"Белые паруса. По путям кораблей" - читать интересную книгу автора (Усыченко Юрий)

Затонувший город

Костя не входил в число лучших ныряльщиков-аквалангистов, но представитель археологической экспедиции попал к Приклонскому, и это решило дело. Илларион Миронович, конечно, сразу вспомнил о «звезде». Позвонили в яхт-клуб, вызвали Костю.

Костя не знал причины вызова к замдиректора, и встревожился: «Вдруг раздумали комнату в новом доме давать!» Но когда он вошел в кабинет Приклонского, там, кроме хозяина, сидел высокий худой человек. Волосы и лицо его были кирпичного цвета, и сам он казался высушенным степным солнцем, прокаленным, как кирпич.

— Трифонов, археолог, — представился гость.

— Товарищ, прибыл по поручению профессора Василенко, — пояснил Приклонский. — Особое задание.

Обернулся к Трифонову.

— Вот вы и имеете встречу с товарищем, о котором я нам говорил, наш чемпион, талант!

— Очень приятно! — улыбнулся Трифонов. — Вы, может, слышали про нашу экспедицию? Ведем раскопки древнего города, который существовал в третьем веке до нашей эры. Часть его находится на берегу моря, часть ушла под воду.

— Ясно, — солидным тоном ответил Костя. Пусть не думают, что он лыком шит, не знает ничего, кроме яхт. — Это вроде как возле Батуми или Сухуми? Я в газете читал.

— Приблизительно, — кивнул Трифонов. — Мы хотим произвести подводные исследования. Однако наш, вроде бы штатный, аквалангист доцент Стахов вызван в Ленинград. Вы его не замените?

— Я тебя, голуба, порекомендовал, — пояснил Приклонский.

— Что ж, можно, — еще более важно, чем в первый раз, проговорил Костя. Просьба Трифонова и вообще весь разговор с научным сотрудником льстил его самолюбию. Однако Костя был хорошим товарищем, думал не только о себе. — Надо еще и команду мою взять. Так на «Тайфуне» и отправимся. Нина Снегирева не хуже меня ныряет. И Савченко Михаил.

— Как вам угодно, — пожал широкими плечами Трифонов. — С нашей стороны возражений нет.

— Где они работают? — осведомился Приклонский.

— «Борец» ремонтируют.

— Не выйдет, голуба. Отпуск дать не можем.

Костя помрачнел, но быстро нашел выход.

— Ничего, мы в субботу днем выйдем, к рассвету будем на месте. Воскресенье — там, вечером снимемся обратно и к утру понедельника вернемся. А они на второй смене с понедельника.

— Согласятся ли? — все еще колебался Приклонский.

— Согласятся, я свою команду знаю. Договорились, товарищ Трифонов?

— Договорились.

Все произошло, как наметил Костя. Он подготовил яхту для дальнего рейса, запасся провиантом, наполнил пресной водой анкерок. Нина и Михаил явились в яхт-клуб прямо с работы. Не мешкая, подняли паруса, и скоро «Тайфун» был в открытом море, подгоняемый свежим вечерним бризом.

Одесса осталась за кормой, силуэт ее таял в прозрачной солнечной дымке. Ближайший берег виднелся милях в пяти с левого борта; справа, насколько хватал глаз, расстилалась вечно неспокойная морская ширь. У горизонта море как бы приподнималось, сливаясь с серовато-голубыми краями небесного купола. За куполом шел пароход. С «Тайфуна» был виден только дым из трубы его — темная полоска, тающая в вышине. Куда держит курс неизвестное судно? Что ждет его впереди? Михаил ничего не знает и никогда не узнает о нем, а все-таки далекий пароход навсегда вошел в жизнь, запомнился. В море нет второстепенного, случайного, все преисполнено особого значения и смысла, как везде, где человек остается один на один с природой. Цвет утренней зари, направление и сила ветра, форма облаков, далекий дым — множество других признаков и событий, незаметных и ненужных горожанину, о многом говорят моряку, летчику, путешественнику.

Михаил лежал на палубе у кокпита, не думая ни о чем, наслаждаясь покоем, вслушиваясь в неповторимый журчащий звук, который так хорошо знаком морякам парусного флота — голос бегущей за бортом воды. На моторных судах его заглушает гул механизмов, а на парусниках он слышен отчетливо, напоминает беседу лесного ручья. Журчит и журчит море, изредка плеснет волна и гулко шлепнется о корпус судна. А потом опять покой: разговор убегающих волн, легкое поскрипывание снастей в блоках, барабанная дробь шкаторины заполоскавшегося паруса.

