"Гатчинский коршун" - читать интересную книгу автора (Величко Андрей Феликсович)Глава 6Через три дня после коронации император с обеими императрицами (Аликс, которая тоже носила этот титул, на торжествах не присутствовала) улетел в Питер, а я на некоторое время задержался. Торжества в общем прошли нормально, несколько инцидентов их не испортили, потому что какой же это праздник без драки? Главное, что кончилось все хорошо. Ну, а то, как ее величество Мария Первая после многочасового стояния в соборе, в полном парадном облачении, в нецензурных выражениях сравнивала коронации на Итурупе и в Москве, причем ее симпатии явно были на стороне первой, слышали только мы с Гошей. Отставной генерал-губернатор безвылазно сидел в своем дворце неподалеку от моего домика. Визитеров у него не было, кроме одного, зато какого! Великий князь Сандро, сказавшись больным, в Москву на торжества не поехал. Почти все это время он проторчал в гостях у Алисы, а сразу по нашему отъезду развил бурную деятельность. Простая мысль, что микрофоны там стоят почти во всех помещениях, да и слухачи не спят на дежурствах, в голову ему не приходила. В общем, он признался Алисе, что считает восшествие Гоши на трон натуральной узурпацией, потому как новым императором должен стать сын старого, то есть Алексей, под регентством своей матери. К чести Алисы надо сказать, что у нее хватило то ли ума, то ли инстинкта самосохранения не соглашаться безоговорочно, а в основном слушать, ограничиваясь междометиями. Три дня этот змей вешал императрице лапшу на уши, а потом направился в Москву. Тут, вырядившись мелким клерком, он двинул прямиком в Нескучный сад, во дворец Сергея. К сожалению, здесь микрофонов еще не было, поэтому моя информация ограничилась только тем, что встреча была короткой, а вылетел интриган с нее как ошпаренный. Скорее всего это означало полную неудачу его поползновений, но могло быть и результатом игры на публику, дабы показать, что ничего у него, бедного, не получилось… Ну, на то и есть плотное наблюдение, чтобы прояснять такие моменты. Естественно, с Гошей мы связывались каждый день, так что он был вполне в курсе происходящего. И у императора появилась интересная мысль, во исполнение которой он направил опальному Сергею письмо, где в завуалированных выражениях предлагал считать, что на вечернем послекоронационном приеме погорячились оба, и больше к этому не возвращаться. Я же послал Елизавете записку, где в вежливых выражениях набивался в гости. Так что в один прекрасный августовский вечер я пешочком прошелся по Нескучному саду от пруда до дома, где в будущей Москве располагался президиум Академии Наук. И здесь он же тут образуется, думал я, место хорошее, а Сергей все равно будет жить либо в Питере, либо у себя в Ильинском. Елизавета встретила меня у дверей и в процессе провожания до мужа успела поблагодарить – оказывается, мои снадобья не только помогли против нервов, но и свели на нет постоянные боли в позвоночнике, которыми Сергей давно страдал. Ну, ничего удивительного, седативное лекарство и должно производить примерно такой эффект, кивнул я. Великий князь встретил меня в своем кабинете – стоял, всем своим видом показывая, что никакого канцлера к нему не зашло, а вовсе даже имеется пустое место… Я же, наоборот, демонстрировал, что собеседник мне симпатичен – ну, разумеется, не беспредельно, а так, слегка. Специально для подчеркивания этого я был не канцлерском, а в авиационном генеральском мундире. Хозяин не спешил начать беседу, так что пришлось проявить инициативу самому. – Есть у меня к вам предложение, – сообщил я. – Но позвольте зайти несколько издалека. Вспомните, пожалуйста, что вы думали вечером после коронации, когда поняли, что император возложил решение вашего вопроса на мои плечи? Елизавета покраснела. Ну, я примерно так себе это и представлял – небось простились друг с другом и слопали по таблетке, после чего легли спать, не надеясь проснуться… Однако получился облом-с. – Но должен сразу признаться в двух вещах, – продолжил я. – Во-первых, использованный образ действий не является для меня ни единственным, ни даже предпочтительным. А во-вторых, и вы далеко не единственный