"Время воды" - читать интересную книгу автора (Щигельский Виталий)

Глава 7. БРЫЗГИ ШАМПАНСКОГО

Институт я покинул с готовой дипломной работой «Влияние транспорентности на элементарные свойства полупроводников» на руках, пятьюстами долларами в кармане и нехорошим предчувствием чуть выше желудка. Предложение профессора манило и пугало, а путь назад был отрезан невидимой печатью моего обещания.

Уже завтра утром я должен найти фуру со ставропольскими номерами и нанять ее вместе с водителем. По двойной ставке на четыре часа. Далее мне следовало въехать на территорию трамвайного парка на Софийской улице, где находился оптовый склад задолжавшей Снеткову фирмы «Орел и Орлан», и, предъявив кладовщику копию платежного поручения и накладную на выдачу товара, встать под погрузку. Снетков рекомендовал вести себя раскованно и небрежно: грызть семечки, плевать шелухой по сторонам, чесать яйца и не пугаться ни милиции, ни вохровцев, ни бритых под зэков ребят в спортивных костюмах. Как бы ни сложилась торговая операция, я не должен признаваться в знакомстве с профессором Снетковым, а также реагировать на схожие фамилии, типа Сметков, Следков, Шведко, Швыдкой и прочие.

Во время инструктажа Владимир Вениаминович выглядел собранным и подтянутым. Он поинтересовался, хорошо ли я стреляю, за сколько пробегаю стометровку, как переношу пытки, сколько суток могу голодать. Оставшись доволен ответами, профессор принялся заполнять первичные документы. В процессе Снетков сильно вспотел, а руки его дрожали. Несколько экземпляров накладных были посланы в мусорное ведро, но процесс прогрессировал: подписи становились более витиеватыми, а итоговая сумма возросла на порядок.

Полученный товар требовалось перевезти на противоположный конец города — в Озерки. Там у знакомых Снеткова имелись вместительные гаражи. На гаражах разгрузиться, рассчитаться с водителем и затем неделю сидеть дома, не открывать дверь и не отвечать на звонки — готовиться к сдаче дипломной работы. Как именно готовиться — Владимир Вениаминович не сказал, но показал все объясняющий знак: звонко щелкнул по коже под подбородком и похабно закашлялся.

Профессора тоже сходят с ума, подумал я, но прогнал эту мысль, ибо ее развитие препятствовало здоровому стремлению стать богатым. Еще я подумал, что мне будет спокойней действовать не в одиночку, а в группе, и в очередной раз пожалел, что мой тезка Виктор, удмурт из Ижевска, так далеко.

В одиночку действовать не пришлось, на помощь пришла старушка-судьба.

Впрочем, кому старушка, а кому как: когда я подошел к одному из убогих ларей, чтобы потратить часть гонорара, то увидел сквозь маленькое, как мышиная норка, окошко знакомую голову. Белобрысую и безбровую, четко вписывающуюся в правильный пятиугольник, не голову, а кормовую репу. Без двусмысленностей и ненужных изысков человек, череп которого я рассматривал, носил фамилию Репин. А звали его Дмитрий. Я учился с ним в одной школе, в старших классах мы вместе курили на переменах, иногда обменивались замечаниями о жизни, то есть почти что дружили, но постепенно наши взгляды естественным образом разошлись. Что, в общем-то, дело обычное. В то время как я прилежно учился, он уже догадался, что человека человеком делают деньги и женщины, то есть рассудил примитивно, но верно.

Вспомнив его несложные тезисы, я решил, что могу на него рассчитывать.

Репа не видел меня. Сидя на ящике из-под яблок, он сосредоточено и с удовольствием пересчитывал денежные знаки.

— Хелоу, Димас, — сказал я и постучал по грязному зацарапанному прилавку. — Продай-ка мне водки!

— Бухалова нет, только закуска, — не поднимая головы, ответил он. — Яблоки, лук, капуста, хурма. Чего сколько надо?

— Димас, это я, Витек!

— Витька? Поп! — Репин спрятал деньги в карман фиолетового халата и посмотрел в мою сторону. — Давно дембельнулся?

— Три дня назад.

— Бухаешь, бл…дь?

Не знаю, говорил ли он наобум или был прирожденным физиономистом-психологом, но он оказался точен в формулировке. Мне оставалось сознаться:

— Гудели вдвоем с Генофоном.

— Без теток?

Дима знал Генофона, но разговаривать и выпивать с ним считал для себя зазорным. Он вообще пил редко и небескорыстно, в основном используя водку для положительного решения полового вопроса.

— Без. Я еще не осмотрелся.

— Ну, ты даешь. Я в первый же день себе соску нашел. А что ж твоя Жанка? Она тебе не дает?