Когда стемнело, Нина развела примус, приготовила ужин: традиционные макароны, смешанные с мелко нарезанными кусочками колбасы, чай, хлеб. Поужинав, капитан сразу завалился спать, чтобы отдохнуть перед «собачьей» — послеполуночной вахтой. Нина села за руль. Михаил вымыл посуду и кастрюли, убрал их.

Взошла луна.

Она появилась из тонкой прозрачной тучки. Потом тучка исчезла и лимонно-желтый диск засиял во всю мочь. Луна потушила ближние звезды, протянула к «Тайфуну» широкую дорожку. Яхта шла и шла вперед и все-таки не могла выйти из лунного следа, который казался бесконечным.

— Дай мне руль, — попросил Михаил.

— Садись, — ответила Нина. — Курс зюйд-зюйд-ост. Компас на «Тайфуне» был старый, картушка его делилась на румбы, а не на градусы.

— Есть, зюйд-зюйд-ост, — как полагается при сдаче вахты ответил Михаил. Случайно чуть прикоснувшись к теплой руке Нины, взялся за влажный от росы румпель.

— Держи на ту звезду, — показала девушка. — Вон, видишь? Где кончается ковш Большой Медведицы.

— Хорошо.

Она прикорнула в уголке, засунув руки в рукава, подняв воротник старенького бушлата, переданного Костей «по вахте». Сидела молча, наверно, дремала.

Румпель мягко давил на ладонь Михаила, то и дело вздрагивал и казалось, что «Тайфун» — живое, осмысленное существо, которое само выбирает путь в звездной ночи. Иногда шалая волна ударяла о борт, и тогда звезда, на которую держал Михаил, начинала медленно отклоняться в сторону. Достаточно было легкого нажатия на румпель, чтобы «Тайфун», как бы понимая, что от него требуют, возвращался на прежний курс.

— Прошли мыс Аджияск, — вдруг сказала Нина, и Михаил понял, что она не спала, время от времени проверяла, как идет судно. — Скоро откроется зеленый огонь — Тендра.

Михаил посмотрел в сторону берега. Далекие желтые огни казались дальше звезд, — наверно потому, что были тусклее. Многие из них то двигались, то застывали на месте, горели спокойно, или вдруг начинали мигать. На первый взгляд не было никакой возможности разобраться в них, объяснить их значение, гораздо приятнее было смотреть туда, где над темным морским пространством вздымался небесный шатер.

— Почему ты думаешь, что прошли Аджияск? — чуть недоверчиво спросил Михаил.

— Красную мигалку за кормой слева видел?

Михаил промолчал. Не хотел признаться, что он с трудом разбирается в огнях береговых маяков и «мигалок» — стоматических светосигнальных устройств.

Не дождавшись ответа, Нина продолжала:

— Мыс заслонил, потому она и спряталась. Теперь мы должны увидеть огонь Тендры.

Михаил сказал с уважением и легкой завистью:

— Здорово ты район знаешь.

— Костя заставил, он на море строгий.

— А на берегу? — так просто, чтобы продолжить беседу, спросил Михаил.

Лица девушки не видел, но почувствовал, что она улыбнулась. Тон голоса был уверенный, Нина сознавала свою власть.

— Смотря с кем. — Помолчала. — Его племянник в четвертом классе учится. Жаловался мне, что Костя строже всех уроки спрашивает… Большая у них семья, — добавила другим тоном, почти позабыв о Михаиле, разговаривая сама с собой, отдаваясь своим мыслям. — А квартира — две комнаты. Там и мать, и брат с семьей, и Костя.

— Да, плохо, когда тесно, — согласился Михаил.

— Приклонский обещает в новом доме… Все ждем… Тогда…

Она остановилась.

— Что — тогда?

— Так, — неопределенно ответила Нина.

Он обиделся.

— Не хочешь, не говори.

— Нет, почему же… Тогда поженимся… Костя прямо не дождется.

— А ты? — с каким-то тревожно-ожидающим чувством проговорил Михаил.

— И я, — негромко ответила девушка, и Михаил понял, что она ожидает счастливого дня, может, еще более нетерпеливо, чем Костя.

Снова помолчали. Журчание воды за бортом послышалось сильнее.

— Вон, — сказала Нина. — Зеленый огонь. Держи прямо на него, это оконечность острова. Который час?

— Без десяти два.

— Надо запомнить, что огонь Тендры открылся в час пятьдесят минут.

— Зачем?

— Такой порядок. Вдруг Костя спросит, капитану все надо знать.

Ветер «ушел» — немного переменил направление. Заполоскал передний парус.

