"Оле, Мальорка !" - читать интересную книгу автора (Морган Стенли)

Глава седьмая

Воскресенье. Семь часов вечера.

Самолет британской авиакомпании рейсом из Лондона номер 717 приземлился на взлетно-посадочную полосу с такой точностью, скоростью и уверенностью, как будто за штурвалом пилота сидел сам сгоравший от нетерпения Тони.

Из кабинета помощника менеджера (очередной задушевный приятель Патрика) мы проследили, как самолет подкатил к зданию аэропорта и остановился, после чего отправились встречать Тони в зал прилета. Тони появился в четверть восьмого, причем не один.

— Вот он, — указал я Патрику. — Вон тот длинный, с зубами.

Патрик отрешенно вздохнул.

— Ну и друзей ты себе заводишь. И как его угораздило спутаться с Гарри Оньонсом и Памелой!

В ту же секунду я услышал раскатистый гогот Гарри, прокатившийся над толпой. Однажды услышав этот смех, вы не забудете его по гроб жизни.

Гарри, как некоторые из вас несомненно знают — жизнерадостный пятидесятилетний кокни. Громогласный и самоуверенный, с широчайшей натурой; к тому же ещё — мультимиллионер. Состояние свое, по собственным словам, заработал на металлоломе. Гарри считается некоронованным королем Мальорки. Все его знают; и он с каждым на короткой ноге. На остров он прилетает шесть раз в год и задерживается на любое время, пока не надоест; иногда — даже на пару месяцев.

Особую известность приобрели его вечеринки — мне, правда, ещё предстоит посетить хоть одну из них. Как говорит Патрик, "девчонок там больше, чем мух на ломте тухлой конины".

Памела — молодая любовница, которая сопровождает его везде и всюду. Длинноногая блондинка, веселая и легкомысленная, постоянно озабоченная одним вопросом — откуда берутся облака. Самое поразительное, что из-за этого она вечно таращится на небо, то и дело наталкиваясь на разные предметы.

Гарри с Памелой составляют дуэт, который с успехом выступал бы в любых комических шоу. Гарри сыпет анекдотами, как из рога изобилия, а Памела с поразительной, должно быть, прирожденной ловкостью ухитряется любой анекдот испортить. То некстати вворачивает какое-то словечко, то исправляет, подсказывает или даже забегает вперед с концовкой. В марте мне довелось сидеть между этой парочкой в самолете по пути из Лондона, и по прилете в Пальму шею у меня сводило, словно по окончании Уимблдонского турнира.

Глядя на Гарри, Патрик глухо застонал.

— Все, пиши пропало. Так я и знал. Гарри проведет здесь весь июль, а это означает, что до августа никто не сомкнет глаз. Через пару недель у меня под глазами вырастут такие мешки, что будут при ходьбе лупить меня по коленным чашечкам.

— Это случится скорее, чем ты думаешь, — усмехнулся я. — Они уже достают тебе до пояса.

Привезли багаж. Гарри подозвал носильщика, который погрузил все оньонские чемоданы и сумки (а также чемодан Тони) на тележку, и принялся пробиваться сквозь толпу. Тони заметил меня и, весело помахав, зашагал в нашем направлении. Тони — высоченный и голубоглазый красавец с темными вьющимися волосами и ослепительной улыбкой; женщины ненавидят таких с первого взгляда. Радостно улыбнувшись, он протянул мне клешню.

— Привет, малыш! Как дела? Выглядишь неплохо — или это выходной марафет?

— Привет, сынок, рад тебя видеть. Познакомься с Патриком Холмсом, коллегой-курьером и неуемным ловеласом, который обучил меня уму-разуму — на курьерском поприще, разумеется.

Они приветливо пожали друг другу руки.

— Добро пожаловать, — сказал Патрик. — Много про вас наслышан, Тони, но несмотря на это — рад вас видеть.

— Ха-ха! Ба, Памела ты только посмотри, кто тут стоит! — Это проорал Гарри, который заметил Патрика. — Здорово, приятель, ты меня ждешь?

