"Гармония по Дерибасову" - читать интересную книгу автора (Михайличенко Елизавета, Несис Юрий)

Глава 23 Четвертьрабы

А тем временем сильно прибавивший демоничности Мишель настолько устал от нее, что отменил вечерний прием и только тут обнаружил, что Осоавиахим заважничал. А важничал Осоавиахим уже несколько дней, с той самой минуты, когда обратил деньги за Пелагиадин дом в золотой массивный перстень-печатку с бриллиантами.

Выйдя из ювелирного магазина, Осоавиахим минут сорок ловил такси, за пятнадцать минут доехал до Санькиного общежития, приказал шоферу: «Чтоб ждал!» и важно прошел мимо вахтера, принявшего его за начальника сантехнического участка. Осоавиахим шел выправить себе родословную.

Перед Санькиной дверью Осоавиахим сунул в карман перстень и приготовил трешку. Студенты восприняли явление солидного Осоавиахима фатально:

— Кто не запер дверь?! — прошипел белобрысый, пока чернявый прятал бутылку. Бутылка никак не хотела стоять ровно.

— А, это ко мне, — успокоил Санька, отобрал бутылку у чернявого и поставил на стол: — Может, хватит на сегодня?

— Ты что? — хором возразили ему.

— И вправду! — подтвердил Осоавиахим, подсаживаясь. — Давай, Санька, выпьем, а то я по делу.

— Ну?

— Да тут такое дело, — вздохнул Осоавиахим. — Упущения у тебя имеются. Ты, видать, торопился, про Назаровых, Дерибасовых и Гуровых это у тебя, конечно, хорошо… А вот о появлении в селе фамилии Арбатовых ничего не объяснил, обидно мне… Сочини на троячок!

— О, хорошо! — белобрысый перехватил денежку. — У кого сколько?

— Так закрыто!

— У таксиста возьмем.

— Правильно, у циклопа!

— Ага! — поддержал Осоавиахим. — Правильно, парни. Вам это тут недалеко будет — меня как раз такси внизу ждет.

Тут Осоавиахим встретил оценивающий взгляд белобрысого и забеспокоился, что зря проболтался.

— Не хватает на циклопа, — белобрысый помахал трешкой и пачечкой рублей, — Санька, напрягись рублей на тринадцать! Давай, давай, тем более что этимология фамилий — это вообще мое! Ну?!

Загадочная «этимология фамилий» польстила Осоавиахиму — его здесь приняли не только за обеспеченного, но и за образованного. Он медленно надел перстень и сделал облагороженной рукой самый широкий (на 10 руб. 00 коп.) жест в своей жизни.

— Ввиду временных материальных трудностей, — сообщил белобрысый с порога, — свой пай вношу плодотворной научной идеей. Санька, запиши! Короче, Арбатовы — это старинный московский род, основавший Арбат… Ну, я пошел.

— Правильно! — оживился Санька. — Запоминай!

— Нет уж! — потребовал Осоавиахим. — Ты уж мне пиши, чтоб все, как Мишке! А я после запомню.

— Ладно, — сказал Санька, ища бумагу, — в общем, когда Наполеон подходил к Москве, Арбатовы, движимые патриотическим чувством, все свое имущество свалили на арбу и поехали на юг. Но так как вы и тогда были патологически э… медлительны, то добирались до Назарьина почти сто лет. Пока арба не сломалась. Но это ты уже знаешь.

— А сейчас, сейчас куда они делись?! — потребовал Осоавиахим.

— Ну, понимаешь… Они ж, это… А! В общем, все назирхатские роды считали их людьми второго сорта. Они ведь несли тяжелое генетическое наследие индийской кастовости — жить не могли без неприкасаемых. И вот, чтобы достичь первого сорта по святости, Арбатовы решили совершить хадж, то есть поход к святым местам, в Назирхат. Вот так.

— А граница?! — прошептал пораженный Осоавиахим. — Там же заставы с собаками! Про Карацюпу слышал? Нет? Потому что еще молодой. А я помню. Мышь не прошмыгнет! Советские граждане могут спать спокойно.

Санька поскучнел:

— При чем тут мышь? Сам понимаешь, для духа границ нет… А потом, — воспрял Санька, — Арбатовы же у нас не дураки… Они взяли и оформили все по линии советско-индийской дружбы, как марш мира! И в данный момент их стройная колонна уже движется по обширным степям Казахстана!

…Заинтересовавшись Осоавиахимовой важностью, Дерибасов провел беглый таможенный досмотр и обнаружил бриллиантовый перстень!

— Та-ак, — сказал Мишель. — Откуда?!..

— Это я в метро нашел, — боясь посмотреть в Мишкины глаза, ответил дядя.

— Ладно, — сказал Дерибасов, сдерживая гнев. — Если нашел, пошли в стол находок. Отдашь — в газете про тебя напишут, прославишься.

— Не, — возмутился Осоавиахим. — Не пойду! Че я, дурак?