— Пусти меня на руль, а сам выбери стаксель, слышишь, полощет, — сказала Нина.

— Сейчас.

— Почему ребята такие сильные, — с шутливой завистью, в которой проскальзывали серьезные нотки, пожаловалась Нина. — Вот я — чуть ветер засвежел и не могу с парусом управиться.

— Нашла печаль, — из каюты неожиданно высунулась голова в нахлобученной до бровей «капитанке». — Пустяки.

— У тебя силы много, потому и говоришь — пустяки, — не согласилась Нина. — Вахта прошла без происшествий. Ветер зюйд до двух баллов. Десять минут назад открылся огонь Тендры.

— Ясно, — кивнул Костя. — Отправляйтесь спать. Давай мне руль.

Михаил молча спустился в каюту. Лег на койку левого борта — матросскую. Нина заняла ту, на которой только что спал Костя. Девушка немного повозилась и затихла. Михаил забылся не сразу. Было приятно думать, что Нина здесь, почти рядом, в темной каюте. У самого уха отделенная тонкой и хрупкой доской пела и плескалась вода. О километровой глубине под яхтой, о море, которое может стать свирепым, не думалось. Было уютно, хорошо.

Михаил заснул крепким послевахтенным сном без сновидений.

Когда проснулся, в каюту сквозь продолговатый люк заглядывали солнечные лучи. Нины на ее койке не было. Она и Костя успели умыться и, веселые, приветствовали спутника, когда он появился наверху.

Утро было румяное, молодое. Солнце только поднялось из степи и на него еще можно было смотреть.

— Заправляйся скорее, подходим, — сказал Костя, кивнув на заботливо приготовленный Ниной завтрак.

Линия береговых скал выгибалась, образуя небольшую бухточку. Древние строители города и порта выбрали место удачно. Два мыса надежно укрывали гавань от жестоких зимних ветров с севера и северо-запада. Берег в бухте не обрывался над морем, а сходил к воде постепенно, почти незаметно, оканчивался серым галечным пляжем. Было тихо, пустынно, чуть грустно. Невольно думалось о кораблях, которые бросали якорь на берегу Понта Евксинского, проделав дальний путь через Геллеспонт — из Тирренского моря, из Тира, Силона, из самых Афин, из могучего Карфагена, а то и из более далеких полусказочных городов. Может, к этому берегу приставал бессмертный корабль с Одиссеем и его товарищами — искателями золотого руна и приключений, драгоценнейших, чем золото? Может, именно они, аргонавты, основали в маленькой бухточке полис — город-государство? Разноязычный говор звучал с прибывающих кораблей, улицы заполняли разноплеменные люди в причудливых одеждах. От раннего утра до поздней ночи город клокотал накалом страстей, азартом торговли, чередой проходили сквозь него неведомые путники. А ночью, когда над степью поднималась большая и красная луна, таинственные существа, полулюди-полузвери, обросшие шерстью и пожирающие собственных детей, — такими видели их жители полиса — подкрадывались к крепостным стенам, пристально разглядывали их, бормотали таинственные слова на непонятном языке. Перед рассветом они исчезали — внезапно, как появлялись. Взошедшее солнце озаряло степь, пустынную и загадочную. Просторы ее уходили в неведомую даль, в описанные Геродотом земли скифов и киммерийцев и еще дальше — туда, где кончается все. Века и тысячелетия пронеслись незримыми птицами. На месте города осталась бурая земля, скалы, над которыми жутковато посвистывает ветер. О, древняя земля Черноморья, выжженная солнцем, кладезь легенд, ревниво скрывающих прошлое! Развеяны в прах города, ушли в небытие рабы и олигархи, корабельщики и торговцы, — никто не помнит о них. Только море осталось прежним: неизменное и всегда меняющееся, зыбкое и надежное. Волны набегают на берег, играя галькой, — как тысячу лет назад, как всегда.

Михаил представил: Костя, Нина и он причаливают к необитаемому острову. Улыбнулся своей фантазии.

— Как в книге, — вдруг сказала Нина.

Михаил посмотрел на нее и понял — она думала о том же, что он.

Однако берег вовсе не был пустынным. Под скалой стояли три палатки, в глубине бухты уперся носом в прибрежную гальку сейнер. На корме его белела Надпись: «Дельфин».

— На «Дельфине»! — позвал Костя, когда яхта приблизилась к сейнеру.

Дверь надстройки распахнулась, на палубу вышел рыжий широколицый парень в тельняшке и синих брюках.

— Ага! — сказал он вместо приветствия. — Вас ждут.

