"Половина собаки" - читать интересную книгу автора (Тунгал Леэло Феликсовна)

11

Сразу же открылась дверь кухни, и передо мною оказался человек, голос которого мне был уже знаком. У него было большое лицо, длинная верхняя губа, широкий рот и мешки под глазами. Он чем-то напоминал сенбернара, но в глазах с красными веками не было той снисходительной доброты, с которой большая породистая собака смотрит на людей. Из рукавов вылинявшей голубой рубашки росли две толстые руки, густо покрытые светлыми волосками, и на правой руке синела татуировка: пробитое стрелой сердце и надпись: LOVE ME!

Верзила смотрел на меня (когтистая рука другого мужчины сжимала мне плечо все больнее), смотрел на сеттера, прыгающего и лающего вокруг моего захватчика, и вдруг рассмеялся.

— Мха-ха-ха-а! Реэт, поди сюда! К тебе гости — маленький кавалер с собакой! Здравствуй, маленький Иллимар![5] — Он протянул мне свою руку с «LOVE ME!».

Конечно, было бы честнее и правильнее всего не заметить руки, но попробуй изображать героя, когда другой взрослый так впился тебе в плечо, что вот-вот оторвет кусок кожи! Татуированный больно сжал мою руку, но не это заставило меня покраснеть, только говоря «Здравствуйте!», я пустил петуха. Бывает, у меня весь день нормальный человеческий голос, но иногда из моего горла вырывается звук, похожий на скрип или воронье карканье. Давно пора медицине поставить дело так, чтобы голос менялся сразу и во сие, ложишься спать с одним голосом, а просыпаешься с другим.

В дверях появилась уборщица, мужчина обнял ее одной рукой и пошутил:

— Ну, признайся честно, Реэт, что у тебя с этим молодым человеком? Неужто зашло так далеко? Уж не из-за этого ли симпатичного парнишки ты хотела разрушить наш гармоничный брак, ха-ха-ха! Не выйдет, юноша, — кто первый, тот и муж!

— Перестань говорить ребенку глупости! — сказала уборщица. Лицо у нее было заплаканное.

— Отвечай, кто тебя сюда послал! — не унимался поймавший меня. — Что ты тут вынюхивал за дверью?

— Да он учится тут, в этой школе, — объяснила уборщица устало.

— Сейчас, летом? — удивился черноглазый. — Прикажи, наконец, своей собаке замолчать.

— Даун! — сказал я Леди, кривясь от боли в плече.

— Хорошая собачка! — признал муж уборщицы. — Реэт, вынеси собачке что-нибудь поесть и пригласи гостя зайти!

— Она ничего не берет у незнакомых, — сказал я и увидел, что Леди сразу же вцепилась в брошенный на пол кусок сырого мяса. А ведь сырое мясо она вообще не любит! Не помогло запрещение, собака мгновенно проглотила мясо и поглядела на меня с виноватым видом. Затем она села перед уборщицей, помахивала хвостом, выпрашивая добавки. Ну и предательница. А что, если бы мясо было отравленным?

Мужичище сам принес Леди еще кусок мяса, подхватил меня, словно перышко, и внес в кухню. Да, я поступил правильно, когда не бросился к машине сражаться с ним — у него не только веса, но и силы хватало. И худой тоже вошел в кухню следом за нами. Пока он держал меня за плечо, я не видел, что в другой руке у него был какой-то ящик. Теперь я разглядел очень хорошо: дорогой стереограммофон нашей учительницы пения! Наверное, они собираются включить его здесь, но ведь из этого ничего не выйдет — усилители-то остались в музыкальном классе, а без них из стереограммофона можно извлечь музыки не больше, чем из сковороды.

— Реэт, предложи свату что-нибудь перекусить! — велел толстяк. — Икорки, фаршированных яиц и ломтики ветчины! Ха-ха-ха!

Я подумал, что набор шуток у него довольно беден, раз он так часто повторяется, с тех пор, как выдал тут эту шутку впервые, прошло совсем мало времени.

— Познакомимся! — сказал мужчина. — Я законный муж тети Реэт. А как тебя зовут, молодой человек?

— Олав. — Я счел, что имени будет достаточно.

— Слышь, — обратился муж тети Реэт к своему худощавому приятелю, — Олав, юноша-то твой тезка.

Похоже, нам обоим — и худому с граммофоном, и мне — не нравилось быть тезками. И подумать только, всякие мерзкие типы носят такие же имена, какие дают нормальным людям!

— Имя не портит человека! — Муж уборщицы засмеялся. — Ну, юноша, выставляй на стол сватовское вино!

— Что ты несешь! — остановила его жена. — Ребенок даже испугался!

