Николай Шипилов ОСТРОВ ИНОБЫЛЬ Роман-катастрофа [1]

1

Новые коттеджи стояли на стратегической высотке, и каждый из них являл собой неприступную крепость.

Стрелы новоявленных стрит были вложены строителями в туго натянутую тетиву леса, окружившего эту былую пригородную деревеньку. В легендарные времена, наверное, стояла здесь церковь с погостом, а каждый мирянин мог заснуть вечным сном в сухом песчанике после трудов своих. В таком золотом песчанике, какой любят сосны, где маслята с капельками радужной росы на шляпах.

Каждому бы жить в таком месте, где выстроил свой особняк старина Чугуновский, бывший инженер-машиностроитель и бывший уже «челнок». Жизнерадостный пятидесятилетний повеса, у которого, по его мнению, все получалось. А то, что не получалось, он напрочь и легко забывал. Оттого ему казалось, что каждый новый день его жизни — самый первый из всех прожитых им на земле. Если ровесник жаловался, что жизнь несет, как сивый конь к оврагу, и что она, эта самая жизнь, промелькнула, как солдатская самоволка, то старина Валерий Игнатьевич начинал вспоминать. И со свежим удивлением обнаруживал свое непонимание вопроса:

— А по мне, так я прожил сто жизней… И еще хочу…

— Тебе не понять, старина. Ты слишком легкомыслен. Ты был трижды женат именно поэтому… Удивительно, как ты еще такой домен отстроил! — говорит знакомец, которого Валерий Игнатьевич знал как налогового инспектора Сапегина или Сепыгина. Он с месяц как впервые появился в доме по служебной надобности, сразу стал называть домовладельца стариной, а дом — доменом. Валерий Игнатьевич запросто отзывался на «старину».

— Трудясь на стройках перестройки, отстроил… — отвечает, например. — А что мой домен? Есть и покруче домены…

— Ну, покруче-то — те у нас еще ся-а-адут! Мы знаем источники их доходов… А ты кто? Ты — «челнок-горбач»… Хотя-а… — и щурит на Валерия Игнатьевича глаз, целится в обозримое будущее.

У Сапегина-Сепыгина вместо глаз — окна, в которые смотрит играющая звездочками ночь. У него вместо зубов — сияющий средь алых маков белый снег. У него вместо денег — разговоры о деньгах. Он в инспекции всего полгода.

Сидят они со стариной в прохладе мансарды, пьют вишневку из погреба и играют в «подкидного» на компьютере.

— Ты этой жестянке веришь? — кивает инспектор на «винчестер».

— Жизни, что ли? О какой вере может идти речь? — посмеивается старина.

— Не верь никому… — как нечто выстраданное поверяет инспектор. — И мне не верь! Когда мы с тобой познакомились, старина? Где?

— А то я помню! — усмехается старина. — Буду я помнить… С ума сойду… Уж лучше с бубен схожу!

— Вот у тебя жена молодая. Ты ей в отцы годишься. На что ты рассчитываешь? Какие у нее мотивы? А ну отравит?

— А ты, конечно, вечно жить собрался? Знакомо с детства. Устанешь — перестанешь… — предполагает старина. — Приходишь ты вечерком с мытарств к дому — тук-тук! Ах! Ты жива еще, моя старушка-норушка… Или — наружка? Как ты ее зовешь?

Инспектор помаргивает обиженно глазами, вспоминает нужные к случаю слова. Вспомнил:

— Плохонькая, да своя. А тебя твоя отравит — сто процентов!.. Где вот она у тебя партизанит, знаешь?

— Известно где… Где у нас основные тропы партизан? На Украину собралась. Там у меня теща… — старательно не понимает инспектора старина Чугуновский.

— Да с бубен ходи-то! С бубен, как обещано! Куда вини-то поволок! Бестолковый…

Он сильно пучит глаза, будто хочет навсегда запомнить феноменального глупца, играющего в подкидного дурака с компьютером. Потом тяжело вздыхает, берет полевой бинокль Чугуновского и протискивается на балкон, чтобы обозреть окрестную июльскую благодать.

— Хорошо как… — говорит он по-человечески просто. — Везет же дуракам…

Откуда ему знать, что не на одни челночные барыши строил свой «домен» Валерий Игнатьевич, что отцовские трофейные марки — движитель его благоденствия. Без них он так бы и жил в своей бессовестной «распашонке».

— Иди сюда, гляди — баба! — сдавленным до сипа голосом зовет несчастный инспектор и машет рукой к себе, будто хлебнул неразведенного спирта. — Ух, кака-ая!

— Не верь глазам своим! — говорит старина и уходит жарить на изысканном старом керогазе глазунью с лучком. Он с детства любит такую глазунью, жареную на керогазе, с привкусом керосиновых паров.

Указательный палец его забинтован. Позавчера укусила дикая собачонка, видом похожая на хризантему, растоптанную в осенней грязи.

Однако старина не доверяет готовку любимой еды домработнице — добротно сложенной бабенке из выморочной деревеньки по соседству. Он зовет домработницу Домрой.