— Тут глубоко? — осведомился Костя: киль яхты не позволяет ей подходить близко к берегу.

— Швартуйтесь к нашей корме, там глубины хватит.

Костя последовал совету. Моряк ловко подхватил брошенный ему швартовый конец, несколько минут спустя «Тайфун» с убранными парусами стоял за кормой сейнера.

— Это что, экспедиционный? — спросил Костя, когда все трое перебрались на «Дельфин».

— Да, учеными зафрахтован. Я радистом плаваю, Сашко звать.

Яхтсмены назвали свои имена, знакомство состоялось.

— Трифонов меня предупредил — как явитесь, сразу к нему, — сказал Сашко. — Да вон он! Заметил вас.

Высокая фигура Трифонова спускалась к морю. Все трое спрыгнули с сейнера на берег и направились навстречу археологу.

— Очень рад, очень рад, — приговаривал он, пожимая руки гостям. — Профессора нет, я остался на хозяйстве… Если не возражаете, сразу приступим к делу.

Костя кивнул. Яхтсмены, с любопытством оглядываясь вокруг, вошли в найденный город.

Перпендикулярно берегу тянулся высокий земляной нал. Местами он был раскопан и обнажилась массивная кладка стены. Внутри крепостного четырехугольника, охватывавшего город, даже неопытный глаз мог различить линии кварталов, улиц, остатки фундаментов. Несколько человек в широкополых «брилях» или белых войлочных шляпах, ножами, а то и просто руками, рылись в земле, просеивали ее через грохот.

— Одну минутку. — Трифонов куда-то отлучился, вернулся с потрепанным листом ватмана. — Вот план города, здесь полоса укреплений, — показал на плане, — а здесь, — обвел вокруг широким жестом, — она же, так сказать, в натуре.

Все, что видели они с высоты древнего вала, оказалось точнехоньким повторением вычерченного на бумаге. Если с моря можно было заметить лишь общие контуры исчезавшего много веков назад человеческого поселения, то отсюда оно выглядело гораздо конкретнее, понятнее. Город сходил к морю, как бы упираясь в его зеркальную поверхность.

— Направление крепостных стен, улиц, — продолжал Трифонов, — ясно показывает, что часть города находится под водой. Вы должны, насколько возможно, ее осмотреть. Здесь мелко, дно опускается к выходу из бухты постепенно, глубина нигде не превышает десятка метров. Сделайте общий обзор, а наш аквалангист, когда вернется, займется детальным исследованием.

— Ясно, — сказал Костя. — Сперва спущусь я с Ниной, ты, Семихатка, обожди, ее сменишь. Где акваланги?

— В палатке, — ответил Трифонов.

Разделись за полминуты тут же, на берегу, остались в одних купальных костюмах. Трифонов вынес акваланги и две пары ласт. Михаил помог Косте и Нине одеть, приладить нехитрое снаряжение подводного пловца. Неуклюже переступая ногами, обутыми в широкие и длинные ласты, они вошли в воду, скрылись под ее поверхностью. Непрерывно бегущая цепочка пузырьков воздуха отмечала след ныряльщиков.

Оставались под водой долго, очень долго — так показалось Михаилу. А когда проверил по часам, то вышло не более десяти минут. Вынырнули покрытые «гусиной кожей», но оживленные, веселые. Костя даже забыл о солидности, которую напускал на себя перед Трифоновым. Наперебой рассказывали:

— Точно, товарищ Трифонов, там часть города.

— А я медузу видела.

— На дне заметны четырехугольники, совсем, как крыши домов.

— Интересно до чего! Сперва, правда, испугалась немного…

Трифонов внимательно их выслушал.

— Понятно, — сказал он. — Я был уверен, что часть города затонула. Поглядите повнимательнее, постарайтесь определить, где кончается она.

— Это можно, — солидность вернулась к Косте. — Давай, Семихатка, бери Нинин акваланг.

— А ты не замерз? — Нина заботливо погладила Костю по жесткой груди.

— Уже отогрелся.

