"Кризис или конец света? Апокалипсис 2012" - читать интересную книгу автора (Кассе Этьен)

Глава 1 ПОД ПОДОЗРЕНИЕМ

В конце лета 2008 года я, среди прочего, работал над книгой о Большом адронном кол-лайдере. Вернее, тогда я не думал, что работаю над книгой: события стремительно происходили одно за другим как бы сами по себе вплоть до некоего подобия развязки. А уже затем я сел и собрал воедино все материалы, что у меня были. Эта книга уже вышла, и вы сами можете ее прочесть. В общем, все шло, если так можно сказать, своим чередом…

Среди туристов бытует мнение, что Париж — один из самых дорогих городов мира. Здесь очень дорого жить, да и просто приезжать в отпуск, здесь баснословно дорого буквально все — от маникюрной пилочки до таунхауса с бассейном и садом. На самом деле, по статистике, самый дорогой город мира — Лондон, затем Москва. Что же касается Парижа… Насчет пилочки и таунхауса не уверен — думаю, они везде стоят примерно одинаково. А вот цены на аренду офиса здесь действительно одни из самых высоких в Европе. Впрочем, еще год назад это не волновало меня ни в малейшей степени, и вывеска агентства «СофиТ» с присущим ей скромным обаянием красовалась рядом с вывеской регионального офиса представительства фирмы «Туркиш Эйрлайнс»[1] на одной из весьма оживленных улиц в Париже. Конечно, цены на аренду постепенно росли, но это было вполне терпимо. Росли цены на бензин, на свежие овощи, молоко и хлеб. Время от времени росли даже зарплаты, гонорары и премии. Современная экономика — маленькая, но все же инфляция. Даже в спокойной Европе все дорожает. Неприятно, но нормально, потому что привычно и ожидаемо.

Я, конечно, не был баснословно богат, но не припомню, чтобы я проходил несколько кварталов в поисках супермаркета, где сигареты, которые я курю, были бы дешевле (студенческие времена не считаются, тут и так все понятно). Сейчас я живу в отдельной квартире, которая меня вполне устраивает, езжу на автомобиле и могу позволить себе «Долби Сэрраунд»[2] в качестве аксессуара домашнего компьютера в рабочем кабинете. Я никогда не мечтал заработать миллионы. И — будем реалистами — почти наверняка я их никогда и не заработаю. Но, разбирая ежемесячные счета — как свои личные, так и агентства, подписывая чеки на оплату и рассматривая выписки с банковских счетов за предыдущий месяц, я был удручен: денежные дела и здесь, и там обстояли не так хорошо, как в предыдущие месяцы. Несмотря на это, а также на появившиеся в прессе разговоры о надвигающемся серьезном экономическом кризисе, я, как и большинство других, не принимал это всерьез. Даже когда слово «кризис» стало самым популярным во всем Париже, я интересовался им не больше. Других дел хватало…

— Кризис — это время работать еще больше, чтобы удержаться на плаву, — что-то в этом роде я говорил сидящему напротив меня в моей гостиной полицейскому комиссару О`Брайену. — И поэтому я никогда не слышал об Энтони Станковски. Хотя он, как вы утверждаете, и был известным во Франции экономистом. И насколько помню, я не читал его статей и не видел его самого по телевизору. И уж тем более не был с ним знаком.

Комиссар слушал мой монолог с непроницаемым лицом сфинкса, изредка поднося к своим пышным рыжим усам чашку с чаем. Несмотря на то, что появление полиции никогда не предвещает ничего хорошего (разумеется, кроме случая, когда вас грабят в темном переулке), комиссар располагал к себе. Судя по всему, он был спокойным, рассудительным, терпеливым, но решительным человеком. Было бы намного хуже, если бы ко мне заявился с вопросами какой-нибудь вчерашний выпускник полицейской академии, рвущийся немедленно сделать карьеру на высосанном из пальца «громком деле». Выслушав меня, О`Брайен сказал:

— Спасибо за ответ, месье Кассе. Но, пожалуйста, подумайте еще раз. Возможно, вы все же были знакомы с Энтони Станковски, но запамятовали об этом. Тело месье Станковски нашли в сквере возле вашего дома вчера ночью.