Он повернулся ко мне с таким видом, как будто узнал знакомое лицо, но не мог вспомнить, кому оно принадлежит.

— Расс Тобин, — напомнил я. — Мы летели с вами вместе в марте. Я только начинал работать на Ардмонта.

— Ах, да, как же! Пам, это ведь наш Расс Тобин. Как занятно, что вы друг друга знаете. Что ж, коль так, жду вас обоих у себя в субботу вечером. Так, Патрик, небольшая вечеринка, чтобы кровь не застывала. Тони уже приглашен.

— А где вы остановились, Гарри? — поинтересовался Патрик. — В "Бела-Висте"?

— Нет, на этот раз я снял небольшую уютную виллу на берегу — в Кала-Ратжаде. Дом находится на самой окраине городка. Спросите, где особняк графа Бананы — и все.

— Не Бананы, Гарри — Буэнано, — вздохнула Памела. — Ты вечно путаешь.

— Да. В общем — спросите, где особняк графа Баньяно. В эту субботу, не забудьте. В любое время. На весь уик-энд. Пойдем быстрее, Пам, все ноги уже стер из-за этих чертовых туфель.

Я снял чемодан Тони с тележки.

— Машина ждет снаружи. Кстати, где ты остановился?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Я не заказывал номер.

У меня отвалилась челюсть.

— Ты что, спятил? В пиковый сезон! Да тут же яблоку упасть негде!

Тони ухмыльнулся и подмигнул Патрику.

— Ничего, поживу у тебя, пока ты не подыщешь мне местечко.

— Вот мерзавец, — покачал головой я и, в свою очередь, подмигнул Патрику. — Теперь понимаешь, что я имел в виду? Ладно, поехали. Ты хоть знаешь, сколько пробудешь на Мальорке?

Тони покачал головой.

— Понятия не имею. Недели три-четыре, должно быть. Денег у меня куры не клюют — три рекламных ролика не сходят с экранов. Погоди минутку, я сейчас.

Он устремился к трем молоденьким стюардессам, остановившимся чуть поодаль от нас и что-то оживленно обсуждавшим. Заметив Тони, девушки дружно заулыбались. Высокая стройная брюнетка отделилась от остальных и подошла к нему. Они с минуту поговорили, после чего Тони, весело помахав стюардессам, возвратился к нам, улыбаясь до ушей.

— Поскакали, — заявил он. — Я тут слегка навел мосты насчет ближайшей субботы.

— Молодец, Дейн, не забываешь про своих друзей, — сказал я. — Их трое, нас трое — как раз то, что нужно.

Тони прикинулся удивленным.

— Вы что, проголодались? А я то думал, что вы расписаны по крайней мере до конца сезона.

— Разумеется, — поспешно заверил я. — Но для друзей мы всегда готовы выделить окошко, хотя это связано с неслыханными жертвами. — Я ещё раз оглянулся на стюардесс. — С чудовищными жертвами.

Мы зашагали к моему "мерседесу", на котором приехал Патрик. Едва выйдя из здания аэропорта, Тони остановился, глубоко вздохнул и, раскинув в стороны руки, торжественно продекламировал:

— Наконец-то я чувствую себя человеком. Вы только принюхайтесь к этому сладостному зною.

— А какая сейчас погода в Лондоне? — поинтересовался Патрик.

— Не спрашивайте. Льет, как из ведра. Самый мокрый июнь за последние восемь тысяч лет. Люди больше не ходят, а плавают, как утки. Искусственные жабры подорожали раз в двести.

Мы уселись в машину. Я занял место за рулем, Тони устроился по-соседству, а Патрику пришлось забраться на заднее сиденье.

— И как далеко отсюда до вашей Пальма-Новы? — полюбопытствовал Тони.

— Восемь миль в западном направлении, — ответил Патрик. — Вам уже приходилось бывать на Мальорке?

— Нет, ни разу.

— Тогда вы наверняка будете приятно удивлены. Остров — загляденье. Горы, пляжи, тихие бухточки. Да и в самой Пальме есть на что посмотреть. Словом, этот отпуск вам запомнится надолго. Верно я говорю, Рассел?