Чувство, которое испытывает подводный пловец, напоминает прыжки во сне. Законы земного тяготения перестают действовать, тело становится невесомым, и пловец парит в свободном полете. Он может переворачиваться, кувыркаться, становиться вниз головой, оставаясь в таком положении сколько заблагорассудится. Золотисто-зеленый солнечный свет льется сверху, окрашивая подводный мир в мягкие, ласкающие глаз тона. Рыбки вспыхивают серебряными искрами, порой промелькнет и сразу исчезает таинственная тень — неведомый обитатель морских глубин. Михаил был так захвачен ощущением небывалой легкости движений, так жадно рассматривал открывающийся перед ним подводный пейзаж, что забыл о цели плавания. Каждая минута и каждый метр открывали новые картины, одна привлекательнее другой. Песчаные участки походили па светлые солнечные полянки. Они хорошо просматриваются и поэтому сравнительно пустынны — обитатели моря не страдают тщеславием, стараются не привлекать к себе внимания. Песчаные жители — червь ланцетник, рыбы султанка, ураноскопус, стараются зарыться в почву; укрывается в вырытой им самим ямке уродливый звездочет — его еще называют морской коровой. Наружу морская корова поставляет рот, откуда торчит длинный красный отросток, похожий на червя. Он манит прожорливых маленьких рыбок, которые сами становятся добычей хищника. Только одинокие бычки и камбалы лежат на песке, с философским спокойствием поджидая добычу: попадется дурной — съем; не попадется — и так перебьюсь. Камбала маскируется, спина ее приобретает цвет дна, на котором рыба сейчас лежит. А желтых с черными пятнами бычков за их окраску так и прозвали «песочниками».

Впрочем, песчаных лужаек попадалось мало. Почти все дно нарядным ковром покрывали водоросли. Медленно колыхалась, вытянувшись по течению, цистозира, достигающая в длину более метра; красная филлофора и «морская трава» — зостера давали приют в своих джунглях легиону рачков, морских игл, зеленушек, морских коньков и другой шушеры, которой кишит прибойная полоса. Скорпена — морской ерш — с мрачным и злым видом выглядывала из скалистой расщелины, отыскивая, на кого кинуться. Среди поля светло-зеленой ульвы — «морского салата», росли красные и зеленые актинии, замечательные цветы Нептунова царства, венчики их непрерывно шевелились. Черные мидии гроздьями облипали камни.

Михаил вспомнил о деле, только увидев, что Костя, который плыл справа метрах в трех, круто пошел вниз, ухватился за обросший мидиями и водорослями камень. Дернул камень, стараясь оторвать от дна.

«Чего он?» — подумал Михаил, следуя за товарищем.

«Берись и ты, помогай», — знаком показал тот.

Михаил помахал рукой: дескать, не стоит возиться, зачем тебе. Костя не успокаивался. С силой взяв Михаила за руку, положил ее на камень. Волей-неволей пришлось подчиниться. Дернули камень, оторвав его от дна. Взвилось и медленно растаяло в воде облачко взбаламученного ила. Краб, чье спокойствие нарушили столь бесцеремонно, недовольно вытаращил глаза-телескопы и боком-боком заторопился в сторону. Вдруг Костя сделал знак притаиться. Мимо, лениво шевеля плавниками, колышась плоским, сверху темным, снизу белым телом без чешуи, проплывал морской кот — существо с крайне неуживчивым, даже свирепым характером. Морской кот отлично вооружен костяным кинжалом на длинном хвосте, представляет опасность даже для человека. Однако подводный буян то ли не заметил незваных гостей морского мира, то ли по каким-то своим соображениям решил с ними не связываться.

Оторванный от дна, поставленный «на попа» неизвестный предмет теперь не походил на камень. Сквозь панцирь ракушек и бахрому водорослей угадывалась его форма. Он напоминал два конуса — большой и маленький, — поставленные вершинами друг к другу. И Михаил заинтересовался находкой, поняв, что она изготовлена человеческими руками, природа не могла дать ей столь правильные и симметричные очертания.

Вдвоем подняли подводную добычу. Поволокли к берегу.

На воздухе она весила килограммов тридцать. Спотыкаясь, путаясь в неуклюжих ластах, кое-как вынесли ее, положили. Сняли акваланги.

— Что это? — спросила Нина.

— Сам не знаю, — ответил Костя. — Плыл и заметил — непохоже, чтобы камень сам собой так обточился, странный какой-то.

— А все-таки, по-моему, зря мы старались, — скептически возразил Михаил. Под солнцем предмет выглядел бросовым — водоросли и ракушки поблекли, увяли, стали жалкими, грязными.

— Узнаем, — коротко ответил Костя и кликнул: — Това-а-рищ Трифонов!

— Иду! — Услышав зов, археолог вылез из ямы, в которой сосредоточенно копался, подошел к ним.

— В чем дело?

— Вас хотим спросить. С Семихаткой на морском дне нашли.

Трифонов оглядел находку, перекатил с бока на бок. Неторопливо достал из кармана нож, начал отскребать водоросли и ракушки. Под их толстым слоем обнажилась прочная темно-коричневая основа. Археолог продолжал скрести с еще большей энергией. Через четверть часа напряженной работы нежданная добыча приобрела свой настоящий вид — на берегу стоял высокий узкогорлый сосуд с маленьким дном.