великий князь… Собеседник совершено не понимал, к чему я клоню, так что пришлось пуститься в детализацию: – В России существует немало людей, стоящих над законом – а именно великие князья. И раз над законом, то получается, что в случае чего призвать их к порядку может только император. Ну делать больше его величеству нечего, кроме как разбираться во внутрисемейных дрязгах! А у величества, говорю вам приватно, есть такая черта – если предстоит какая-то неприятная работа, то взять да и спихнуть ее на канцлера… Вот он и спихнул. И ведь я честно рассказал, как представляю себе решение этой задачи! Даже бланк типового некролога показал. Так единственное, что потребовал государь – это перед вписыванием туда очередного имени поставить в известность его. – Это бесчестно, – негромко бросил Сергей, – то, что вы сейчас говорите. Я не верю, что государь мог пойти на такое. – Не верите или не хотите верить? Вы уж поточнее выражайте свои мысли, пожалуйста… Но продолжаю – мне это тоже не очень импонирует. Нет, есть, конечно, и редкие сволочи, вроде вашего недавнего гостя, но есть и такие, которые идут против государственных интересов по недостатку у кого опыта, у кого мозгов, у кого денег, но выдающегося вреда пока не наносят… Так вот, мне хотелось бы свалить с себя обязанность разбираться еще и с ними. Уточняю, именно на вас свалить. Подайте его величеству проект создания Высочайшего Арбитража – органа для разбирательства внутри императорской фамилии. Тогда по большинству фигур император будет обращаться именно к вам, а ко мне – только в исключительных случаях. Но даже тут за вами остается право требовать высочайшего решения – вы излагаете императору свои доводы, я – свои, и как он решит, так и будет. Обещаю, что такой проект я полностью поддержу. На этом разрешите откланяться, а на прощание подкину-ка я вам почву для размышлений… Вы случайно не обращали внимания, что все ближайшие соратники нового государя отличаются завидным здоровьем? Так что подумайте, где тут причина, а где следствие. Мое сидение в Москве объяснялось тем, что в нашей истории именно этот город стал колыбелью первой русской революции. Ну я и решил немного постоять у той колыбельки, чтобы не пропустить момент появления младенчика… Свободное время я использовал для творчества. Еще в первой своей речи Гоша обещал привлечь лучших представителей народа к управлению государством, и пора было начинать демонстрировать нерушимость слова его величества. С местным самоуправлением у нас уже был георгиевский опыт, так что теперь мэр Георгиевска и по совместительству председатель Российской Рабоче-Крестьянской партии по моей просьбе писал соответствующий документ. Кстати, партии были уже две недели как официально разрешены – естественно, не имеющие целью насильственное свержение существующего строя. На данный момент зарегистрировались две – та самая рабоче-крестьянская и гучковский «Союз Пятого Августа». Гучков, кстати, успел не только создать партию, но и учинил газету «Голос Москвы», в первом номере которой разливался соловьем про необходимость парламента, во главе которого явно видел себя. …И чего это кадеты никак не могут сорганизоваться, помочь, что ли, – думал я, читая его откровения. Разумеется, никакой думы мы с Гошей создавать не собирались. Но собрать Всероссийский Собор, который якобы выработает основные направления реформ государственности, предполагалось в ближайшее же время. Ну и помочь ему в работе, понятно… Помню, как я еще в том мире прочитал про подобное сборище при Екатерине. Значит, они собрались… Через некоторое время императрица вынуждена была писать указ о том, что во время заседаний депутатам запрещено покидать свои места, во избежание мордобоя. Думаете, помогло? Через две недели пришлось распоряжаться еще и о рассаживании этих депутатов таким образом, чтобы ни один не мог доплюнуть до оппонента! Так что я просто собирался возродить богатые традиции русского парламентаризма и не пожалеть пленки на фиксацию каждого мгновения этого процесса. А потом, после показа во всех кинотеатрах страны многосерийного боевика «Заседание Собора номер…» Гоша со скорбью в голосе признается, что считать это парламентом