— С нею покончено, — ответил я высокопарно, в стиле Шекспира.

— Понятно, дает другому. Видел я его как-то. Ничего особенного, обычный лох, — Репин обтер земляные руки о грязное полотенце и пригласил: — Заходи!

У ларька с правого боку имелась небольшая, но крепкая дверь, через которую я проник внутрь. Протискиваясь между ящиков с овощами, я ободрал о торчащие из досок гвозди рукав пальто.

— Бл…дь! — сказал я в досаде.

Дима понял по-своему, понял значительно глубже:

— Да ты не расстраивайся, Витек. Все женщины — там! Хочешь, мы ее лоха отхерачим?

— Не надо, у них любовь, — ответил я.

— Не переживай. Я тебя с такой бабцой познакомлю… А ты вообще куда шел-то?

— Домой из института.

— Из института? Да брось ты. Теперь учиться не нужно. Вокруг кооперация. Все бурлит, пучится. Не поверишь, полгода назад прилавки были пустые, а теперь вот одной «гуманитарки» жри, сколько хочешь, главное, чтобы «бабки» были. «Бабки» надо делать, а не уроки. Ты, Поп, конечно, умный чел, усидчивый, но теперь это не актуально. Нужно быть просто хитрожопым. Пока будешь делать уроки, вся жизнь пройдет. Лавочка открылась и дает возможность взять столько, сколько унесешь, нужно только знать, где вход. Нужно один раз рискнуть!

— И как рискуешь ты?

— Ну… — Репа смутился. — По-настоящему я пока не рискую. Жду свой шанс. Но я и сейчас уже не какой-нибудь лох. Я получки и аванса не жду. У меня каждый вечер наличман карман оттопыривает. Я, братан, кручу один фокус. С каждого веса сто грамм мои. Продаю всем покупателям одну и ту же луковицу. Такой вот налог с покупок, Витек.

— Как так? — удивился я. — И тебе морду не бьют?

— А никто не врубается. Пока покупатель тупо смотрит на стрелку, я цепляю к корзине с товаром луковицу крючком. Ее вес — мой вес. Эйнштейны и Бронштейны о таком не мечтали.

Пока я пытался выразить свое отношение к фактам обвеса, в отверстие окошка втиснулось густо напудренное лицо. Оно поинтересовалось у Димы:

— Это «хурма» или «королек»?

— «Королек», — ответил Димас, не раздумывая.

— Тогда свешайте мне килограмм.

— Сию минуту, — пробормотал Репа.

Ловко жонглируя, он накидал в корзинку фруктов, извлек из-под халата крупную «луковицу» с загнутой крючком проволокой. Когда стрелка весов показала девятьсот граммов, Дима прицепил к корзине «прибор» и сказал в обведенные карандашом внимающие глаза:

— Вес взят, мадам, ровно кило.

Когда мадам отошла, я спросил друга:

— А что такое «королек»?

— Не знаю, — небрежно ответил он. — Но он был ей нужен. «Хурма» — она произнесла презрительно, а «королек» — с тонким налетом эротики.

— Круто! Ты давно тут работаешь?

— Два месяца. Что, тоже хочешь?

— У меня не получится.

— Захочешь — получится. Ты зачем сюда пришел?

— Давай бухнём вечером? — я решился взять Репу в дело. — С меня — шампанское, с тебя — девки. У тебя есть знакомые девки?

— Полно! Ты сколько готов пробухать?

— Баксов четыреста.

— Не хило! — Дима стянул с себя рабочий халат и сказал то, что я ожидал от него услышать: — Тогда рабочий день завершен.

Полчаса спустя мы катили по Октябрьской набережной на желтом такси. Между нами мерно покачивался ящик с шампанским. Еще две бутылки мы держали в руках.

Таксист, редковолосый брюнет средних лет, был молчалив, выбрит и одет в белую рубашку и галстук, то есть совсем не походил на таксиста. Но когда мы с Димоном прикладывались к бутылкам, он подозрительно шумно икал.

Поездка складывалась неважно. Шампанское было теплым и по вкусу напоминало газированную в сифоне брагу. По двум адресам, где Репа рассчитывал разжиться классными овцами, нам предложили прокатиться куда подальше.

— Куда теперь? — спросил я после очередного глотка.

— Туда же, — коротко пояснил Димон. — Куда бы мы ни ехали, мы всегда едем к овцам, Витек. И что бы мы ни делали, мы делаем ради них.

— Это неуважение, — вдруг встрял водитель.

— Не понял? — опешил от такой наглости Дима.

— Ну, если ты называешь женщин овцами, — не смутившись, пояснил водитель, — ты их не уважаешь. А раз ты за ними бегаешь, то ты не уважаешь и себя.