— Амфора, — сказал Трифонов, нежно погладив ее по шершавому боку. — Греческая амфора шестого-седьмого века до нашей эры.

Ему никто не ответил. Трое друзей с уважением смотрели на глиняный сосуд, столько веков пролежавший под водой. Трифонов торжественно пожал руки Косте и Михаилу.

— Поздравляю, товарищи, неплохая находка, спасибо.

— А к чему она… амфора? — осведомился Костя.

— В таких сосудах хранили жидкости, зерно и тому подобное. В общем, молодцы вы, уважили.

— Да я… — хотел сказать Михаил, думая о том, что собственно говоря, молодец-то Костя, он обратил внимание на амфору, заставил спутника вытащить ее. — Я тут…

Костя, видимо, угадав его мысли, перебил:

— Очень рады, что пользу принесли. Наука — дело почетное.

Амфора оказалась ценным, но единственным трофеем подводных плаваний. Больше найти ничего не удалось, хотя ныряльщики, обнадеженные первым успехом, старались вовсю, не оставляя без внимания ни одного подозрительного камня. После того, как Костя и Михаил вытащили на поверхность три валуна, а Костя и Нина — два, пришлось признать, что амфоры на дне просто так не валяются, в тот раз повезло. Как бы там ни было, день зря не прошел. Ныряя по очереди, обследовали бухту, определили, просил Трифонов, положение затонувшей части города. Что часть древнего поселения постепенно сползла в море, археологи не сомневались. Дно бухты было каменистым, развалины занесло илом, мидии, водоросли, актинии скрыли, обесформили сделанное людьми, все-таки геометрически-правильные очертания остались там, где были сооружения, возведенные много веков назад.

Ныряли, пока хватило сжатого воздуха в аквалангах. Обедали поздно, сготовив еду на костре. Потом гуляли, осматривали раскопки.

Вечер наступил тихо, незаметно. Громче застрекотали в степи неутомимые цикады. Их звон не нарушал тишины. Темнота не принесла прохлады, из степи по-прежнему тянуло тугим зноем. Где-то далеко вспыхивали зарницы.

Костя и Нина рядом, Михаил чуть в сторонке сидели на крепостной стене, давно отслужившей боевую службу. Взошла луна, в свете ее «Тайфун» казался вырезанным из черной бумаги.

Долго молчали. Потом Костя многозначительно кашлянул в сторону Михаила. Тот задумался, не слышал сигналов приятеля.

Костя взял Нину за руку. Девушка поддалась его движению, прильнула к Косте.

— Что-то свежо становится, — сказал он. — Ты бы шел в каюту, Семихатка.

— Свежо? — удивился Михаил. — Да ты что! Из степи как от печки пышет.

— Во-во, и я говорю, иди на яхту, там прохладнее!

— Не хочется, здесь хорошо.

Костя сердито хмыкнул. Нина улыбнулась в темноте. Смешной Семихатка, как ребенок, простых вещей не понимает. Или делает вид, что не понимает? Нет, конечно… Он искренний, наивный.

На плече Нины лежала горячая Костина рука. Вдруг соскользнула ниже, обняла за талию. Девушка не противилась, было тревожно и хорошо. Подумала: а может, даже лучше, что Семихатка здесь?

Залаяла собака.

— Собака?! — Костя в актеры не годился и удивление его звучало явной фальшью. — Откуда она? Ты бы разузнал, а?

Михаил, вторично оторванный от дум, раздраженно спросил:

— Чем она тебе мешает?!

Костя посмотрел на Нину. Глаза ее казались необычно большими и темными.

Несколько минут посидели молча, занятые своими мыслями. А скорее всего, не думали ни о чем: им просто было хорошо.

Но вот Костя, который при всех обстоятельствах помнил об обязанностях капитана, посмотрел на светящийся циферблат ручных часов.

— Ого, братцы, время! Пора на яхту.

Когда все трое влезли на сейнер, чтобы оттуда перебраться на свой «Тайфун», Костя постучал в радиорубку — предупредить Сашко, что яхта уходит.

Дверь рубки открылась, на палубу, за борт на темную воду хлынул электрический свет. Запахло спиртовым лаком. Моряк оторвался от приемника, в котором трепетали далекие голоса. Вид у Сашко, как у всех радистов во время работы, был отчужденный, витающий в эфире.

Выключил аппарат, повернулся к яхтсменам.

— Хорошо, что зашли, я ждал вас.

— А что такое? — спросил Костя.