он никак не может, так что давайте попробуем вместо такого собора в будущем году организовать другой, поприличней… Но для должного экшена на этом сборище к моменту выборов партий должно быть как минимум три, так что кадетов действительно стоило поторопить. И, хотя скорее всего делегаты и сами справятся с созданием подходящей атмосферы на заседаниях, на всякий случай в рабоче-крестьянскую группу уже были включены специалисты, которые могли организовать склоку с рукоприкладством не только в готовом к этому коллективе, но и вообще где угодно. В перерывах своих неустанных забот о развитии либерализма в России я немного занялся и собственным бытом. Ремонт домика предполагалось осуществить после моего отъезда, а пока внизу, на Москве-реке, уже была сооружена пристань для доставленного из Георгиевска торпедного катера, близнеца тех, что использовал Одуванчик – потому как ездить и в Кремль, и в Тушино по воде было существенно удобней. Рядом с будущим минералогическим музеем, а ныне конюшней, был оборудован мини-аэродром, где уже имелся один «Тузик», так что в Георгиевск я теперь мог добраться за сорок минут. В самом конце августа я покинул бывшую, а в некотором мире еще и будущую столицу. В Питере меня ждало порядочно дел, но среди них было одно, от результата которого зависело довольно много. Имелась в виду наметившаяся трудность при открытии порталов. Одна гипотеза у меня была, но независимо от нее, если портал таки удастся открыть, надо будет вытащить из той Москвы максимум полезных вещиц, на всякий случай – а вдруг он окажется последним? В Гатчине уже было подготовлено специальное место, когда туда явился Гоша. Мы прошли в большую пристройку к правому крылу, напоминающую гараж-переросток. – Открываем? – поинтересовался Гоша. – Давай, – кивнул я. Портал открылся не то чтобы совсем легко, но все-таки не с таким напряжением, как в последний раз. – Я ожидал худшего, – признался Гоша. – Ну, а я его допускал. Понимаешь, затруднения могли быть связаны с тем, что какая-то, скажем так, энергия, благодаря которой и получаются порталы, просто подходила к концу. И вопрос тут в том – или нового притока вообще нет, или он есть, но небольшой и нам просто не нужно частить? Похоже, что второе предположение ближе к истине, но на всякий случай все равно работаем по плану «Ковчег». Нет, мы не собирались тащить в Гошин мир каждой твари по паре. Но вот всем остальным, кроме тварей, чего там нет и еще очень долго не будет, надо было запастись. Купив «Форд-Транзит» (машина бoльшего размера через портал не пролезла бы), я три дня ездил по Москве и окрестностям, набивая кузов всякими полезными девайсами. И таки набил, да так, что появились некоторые сомнения – а куда тут сунуть Гошу? Император же трое суток не вылезал из-за компа, скачивая с интернета все, что хоть как-то могло понадобиться. Мы посмотрели друг на друга, потом каждый – в зеркало, и решили денек отдохнуть, чтобы не пугать изможденным видом свои свиты в Гатчине. Сходили на Торбеево, половить рыбки, но клевало много хуже, чем у меня в пруду около московского домика. Потом отоспались, Гоша побрился, кое-как утрамбовался в свободный уголок фордовской кабины, и мы проехали на десять метров вперед и на сто пять лет назад. Для хранения всех артефактов, включая «Форд», предполагалось построить спецбазу, а пока помещение было просто закрыто, опечатано и снабжено усиленной охраной с приказом не пускать никого, кроме императора и канцлера. Гоша уехал в Зимний, захватив с собой небольшой портфель с приобретенными по Машиному заказу мелочами. А через два часа, когда я позвонил ему, чтобы проконсультироваться на предмет условий передачи немцам эскизной документации по экраноплану, величество поразило меня новостью. Оказывается, я по неграмотности не обратил внимания – то, что я покупал для Маши в аптеке, было тестом на беременность. И он таки дал положительный результат… Ну вот, подумал я, закончив поздравлять Гошу и племянницу. Оно, конечно, здорово, но работоспособность обоих величеств теперь наверняка начнет понижаться. А это означает, что старой, больной и, главное, от природы ленивой светлости придется пахать еще интенсивней… |
||
|