— И вы обошли всех, кто живет на расстоянии двух кварталов от этого сквера, чтобы поинтересоваться, что они поделывали вчерашним вечером? — спросил я несколько более ехидно, чем бы хотелось. Но тон, в который перешла беседа, мне очень не понравился.

— Нет. Я пришел только к вам. И был рад застать вас в добром здравии в вашем офисе. Дело в том, что в ежедневнике Станковски на вчерашний вечер значилось только одно дело. Там записаны время, фамилия, адрес и телефон: ровно в восемь вечера Энтони Станковски собирался нанести визит вам, месье Кассе, в вашем собственном доме. Судя по времени смерти, которая наступила около девяти вечера, визит он вам нанес. Именно поэтому я и спрашиваю — уверены ли вы, что ничего не забыли? Как вы провели вчерашний вечер?

Я буквально прилип к креслу. Несмотря на то, что в свою бытность журналистом я бывал в довольно серьезных передрягах, подобные заявления, сделанные старшим комиссаром полиции, даже таким спокойным тоном, не предвещали ничего хорошего. И я стал внимательно перебирать в памяти события вчерашнего вечера. С утра и до начала восьмого я был здесь, в офисе, и это может подтвердить Софи. Затем сел в машину и отправился домой. Где-то в половине восьмого я припарковался возле дома, а затем, не заходя домой, пошел в бар неподалеку на встречу с одним из своих «источников». А попросту — с осведомителем. И хотя осведомитель — лицо секретное, в этом случае я, пожалуй, мог бы назвать его имя полиции, если бы им вздумалось проверять. Затем я отправился домой, где и провел все время до утра один. Утром поехал в офис. Впрочем, вечером я еще совершил несколько рабочих звонков и отправил электронные письма. Это тоже можно проверить по распечатке телефонного оператора и на почтовом сервере. Правда, я не уверен, что занимался этим с восьми до девяти — возможно, раньше, а возможно, и позже.

— Разумеется, мы проверим это, месье Кассе, — благожелательно заметил комиссар О`Брайен, поднимаясь из кресла, чтобы распрощаться, продолжая при этом делать пометки в своем толстом блокноте. — Нет ничего страшного в том, что вы не помните, что именно вы делали. Большинство людей этого не запоминают. Меня бы гораздо больше насторожил ваш четкий, по минутам, ответ. Я с большой вероятностью полагаю, — продолжал он с вкрадчивостью тигра, — что вы не имеете отношения к этому преступлению. Однако же прошу вас никуда не уезжать из города, не поставив в известность лично меня.

Комиссар распрощался и вышел. А я остался сидеть в своем кресле, отчетливо понимая, что с этого момента за мной установлена полицейская слежка. «И, — подумал я почему-то, — хорошо, если только полицейская».

Почему известный экономист Энтони Станковски собирался навестить меня вчера вечером без предварительной договоренности, да еще дома, если мог свободно прийти днем ко мне в офис? Или позвонить. Или написать электронное письмо. Откуда у него мой домашний адрес? Зачем вообще он хотел со мной встретиться? И кто не дал ему этого сделать? Кто бы это ни был, вряд ли он очень мил и обходителен, если, как сказал комиссар, на одной из дорожек сквера этот кто-то подкрался к известному экономисту сзади и ударил по голове с такой силой, что проломил череп. А затем исчез, не прельстившись ни дорогими часами, ни набитым бумажником. Мне почему-то совсем не хотелось, чтобы этот «кто-то» знал, что Энтони Станковски направлялся на встречу именно со мной, а не просто прогуливался осенним вечером по Парижу. Противный холодок, внезапно пробежавший по загривку, дал мне понять, что убийца знал, куда Станковски направлялся, к кому и для чего.