— Чего-о? — возмутился Дима. — С тобой здесь кто разговаривает? Крути баранку, гад! Овцы, между прочим, волшебные существа. Мураками надо читать.

В те времена в России еще не печатали Мураками, и мы с таксистом не поняли Репинской тирады, да и сам Дима, я думаю, не понимал, что сказал.

Я спросил, переключая его внимание:

— Дима, почему мы так далеко забираемся? На Петроградке у тебя больше нет знакомых?

— На Петроградке тетки с характером, с ними запарно. Им, Витек, нужен не просто перепихон, им нужны страсти, страдания, чувства. А у нас время поджимает, поэтому мы держим курс на пролетарский район. На Большевиков или на Колонтай, где сплошные общаги. Молдаванки, хохлушки, гагаузки. Они прагматичные и сговорчивые, особенно теперь, когда отрезаны от своей родины.

— Что значит отрезаны?

— То и значит, что распался «совок» на пятнадцать республик. Всем на всех наплевать, граждан нет, люди стали товаром, как и все остальное. Ну, и овцы, соответственно, тоже. Но об этом потом, мы приехали. Тормози, командир!

Мы остановились возле унылой грязной девятиэтажки, и Димас, хлопнув дверью, засеменил к дому по узкой тропке, проложенной между потемневших сугробов. В ожидании чуда я сорвал предохранитель с очередного «Советского» и сделал глоток. Водила на переднем сиденье заскулил тихо-тихо.

— Ты чего? — спросил я его. — Опять про свое уважение?

— Да нет, я забыл о нем давно, — отмахнулся тот.

— Горе случилось? — не унимался я.

Водитель схватился за сигареты, с кашлем вдохнул дым, плечи его затряслись:

— Горе с бухаловым. Месяц целый не пью. Сил больше нет.

— А ты не держись, на вот, выпей, — протянул я таксисту бутылку.

— Да нет, командир, мне реально нельзя, сдохнуть могу — химзащита.

— Хим — чего?

— Ну, такой укол в жопу с жидкой резиной, от которого при принятии алкоголя в любом виде и количестве белок сворачивается. Сначала сворачиваются твои молекулы, а потом и ты сам.

— И кто тебе такую подлянку заделал?

— Жена.

— А ты ей что сделал за это?

— Я? Ничего. Я сам виноват: слабый на «синьку». Пока получку не пропью — не остановлюсь. Когда на работе платить перестали — стал пропивать вещи домашние. Сначала ненужные: ковер, чеканки, электробритву… А когда дело дошло до телевизора — она, конечно, не выдержала и наняла санитаров…

Я так и не узнал, чем закончилась печальная история водителя, в машину вернулся Дима. Одинокий и съежившийся, как последний осиновый лист. Он с остервенением вырвал бутылку из ящика и, выстрелив пробкой в дерматиновый потолок салона, приложился к зеленому горлышку, покрытому пеной. Я заметил на его левом глазу набухающий фиолетовым цветом синяк, постучал водителя по плечу, чтобы тот ехал, и отвернулся к окну.

За окном вяло падали крупные хлопья. Медленно проплывали дома. По своим делам шли прохожие. В подавляющем большинстве это были женщины разных возрастов и размеров. Треть из них, по крайней мере, не была связана институтом брака. Треть от этой трети наверняка хотела шампанского. Ужасающая статистика.

А мы — трое мужчин в самом расцвете сил, обладающие движущим средством (почти полным ящиком выпивки) и способностью приносить противоположному полу многократную радость, — сидели в машине одни. У всех нас были серьезные проблемы с общением, с самооценкой, с системой жизненных ценностей и нужно было что-нибудь срочно предпринимать.

Эта чистая, как медицинский спирт, мысль неожиданно оказалась общей для всех. Дима и таксист переглянулись и в один голос крикнули:

— А… наливай!

Пока мы возились с бутылками, водила завернул в один из дворов по улице Елизарова. Двор был образован двухэтажными покрытыми инеем домиками, построенными пленными финнами сразу после войны. Здесь было тихо и безлюдно, как в Костамукшах. В воздухе пахло березовыми дровами, между голых кривых тополей на веревках сушилось белье, а снег у подъездов был расписан желтыми вензелями домашних животных и их хозяев. В центре двора стоял замерзший фонтан, выполненный в сухом жестком стиле «рабочего и колхозницы». Бледный каменный мальчик с отбитым носом держал в руках странную рыбу с широко открытым беззубым ртом, в летнее время из этого рта струями била вода.

Рядом с фонтаном мы и остановились. Не выходя из машины, продолжили винную трапезу. Собственно, это была не трапеза, это была заправка. Мы заправляли «баки» под пробку, чтобы избавиться от мыслей, которые давили на каждого.