— Да неважно дело… Штормовое предупреждение принял — южный и юго-восточный ветер до семи баллов, отдельные порывы до восьми баллов.

— Фью! Вот так номер! — воскликнул Костя. Сразу посерьезнел, переглянулся с Ниной, как бы спрашивая ее совета. Девушка молчала.

— Может, останетесь до утра? — предложил Сашко. — В бухте безопасно, когда рассветет, решите, как быть.

Костя ответил не сразу, обдумывая все «за» и «против». Твердо сказал:

— Нет, нельзя, им на работу надо.

Еще раз посмотрел на Нину, на Михаила:

— «Тайфун» посуда надежная, выдержит. Добавил, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Только бы мы не сплоховали.

Вышли из бухты под всеми парусами при небольшом почти попутном ветерке. Ветерок был теплый, приятный, Михаил усомнился:

— Может, ошиблись там, в бюро погоды? Метеорология паука несовершенная, об этом все говорят.

— Все говорят, а ты не слушай, — сердито отозвался Костя. — Умнее будешь… Вот погоди часок-другой.

— Будет шторм, — подтвердила Нина. — На береговые огни глянь.

Михаил посмотрел, куда она показывала. Далекие отблески странно мерцали, то затухая на мгновение, то разгораясь.

— И волны растут, — добавила Нина.

Предсказание оправдалось. Медленно, однако упорно, ветер крепчал. Часам к десяти посвистывал в такелаже, к полуночи перешел в шторм.

Белогривые валы выкатывались из темноты и с грохотом обрушивались на «Тайфун». Вокруг, насколько хватал глаз, не было ни огонька. Из туч выглядывала и опять пряталась большая и встревоженная луна. Ветер рвал гребни, нес брызги — крупные, холодные. «Тайфун» беспрерывно кренился, шел тяжело, зарываясь бортом в воду. Это был не короткий и в сущности не опасный для опытного рулевого шквал, что перевернул швертбот в день первого знакомства Михаила с морем. Сейчас разыгрался настоящий шторм в открытом море, шторм силой в семь-восемь баллов, как и говорилось в переданном по радио «Предупреждении мореплавателям».

Костя сидел у руля, матросы пристроились чуть впереди него на наветренной банке. Все трое нахохлились, стараясь укрыться от ветра и брызг, но тщетно. Кроме каюты, на «Тайфуне» не было ни одного сухого уголка. А в каюту спускаться ни Михаил ни Нина не могли, мало ли что может случиться наверху, вдруг рулевому потребуется помощь.

Капитану было трудно — труднее, чем его товарищам по плаванию. Он управлял яхтой, на нем лежала ответственность за жизнь экипажа «Тайфуна», за целость судна. И Костя весь изменился, даже внешне. Лицо его, смазливое, излишне самоуверенное, стало суровым, по-настоящему красивым. Таким видела его Нина и таким полюбила своего друга детства.

Порывы ветра кренили и кренили «Тайфун», не давали выпрямиться, идти вперед. Волны все чаще захлестывали в кокпит.

Костя потянул к себе Нину. Штормовая венцерада на девушке была наглухо застегнута, из-под низко опущенных полей зюйдвестки блестели глаза.

— Три-и-сель ставить надо! — крикнул ей в ухо Костя, стараясь преодолеть свист ветра и рокотание волн. — Што-о-рмовой парус ставить надо!

Нина кивнула. Он прав. Под гротом и стакселем теперь идти не только трудно, но и опасно. Как ни сложна перестановка парусов в абсолютной темноте, при бешеной качке, сделать ее надо.

— Как Семихатка? — снова прокричал Костя.

— Пло-ох. — Звонкий девичий голосок с удивительной легкостью преодолел вой шторма. — Укачался.

— Садись на руль! — скомандовал Костя. — Держи против волны. Что бы ни случилось, против волны держи!

— Е-есть!

Нина взяла в свои руки управление яхтой. Шальной порыв ветра сорвал зюйдвестку, девушка осталась с непокрытой головой. «Вот беда, — подумала Нина. — Прическу испортит, а он не любит, когда я растрепанная». Дальше об этом думать было некогда: из темноты появилась большая волна, и Нина толкнула румпель, помогая яхте пробраться на морской вал.

Карманным фонариком Костя осветил Михаила. Матрос оказался действительно плох — к такой качке не привык, начавшаяся морская болезнь выворачивала парня.

— Пошли трисель ставить!

С большой неохотой Михаил поднялся.

— Что надо ответить?! — резко сказал Костя. — Как тебя на курсах учили?