— Дейну все равно, Пат, он с удовольствием проведет отпуск даже на тракторном заводе, если за конвейером поставить приличных девиц.

— Ты напомнил мне одну давнишнюю знакомую из Хаддерсфилда, ухмыльнулся Тони.

— Так я и знал.

— Здоровая такая телка, она работала сварщицей на мыльной фабрике. Обожала любовь сзади, а, кончая, лаяла по-собачьи.

— О вкусах не спорят, — глубокомысленно изрек Патрик. — Одна моя приятельница из Дублина, например, трахалась исключительно в высоких сапогах и в зюйдвестке. Кажется, её лишил девственности какой-то рыбак с Гримсби, а сапоги помогают ей возвращаться в заветное прошлое.

— А как обстоят дела с нашим любимым занятием здесь? — спросил Тони.

— Замечательно, — ответил Патрик. — Лучше и не придумаешь. Кого здесь только нет — немки, шведки, француженки, китаянки… Нет, друг, что-что, а разочарование тебя здесь не постигнет. Домой ты прилетишь счастливым человеком.

Тони мечтательно вздохнул.

— Я начинаю думать, что останусь здесь навсегда.

— Оставайся до ноября, — предложил я. — Потом поможем друг другу проковылять до трапа и забраться в самолет.

— Ой, чуть не забыл! — Тони резко выпрямился и выудил из внутреннего кармана пиджака какой-то конверт. — От Майка Спайеринга. Он хотел отправить тебе письмо по почте, но я сказал, что передам лично в руки.

— Что это? — озадаченно спросил я. Майк Спайеринг был нашим с Тони агентом в Лондоне; именно он в свое время устроил нас на телевидение.

— Я сам его не читал, — сказал Тони. — Но Майк мне рассказал. Ты там довольно популярная личность, малыш. Ролики про твой дурацкий "Уайт-Марвел" крутят каждый вечер по три-четыре раза. Доводят меня до белого каления…

— Это немудрено — ты вообще ни черта не смыслишь в искусстве. Вскрой конверт и зачитай мне письмо.

Тони аккуратно вскрыл конверт и извлек из него какой-то контракт и письмо. Развернув письмо и прокашлявшись, он зачитал:

Тони внезапно замолк и покосился на меня; на губах заиграла улыбка змия-искусителя.

— Говори же, не томи душу! — проорал я.

— Как ты думаешь, Рассик, какова сумма контракта? — невинно осведомился этот негодяй.

Сердце мое заколотилось. Судя по его поведению, мне сулили кучу денег. Внезапно в моем воспаленном мозгу промелькнула мысль: Господи, мне же не придется возвращаться осенью в Лондон! Мне хватит денег, чтобы ещё некоторое время не искать новую работу. Я смогу повидать мир… объездить уйму замечательных мест…

— Скажи наконец, — взмолился я, вне себя от нетерпения.

— Угадай.

— Будь человеком, Тони!

— Угадай!

— Не знаю, черт побери!

— Тем хуже для тебя, — отрезал мерзавец.

Сколько же там может быть, судорожно размышлял я. Та же сумма, что и в первоначальном контракте? Шесть тысяч? Вряд ли, ведь мне не придется работать. С другой стороны, и у них нет дополнительных затрат. Да, пожалуй, тысяч шесть, решил я. Вполне достаточно, чтобы прожить безбедно целый год.

— Шесть? — решился я.

— Нет.

Мое сердце оборвалось.

— Меньше?

— Нет.

Перед глазами все поплыло, во рту пересохло.

— Патрик, дай сигаретку, — проблеял я.

Засунув в рот сигарету, я кивнул, когда Тони поднес мне зажигалку, и спросил, не слишком, правда, уверенно:

— Семь?

— Нет.

— Меньше?

— Нет!

— Чтоб я сгорел!

Я глубоко затянулся. Руки предательски дрожали.

— Восемь? — проквакал я.

Последовало молчание. Негодяй отвернулся и уставился в окно.

— Посмотри, Патрик, какие замечательные пальмы. Мне всегда казалось, что пальмы символизируют субтропики. Не так ли?