Немного успокоившись, я стал размышлять дальше. Если Энтони Станковски действительно шел ко мне, то, скорее всего, для разговора. Один из тех разговоров, с которых начинается большинство моих расследований. Возможно, у него была скандальная, страшная и опасная информация. Настолько опасная и серьезная, что его убили еще до того, как он успел ею со мной поделиться. Что ж, значит, хорошо, что я о ней не знаю. Есть такая пословица: «Меньше знаешь, крепче спишь». Но, впрочем, я и так сплю отлично вот уже многие годы и знать меньше совершенно не намерен. Поэтому я немедленно начал собирать сведения о невезучем экономисте. Первая же ссылка в поисковой системе в Интернете отправила меня на персональный веб-сайт «Месье Энтони Ангель Станковски, д. э. н., проф.». Далее шел длинный перечень университетов, колледжей и научно-исследовательских институтов, действующим и почетным профессором которых являлся Станковски. Информации о его гибели, впрочем, в Сети еще не было. Видимо, полиция решила пока ее придержать.

С небольшой фотографии, размещенной на интернет-странице, мне радушно улыбался стоящий на фоне какого-то старинного здания (видимо, университетского корпуса) средних лет мужчина в рубашке поло и строгом деловом костюме. Костюм означал, что мужчина — лицо уважаемое и занимает высокое положение. А рубашка поло намекала на то, что это лицо находится здесь с дружеским неофициальным визитом. Согласно краткой биографии, месье Энтони Станковски пятьдесят восемь лет — глядя на его спокойную улыбку, я мысленно поправился: «Было пятьдесят восемь лет», — и он является (являлся) доктором экономических наук, профессором, преподавателем, пишет (писал) статьи для крупнейших мировых изданий в области экономики и международной экономической политики.

Я просмотрел все страницы, которые нашел на сайте. Честно говоря, это мне ничего особенного не дало. До тех пор, пока я не наткнулся на перечень опубликованных книг и статей Станковски. Последней в списке шла статья, датированная позавчерашним днем. Она называлась: «Мистер Кризис: Американский бабл-гам[3] для всех». Статья была опубликована в одном из международных политико-экономических журналов, издававшихся в Европе на английском языке.

Я отыскал статью в Интернете на веб-сайте этого издания. Судя по количеству посещений, рейтинг статьи приближался к рейтингам ведущих англоязычных новостных порталов Европы, хотя текста было сравнительно немного (а может, как раз и потому). Я напряг свои познания в английском и углубился в чтение. В статье говорилось о причинах разразившегося финансового кризиса. Автор называл несостоятельными и высмеивал такие «популярные» причины, как ипотечный кризис в США, кризис ликвидности, кризис доверия. «Как бы вы ни доверяли соседу, если у вас нет ни единого цента, вы ему не одолжите даже свое доверие», — иронизировал Станковски, приводя также и серьезные объяснения своей иронии.

Несмотря на бодрый насмешливый тон, следующие несколько абзацев статьи все же показались мне поначалу довольно глупо скроенной провокацией. Но на кого была рассчитана эта провокация? Затем я сопоставил время появления статьи и внезапную трагическую гибель ее автора. Внутреннее чутье подсказывало мне, что они взаимосвязаны. Все предыдущие просмотренные мною материалы месье Станковски были, если можно так сказать, довольно обычными. Классическая экономическая школа, если я правильно помню эту часть курса своих университетских лекций. Затем, помолчав четыре недели, Станковски выдал, мягко говоря, странную, довольно агрессивную статью на больную для всех тему. Можно сказать, даже сенсационную. Самое главное, он обещал продолжение. И зря это сделал. Конечно, я не был ни в чем уверен, но, еще не дочитав до конца, понял, что обязан выяснить, как Станковски пришел к этим умозаключениям. На основе каких материалов? Не об этом ли он хотел со мной поговорить?

