говоря, вышел из вагончика. Задрал голову вверх. Зина вышла вслед. На самой верхушке высоченного кедра лениво крутился «петух», мигая темному, в крупных бриллиантах звезд небу. «Петух» — изобретение Васи. Раньше змееловы, возвращаясь в свой лагерь в сумерках, пользовались самым древним способом — костром. Но Вася однажды спалил нечаянно полгектара тугаев, за что руководству экспедиции пришлось иметь дело с милицией. Неприятность с трудом уладили. Базу перевели на новое место, километрах в шестидесяти от первого. В отместку за все несчастья, которые обрушились потом на его голову, шофер-механик изобрел и соорудил «петуха» — сильная лампа плюс флюгер. Чудо-машину укрепили на самое высокое дерево возле базы, и она подмигивала тайге. Часто или редко — в зависимости от ветра. Христофор свернул огромную самокрутку и стал задумчиво бить комаров. Что ни говори, а ребята задержались сверх всякой нормы. На Азарова это было не похоже. Зина с надеждой смотрела на сосредоточенное, давно небритое лицо фармацевта. — Поздновато… — молвил снова Горохов. — И Анванны нет. Обещалась еще позавчера быть… — обрадовалась человеческой речи лаборантка. Но человеческая речь оборвалась так же внезапно, как и началась. Поляну окружал темный, таинственный лес. Чуть светлели два желтых вагончика и старенький грузовик, замершие под лапами развесистых кедров. Христофор зашел в другой вагончик и появился с двустволкой. Он выпалил два раза вверх; сменил патроны, выстрелил еще дважды, рассыпав по воздуху сноп искр. Они прислушались к тайге. Но та молчала. — Что, интервенты уже пришли? — послышалось из вагончика. — Азарова с Клинычевым нету, — прошептала в белую марлю окна Зина. Вениамин Чижак, в белой косоворотке, растрепанный, с всклокоченной бородой, но, как всегда, жизнерадостный, скатился по лесенке. Вениамин Чижак был единственным человеком, кому Анна Ивановна Кравченко, научный руководитель экспедиции, «разрешала» носить бороду. Вене она действительно шла. Как шли косоворотка и сапоги, в которые он заправлял брюки. Чижак рядился под мужичка для форсу. К его чудачествам все привыкли. Веня обнял Зину за плечи: — Зинуленька, ты простудишься. — Совсем не холодно, — отстранилась Зина. Веня взял у Горохова ружье. — Пальнуть, что ли… Вон та звезда мне всю жизнь не нравилась. Чижак тщательно прицелился в небо и шарахнул дуплетом. — Не попал, — разочарованно вздохнул он. Эхо прокатилось по лесу и запуталось где-то вдалеке. — Слышите? — прошептала Зина. — Эхо, — сказал Горохов. И вдруг совсем рядом, у машины, грохнул выстрел. На землю упало что-то мягкое, вроде мешка с тряпьем. И через минуту, путаясь в кустах, к ним вышел Вася, волоча по земле ружье. Горохов молча отобрал у шофера «тулку» и коротко приказал: — Не балуй. — А я что, паря, я за канпанию… Пузырев медленно дошел до вагончика, с трудом преодолел лестницу, два раза съехав вниз, и наконец затих за дверью. Уснул. А воздух все гудел от осатаневшей мошки. Казалось, в каждом кубическом сантиметре вилось не меньше миллиона этих тварей. — Ребята, что же будем делать? — В голосе девушки зазвенели слезы. — Тише, — остановил ее Горохов. Где-то вдалеке глухо кричал филин-пугач, стонала болотная выпь. Все трое прислушались. И вдруг сквозь привычный шум ночной тайги раздался хруст веток. Кто-то тяжело и неуклюже пробирался сквозь валежник, не разбирая дороги. — Медведь, — прошептала Зина. — Ты что шепчешь, Васю боишься разбудить? — снова обнял ее за плечи Веня. Зина освободилась от его объятий и громко закричала: — Леня, Степан Иванович! Эхо раздробило ее слова. Хруст послышался ближе. — Они, — твердо сказал Горохов и закурил. Очень скоро на поляну вышла странная фигура с двумя головами и четырьмя руками. Переглянувшись, ребята бросились навстречу. Бригадир, держа в одной руке белые полотняные мешочки, тащил на себе Клинычева, за спиной которого болталось ружье. Горохов и Чижак подхватили Клинычева и внесли в вагончик. Степан с трудом поднялся вслед и в изнеможении опустился на лежак. Клинычев, бледный как полотно, с крупными каплями пота на лбу, поводил вокруг мутными, едва приоткрытыми глазами. Штанина его джинсов была разорвана. Нога опухла до колена и сильно потемнела. — Разбудить Васю — и в райбольницу! — коротко приказал Азаров. Христофор промолчал, склонившись над Клинычевым. Чижак, хмыкнув, кивнул