"Современный кенийский детектив" - читать интересную книгу автора (Нгвено Хилари, Дучи Дэвид, Саизи Фрэнк,...)

11

В охотничью гостиницу "Баобаб" мы прибыли ровно в шесть.

Автобусы неожиданно выскочили из пылевой завесы на асфальтированную подъездную аллею. Вдоль нее в деревянные кадки и стальные бочки были высажены бугенвилеи, вьюнковые растения. Цепляясь за выступы в скалах, они упрямо карабкались вверх. Площадка для стоянки машин была размечена кустами роз. Все это возникало перед взорами туристов внезапно, едва автобусы сворачивали на асфальт, и производило сильное впечатление. "Баобаб" манил искрящимся великолепием, как факел в ночи, как колодец в пустыне. Подлинный оазис цивилизации среди дикой необузданной природы.

Ошеломляющий эффект, впрочем, был недолог. Он исчезал от вида множества автомашин на стоянке. Мы ступили на землю, разминая затекшие ноги, и потянулись вслед за Джо в вестибюль, чтобы взять у портье ключи от номеров. Омари наверняка уже не на работе, звонок к нему придется отложить до утра.

"Баобаб" был построен на горе Мешананаи, на высоте трех тысяч метров над уровнем моря. Отсюда вся долина Олоболоди как на ладони. Фундамент находился в самой сердцевине горы, и потому ее склоны частично образовывали стены "Баобаба". Из восьмидесяти комнат примерно половина выходила окнами на крутой обрыв; с противоположной стороны виднелась подъездная дорога, петляющая по пологому северному склону. Со стороны обрыва было устроено искусственное озеро и разбросана каменная соль, и сюда на водопой приходили различные животные: слоны, зебры, буффало, газели. Ночью включали прожекторы, так что туристы, сидя на длинной веранде, могли вдоволь налюбоваться зверьем.

Позади здания, в стороне от автомобильной стоянки, в твердой горной породе был выдолблен круглый плавательный бассейн. Выше него лепились по склону домики главного егеря заповедника и управляющего "Баобабом". Дизельный движок питал гостиницу электричеством, но его стук не мешал туристам, так как стоял он на достаточном расстоянии от основного корпуса.

Моя комната снова соседствовала с номером фон Шелленберга. Мы приняли душ, переоделись, спустились в ресторан и отыскали в углу стол, накрытый на двоих. Ели молча, лишь к концу ужина фон Шелленберг заговорил об американце.

— Я ему не доверяю, — сказал я.

Оказалось, что и немцу он внушает опасения. Затем снова наступило молчание. Поужинав, мы поднялись к себе. Фон Шелленберг хотел остаться один, чтобы поработать, и просил его не беспокоить. Я счел своим долгом заметить, что, отсылая меня, он подвергает себя риску, однако в ответ фон Шелленберг только махнул рукой и усмехнулся.

— Я буду осторожен, — обещал он.

— Запритесь, — посоветовал я, — и никому, кроме меня, не отпирайте.

Но и этого мне показалось мало. Я сходил к себе и принес "стар".

— Вы как будто умеете обращаться с оружием?

— Да не нужно ничего, — передернул плечами фон Шелленберг.

— Пусть все-таки лежит на столе — на всякий случай.

Я спустился в вестибюль и позвонил Сэму. Он сказал, что рад слышать мой голос, однако просил быть покороче, так как они с женой только что сели за ужин.

Я дал ему поручение и повесил трубку, лишив его возможности задать дополнительные вопросы. Им потребуется по меньшей мере двадцать четыре часа, чтобы установить, откуда я звонил. К тому времени мы уже будем катить по заповеднику Цаво в сторону Момбасы.

Из разговора с дежурным портье выяснилось, что наутро сюда прибудет самолет с припасами, но, к сожалению, все четыре места на обратный путь до Найроби уже забронированы.

— Не захватит ли экипаж посылку? — спросил я.

— Если только она не очень громоздкая.

Я заверил портье, что она будет крохотной, и отправился в бар. Вэнса Фридмена там не оказалось, а жаль: найди я его, все бы упростилось.