Я почувствовал, что злюсь. Тот, кто в тот вечер стукнул экономиста с мировым именем по голове в ста шагах от моего дома, не просто подставил меня (ведь мне еще предстояло объясняться с полицией на этот счет), а бросил вызов всем, намереваясь скрыть правду. В то, что Станковски убили хулиганы или грабители, я не верил. Судя по всему, полиция тоже не верила в это. Я отправил запрос на Станковски одному из своих «источников», особо позаботившись о том, чтобы полиция не смогла вычислить этот источник, и стал размышлять, стоит ли делиться с комиссаром О`Брайеном своими подозрениями насчет статьи, машинально пробегая ее глазами еще и еще раз. Да, надо быть парнем далеко не из робкого десятка, чтобы на всю Европу заявить буквально следующее.

На основе имеющихся у меня материалов) я пришел к неоспоримому выводу, что мировой кризис был спровоцирован экономической) элитой США с помощью механизма «надувания пузыря» с целью скупки по дешевке наиболее важных мировых активов.

А также быть далеко не из робкого десятка редактором экономического журнала, чтобы опубликовать такое заявление:

Кризис, раскрученный Соединенными Штатами, преследует не только экономические, но и политические цели. Среди них главные — захват нефтяных месторождений по всему миру и уничтожение конкурирующих с США государств и политических режимов, начиная с Ирака и заканчивая Россией и даже Европой.

Если известного экономиста действительно убили из-за этой статьи или по причинам, связанным с ней, то получается, что он действительно попал в точку. Если бы эта писанина была полной ахинеей, на нее попросту никто не обратил бы внимания. Даже те, кого в этой статье обвиняют и высмеивают. Мало ли шутов гороховых в политике и СМИ, раскидывающих «желтуху» налево и направо. Неприятно, конечно, но раз информация выглядит абсурдно, значит, она не смертельна. В конце концов, автора можно было попросту высмеять в ответ. Или дискредитировать как специалиста — мало ли методов. Но убийство говорит о том, что месье экономист и профессор не просто интуитивно додумался до чего-то правильного, но имел материалы и доказательства. Он был опасен, и его устранили. Дело не только в самой статье, а скорее в том, до чего он докопался или мог бы докопаться.

Отсюда возникало одно неотложное дело, которое очень бы не понравилось инспектору О'Брайену, если бы он, конечно, об этом узнал. Мне нужно было добраться до бумаг покойного экономиста. И поскорее. Судя по всему, придется делать это незаконным способом, других путей нет. И если меня на этом поймают, то однозначно убедятся в том, что именно я прикончил Станковски, а теперь заметаю следы. Если, конечно, эти бумаги уже не были украдены и уничтожены его убийцами, а скорее всего, так оно и было.

Через некоторое время я позвонил своему адвокату. Спустя час, не доверяя телефону, я пешком отправился на встречу с одним весьма подозрительным для большинства добропорядочных граждан маргинальным типом. Тип получил задание найти и скопировать материалы, на основании которых Станковски написал свою в прямом смысле слова убийственную статью. Если таких материалов не существовало, то получалось, что солидный ученый, доктор экономики, профессор или спятил, или совершил профессиональное самоубийство, бездоказательно публикуя подобные серьезные обвинения.

С трудом пережив вечер и дождавшись середины следующего дня, я позвонил комиссару О`Брайену и самым спокойным тоном, на какой был способен, поинтересовался, проверили ли они мой мобильный телефон и почтовый сервер и могу ли я считать, что этот досадный инцидент с возможным, подчеркнул я, обвинением меня в убийстве может быть исчерпан. В ответ комиссар невозмутимо пригласил меня немедленно явиться в участок со своим адвокатом, если, конечно, таковой у меня имеется. Это не предвещало ничего хорошего. Еще не положив телефонную трубку, я стал машинально расстегивать воротничок и растягивать галстук, чтобы снять его, — жест абсолютно всех людей, загнанных в угол. Я ощущал себя виноватым и чувствовал, что придется оправдываться, хотя был совершенно уверен, что ни в чем не виноват. По крайней мере пока — если принять во внимание «заказ» на бумаги покойного, выданный мной утром того дня.