— О, несомненно, — ответил второй негодяй. — Если бы не они, никто бы не отличил Мальорку от Дублина…

— Восемь? — завопил я.

— Патрик, мне показалось, что кто-то тут пропищал. Как у вас здесь насчет москитов?

— Сейчас прихлопну, — невозмутимо произнес Патрик.

Я не выдержал.

— Сейчас я вас сам прихлопну! В последний раз спрашиваю — восемь?

— Нет.

— Меньше?

— Нет.

— О Господи! Слушай, Тони, если ты водишь меня за нос…

— Я бы ни за какие коврижки не притронулся к твоему ослиному носу. Как, впрочем, и к любому другому органу после того, как ты тут развратничал целых пять месяцев.

— Тони, если ты не скажешь, я из тебя душу вытряхну!

— Нет… угадай.

— Что ж, девять — и это мое последнее слово!

Как ни в чем не бывало, он развернул письмо и невозмутимо зачитал:

Остального я не слышал. Я едва не протаранил зад автобуса. Тони бормотал про подоходный налог, комиссионные Спайеринга, возможные доходы от других реклам, если я не соглашусь продлевать контракт, и тому подобную дребедень. Я его не слышал. Только одна мысль буравила мой мозг: девять… тысяч… фунтов… стерлингов!

— Да, приятель, теперь ты богат, — сказал Тони, складывая письмо. Подпиши контракт и наслаждайся жизнью. Можешь теперь целых полтора года бездельничать с чистой совестью.

— Поздравляю, Рассел, — сказал Патрик, хлопая меня по плечу. Господи, даже подумать страшно! Полтора года полной свободы!

В моем мозгу лихорадочно роились воспоминания. Сколько унижений я перенес за свою недолгую жизнь: как я прозябал в конторе Тернера и у Уэйнрайта, мучился в "Швейных машинках Райтбая", унижался в "Кеафри Кредит, Инк.", глотал обиды и выслушивал оскорбления… Как я тогда мечтал разбогатеть и вырваться из этой дыры… И вот теперь — самые смелые мечты сбылись. Я разбогател на девять тысяч фунтов! Я мысленно прикинул. С учетом тех денег, что лежали в Лондоне на моем банковском счету, после всех вычетов у меня останется около десяти тысяч! Невероятно! Десять тысяч фунтяшек — и всего через год после того, как я появился в Лондоне с восемьюдесятью фунтами в кармане…

— Что ж, мой мальчик, — произнес Патрик, прерывая поток моих мыслей. Теперь нужно всерьез пораскинуть мозгами. Весь мир лежит сейчас у твоих ног. Однако без нашей помощи ты вряд ли сумеешь быстро потратить свалившееся на тебя богатство. Предлагаю закупить ящик выпивки, удалиться на твою веранду и обсудить план действий.

— Ха! А мне показалось, Холмс, что ты устал, разбит и мечтаешь только о том, как бы выспаться…

— Это было сто лет назад, — невозмутимо отмахнулся Патрик. — От волнения у меня открылось второе дыхание. Не каждый день на моего друга сваливается такая удача. Впрочем, деньги — зло. Но нам, невезунчикам, остается только оказать тебе посильную помощь в том, как побыстрее избавиться от этой напасти.

Чем мы и занялись, уже полчаса спустя, на моей веранде.

Представьте себе следующую мизансцену: ящик пива, две бутылки шотландского виски, восемь миллионов сигарет и шесть пар ног, вздернутых на перила. Стоял прекрасный вечер, но никто его не замечал. Воздух дышал морем, небо было густо усыпано лимонно-желтыми звездами, между которыми лениво плыла полная луна, но, судя по полному безразличию к этим красотам, мы с Патриком и Тони с таким же успехом могли сидеть в гостиной тетушки Барнес в Ливерпуле.