— Ты не взял с собой вина, что ли? — Худой широко раскрыл глаза. — Ну и манеры нынче у молодых барчуков! Когда я был молодым, выбрал своей первой любовью учительницу литературы. До чего же я читать любил! И до сих пор люблю, только моя деятельность не предоставляет возможностей для этого. Вот когда я наконец постарею и выйду на пенсию, тогда почитаю. Или даже лучше напишу. Для этого я теперь и знакомлюсь с жизнью. Всесторонне!

Теперь смеялся уже и худой. Толстый Март воодушевился и принялся ему подыгрывать:

— Да-да, в данный момент мы знакомимся вместе с Олавом со школьной обстановкой. Дня через два начнем путевые очерки. И тогда мы превратимся в лириков природы: «Тайга, тайга, кругом снега…» Что такое настоящая тайга, простые смертные не знают, а мы скоро узнаем. А ты, молодой хозяин, что думаешь на этот счет?

— Не знаю… и никакой я не хозяин!

— Спроси-ка у него лучше, что он тут искал? — подбивал верзилу мой худой тезка.

— Ребенок соскучился по школе, — сказал Март примирительно. Но неожиданно глаза его сощурились, лицо сделалось жестоким и большой рот прошипел: — Тебя кто-то послал сюда?

И теперь уже он так сильно сжал мой локоть, что я, скривившись от боли, подумал: «Завтра буду пятнистым, как корова фризской породы!»

— Отец послал! — соврал я.

— Чего вы мучаете ребенка? — пробормотала уборщица Реэт. — Он-то в чем виноват?

— Кто твой отец? Местный полицейский, да? — спросил Март.

— Мой отец главный бухгалтер!

Мужчины усмехнулись.

— Ишь ты, какие есть прекрасные профессии! Тихие, дрожащие канцелярские крыски ведь тоже хотят жить, — сказал Март, противно посмеиваясь. — И посылают поэтому своих сыновей сумеречными августовскими вечерами следить за школой!

— Отец велел проверить, все ли дни в саду я отработал.

— Они собирают ягоды в саду, — объяснила уборщица Реэт, — а мы с поварихой варим из них варенье на зиму.

— Ах, какая красивая картина: детишки собирают ягодки, а тетя Реэт варит сладкое варенье, — восхитился Март. — Что уж говорить о пас, друзьях литературы!

Я долго собирался с мужеством, пока наконец решился спросить, опять пустив петуха:

— А что вы делаете в нашей школе? Это граммофон наш, школьный? Вы принесли его из музыкального класса?

Толстяк захохотал:

— Деточка, в мире полно граммофонов, и все они братья-близнецы.

Я подумал: «Нельзя с ними спорить, надо как можно скорее выбраться отсюда и сообщить директору. Нужно выглядеть как можно глупее и казаться послушным… Надо, надо, надо!»

— Вот оно что… — ответил я.

Худой Олав остановился передо мной и погрозил пальцем:

— Ай-яй-яй! Разве может пионер вести себя так с представителями министерства просвещения? Ты ведь пионер?

Я кивнул.

— Может быть, пионер Олав не слыхал, что сейчас проводится большая компания по объединению школ: маленькие и бедные школы упраздняются, а большие и сильные станут еще сильнее. Инвентарь маленьких школ переходит к большим, или: где есть, туда и дают, как говорят в народе. А ваша школа… — мой тезка сморщил нос, — сам понимаешь, старый дом, антисанитарные условия… Осенью начнешь ездить в большую школу тут неподалеку, там большие окна, теплые сортиры со смывом…

И уборщица, и ее муж слушали раскрыв рот. Можно было подумать, что они начнут учиться в школе с санитарными условиями. Но одурачить меня было не так-то просто: ведь я слышал, о чем говорили уборщица и ее муж раньше.

— Ну ладно, тогда я пойду.

Я боялся, что скажут сразу: «Никуда ты не пойдешь!» Но мужчины переглянулись и кивнули.

— Валяй! В другой раз, молодой хозяин, сперва выясни, с кем имеешь дело, прежде чем упрекать!

Дверь за мной закрылась, и я услышал, как тот, худой, державший граммофон, сказал:

— Если теперь что-нибудь делать, так быстрее, чем всегда. Эти мичуринцы и суворовцы… от них можно ждать чего угодно.

— Что вы хотите делать? — испуганно крикнула уборщица Реэт. Но у меня больше не было ни времени, ни желания подслушивать, я подумал то же самое, что сказал мой тезка: «Если теперь что-нибудь делать, то быстро!»

— Пойдем, Леди!

Леди прыгала передо мною, то ли сырое мясо лишило собаку разума, то ли она думала, что мы теперь навсегда останемся тут, большими скачками собака помчалась по ставшему уже привычным пути: наверх, в каморку за залом.

— Леди! Леди! — позвал я. Делать было нечего, пришлось подняться за нею на второй этаж…

— Леди, домой! — приказал я.

Собака послушно стала спускаться по лестнице. Но… тут у меня возникла очень хорошая идея.