Накануне вечером я пытался выяснить, установлена ли за мной слежка. Однако заметить ее мне не удалось. Впрочем, в том, что мой телефон прослушивают, я не сомневался. Через некоторое время в голову пришла еще более мерзкая мысль: опасаться мне, пожалуй, следует вовсе не того, что полиция решит, будто я совершил убийство. Стоило поберечь свою шкуру кое от кого поопаснее. Станковски был убит накануне нашей с ним встречи — если, конечно, он в действительности собирался со мной встретиться и никто не пытался меня подставить, убеждая полицию, что он шел именно ко мне и я якобы видел его в живых последним. Станковски был убит, судя по всему, весьма серьезными людьми, а я оказался впутан в историю, от которой следовало бы держаться подальше. Впрочем, выбирать не приходилось. И я уже знал, что просто так это не оставлю.

Чтобы избежать ненужной паники и треволнений в агентстве, я сообщил Софи, что еду на деловой обед, а сам отправился в полицию. У входа в участок я встретился со своим адвокатом Николь Лажель, которая уже неоднократно защищала мои интересы на тех абсурдных судебных процессах против меня, которые последовали за некоторыми моими книгами, в особенности за «Фальсифицированной историей». Вместе мы вошли в кабинет инспектора О`Брайена.

Как и на прошлой нашей встрече, инспектор был исключительно вежлив и всем своим видом излучал сплошное доброжелательство. Очевидно, что с каждым из преступников он умел общаться на его языке. Мне он решил продемонстрировать эту свою личину. Итак, с его точки зрения, я — преступник, что меня отнюдь не радовало.

Надеюсь, вы никогда не подвергались полицейскому допросу, даже в присутствии вашего адвоката. Несколько часов я отвечал на одни и те же вопросы, в разных вариациях задаваемые комиссаром О`Брайеном и его помощником. Они предъявили мне и подшили к материалам дела распечатки звонков с моего мобильного и домашнего телефонов, согласно которым я находился дома как минимум с восьми до без четверти девять вечера. С девяти я звонил только по мобильному телефону, и комиссар предъявил мне этот факт чуть ли не как доказательство того, что в девять меня дома уже не было. Я возражал, что нахожу невежливым звонить малознакомым людям после девяти вечера на домашний телефон.

О`Брайен сообщил, что они опросили также моих соседей, но никто не видел, как я приходил или уходил из дома. «Отлично, — подумал я, — теперь весь дом будет судачить о том, что я маньяк и убийца. Просто замечательно! Лучше не придумаешь…»

— Я не понимаю, Этьен, чего они от тебя хотят, — сказала Николь, когда мы вышли из кабинета комиссара. — Если бы он хотел арестовать тебя за убийство, то мог бы предъявить обвинение и арестовать. Или задержать на короткое время без предъявления обвинения, ожидая, что ты выдашь себя или раскаешься и сознаешься. Но ведь он даже не пытался убедить окружного судью выдать ордер на твой арест. Я звонила судье сегодня, перед тем как поехать с тобой сюда. О`Брайен судье не звонил. Я ничего не понимаю, Этьен.

Слова Николь меня немного успокоили, но мне все равно казалось, что не сегодня завтра комиссар все-таки арестует меня и отправит в тюрьму, не предоставив даже права освобождения под залог. Наверное, такие мысли посещают каждого, кто, подобно мне, после допроса, подписав кучу бумаг, даже в компании с одним из самых успешных адвокатов города покидает полицейский участок и спускается по скользким ступеням в мрачный слякотный парижский вечер.

Несколько часов спустя, уже поздней ночью, я встретился с тем, кто по моей просьбе, подкрепленной изрядной пачкой банкнот, нанес аккуратный визит в опечатанную полицией квартиру Энтони Станковски. Как я и ожидал, все документы и бумаги, которые могли иметь отношение к делу, были украдены еще до появления полиции в доме. Ноутбук покойного был разбит вдребезги, так что извлечь какую-либо информацию из него было невозможно. Из всех документов уцелел только ежедневник, лежавший посреди разграбленного письменного стола, раскрытый на той странице, где были любезно указаны мои имя, телефон, адрес и время визита. Думаю, что я не сдвинулся бы в своем расследовании ни на миллиметр, если бы не счастливая случайность. Кроме ноутбука в рабочем кабинете Станковски был еще и автономный копировальный и печатный аппарат — что-то вроде принтера, сканера и ксерокса «в одном флаконе». Его почему-то не тронули. Тщательно и аккуратно обследуя рабочий кабинет Станковски, мой посыльный нажал кнопку повтора последнего действия на принтере. Аппарат загудел и выдал два листка. Это была распечатка электронного письма, которое получил Станковски за несколько часов до гибели. Письмо, к сожалению, оказалось единственным уцелевшим документом и в тот же вечер было передано мне в руки. В нем говорилось:

Уважаемый сэр, мистер Станковски, явесьма сожалею, что мне не удалось предоставить Вам всю нужную Вам информацию во время нашего предыдущего контакта за недостатком времени и возможности. Вы далеко продвинулись в Ваших исследованиях и натолкнули нас на важные выводы, которыми я обязан с Вами поделиться. Разумеется, Вы знаете о Великой депрессии тридцатых годов не хуже меня. Но что это — официальные версии, растиражированные и принятые на веру? Ни Вас, ни меня в те времена еще не было. Не было и ССМ. Но существовали финансовые манипуляции и сговоры — ложь, увы, бежит впереди правды. Как началась Великая депрессия? Забудем на время о популярных исторических версиях, как будто их не было. Что мы увидим, если зададим самые смелые вопросы, на которые никто никогда не давал ответов?

Такого ужаса, как во времена Великой депрессии, не переживала до тех пор ни одна экономика мира, даже во времена войн. С чего началась Депрессия? С «черного четверга» 24 октября 1929 года, когда на Уолл-стрит произошло невероятное падение курсов всех акций. Почему все биржевые брокеры одновременно стали «сбрасывать» акции ведущих корпораций? Что, ожидалась война, наводнение, новый экономический закон, политический кризис? Нет. Предложение просто превысило спрос? Тоже нет. Спроса на акции попросту не было вообще. Так почему же это случилось? Потому, что всем играющим на бирже срочно и одновременно понадобились деньги. Почему? Да потому, что подавляющая часть средств, на которые и происходила игра на бирже, была взята взаймы. То есть в кредит. И те, кто этот кредит выдал, все одновременно потребовали немедленно его вернуть. Кто это был? Ведущие банки США. Зачем им внезапно понадобилось вернуть все кредиты? Нет ответа. Началась паническая распродажа акций. Всем были нужны деньги, а акции — никому. В итоге все акции были распроданы за бесценок. Так? Так. Но возникает вполне резонный вопрос: если акции были за бесценок проданы, то кем они были за бесценок куплены? Кто покупал все эти акции за сущие центы, разорив в итоге миллионы и миллионы биржевых брокеров? Прямые убытки в «черный четверг» составили более тридцати миллиардов долларов — столько, сколько США потратили на участие в Первой мировой войне. Разорившиеся на бирже торговцы акциями в массовом порядке выпадали из окон нью-йоркских небоскребов, а на улицах стояли люди в дорогих костюмах — те, у кого нервы покрепче, — с табличками «Согласен на любую работу». А вот тот, кто под шумок скупил за бесценок все акции, стал владельцем практически всех предприятий. Кто же это был?

Как удалось провернуть такую чудовищную экономическую махинацию? С помощью заемных денег. Если бы деньги, на которые играли на бирже биржевые торговцы, были их собственные, никто не мог бы потребовать их срочного возврата. Но они были в массе своей взяты в очень дешевый кредит. Банки буквально навязывали этот кредит всем желающим и даже не желающим. «Черный четверг» не мог наступить случайно. Не было ни политического, ни военного кризиса, ни кризиса перепроизводства. «Черный четверг» был спровоцирован и организован теми, кому на самом деле принадлежали все данные взаймы деньги, — американскими банками. А кто стоял за ними?