С кружкой пива в руке я вышел на террасу. В вечернее время равнина Олоболоди представляет собой захватывающее зрелище. Меньше чем в ста метрах от основания отвесной скалы я насчитал шесть слонов. Они пили воду вместе с кабанами, тут же паслись импалы и несколько антилоп. Мощные лучи установленных под верандой прожекторов заливали ярким светом площадку с озерком и каменной солью. Животные помельче робко прятались в тени, отбрасываемой крупными обитателями саванны. Искусственное освещение разгоняло тьму лишь до ближайших баобабов и акаций, а дальше до самого горизонта чернела ночь. На небе, подобно бриллиантовой россыпи, сверкали звезды, и потому на юго-востоке можно было различить очертания гор Ингито, темневших на фоне звездного небосклона.

Перед моим взором развертывался спектакль, поставленный самой природой. Сценой была освещенная площадка, актерами — звери. Саванна многие века хранила на своих страницах текст вечной пьесы. Впрочем, какой же театр с этим сравнится: тут все подлинное, неподдельное!

— Поразительно, верно? — воскликнул кто-то за моей спиной с типично английским выговором.

Я оглянулся — невысокий, коренастый европеец. Увлекшись фантастическим зрелищем, я и не заметил, как он подошел.

— Хэлло, — сказал я, меря его взглядом.

Раньше я не видел его — ни среди туристов, ни среди служащих "Баобаба".

— Брайан Хеллер. — Белый протянул мне загрубелую руку. — Можете называть меня просто Брайан.

Мы обменялись рукопожатием, и я представился:

— Канджа.

Ему было под шестьдесят, лицо в сетке морщин, голова седая. Глаза глубоко посажены и сощурены; лицо и руки покрыты ровным загаром.

— Вы правы, — произнес Брайан Хеллер, предупреждая мои вопросы. — Я не турист, а профессиональный охотник. В настоящее время служу егерем в заповеднике Олоболоди и живу вон в том домике на склоне горы.

— Так я и думал!

В грубых, цвета хаки шортах и серой рубашке с короткими рукавами Брайан Хеллер имел весьма бравый вид. Настоящий следопыт, подлинный часовой саванны.

— Это делает честь вашей проницательности, — улыбнулся он. — Можно вас угостить?

— Спасибо, я только что выпил пива.

— Вы не проводник? — спросил он.

— Фотограф, — ответил я.

— Из какой газеты?

— Свободный художник, сам себе хозяин.

— Непростое дело. У нас тут много бывает вашего брата. А вы впервые?

Я кивнул.

— Где же, дружище, вся ваша техника? За дело, такая ночь не повторится.

Я покачал головой.

— На сегодня хватит, надо передохнуть.

Он понимающе кивнул.

— Я в эту землю влюблен. Знаете, сколько лет я здесь? Тридцать! Работал в заповедниках по всей Восточной Африке. Марсабит, Мэрчисонские водопады, Серенгети — повсюду! Нет хищника, с которым бы я не сходился один на один. Вот, взгляните. — Он показал мне длинный шрам на волосатом предплечье. — Отметина леопарда. Кто-то из крестьян угодил в него из лука стрелой, но не добил, и зверь долго наводил ужас на всю округу. — Он задрал рубашку, обнажив спину. — А это львица. Тот же случай — в нее стрелял браконьер.

Я с интересом кивнул, и он продолжал:

— Это произошло в Амбосели…

Одна невероятная история следовала за другой. Лишь один раз он прервался, чтобы заказать еще пива. Удивительные приключения в глухих углах, почти от каждого из которых на его дубленой коже сохранилась зарубка. Поначалу он меня заворожил, но постепенно истории стали приедаться, так оно обычно и бывает.

Меня спасла Ивонн. Уже с полчаса я слушал Брайана, когда она выпорхнула на террасу. Многие туристы, отужинав, пили теперь здесь кофе, наслаждаясь звериным спектаклем и вечерней прохладой. Джо не было рядом с Ивонн — я не преминул отметить про себя это обстоятельство.

Я познакомил Ивонн с Брайаном, и тот рассыпался в старомодных любезностях, а затем предложил угостить ее. Официант принес напитки, и Брайан рассказал очередную историю, от которой у Ивонн побежали мурашки по коже. Тем временем слонов у соляных камней сменили буффало, носорог и семейство диких кабанов. На террасе защелкали камеры со вспышками.