Мы сидели и пили, молча слушали магнитофон. Гадкий голос из шипящего, как раскаленная сковорода, динамика жаловался на какую-то суку, судя по всему, ментовскую. Гадкий голос мечтал попасть на волю, чтобы отомстить обидчикам и украсть толстый кошелек.

— А ведь он прав! — вскричал таксист.

Он пил отчаянно, и шампанское у него уже шло носом. Однако, вопреки обещанию врачей-наркологов, таксист не только не подох от взаимодействия химзащиты с алкоголем, но первым среди нас преодолел уныние и обрел агрессивно-оптимистичный настрой.

— Толстый кошелек решает все проблемы, — продолжил шофер свою мысль. — Все алкаши — люди бедные. Богатый человек не может стать алкашом, ему всегда есть на что опохмелиться и кровь почистить. Он пьет качественное бухло, а не лосьоны и стеклоочистители. У него руки не трясутся и голова не трещит, потому что он может спать, пока не отоспится. И жена его не будет подшивать. Наоборот, он сам с ней чего хочет может сделать. Вот только где хранятся эти кошельки?

— В задних карманах, — встрял Дима.

— Почему сразу в задних? — отчего-то обиделся водитель. — У меня есть потайной нагрудный карманчик.

— В задних, в задних, — упрямо повторил Репа. — Почему, думаете, тетки рассматривают мужские зады?

— У нас не бывает целлюлита, — высказал предположение я.

— Нет, — Дима выкинул в окошко пустую бутылку. — Они прицениваются к толщине кошелька, запрятанного в задний карман. А уж потом обращают внимание на передние признаки. Я поэтому ношу в кошельке нарезанную газету.

— Дешевые понты, — ухмыльнулся водитель.

— Я не ради понтов — ради женщин, — Дима бросил недобрый взгляд на таксиста. — А ты вообще чего здесь делаешь?

— Я вас везу, — оправдался водила.

— Вот и вези, — Дима потянулся к коробке с шампанским и сказал, обращаясь уже ко мне: — Да ты не переживай, Витек, щас к теткам поедем. У меня этих адресов в записной книжке — всех не переимеешь. Давай выпьем за них!

Мы выпили. И выпитое нами вдруг пересекло некую грань и стало самостоятельным хозяйствующим субъектом.

— Мне нужно в туалет, — попросился водитель, зажимая ладонью рот.

Не дожидаясь ответа, он нескладно выбросился из машины и сложной траекторией устремился к фонтану, где, обняв каменного мальчика за шею, принялся блевать на пушистый снег.

Глядя на него, я понял, что меня тоже тошнит. Тошнит, качает и уносит в сон… Я посмотрел на Диму — тот тоже начинал клевать носом в торпеду. Его пятиугольная голова покраснела от макушки до основания короткой шеи и стала напоминать сваренную в кастрюле свеклу. Я почувствовал, что пора привлекать Диму к плану Снеткова, иначе потом будет поздно.

— Дима, есть серьезная тема.

— Об овцах? — Дима икнул.

— О том, что на них сильно воздействует.

— Знаю, — перебил меня он, улыбаясь глупей, чем когда-либо, — есть такой порошок, от него девки начинают хотеть всех, кто хоть как-либо движется.

— Нет, Дима, это не порошок. Это деньги. Это торговля, это коммерция. Крупный опт.

Судя по отсутствующему выражению Диминого лица, информация требовала более подробного разъяснения, поэтому я стал раскрывать план Снеткова как можно подробней. Я начал с того, что страна катится в пропасть. Рассказал об огромных, безграничных возможностях ограниченного товарищества. Я не преминул употребить сильнодействующее выражение «СИФ Слынчев Бряг». Я спросил Диму, не возражает ли он, если я буду оплачивать его услуги в американской валюте. В конце концов я предложил ему стать моим замом.

— Это ведь и есть тот самый шанс, которого я дожидаюсь! — закричал в ответ мой одноклассник. — Согласен!..

— Я тоже на все согласен! Братцы, возьмите меня с собой в СИФ Слынчев Бряг, — вторил ему шоферюга, который, как оказалось, тоже слушал рассказ, прижавшись носом к боковому стеклу.

— Возьмем его, босс? — Дима принял на себя обязанности моего зама.

Нужно было ответить отказом, но подробная детализация плана и отсутствие закуски окончательно подкосили меня — я засыпал. Маленькие кислые пузырьки заполнили собой все внутричерепное пространство и сделали голову легкой и теплой, словно воздушный шар. Сознание неуловимо исчезало, бессознательно растворяясь в подсознании.

— Мне нужно подумать, — с трудом проговорил я и потянулся к бутылке с шампанским.

А дотянулся или нет — я не знаю, ибо воздушный шар оторвался от земли и унес меня в тихое беззвездное подпространство…