— Тогда я сообщу в милицию, — заорал Дерибасов, — что ты присвоил находку! А скорее всего просто украл! А тут тебе не Назарьино, тут тебе воровство даром не пройдет! За такую дорогую вещь — сразу к стенке! На Лубянку! На Таганку! На Ордынку!

Дерибасов уже не сомневался, что перстень украден не у кого-то, а именно у него. Тем или иным образом. И это уже во второй раз! Служить объектом систематического бизнеса тупоумного дядюшки было унизительно.

— Ты че, племяш! Я пошутил, это не дорогая вещь, — Осоавиахим готов был разреветься. — Это недорогая вещь! Оно же фальшивая подделка. Я ее в пивбаре за пятерку купил.

— Тогда вот тебе десятка, и поздравляю с удачным бизнесом!

Не прошло и получаса, как Осоавиахим раскололся. Дерибасов покрутил перстень на тонком пальчике и неожиданно вернул.

— Не знаешь, где и найдешь… — задумчиво протянул он и, побродив по комнате, сообщил Осоавиахиму, что берет его в долю.

Вечер отдыха у Дерибасова не состоялся. До глубокой ночи Осоавиахим чертил планы арбатовских хибар, а Дерибасов составлял прейскурант. Теперь дома продавались не только целиком, но и по комнатам, каждая из которых, впрочем, не сильно уступала в стоимости покупке сестры Лидии. Кроме того, были прокалькулированы сараи, а дворы разбиты на арендуемые под палатки участки.

Затем Дерибасов отобрал Санькину писанину, тщательно ее перечитал, крутя головой, потом отбросил и изумленно уставился на Осоавиахима.

— Чего? — испугался Осоавиахим.

— А ничего. Ставь будильник на пять утра, вот чего. Как метро откроется, сразу к Саньке.

— Вот еще! — возмутился Осоавиахим. — Я на такси поеду! А зачем?

— А затем, чтоб к завтраку тетради Осипа, все до единой, вот на этом столе. Хоть выпроси, хоть выкупи, хоть укради.

После завтрака Дерибасов сосредоточился на последних тетрадях Осипа Осинова. Тщеславному Мишелю польстило то глобальное значение, которым Осип наделял перипетии нелегкой дерибасовской судьбы.

Разгром шампиньонного подвала был для него закономерен, ибо объединение напитанных соками преисподней бездуховных грибов с пропитанной бездуховностью городской молодежью, дает критическую массу бездуховности, и взрыв неизбежен. Отсюда выводилось, что когда-нибудь, после дождичка, обилие грибов и горожан в Луковом лесу приведет к катаклизму.

Смерть Елисеича Осип считал самоубийственным следствием создания лилиесборочного комбайна — лягушачьей модели смерти со скальпелем вместо косы. Он умозаключал, что у Еремихи, охотящейся комбайном на лягушек, инфернальная интуиция, и выводил, что создателем смерть предназначалась совсем для иной цели, — не убивать, но собирать лилии.

Из дерибасовских колонн Осип Осинов умудрился вывести свою четвертую универсальную аксиому, или закон возрастания рабства:

«В древности были полурабы — колоны. Символическим отображением которых в нашем времени могут быть лишь колонны.

Две колонны равны одному рабу.

Следовательно, Мишка как бы привез одного раба. Располовинив колонны, он получил четыре полуколонны, или четыре рабские четвертинки.

Построение портика из полуколонн именно в наше время есть знак того, что все мы полуколонны, или четвертьрабы.

Умозаключаю: население с рабовладельческих времен возросло более чем в четыре раза.

Вывожу: рабства в мире становится все больше».

Из попадания же Дерибасова в тюрьму Осип Осинов не стал ничего умозаключать и выводить, так как событие это произошло вне Назарьина и не могло иметь глубокого символического значения. Однако, как аккуратный летописец, он привел родившуюся благодаря этому происшествию частушку. Сложил ее Павел Назаров:

А умозаключение Осипа на побег Дерибасова из психбольницы оказалось поистине пророческим:

«…бежал в женской одежде, словно Керенский.

Отсюда вывожу: его председательство в кооперативе „Деликатес“ — временное. Кооператив вскоре будет низложен».

Чтение произвело на Дерибасова тягостное впечатление. Он, конечно, замечал, что Осип — мужик со странностями. Но одно дело отсутствие чувства юмора и разные носки, а другое — смотреть на жизнь, давя на глаза!

И Дерибасов с обидой подумал, что полупсих Осип считается в Назарьине вполне своим. А его — нормального, здорового мужика заклеймили «выродком».

На следующий день Дерибасов произнес короткую, но прочувствованную пробную проповедь, щедро, как индийские кушанья — пряностями, сдобренную цитатами из «Уединенных наблюдений» и отпасовал буддо-христиан в коридор, к важному Осоавиахиму, вещавшему теперь с воздетым перстом и комфортабельным чувством обеспеченного тыла.