на шофера. Тот блаженно улыбался во сне, зажав руки между коленями. Степан потряс его за плечо. Вася еще больше расплылся в улыбке, но глаза открыть не смог. — Хорош! — Бригадир встал, пошатываясь. — Лучше не бывает… — Веня поднял с пола мешочки со змеями. — Сколько? — Двенадцать гадюк. И один щитомордник. — Степан взъерошил волосы рукой. — Вот скотина! Нажрался-таки. Ну погоди… — Как это Клинычева угораздило? — не унимался Чижак. — Брал гадюку и не заметил рядом другую, — нехотя ответил Азаров. — Нет, какая свинья… — Что распаляешься, бригадир, — примирительно сказал Чижак. — Откуда Васе было знать, что Клинычева укусит змея? Ведь прикладывается он не в первый раз… — Но в последний! — Бригадир со злости ткнул шофера кулаком в бок, но тот снова подарил миру лишь очаровательную улыбку. — Степан Иванович, может, поужинаете? — решилась наконец вставить Зина. — Подожди, подожди, Зина, не до этого… Христофор оторвался от больного. — Чаю ему побольше и покой. Послезавтра будет ходить. Его слову верили. Во-первых, говорил он мало, во-вторых, фармацевт как-никак, имеет отношение к медицине. — Ты думаешь? — посмотрел на него внимательно Азаров. — Да. — Добро. Анван еще нет? — Нет. А обещалась еще позавчера быть, — ответила Зина. — Поешьте, Степан Иванович, нынче макароны с тушенкой. Чай… — Потом. Давайте Леню на место Анны Ивановны. А ты, Зина, пригляди за ним. Чаю побольше… — Это можно, с удовольствием, — побежала за чаем девушка. — Степан, еще один вопрос. Его рвало? — спросил Христофор. — Да. — Может, дать коньяку? Грамм сто… — Дадим. Схожу за НЗ. Бригадир сходил в служебный вагончик, где в сейфе стояла бутылка армянского. Клинычева перенесли на женскую половину и уложили на постель Кравченко. Христофор заставил больного выпить полстакана коньяка. Клинычев задремал. Горохов налил еще полстакана и протянул бригадиру. — А мне-то зачем? — отмахнулся Степан. — От усталости. Пей. Азаров ничего не ответил. — Я бы на твоем месте всю жахнул, — засмеялся Чижак, — а он отказывается… Бригадир взял стакан, аккуратно слил коньяк в бутылку и заткнул пробкой. — Везет людям… — вздохнул Веня. — Да не тем… Азаров взял отловленных змей и пошел в служебный вагончик. Горохов с Чижаком отправились с ним. Рядом с операционной, в маленькой комнатушке, стояли деревянные ящики, обтянутые мелкой стальной сеткой, в которых лежали змеи. Христофор молча взял у бригадира мешочек. — Что, Колумб, не доверяешь? — усмехнулся Степан. — У тебя руки дрожат, — спокойно ответил Горохов. — Открывай, Веня. Чижак открыл дверцу пустого ящика. Христофор раскрыл мешочек и, вынув кронцангом одну за другой гадюк, переложил их в ящик. Каждую Веня пододвигал внутрь крючком. Щитомордника посадили к его собрату. Когда все было сделано, в помещении погасили свет и перешли в операционную. Закурили. Христофор молчал. Молчал и Веня, деликатно ожидая, когда бригадир начнет рассказ. Но тот думал о чем-то своем. Не выдержал Чижак: — Где же это случилось? — В Волчьем распадке, за Каменной плешиной. Веня присвистнул. — Это ты его пятнадцать километров на себе пер? Степан нехотя поправил: — Десять — двенадцать… — Тоже ничего… А как это все-таки произошло? — не унимался Веня. Христофор посмотрел на Чижака. Тот замолчал. Степан подпер отяжелевшую голову ладонями. Он едва держался. Но старался не показывать виду. Все-таки бригадир. — Сколько сегодня отловили? — устало спросил он. — Веня — четыре гадюки, Вася — ничего, Зина — одного щитомордника и двух гадюк, я — восемь гадюк, — перечислил фармацевт. — Средне, — вздохнул бригадир. — План еще не выполняем. Ну ладно, завтра возьмем у всех яд и отпустим. Что-то Анван задерживается. Приедет, намылит нам холку за Василия. Завтра я ему башку оторву… — Кончай, бригадир. Пора спать, — прервал Степана Горохов. — Это верно, — кивнул Азаров. — Выспаться надо как следует. И еще вот что, Колумб. Мы там оставили рюкзаки, куртку… Короче, все свое барахло. Найти нетрудно — прямо по звериной тропе с левой стороны просеки. Кстати, там много зверобоя. Я нарвал охапку, но, сам понимаешь, не до него было… Я утром повезу Леню в больницу. — Понимаю, — кивнул Горохов. — Схожу. Все поднялись. Христофор пошел, выключил движок. Степан, так и не поужинав, свалился на постель и уснул как убитый. Все разбрелись по своим койкам. Через пять минут база спала. |
||
|