Брайан сообщил нам, что он старый холостяк, любил всегда только свою работу и не испытывал потребности в семейных узах. Саванна не пилит его, не бранится, ни на что не жалуется. Он уверял, что именно здесь познал истинное счастье. Однако за бравадой егеря явственно сквозило одиночество — так на сырой глине видны слоновьи следы. Вот отчего он приходил каждый вечер в бар, знакомился со случайными людьми. Животные — благодарные слушатели, но в отличие от людей они никогда не научатся отвечать.

Наконец Брайан выдохся, утомленный собственным монологом. Он слегка захмелел и, пожелав нам доброй ночи, пригласил назавтра совершить с ним объезд долины Олоболоди. Затем нетвердым шагом поплелся в свою отшельническую обитель на каменистом склоне.

— Славный человек, — сказала Ивонн, провожая его взглядом.

Я согласно кивнул и спросил:

— А где Джо?

Она вскинула глаза.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Мне казалось, что вчера вечером вы подружились.

Она передернула плечами.

— Вчера ничего не было, а сегодня он уже нашел кого-то еще.

Таков наш Джо, подумал я. Не из тех, кто готов терпеливо ждать, пока все само собой сладится. Я снова заказал пива, а для Ивонн — джин с тоником.

Туристы один за другим вставали с кресел и отправлялись на покой. Взошла луна, огромный яркий диск, — такая же, как и в прошлую ночь: она затопила долину холодным белым светом. В охотничьей гостинице было заведено в лунные ночи выключать освещение на террасе, так чтобы туристы могли погрузиться в романтическое очарование тропической ночи. Инстинктивно все понизили голос, перешли на шепот, прислушиваясь к хрюканью диких кабанов и всплеску мутноватой воды под копытами буффало.

Мы с Ивонн сели в кресла. Терраса почти опустела, лишь несколько пар — рука в руке, плечо к плечу — продолжали сидеть словно в оцепенении. Я тоже чувствовал на себе завораживающее действие лунного света, который словно бы умиротворял душу.

Первые два дня меня слишком одолевали заботы, чтобы я мог по достоинству оценить прелести француженки. Теперь же, когда мы оказались наедине, под этой луной, все мои заботы вдруг отдалились, исчезли.

Она спросила, женат ли я.

— Нет пока.

— И я не замужем.

— Знаю.

— Чем вы все-таки занимаетесь? — спросила Ивонн.

— Я телохранитель! — выпалил я, скорее всего находясь под действием лунного дурмана.

Она тряхнула головой и засмеялась:

— Охрана гостиницы, не так ли?

Я тоже рассмеялся и вспомнил, как искрилась ее кожа от воды.

— Что же у вас за профессия все-таки? — повторила Ивонн. — Только без вранья!

С какой стати я должен говорить ей правду?

— Я же сказал, телохранитель. Сопровождаю тех, кто боится ходить или ездить в одиночку. В данный момент на моем попечении довольно важный господин.

— Тот бизнесмен?

Я кивнул.

— Наверно, трудно поверить, что такой гигант боится незнакомцев, налетчиков и убийц?

— Ну что вы, их все боятся! — воскликнула она.

Мы говорили чуть ли не шепотом, чтобы не мешать романтическим парочкам вокруг нас. Мне хотелось узнать побольше как о самой Ивонн, так и услышать ее мнение о некоторых наших попутчиках. Мы проболтали до глубокой ночи.

Несмотря на сногсшибательную внешность, Ивонн, как выяснилось, страдала от одиночества. На родине у нее почти не было друзей, а родители вечно ссорились и почти не уделяли внимания дочери. Она с ранних лет привыкла быть одна, но временами одиночество ее пугало.

Я сказал, что, пока она со мной, ей бояться нечего.

— У вас есть оружие?

Я кивнул. По себе знаю, что одиночество скверная штука. Меня оно тоже пугает, сказал я ей.

Ивонн собиралась допить джин и уйти к себе, но теперь, видно, передумала. Придвинулась поближе, и я сжал ее ладонь в своей. Мы молчали, вслушиваясь в звучание ночи. Квакали лягушки, трещали цикады; с бескрайней долины, лежавшей у наших ног, долетел крик какой-то ночной птицы или отдаленный хохот мародерствующих гиен.

В тот вечер мы ушли с террасы последними. Я повел Ивонн к себе. У ее родителей был номер люкс этажом выше.