Но скупкой за бесценок акций огромного количества компаний дело не ограничилось. Проблема была раздута до огромных масштабов. Кризис стал называться Депрессией и стал писаться с заглавной буквы. К слову «депрессия» прибавили слово «Великая». Зачем это было сделано? Да для нагнетания обстановки! Чтобы все вокруг поверили: выбраться из Великой депрессии можно, только смирившись с самыми сложными, с самыми тяжелыми и нежелательными экономическими и политическими решениями. Безработные клерки получили в руки лопаты и отправились на общественные работы — строить мосты и дороги. Работали фактически за еду. Кто не хотел так работать, лишался пособия по безработице. С этим смирились. Затем все банки США были принудительно закрыты на одну неделю. За эту неделю американское правительство ни много ни мало объявило об отмене золотого содержания в долларе. Ведь до этого каждый доллар США в обязательном порядке обеспечивался определенным количеством золота. Более того, все граждане и фирмы США под угрозой гигантского штрафа и тюрьмы обязаны были сдать все имеющееся у них золото в обмен на бумажные доллары. Что это? Грабеж американским правительством населения своей же страны. С тех пор копить золото стало нельзя. Можно было копить только бумажные деньги. Где именно? На банковских счетах — не в чулке же. Банки фактически получили деньги обратно в свое распоряжение. Причем, как только было отобрано все золото, Депрессия резко пошла на убыль. Это случилось в 1933 году.

Кому была наиболее выгодна Депрессия? Получается, что банкам. Конечно же, не всем — десятки тысяч банков в США обанкротились в первые же недели после «Черного четверга». Но в том же 1933 году ситуация была такова, что одному проценту собственников (банков) принадлежало около шестидесяти процентов промышленности Соединенных Штатов. Чудовищное соотношение, не правда ли?

Кому была наиболее выгодна Депрессия? Получается, что банкам. Конечно же, не всем — десятки тысяч банков в США обанкротились в первые же недели после «Черного четверга». Но в том же 1933 году ситуация была такова, что одному проценту собственников (банков) принадлежало около шестидесяти процентов промышленности Соединенных Штатов. Чудовищное соотношение, не правда ли?

Я обнаружил важные документы, которые служат неоспоримым доказательством всего, о чем я только что рассказал Вам. И поэтому я прошу Вас связаться с нами через менеджера номер восемьдесят восемь после единицы. Искренне желаю Вам и нам Прозрения. Второй Магистр ССМ

Аббревиатура ССМ расшифровывалась на логотипе, красовавшемся вверху письма. По виду он напоминал некое подобие старинного герба — немного мультяшный косматый лев, стоящий на задних лапах, держал в передних лапах ноутбук, на экране которого, поверх биржевых графиков и трендов, значилась аббревиатура ССМ. Под гербом витиеватым шрифтом были выведены слова: «Секта свободных менеджеров. С 1952 года». В качестве электронного адреса отправителя в письме был указан какой-то частный адрес на одном из международных бесплатных почтовых серверов. Адрес состоял из бессмысленного набора цифр и букв и явно был зарегистрирован для одно- или максимум двухразового использования.

Вот и все, что мне удалось узнать. Тупик? Отнюдь. Энтони Станковски переписывался с какой-то подпольной организацией, работал с ними вместе над выяснением истинных причин кризиса. Я должен был связаться с этой организацией. В интернет-кафе я, выйдя в Сеть, зарегистрировал новый почтовый ящик. С него отправил письмо на адрес, с которого Станковски получил почту от ССМ. Но сколько я ни проверял этот почтовый ящик в течение следующих двух недель, ответа так и не получил. Я не получил даже уведомления о том, что письмо было прочитано. Никакой информации об ССМ обнаружить также не удалось. Вот он, настоящий тупик. Но все пока касалось только самого Станковски. А меня интересовали не только он и его убийство, и я решил зайти с другого конца. Если я смогу понять, кому выгоден этот экономический кризис, то выясню, кому было очень неприятно, что об этом узнал и заявил публично в прессе известный экономист, к которому прислушивались даже многие крупные политики. А значит, этот кто-то и позаботился о том, чтобы Станковски умолк навсегда. Предстояла непростая и кропотливая работенка.