— По-моему, ему стоит держаться чуть поосторожнее, — пробасил Тони, махнув стаканом пива в сторону Патрика. — Если бы не мы со Спайерингом, он бы уже давно просадил все свое состояние, бесцельно колеся на своем жалком "лотусе" по Европе. Такие денежки приваливают только раз в жизни…

— Надоело мне осторожничать, — сварливо изрек я, разливая всем виски. — Согласен, вы с Майком оказались правы. Однако теперь, вкусив настоящей жизни, я готов провести здесь хоть несколько лет…

Патрик усмехнулся.

— Послушай старого мудрого друга, Рассел, — произнес он. — К ноябрю ты будешь чувствовать себя, как выжатое белье; поверь уж мне на слово. Я души не чаю в своих клиентах, но после того, как в течение восьми месяцев кряду побегаю за ними по двадцать четыре часа в сутки, вытирая им носы и выполняя малейшие прихоти, я начинаю ощущать, что меня засунули в миксер и взбили вместо омлета. Кстати говоря, никто не требует, чтобы ты просадил все десять тысяч. Можешь смело отложить половину на безоблачную старость, а на остальное кутнуть… — Он опорожнил стакан пива и потянулся к виски, улыбаясь, как чеширский кот, от предвкушаемого удовольствия. — Окажись я на твоем месте, я бы прошвырнулся по каким-нибудь экзотическим местам, которые с детства будоражили мое воображение… Акапулько… Буэнос-Айрес… Монтевидео… Рио… От одних лишь мыслей у меня зудят пятки, а по всему телу разливается приятное тепло.

— А как насчет Токио? — предложил я, давая волю воображению. — Или Каира… Гаити… Веракруса…

— А я всегда мечтал увидеть Тринидад и Тобаго, — вздохнул Тони. — Лет, эдак, с девяти. У меня были их старые марки в альбоме. Мне всегда казалось, что ничего интереснее в мире быть не может. Вообще, я бы с удовольствием объездил все Карибское море на роскошной быстроходной яхте. Начал бы с Кюрасао, прошел вдоль всего побережья Венесуэлы до Тринидада, затем взял бы курс на север, к островам — Гренаде, Барбадосу, Сент-Люсии, Гваделупе… Вплоть до самых Виргинских островов.

— После твоего визита их название пришлось бы заменить, — ухмыльнулся я.[5]

— А оттуда, — продолжил Тони, пропуская мой выпад мимо ушей, — я бы рванул на Пуэрто-Рико, Гаити, Ямайку и Кубу, а закончил бы плавание на Багамах. Ладно, хватит с вас, бездари и тунеядцы, урока географии. Только представьте себе: ясное бирюзовое море, белоснежные песчаные пляжи, медово-шоколадные девочки…

— Представляю, представляю! — завопил Патрик.

— Катитесь вы к дьяволу, — отмахнулся я. — Ведь речь идет о каких-то пяти тысячах. Вы уже успели просадить почти четверть миллиона.

Патрик сокрушенно потряс головой и протянул мне опустевшую рюмку.

— Я слышал, что путешествия очень полезны для поддержания духа, сказал он. — У меня был дядя, который впал в такую депрессию из-за своих дел, что в один прекрасный день смотался на Амазонку. Отважная личность.

— Так он избавился от депрессии? — уточнил Тони.

— О, почти сразу. На второй день путешествия его сожрал крокодил.

— Да, я всегда об этом мечтал, — сказал я.

— О чем — как попасть на обед к крокодилу? — спросил Тони.

— Нет, дубина — о том, как постранствовать по миру. Еще в Ливерпуле, изнывая от скуки, я, бывало, захаживал на мол и строил планы, как бы тайком пробраться на борт одного из лайнеров, идущих в Австралию или Канаду.

— Вот видишь, теперь тебе уже не придется торчать на пристанях, ухмыльнулся Патрик. — Теперь ты можешь позволить себе обогнуть весь земной шар, валяясь в каюте-люкс. Да и возраст у тебя для этой цели самый подходящий. Эх, где мои двадцать четыре года! Только не упусти время, а то начнешь потом строить планы о женитьбе да о семейной жизни.

Я содрогнулся.

— Бога ради, Патрик, не порть прекрасный вечер дурацкими разговорами.

— Извини, просто с языка сорвалось. Капни за это унцию виски в рюмку умирающего от жажды друга.

