"Необычайные приключения Петера Шлемиля" - читать интересную книгу автора (Шамиссо Адельберт)

10

В немой молитве, проливая благодарственные слезы, упал я на колени, ибо предо мной вдруг ясно предстала моя будущая судьба. За проступок, совершенный в молодые годы, я отлучен от человеческого общества, но в возмещение приведен к издавна любимой мною природе; отныне земля для меня — роскошный сад, изучение ее даст мне силы и направит мою жизнь, цель которой — наука. Это не было принятым мною решением. Просто с этой поры я трудился с смиренным, строгим, неугасимым усердием, стремясь передать то, что в ясном и совершенном первообразе видел своим внутренним оком и бывал доволен, когда переданное совпадало с первообразом.

Я поднялся и, не страшась, обвел взглядом то поле, на котором собирался пожинать урожай. Я стоял на вершинах Тибета, и солнце, восход которого я видел несколько часов тому назад, здесь уже клонилось к закату.

Я прошел Азию с востока на запад, догоняя солнце, и вступил в Африку. Я с любопытством огляделся в ней, несколько раз измерив ее во всех направлениях. Пройдя Египет, где я дивился на пирамиды и храмы, я увидел в пустыне, неподалеку от стовратных Фив[20], пещеры, в которых спасались христианские отшельники; и вдруг для меня стало ясно и несомненно: здесь твой дом. Я выбрал себе для жилья самую скрытую и в то же время поместительную, удобную и недоступную шакалам пещеру и продолжал свой путь.

У Геркулесовых столпов я перешагнул в Европу и, бегло осмотрев ее южные и северные провинции, через Северную Азию и полярные льды попал в Гренландию и Америку, пробежал по обеим частям этого материка, и зима, уже воцарившаяся на юге, быстро погнала меня с мыса Горн на север.

Я подождал, пока в Восточной Азии рассветет, и, отдохнув, двинулся дальше. Я шел через обе Америки по горной цепи, в которой расположены высшие известные нам точки земного шара. Медленно и осторожно ступал я с вершины на вершину, по пышущим огнем вулканам и снежным пикам, часто дыша с трудом; я дошел до горы св. Ильи[21] и через Берингов пролив перепрыгнул в Азию. Оттуда я двинулся по ее восточному, очень изрезанному побережью, особенно тщательно обдумывая, какие из расположенных там островов могут быть мне доступны. С полуострова Малакка мои сапоги перенесли меня на Суматру, Яву, Бали[22] и Ломбок[23]. Я попытался, не раз подвергаясь опасности и все же безуспешно, проложить себе путь на северо-запад, на Борнео и другие острова того же архипелага, через мелкие острова и рифы, которыми ощетинилось здесь море. Я должен был отказаться от этой надежды. Наконец я уселся на крайней оконечности Ломбока и заплакал, глядя на юг и восток, ибо почувствовал себя как за решеткой тюрьмы, — слишком скоро я обнаружил положенный мне предел. Чудесная Новая Голландия[24], столь существенно необходимая для познания земли и ее сотканного солнцем покрова — растительного и животного мира, — и Индийский океан с его коралловыми островами были мне недоступны, и значит, уже с самого начала все, что я соберу и создам, обречено остаться только отрывочным знанием. О Адельберт, как тщетны усилия человека!

Часто, когда в южном полушарии свирепствовала лютая зима, пытался я пройти от мыса Горн через полярные льды на запад те двести шагов, которые отделяли меня от Земли Вандимена и Новой Голландии, не думая об обратном пути, — пусть даже этой узкой печальной полоске суши суждено сомкнуться надо мной, как крышке гроба, — с безумной отвагой отчаяния перепрыгивал я с одной дрейфующей льдины на другую, не отступая перед стужей и морем. Напрасно — я все еще не попал в Новую Голландию! Всякий раз я возвращался обратно на Ломбок, садился там на край мыса и снова плакал, глядя на юг и восток, ибо чувствовал себя как за решеткой тюрьмы.

Наконец я все же покинул этот остров и с грустью в сердце вступил на Азиатский континент; затем, догоняя утреннюю зарю, я прошел на запад и еще ночью пришел домой, в Фиваиду, откуда вышел накануне вечером.

Я немного отдохнул, но как только над Европой взошел день, сейчас же озаботился приобретением всего необходимого. Прежде всего мне нужна была тормозящая обувь, ибо я испытал, как неудобно, чтоб сократить шаги, разуваться каждый раз, когда хочешь не спеша рассмотреть близкий объект. Пара туфель поверх сапог вполне оправдала мои ожидания; впоследствии я всегда брал с собой две пары, так как часто сбрасывал туфли с ног и не успевал подобрать, когда львы, люди или гиены спугивали меня во время собирания растений. Прекрасные часы на короткое время моих путешествий вполне заменяли мне отличный хронометр. Мне не хватало еще секстанта[25], нескольких физических приборов и книг.

Чтоб обзавестись всем этим, мне пришлось со страхом в сердце совершить несколько прогулок в Лондон и Париж, к счастью как раз окутанные благоприятствовавшим мне туманом. Когда остатки волшебного золота были исчерпаны, я стал расплачиваться слоновой костью, которую нетрудно было раздобыть в Африке, причем я, конечно, выбирал самые маленькие клыки, сообразуясь со своими силами. Вскоре я был хорошо снаряжен и всем обеспечен и, не откладывая, начал новую жизнь не связанного службой ученого.

Я бродил по земле, то измеряя ее высоты, температуру воды и воздуха, то наблюдая животных, то исследуя растения; я спешил от экватора к полюсу, из одной части света в другую, сравнивая добытые опытным путем сведения. Пищей мне обычно служили яйца африканского страуса или северных морских птиц и плоды, преимущественно тропических пальм и бананов. Недостающее счастье в какой-то мере заменяла никотиана[26], а человеческое участие и близость — любовь верного пуделя, который охранял мою фиваидскую пещеру и, когда я возвращался домой, нагруженный сокровищами, радостно выбегал навстречу и по-человечески давал мне почувствовать, что я не одинок на земле. Но мне еще суждено было снова встретиться с людьми.