Михаил покраснел. И вдруг сразу забыл о шторме, о морской болезни. Строгий, решительный тон капитана помог побороть слабость. Громко, почти спокойно, ответил:

— Есть, штормовой парус ставить!

— То-то, — удовлетворенно пробормотал Костя. — Давай.

Достали из каюты трисель, туго свернутый, как кокон, подготовили к постановке. Затем взялись за грот. С ним справиться оказалось нелегко. Толстая мокрая парусина отчаянно вырывалась из рук, ломала ногти, норовила изо всей силы хлестнуть моряка по лицу. Палуба «Тайфуна» прыгала, стоять ни за что не держась, не было никакой возможности. Волны обдавали пеной, брызгами, темнота затрудняла и без того нелегкую работу. Минутами Михаила охватывало настоящее отчаяние. Ему казалось, что никогда не смогут они побороть проклятый грот. Хотелось убежать в каюту, броситься на койку, закрыть голову руками, не видеть и не слышать ничего вокруг. Кто знает, как бы поступил Михаил, будь он в одиночестве.

Но рядом работал Костя — быстрый, точный, невозмутимый. И Михаил старался подражать ему.

Все-таки штормовую парусину поставили. Под триселем пошли ровнее, спокойнее.

Когда дело было кончено, едва не случилось несчастье. Крутой вал подбросил яхту. Костя поскользнулся на мокрой палубе, чуть не упал за борт. Михаил успел удержать товарища, помог ухватиться за ванты. Костя улыбнулся, кивком поблагодарил.

Рассвет застал «Тайфун» в открытом море. Багровое солнце всходило медленно. Волны догоняли яхту, с клокочущим шипением проносились мимо. При дневном свете они казались гораздо безобиднее.

Экипаж «Тайфуна» изрядно утомился от переживаний бессонной ночи, однако присутствия духа не терял, а с восходом солнца воспрянул окончательно. Теперь самое страшное осталось позади. Даже Михаил чувствовал себя хорошо — после авральной работы морскую болезнь сняло, как рукой.

Но дело было не только в болезни. Михаил чувствовал, что в душе его произошел перелом, никогда больше не испугается он моря. Он, как говорили когда-то, прошел «соленую купель». Много лет спустя, став капитаном торгового флота, он вспоминал ночной шторм на «Тайфуне» и думал о том, что этим штормом окончательно кончилось его детство.

Костя отдал Нине свою зюйдвестку взамен сорванной ветром, ясные глаза девушки лукаво поглядывали из-под широких полей моряцкой шапки.

Посмотрев на Нину при солнечном свете, Михаил ахнул:

— Что с тобой?

Голос был таким, что она тоже испугалась:

— В чем дело?

— Седая, — еле переводя дыхание, пояснил Михаил. Брови, ресницы, выбившиеся из-под зюйдвестки пушистые волосы побелели.

Нина начала звонко и неудержимо хохотать. Засмеялся и Костя:

— Ну, Семихатка, ты как скажешь!

Немного успокоившись, Нина проговорила сквозь смех:

— Да это же соль! Соль морская на волосах осела. А у меня сердце екнуло, что, думаю, такое.

Михаил сперва надулся. Но, как всегда, сердиться долго не мог и скоро сам подшучивал над своей ошибкой.

— Встреча, — сказал Костя.

Контркурсом к «Тайфуну» шло буксирное судно. Оно тяжело переваливалось на волнах, клевало тупым носом воду. Волны захлестывали палубу, докатываясь до капитанского мостика.

Когда буксир подошел совсем близко к яхте, на крыле мостика показался моряк с красными флажками в руках. Сделал знак вызова.

— А ну, читай, — скомандовал Костя. — Флажную азбуку знать обязан.

Матрос буксира быстро замахал флажками. Михаил читал, отделяя слоги:

— Как де-ла? Не нужна-ли по-мощь?

— Ответь: «Спасибо, у нас все в порядке». Флажки под банкой.

Михаил выполнил приказание.

Моряк снова засигналил.

— Счастливого плавания, — расшифровала Нина.

— Передай, — сказал Костя, — «Благодарим, счастливого плавания и вам».

Буксир скоро скрылся, море опять стало пустынным. Ветер немного ослабел. То исчезая среди бурных волн, то взлетая на гребень, шел «Тайфун».

«Девятый вал» высоко подбросил яхту.

— Вон! — сказал Костя.

Михаил и Нина посмотрели, куда он указывал. Далеко на горизонте появилась темная черточка. Она росла, росла, скоро стал виден маяк, суда в порту, ажурные профили кранов, здания.

«Тайфун» вернулся в Одессу.