— Токио — тоже неплохо, — задумчиво произнес Тони. — Мне бы там понравилось.

— Гаити и только Гаити, — назидательно произнес Патрик, залпом опрокидывая рюмку. — Жаркое, знойное Гаити. Эх, ребята, представляете лежишь ты на ласковом солнышке, а тебя растирает маслом прекрасная меднокожая мулатка? Высокая, стройная, грациозная и — обнаженная по пояс…

Ошеломленное молчание красноречиво засвидетельствовало, что мы хорошо представили себе это зрелище.

— И все это твое, Расс, — взволнованно продолжил он чуть приглушенным голосом. — Все тебе по карману. Настанет ноябрь, и ты свободен, как ветер в поле. Если место тебе приглянется — задержишься, если же нет — помчишь дальше. Жаль, что я не могу составить тебе компанию.

— Слушай, я ведь ещё не сказал, что куда-то поеду…

— Поедешь, куда ты денешься. Такой случай упускать нельзя.

Тони закурил и сказал мне:

— А какой у тебя выбор, Расс? На кой черт тебе деньги, если ты не собираешься путешествовать?

Я задумчиво поскреб себя за подбородок.

— Я мог бы вложить их в банк и жить на проценты — чистыми выходило бы около десяти фунтов в неделю.

Тони презрительно фыркнул.

— Десятка в неделю — фантастика! Этого едва на сигареты хватит.

— Или купил бы дом.

— Зачем?

— А пес его знает. Другие так поступают.

— Не обращай на него внимания, Тони, — махнул рукой Патрик. — Он просто болтает первое, что на язык подворачивается. Любому двадцатичетырехлетнему парню недвижимость нужна примерно так же, как второй член — а уж Рассу и подавно. У него мятежная натура. Долго усидеть на одном месте для него все равно, что всю жизнь прожить в затворничестве.

Я снова содрогнулся.

— Патрик, второй раз прошу — не порть прекрасный вечер.

Как и ожидалось, мы прогудели почти всю ночь напролет. Примерно в четыре утра мы с Тони запихнули пьяного в стельку Патрика в его постель, а полчаса спустя утихомирились и сами. Тони устроился на раскладном диване в гостиной, в то время как я уединился в своей спальне.

Несмотря на поздний час, заснуть мне долго не удавалось. Эти прохвосты так разбередили мою душу, что я лежал, уставившись в потолок, и представлял, как катаюсь на прибойных волнах в Австралии, добываю алмазы в копях Южной Африки, пью с девушками вино в римской траттории…

Я все ещё не мог поверить, что все это теперь мне и впрямь доступно. Старые привычки умирают медленно и неохотно, а я слишком много лет провел без лишнего пенса в кармане, чтобы сразу привыкнуть к свалившемуся, как снег на голову, богатству. Внезапно окружающий мир показался мне слишком огромным и пугающим. Я всегда мечтал увидеть его у своих ног, а тут вдруг почувствовал себя ребенком, который пригрозил здоровому парню, что поколотит его за два пенса, а верзила вдруг возьми да вручи ему двухпенсовик… Должно быть, именно перспектива покорения мира в одиночку напугала меня. С другой стороны, ещё сравнительно недавно даже Лондон казался мне недостижимой мечтой, а теперь — ха! Да, все это лишь вопрос привычки.

Я чаевничал с махараджей Джайпура и собирался идти охотиться на тигра-людоеда, когда меня разбудил Тони.

— Пробудитесь, Крез, паланкин подан. Вставай, лежебока — сегодня ты должен показать мне Мальорку.

Утро стояло теплое и ласковое, солнце уже давно сияло и вовсю припекало. Я выполз на веранду, вдохнул полной грудью и помахал двум загорелым девчушкам, которые уже шлепали на пляж. Ну и денек. Несмотря на то, что проспал я всего четыре часа, чувствовал я себя, как огурчик. К тому же — проснулся я уже совсем другим человеком.

А почему другим? И насколько другим? Пораскинув мозгами, я вдруг сообразил.

Я же стал богат, черт побери!